Лётчик Глава 1 Письмо

    Первая глава  романа "Лётчик"


- Твой левый глаз ему понравился! – буркнула Алла и сунула конверт с письмом подруге. На штемпеле дата - 1970 год.

   Она перехватила Лиду в коридоре барака, в котором они живут. Снаружи барак похож на личинку майского жука,  длинный и толстый, в трещинах на побелке. А внутри его тянется кишка под названием коридор.
 
  В коридоре напротив друг друга располагаются комнаты жильцов, всего двадцать комнат, по десять на каждой стороне.
 
   Двери этих комнат часто открываются и закрываются, потому что жильцов много. В каждой из этих комнатушек в одиннадцать квадратных метров живут большие семьи.  В своих комнатах жильцы только спят, а живут в коридоре. Здесь они  варят, стирают, ругаются и беседуют, дети играют.

  Это - их общая комната узкая и длинная, заставленная умывальниками, вёдрами, табуретками с примусами, обувью и ковриками у дверей.

   Даже с улицы кажется, что червяк дышит. И таких червяков в этом районе города  много. Они лежат, вытянувшись в ряды, образовав прямоугольник.

   В одном из них - магазин, в другом - детский сад, почта. Два таких червяка занимала школа. Теперь построили новую школу, кирпичную, четырёхэтажную. Отделяет этот район от города овраг и называется этот район – Шанхай.

   Почему Шанхай?  Потому, что очень много людей, работающих на машиностроительном заводе, живут в этих бараках, обнесённых одним общим забором с частоколом. 

   В бараке номер десять и живут две подруги.  В комнате номер один - Алла, спортивного телосложения, круглолицая, с бледными волосами и короткой стрижкой под мальчика.
   А в комнате номер тринадцать – Лида, невысокого роста, с тёмными волосами и голубыми глазами.  Им почти восемнадцать лет.

   Лида шла по коридору, когда её подруга подошла к ней и сунула конверт с письмом.
- Вот, пришло письмо от того парня, с которым мы ехали в одном вагоне из Москвы.
- Да, ты, что? – удивилась Лидия. – Я помню.  И что он пишет?
- Я не читала.
- Почему?
- Ты на конверт посмотри. Здесь  написано – Лидии, то есть тебе.
- Мне? А адрес твой - Людиновская 10-2?
- Он мой адрес записал, когда выходил на своей станции.  А понравилась ему ты. Что тут не понятного? – Алла сунула конверт Лиде в руку. До сих пор он был в руках у обеих девушек. Один уголок в руке у Лиды, другой у Аллы.
- Он даже не знает, как меня зовут, – продолжала удивляться Лидия. -  Я смотрела на вас одним глазом. Я всю дорогу лежала на боковой верхней полке. У меня болел зуб. Я зажимала правый глаз и правую щёку ладонями обеих рук и смотрела на вас одним левым глазом.
- Вот твой левый глаз ему и понравился, -  одёрнула её Алла, -  со мной он только в карты играл.
- Потом вышел вскоре, - продолжала вспоминать Лидия, – в Сасово, по-моему.  Странно всё как-то. Пойдём ко мне, почитаем.
 - Нее, - сказала озабоченно Алла, - мамка стирать велела, вода у меня уже нагрелась на примусе.
Она развернулась и пошла по длинному коридору к своему пятачку возле комнаты,  где на табуретке стоял примус, а на нём большая кастрюля с  кипящей водой.  Пар выходил из-под крышки.
- Подожди! – Лида бежала за ней по коридору.
Алла зашла в свою комнату, вынесла деревянную табуретку, отнесла её в соседнюю комнату. Там  была комната-кухня, но ею никто не пользовался.  Алла поставила табуретку на бетонный пол  и пошла за второй. Лида не отставала, ходила за ней  хвостиком.
- А тебе он понравился? – спросила она.
Холодную воду Алла натаскала из колонки ещё утром, до того, как заглянула в синий железный почтовый ящик, висящий на двери её комнаты, где обнаружила письмо, адресованное подруге.  Алла поставила табуретки на небольшом расстоянии друг от друга. Сняв цинковое корыто со стены в коридоре, она отнесла его в свою «прачечную» и поставила на табуретки.
- Алла, расскажи, о чём вы с ним говорили? – домогалась Лидия.
 Алла установила в корыто стиральную доску, сняв её с того же гвоздя, где висело корыто, и сказала:
- Он учится в городе Сасово на лётчика.  Живёт в Москве.
Алла  пошла за горячей водой, прихватив две тряпки, чтобы не обжечь руки, когда будет нести раскалённую кастрюлю.
- Лётчик? В Москве? – Лида широко раскрыла глаза. И только тут посмотрела на конверт, который вертела в руках.
- Постой, - произнесла она, - здесь что-то твёрдое, гладкое, похожее на  фотографии.
Она посмотрела на свет. 
- Это  кстати, а то я лицо его не запомнила.
- Конечно, не запомнила.  На перроне ты с того, с другого, абхазца этого глаз не спускала. Такой красавец! Мы с тетёй Катей думали, что ты с ним убежишь, – усмехнулась Алла, выливая из пятилитровой кастрюли горячую воду в корыто. Пар поднялся над корытом и обдал жаром подруг.
Сердце Лидии сильно забилось.
- Я сама еле сдержалась. Ты видела его ресницы, когда он прислонился к стеклу вагонного окна, они до самого стекла доставали? А волосы… Кудряшка к кудряшке.
Лида мечтательно закрыла глаза, вспоминая случайного вокзального парня.
- Это мыло я купила за девятнадцать копеек, – сказала Алла, прервав её воспоминания  и начала стирать бельё                хозяйственным мылом. Бельё, приготовленное для стирки, лежало на полу на клеёнке, которую Алла предварительно расстелила, между разговорами с подругой.  Расшитые белые подзорники, накидушки и наволочки Алла положила в корыто. Размочив их в воде, вытянула на стиральную ребристую доску, намылила, собрала в мокрый шар и стала двигать его вниз и вверх по доске.
- Да подожди ты ширкать! – вертелась вокруг стиральщицы Лида. – Тот красивый парень пристал ко мне на вокзале возле буфета, когда я лимонад покупала, – предавалась дальнейшим воспоминаниям Лидия. - Он сказал, что зовут его Николай. И он, действительно, звал меня с собой в Абхазию.  А где это?
   Лида посмотрела на Аллу и на клеёнку, расстеленную  на полу. Будто там была географическая карта. На клеёнке ждали своей очереди перед стиркой  крепдешиновые платья, капроновые чулки, косыночки, ситцевые кофты, вискозные и ацетатные  сорочки.
- Это мамины вещи, – пояснила Алла,  поймав  взгляд подруги.
Но Лида уже разрывала конверт. Она достала из него сразу четыре фотографии. На одной из них было широкое доброжелательное лицо парня. А на обратной стороне подпись:
- Это я, Владимир Кветкин. Твой навеки.         
  На другой фотографии, был он же с друзьями.  Все одеты в  одинаковую красивую лётную форму и стоят на фоне небольшого самолёта.
- Смотри, как здорово! Ты узнаёшь его?
Она показала фотографии подруге.
- Я только помню, что он был голубоглазый, – соврала Алла. Подняла с клеёнки вафельные полотенца и опустила их в корыто с водой. На клеёнке оставались школьные брюки её брата,  шаровары и его кофта-олимпийка. 
- Он же недолго ехал с нами. Я помню, мы анекдоты друг другу рассказывали.  Вот эту улыбку его помню. – И она задержала свой взгляд на фото улыбающегося парня.
    Выстиранное светлое  и белое белье лежало в цинковом тазике на полу, а рядом стоял другой такой же цинковый таз для тёмного белья. Но до тёмного белья Алла ещё не дошла. Сначала всегда стиралось светлое бельё, а потом в этой же воде стиралось тёмное бельё. Так было заведено.
   Обе подруги прислонились к подоконнику большого окна и смотрели фотографии из конверта. На третьей фотографии Володя был в майке на кровати с гитарой в руках. На четвёртой какой-то парень, ныряющий в реку. В прыжке лица  не видно.
- Наверное, это он, – решили подруги. И Лида стала читать письмо:
  « Здравствуй, Лидочка! Я влюбился в тебя с первого взгляда…»
Она замолчала. От такого неожиданного признания стало не по себе.
– Я пойду, почитаю, – сказала она подруге, и спешно  вышла в коридор. Долго шла мимо шумящих детей, ворчащих старух и, играющих в коридоре в домино, мужиков. Они сидели на табуретках, стол их был сложен тоже из табуреток. На две табуретки положили чертёжную доску. Она качалась и ударялась углами об табуретки играющих. Весь этот табуреточный мир вдруг перестал её интересовать. В её мир вошла любовь. Лида читала письмо и от каждого слова душа её расцветала. Оказывается, она самая красивая и любимая. Он думает о ней с той первой встречи. И хочет увидеть её снова. Готов приехать, как только она его позовёт. 
Лида вышла на улицу с конвертом, в который вложила обратно четыре фотографии,  и с письмом. Что-то  неуловимое произошло в её жизни. В это время Алла закончила стирку. Она шла с двумя тазами, сложенными один на другой, с  бельевой верёвкой, лежащей поверх белья и, извивающейся, как змея, при ходьбе. На шее у неё висела длинная цепь с прищепками.  Тяжёлые тазы с мокрым бельём Алла понесла за угол барака. Она заметила Лиду.
- Помоги натянуть верёвку, – попросила она.  Лида всё ещё находилась под впечатлением от письма.  Но подруге помочь всегда была рада. Она положила письмо в конверт, а конверт осторожно положила на землю, на траву.  Между зелёными травинками росли мелкие голубые цветы-незабудки. Между ними росла седая, как зимняя утренняя изморозь, полынь. Алла положила тазы на землю и подала Лиде конец верёвки.
- Держи, натянем её между бараками.
Она привязала её к гвоздю на своём бараке и потянула другой конец к соседнему бараку. Лида держала верёвку на поднятых руках. Между бараками было метров восемь. Верёвку натянули высоко. Лида не доставала. Алла сама стала вешать бельё. Вдруг послышался голос её матери:
- Алла! Ты всю воду выхлестала! Не забудь сходить за водой.                И помойное ведро вынеси,  я пошла на работу. За Славкой смотри!
 - Хорошо, мам! – ответила Алла.
 
 Во дворе дети играют в лапту.
- Когда-то и мы  играли здесь в лапту, – подумала Лида и почувствовала острую щемящую боль взросления. Она повернула голову в сторону письма на траве.

   Это оно навеяло ей эту мысль. Алла, не обращая внимания ни на кого, стала вешать бельё. Лида подавала белые вещи. Тазик с белым бельём стоял наверху, на тазе с тёмным бельём. 
  Развесив подзорник и накидушки, она скрепила их  уголок к уголку прищепками. Но от тяжести мокрого белья середина верёвки стала сильно провисать. Нужна была подпорка. Алла вздохнула и посмотрела вокруг себя и увидела длинную палку, лежащую на земле вдоль стены барака. Эта палка специально лежала здесь для подпорки верёвок с бельём. Она указала Лиде на неё и Лида  тут же подала ей подпорку,  помогла подставить её под  верёвку с бельём.    
  Она держала этот шест и смотрела на письмо, лежащее на траве, между пленительной, завораживающей голубоглазой незабудкой и бледной, невзрачной полынью. Так начиналась любовь.

Продолжение следует
Фамилии и имена изменены, совпадения случайны