All is fair in love and war 1

   Глава романа Cest la vie маленьких человеков 
 
     Накормила меня Натали осно­вательно и вкусно. Сама-то я, в основном, питалась в столовой. Дома только если чай с бутербродом, яичница, да салатик какой-нибудь. Лень-матушка. 

  - Ну, выкладывай, что там у тебя стряслось?- спросила она  меня, когда я дожевывала котлету.

  - То есть?- не сразу включилась я, а, включившись, решила не впутывать ее в свои проблемы. Тем более что для меня острота момента уже прошла.

  - Не темни, подруга дорогая. Я что ли не вижу, что с тобой что-то случилось, и тебе требуется неотложка? Ты забыла, что все твои проблемы у тебя на лице?- говоря, она в упор смотрела мне в глаза.

  Последовавшая немая сцена моего показного непонимания того, чего она от меня хочет с пожатием плечами, результата не дала.   

  - Давай, давай, выкладывай все по-порядку,  не торопясь, с чувством, с толком, с расстановкой. Я послушаю, а там и посмотрим. Спешить нам некуда. Завтра на работу не идти.

  - Ладно, - подчинилась я. – Только сделай, пожалуйста, чайку, если можно.   

  - С удовольствием. У меня индийский, со слоном. О! Сов­сем забыла. У меня и пузырек рижского бальзама припрятан.  Приятельница привезла,- прошептала она заговорщицки. 

  Подруга погромыхала посудой в шкафчике и извлекла из скороварки знако­мую керамическую бутылочку.

  - Прятать приходится. Петрович может скоммунизьмить за милую душу,- оправдывается она.       

   

  За чаем – слово за слово я изобразила ей в красках свое приключение. Свалила, что называется, с души.

  - Я знаю: он не старый и не урод. Бывший спортсмен: в фут­бол, Петрович говорит, играл хорошо,- заключила она, когда я завершила свой рассказ. - Тебе че, противно с ним было?

           - Да вроде бы нет. Он даже мне нравился... немного.

  - Ну, так и в чем печаль? В чем проблема? Ты че, девочка не­целованная? Вышло, как в старом куплете:

   

  Я футболистка, в футбол играю:

  Ножки раздвину - гол пропускаю.

  Зазевалась ты девка, с кем не бывает, вот забил он тебе гол. Пустяки, дело житейское!

  - Нахалка! Это я тебе на правах старой дружбы заявляю честно и откровенно.

  - Я тоже сказала тебе это честно и откровенно, и тоже на правах старой дружбы. Как думаю. А че темнить? Убыло от тебя, да?- продолжала она, наливая себе в чай бальзам.- Help yourself.[2]

  - Нет, не убыло. Но так хватать! Что я ему шалашовка какая-нибудь, шалава подзаборная? Порститутка?

  - Ну, допустим, проститутку никто не хватает. Заплатил и пользуйся в свое удовольствие. Да что там, мы все немного проститутки,- с вздохом заключила Натали,- Только платят нам по-разному. Уверяю тебя, послезавтра ты  встретишь своего директора, он покажется тебе милым, и ты, моя дорогая, будешь на все сог­ласная. Бери, пока само в руки идет. Жизнь ведь, как говорит мой Петрович, она, как детская рубашка - короткая и обосран­ная. Кстати, ты знаешь, чем отличается советская проститутка от фран­цузской? Наша проститут­ка лучше, потому что французская - только проститутка, а наша - еще работает и учится.

           -  Что бы сказала моя мама,- пропустила я мимо ушей ее очередную "народную мудрость".- Вот бы расстроилась. А потом, ничего еще мне в руки не идет. Еще не ясно, что будет послезавтра. Выгонит он меня за оплеуху. Небось, в санчасть побежал, побои снимать. И в суд подаст за рукоприкладство. А вообще-то я от души приложилась. До сих пор рука болит.

            - Никуда он не побежал. А послезавтра будет твой, как миленький. То, что по морде съездила – это хорошо. Уважать будет. Другие, поди, молчали. Какой суд. Помяни мое слово, он на руках носить тебя будет, ноги целовать, ты же – не те шалавы, что были у него раньше. Ты КОРОЛЕВА! Королева Марго. Километры веревок с него навьешь.

            Я, молча, слушала ее рассуждения, не зная соглашаться с ними или отвергать.

            - А о маме не думай,- продолжала она.- Ты же ей не пойдешь рассказывать. А то, чего твоя мама не знает, расстроить ее не может. Потому и знать ей не следует. Ты вспомни, как у Пушкина. Одна девица сказала, что "на весь крещеный мир приготовила б я пир". Ну и молодец, стряпай.  Другая – "на  весь бы мир одна наткала бы полотна". Тоже молодец, тки, никто тебе мешать не будет. Третья – "я б для батюшки-царя родила богатыря". Во как! Пожалуй, дорогая, в постельку. Чик-чик – и мальчик. И царь "в тот же вечер обвенчался"[3]. У них, у царей, все быстро делается. Вот и делай вывод, чем нужно трудиться для достижения высокой цели. Послушай гения и меня.

  - Конечно, конечно, дорогая. Вы, как всегда, правы,- согласилась я с ней и с гением.

  - А почему тогда бальзам не наливаешь? Стесняешься? Так я налью. Тебе в чай или так?

  - Лучше "или так", а если не жалко, то и в чай,- раскатала я губы.

  - Признаюсь, мне бы тоже такое показалось неуютным. По край­ней мере, в начале,- продолжала Наташа,- Но ты и в его положение войди. Если бы он стал за тобой увиваться, ухажи­вать, лебезить, ты бы его отшила и была права. Директор. Женатый. А так... Тем более что он все-таки начал ухаживать. Розы подарил.

  - Может ты и права. Но не для меня такое... Да и боюсь я его. Страшный он какой-то. Неотесанный.

          - Фу ты ну ты лапти гнуты.  Я не такая, я жду трамвая. 

          - Ты заговорила как... как мартовская кошка!

            - Во-первых: кошки и в марте не разговаривают, а мявчат. 

            - Видела бы ты нашу Брынзу в марте, не то бы сказала.

            - А во-вторых: ты бы хотела, чтобы я, выслушав твою историю, разрыдалась? Да было б с чего. 

          После такого обмена любезностями, мы обе задумались. Не знаю, о чем она, а я так ни о чем. Просто сидела с задумчивым видом.

  - Я тебя понимаю,- нарушила молчание Натали,- Ты, конечно, должна была как-то реагировать. Дала пощечину. За дело. А вооб­ще-то... 

  - Да ты поставь себя на мое место.

           - Ну и что? Уже поставила. Ничеее!- сказала она,  наливая мне бальзам в чай и в стаканчик.

  - Иди ты - знаешь куда?- огрызнулась я надрывно. И хотя я бальзам выпила, обида  все равно подступила мне к самому гор­лу. Это ли не обидно - лучшая подруга меня не хочет понять.

  Но та продолжала гнуть свое:

  - Ты успокойся, не горячись. Давай рассудим. Как он тебе, директор твой? Нра­вится хоть немного? Ты себя послушай. Природа, она ведь не врет. Она с нами всегда откровенна.

  - Знаешь,- мямлю я,- Не очень, чтоб очень... Да и женат он.

  - Так это даже лучше. Не таким печальным будет расставание. Не бери это в голову. Это его проблема.

          - Я так не могу.

  - Вы только посмотрите на нее, люди добрые! Она не может!- Натали картинно хлопнула себя по бедрам. 

  Чтобы скрыть смущение, отсморкаться и поправить поплывшее лицо, я пошла в ванную комнату, а, возвратясь, решила, что пора и честь знать:

  - Прости меня, Наташа. Скотина я. Пришла плакаться, а сама... Я, пожалуй, лучше пойду. У тебя своих забот  невпроворот. А я тут сопли распустила. Да и время уже...

  - Погоди ты. Куда тебе спешить? Завтра праздник. Сто лет не виде­лись, и ты хочешь убежать. Оставайся у меня ночевать.

  Ее предложение мне понравилось, но я не хотела их стеснять, создавать лишние заботы.

  - Ты не думай. Все будет нормально.

          - Ты то хоть прощаешь меня?- спросила я ни с того ни с сего и неожиданно для себя расплакалась.

  - Бог простит,- растроганно ответила подруга и по-бабьи высморкалась в полу халата. Глаза ее тоже стали наполняться слезами.

  - Что за шум, а драки нет? И из-за чего половодье? Вроде еще рановато,- встревает, видимо некоторое время наблюдав­ший за нами, Петрович. Он  уже протрезвел и тоже захотел чаю. Бальзам Наташа успела вовремя спрятать обратно в скороварку.

  - Ладно.  Ты, дружок, не мешайся в наши бабьи дела. Иди и смотри свой хоккей. Там Витя Коно­валенко[4] сегодня. Чай я тебе туда принесу,- холодно цедит в ответ ему жена, вытирая глаза,- Не твоего  ума дело.

  - Ну-ну,- растерянно бормочет муж,- Буу сдее! Удаляюсь, сей же минут! 

  Натали вышла следом за ним, и до меня донесся ее сердитый шепот. Ког­да она через пару минут возвратилась, я уже успокоилась. 

  - Я тебя обидела?- опять спрашиваю я ее.

  Она посмотрела на меня, и я увидела в ее глазах не обиду, а сострада­ние.

  - Я на тебя не в обиде. Это я за компанию поревела. Один же ведь за компанию даже удавился.

  Несмотря на шутливый тон, лицо ее вдруг сморщилось, и по ще­кам опять потекли слезы. Теперь-то я уж точно не могла уйти. Хороша я буду: переложила свои страсти на подругу, расстроила ее до предела и домой, отдыхать. Я прижалась к ее груди и услыхала, как там бьется ее сердце.   

  - Не реви,- теперь уже я успокаиваю и вытираю ей нос и лицо полой ее же халата.- Ты-то с чего разнюнилась? Птичку жалко? Может и у тебя в чем-то нелады? Выкладывай теперь ты.

  - Нас с тобой жалко. Почему мы с тобой такие несчастные? 

  - Ты-то причем? - гляжу я на нее удивленно. - У тебя, как будто все ОК. Не так ли? Прости меня, гадкую свинью за то, что я  вывалила тебе на голову свои страсти.

  - Нет, нет, у меня все путем.  Поверь мне, и у тебя все будет ОК. Твой директор из тех мужи­ков, которые привыкли  сами все брать, не дожидаясь, пока им предложат. Вот и тебя он... Петрович его боится, как огня... Ты не спеши... А морду ему расца­рапать  никогда будет не поздно. А вдруг он любит тебя?- говорила она, хлюпая носом.

  - Какая там любовь? Смеёшься?  Поматросит и бросит!  Не я первая, не буду я и последней. У него на заводе гарем с постоянно меняющимся составом.

  - А по мне, так он просто душка.

  - Замолчи! Чё ты несешь такое! Тебя бы такая душка ткнула мордой в стол. Я бы на тебя посмотрела.

  - Ну, со мной такого бы не получилось, если бы я сама... А может, он только хотел с тобою познако­миться поближе. Помнишь в частушке: "...Парень девушку хм-хм, хо­чет познакомиться". Ну-ну, шучу я, шучу! И вообще, перестань кукситься, дорогуша ты моя. Спорим на что хошь, что  уже завтра ты на все будешь смотреть по-другому.

  - Ну, уж нет, - отрезала я, будто ставя точку. 

  - Тебе видней, дорогая,- не возражала подруга.- Доживем - увидишь. А помнишь, как мы к дикарям ходили? Вот здорово было! А как там за тобой увивался тот хмырь, которому ты пару месяцев  переводила. Холостой был, неженатый.

  - Не хмырь, а Петя, Петр Андреевич,- поправила я.

  - Да, да, да, Петя. Теперь вспомнила.

  - Вот он-то был кадр для тебя в самый раз.

  Я помнила ту поездку, и то, как вела себя в ней Наташа. Ее просто раздирало, если она видела нас с Петей рядом. Она тут же встревала в разговор, язвила. Отравляла жизнь, как могла. Ну да ладно. Дело прошлое. Зачем ворошить.

  Слова за слово, перескакивая с одного на другое, мы проболтали до ночи. 

  - Ну, теперь-то уж я думаю достаточно! - спохватилась я,- Давай я, все-таки пойду уже домой.

  - Сиди ты. Никуда я тебя не отпущу такую, да и поздно уже. Неровен час... Ночуй у меня, а завтра посмотрим.

           - Да ты что. А мама?

  - Утро вечера мудренее. А маме твоей я сейчас позвоню от соседей. Они ложатся поздно. Поздравлю старушку, а заодно и скажу, что ты у меня и что пробудешь весь завтрашний день и на работу уйдешь от меня. А если кто будет тебя спрашивать, чтобы отвечала, что ты убыла к друзьям за город.

   

   
    [1] В любви и на войне все средства хороши. (английская пословица)

    [2] Угощайся (англ.)

    [3] А.С.Пушкин, "Сказка о царе Салтане".

    [4] известный хоккейный вратарь