Санитарная часть задерживает

После памятного разговора с майором Степановым (мы после установили его фамилию) мы продолжали жить в Кучино. Жизнь тянулась однообразно. Шла война, а мы знали о ней только из газет.  Один день похож на другой, как две капли воды. Даже в госпитале было лучше. Там хотя бы волнуешься при обходе врачей. А здесь занятия, которые считаешь совсем ненужными.
В госпитале много было интересного, смешного в нашей обстановке. Ходили в кальсонах без пуговиц потому что, как правило, пуговицы не выдерживали стирки, отлетали. А никому никакого дела не было о том, как воин будет дальше пользоваться кальсонами без пуговиц. Приспосабливали палочки, спички, а иногда в аварийных случаях держали их руками.
В госпитале жизнь была кипучая, полна воспоминаниями. Приходили шефы. В последние дни в госпиталь заехали артисты из Минского театра. Они возвращались из Ташкента, где отсиживались во время войны. Они дали нам концерт потому, что все мы были ранены в боях за Белоруссию. Концерт был хорош. Вниз снесли лежачих, чтобы посмотрели.
Один здоровенный артист, косая сажень в плечах, с большим чувством декламировал: “Мы победили!”. Глядя на него, думалось: “Зачем же ты сукин сын отсиживался в Ташкенте, если ты такой патриот?” Видимо, слово одно, а дело другое.
Правда и нас были некоторые события. Нет, нет, да и от нас отправляется на фронт партия человек в сорок, пятьдесят. Раза четыре или пять попадал и я, но санитарная часть задерживала. Говорили, что стали очень строго подходить, когда попадался на фронт, не долеченный после ранения.
Два раза у меня и аттестат уходил. Приходилось снова ходить, чтобы утвердиться в своих правах. Командир части не прочь сбагрить лишних людей, но санчасть задерживает. А у меня рана слишком большая и страшная, поэтому не мог вырваться. Были бы где-нибудь наши кавалерийские части поблизости, мог бы просто сбежать к ним. В санчасти я числился как ограниченно годным, а поэтому не мог вырваться, хотя Кучино мне осточертело.