Кого я убил?.. И за что?!

               



    Неожиданные ситуации и случайные фразы -они тайно живут в наших воспоминаниях и неожиданно всплывают в сознании. И тогда нас  переносит на много лет назад в круг вспомнившихся обстоятельств, в мир запавших  в память слов…
          
     …  Съемки кинофильма о ночном убийстве неизвестного пассажира в поезде Москва-Душанбе «Дополнительный прибывает на второй путь…» 
   
    Действие двухсерийного детектива происходит на колесах. Режиссер Валерий Ахадов снимает его в арендованном студией  составе.  Утром мы выезжаем в нем с Павелецкого вокзала в сторону станции Кашира, после обеда с ним же возвращаемся в Москву.
     Агата Кристи с ее «Убийством в Восточном экспрессе», действие которого происходило в поезде, стоявшем на приколе, отдыхает.

    У Валерия Ахадова состав в движении, он будто бы идет в Душанбе. В двух соединенных вместе купе на ходу идет съемка. По сюжету  в  убийстве подозреваются все, кто каким-то образом соприкасался с убитым - ехал с ним в купе,   стоял в очереди за билетами.
   
    В фильме заняты актеры разной степени популярности - Сергей Никоненко, Сайдо Курбанов, Наталья Крачковская, Шухрат Иргашев, Яна Друзь… Как положено настоящему детективу, убийца становится известен зрителю лишь в последних кадрах – им оказывается добродушнейший, улыбчивый персонаж, пожалуй, самый обаятельный из пассажиров поезда. 
   
    На эту, в общем -то, небольшую эпизодическую роль режиссер к удивлению многих пригласил ведущего актера Национального Академического театра Таджикистана  Ато Мухамеджанова.

    Актер был занят всего в двух маленьких эпизодах, поэтому Валерий  Ахадов не стал знакомить Ато с текстом всего двухсерийного сценария: « Вам это ни к чему, Ато!»
   
   Мне –  сценаристу –режиссер объяснил: «  Ато – актер яркого природного дарования.  Достаточно сказать: «в этой сцене вы доброжелательны и отзывчивы», и он легко и естественно находит способ это демонстрировать. «А здесь, напротив, вы хмуры и подозрительны…» И можете не сомневаться, он уже угрюм, недоверчив…»

     Ато Мухамеджанов приезжал на съемки в Москву всего два или три раза. Никто из занятых в фильме актеров не знал, что убийцу играет именно он, и его, по- моему,  это веселило.  Когда наш маленький киношный состав как-то стоял на станции и труппа,  окруженная вниманием всех находившихся на платформе людей, смогла, наконец, выйти и размять ноги, я стал свидетелем того, как Ато спросил у торговавших фруктами женщин, кто, по их мнению, из  этих актеров играет убийцу. Никому и в голову не пришло, указать на него…
    
     Закончить хочу вопросом, который  Ато Мухомеджанов задал режиссеру фильма Валерию Ахадову по окончанию съемок:
   
    -  Валерий! А теперь скажи, кого я убил ночью в поезде и за что?
   
    А вот другое. 

     Работяги  иерусалимского кладбища  Гиват Шауль - шестеро похожих друг на друга мужиков, во всем черном,  по трое с каждой стороны, опустили носилки с телом на плиты пола, отерли потные лица.
   
     Под  навесом  тридцатиградусная жара чувствовалась  меньше.
     Тело усопшего доставили с опозданием. Провожавшие - все пожилые – старики, как здесь положено, отдельно от  старух,  по разные стороны узкого прохода, - мгновенно умолкли. Прощание прошло по ортодоксальному обряду. Лица усопшего видно не было - тело было с головой полностью укутано плотным тяжелым саваном.    
   
     Немолодой раввин, тоже весь в  черном – в костюме и шляпе, поднялся на небольшую трибуну, простуженным – это в такую-то жару! -  баритоном пропел  заупокойную молитву, замолчал, обвел глазами слушателей.
 
     Большинство провожавших явно не знало ни молитвы, ни языка, на котором она прозвучала.
       Наступила пауза.

       Раввин подождал. Кто-то мог  изъявить желание произнести нескольких приличествующих обстоятельствам слов о покойном. Но люди внизу молчали.

     Священник сошел с трибуны. Ни весть откуда вновь появившиеся служки подхватили носилки. Теперь они несли их к стоявшему снаружи кладбищенскому автобусу.
 
      Следом  на неверных ногах медленно потянулись провожавшие.
      
       Могила находилась метрах в двухстах под горой.
       Туда они еще бы  как-то доковыляли. А вот оттуда! Самому молодому, считай, не меньше семидесяти.  Дорога назад , хотя и не особо крутая и хорошо заасфальтированная, но все равно: вверх да вверх...

     Водитель включил кондиционер. Тронулись в полном молчании.   
   
     Высадились уже через несколько минут, но словно  уже в другом мире.      Безлюдное пространство. Перепад холмов. Гробовая тишина.
    
     Границы Мира Усопших словно разом замкнулись. Сверху, снизу. Со всех сторон.
    
     Вечный покой - без   заросших травой тропинок, как  т а м, и застывших в горестном молчании стариков на  берегу, а  з д е ш н и й –  без единого деревца, насквозь продуваемый  ветрами  пустыни или  залитый испепеляющими лучами летом и жестокими безжалостными ливнями зимой.  Ничего не говорящие сердцу пирамидки, с кое-где набросанными поверху мелкими камешками, с  чужими письменами на надгробных плитах.

      Безмолвное Царство Смерти.  Погост  Гиват Шауль...
      
     Могила для преставившегося накануне раба Божия была отрыта специальным мини-- экскаватором еще утром, по холодку, -  небольшой аккуратный колодец, обложенный  изнутри светлой керамической плиткой.   

      Провожавшие сгрудились вокруг.  Зашевелились. Кому-то стало не по себе, ему передали валидол, российское проверенное средство...

      Гроба не было. Могильщики опустили обернутый саваном труп на дно ямы, принялись споро закладывать отверстие. В последний момент один из работяг что-то обнаружил в складке савана. .    

      Небольшая пластинка, наподобие  дискетки. При обмывании покойника ее наверняка не могло быть. Похоже,  кто-то из провожавших украдкой сунул в носилки, пока ехали…

      Раздумывать было некогда.
      Извлекать любые предметы, попавшие в могилу, категорически запрещалось.

       - Давай, Мордехай, шевелись… - старший сделал вид, что ничего не заметил.
      Мало ли тайн уходит на тот свет вместе с покойниками?!

      Еще через пару минут с погребением было покончено.               
      Отверстие заложили быстро. Вот уже набросали поверху грунт.
     Последний гребок каменистой земли.

     Табличка на колышке. Библейское имя, надпись на двух языках.
     Все! Гористый рельеф. Палящее солнце.
    
     Цветов было мало. Да здесь и не принято... Долго ли пролежат они на тридцати пяти градусной жаре?!

    Вместо гвоздик или калл каждый положил сверху на свежую могилу несколько небольших камешков. Ходить за ними далеко не пришлось. Брали тут же, под ногами. Из грунта.

      Из автобуса уже торопили, но люди медлили, как бы в оцепенении, думая теперь уже больше о себе, нежели об усопшем:
   
      « С ним-то все ясно!.. »

      Уже на ходу глухая, как пень, девяностолетняя женщина нагнулась к дочери, произнесла у самого ее лица, как ей казалось, совсем тихо, а в действительности так, что все вокруг – даже самые тугие на ухо –  услышали: 

      -  Это же не  Илюшка Груздев! Я прочитала на могиле! Какой-то Абрам Зиппельбоймер... Или еще как-то... Кого же мы хоронили?! А? Ты его знаешь?..

===========
      «Окна» - приложение к газете «Вести» (Тель-Авив) 13 сентября 2013