Ночная смена

Выкладываю несколько рассказов, наполненных ностальгией…)))
Это первый…

                НОЧНАЯ СМЕНА

Мясокомбинат №8. Ввиду ночной смены, встретить кого-либо на территории, проблематично. Лишь в тускло освещённых цехах, теплится жизнь. Если ненавязчиво заглянуть в один из них, к примеру в этот, откроется обычная, но для постороннего взгляда загадочная картина – конвейер доставляет куски мяса, к напоминающему разверстую пасть, жерлу приёмника. Огромная промышленная мясорубка, басовито гудя, слегка натужно, извергает фарш.  Вдруг хруст, стон, визг работающих в запредельном режиме ножей сопровождаемый выразительным Зинкиным контральто:
 - *б вашу мать! Опять бл*дюка Верка кости пропускает…
 - Сама бл*дюка! – прерывает Зинкины излияния, мягкий, лирический сопрано помянутой Веры, - Ничё я не пропускала. Видать попало чё. И ваще, жми кнопку дура… А я за Васей схожу…
Вася, человек глубокоуважаемый – слесарь-ремонтник! Без него цех может встать. И встать надолго, пожалуй, даже до утра. Поэтому его прихода ждут с огромным нетерпением, питая надежды – ах скорее бы…
Василий, будучи человеком ответственейшим, долго ждать себя, не заставляет. Полчаса, быть может – минут сорок. Не более. Уж во всяком случае, не более часа. И вот, вот он, этот достойнейший во всех отношениях мужчина. Как говаривал В.И. Ленин – глыба, матёрый человечище. Слегка небрит, немного пьян, в сильных загорелых руках потрёпанный ящик с инструментом, который Василий, остановившись, аккуратно ставит у правой ноги. Разгибается. По ожидающему персоналу проходит лёгкая дрожь, кое-где слышны тихие, наполненные затаённой грустью и извечной женской тоской и неустроенностью, вздохи.
Мягкая улыбка на губах слесаря. В ней всё – и радость встречи, и лёгкая досада человека, оторванного от любимого дела, и едва заметная снисходительность специалиста. Мастера…
Глубокий тенор:
- Ну чё бабы? – взметнувшись, практически неуловимо для взгляда, правая рука подносится к лицу. Большой палец зажимает ноздрю – отрывистое сморкание и тихий шлепок по бетонному полу, разрывает вакуум образовавшейся после вопроса тишины. Небрежным жестом Василий вытирает пальцы о покрытую, множеством пятен солидола штанину. Вновь улыбнувшись, добавляет (в голосе слышен интерес, а также нотки неподдельного сочувствия), - Чё бл*, опять про*бали?
Подойдя к мясорубке, заглядывает внутрь приёмника. Морщится, высказывает с лёгкой обидой:
- Не, ну бл*, чё незя помыть было? - ткнув пальцем в сторону мясорубки, добавляет, - Давайте, обмойте по-быстрому. А я пока струмент подготовлю…
***
На столик у стены выгружается нечто обёрнутое газетой. Всё лежавшее до этого, небрежно сдвигается в сторону. Очень нежно, даже с каким-то внутренним трепетом, свёрток разворачивается, являя окружающим сокрытое – средних размеров луковица, полулитровая стеклянная банка с квашенной капустой, несколько некрупных кусков, ржаного, слегка чёрствого хлеба. Подскочившая Зинка выкладывает на стол полбатона «Докторской» – успела в соседний цех сгонять. Шепчет с придыханием:
- Вась, а Вась… Мы закончили. Глянешь?
Слесарь кивает и неторопливо возвращается к приёмнику, заглядывает. Удовлетворённо хмыкнув, суёт внутрь руку. Достаёт изрубленный, погнутый гвоздь-сотку. Сообщает:
- Ну бл*, так и знал, - и уже к окружившим его женщинам, - Всё. Цирк окончен. Идите по местам. Щас смажу агрегат и сам включу, - хлопает стоящую рядом Зинку, чуть пониже спины, - Давайте-давайте. Кому сказано…
Женщины расходятся. Василий возвращается к столику. Нагнувшись, достаёт из под него трёхлитровый бытыль со смазкой. Из недр ящика с инструментами извлекается спецоборудование для смазки – гранённый мутного стекла стакан. Наполнив наполовину, Василий чётким, отточенным движением подносит ко рту. Глоток, другой. Удовлетворённо крякнув, слесарь подносит к лицу кусочек хлеба, вдыхает исходящий от него аромат и шумно выдохнув, возвращает на стол. Суёт руку в карман – и вот уже в кулаке зажат нож. С узким от множественной заточки, потемневшим от времени лезвием… Отрезав небольшой кусочек колбасы, небрежно бросает его в рот. Вновь направляется к мясорубке, нажимает кнопку пуска и удовлетворённый, возвращается к столу. На этот раз выдвигает стул и устраивается на нём. Любому ясно, насколько Василий, ответственный человек. Он собирается посвятить некоторую часть своего времени, отремонтированному агрегату. Проконтролировав его работу.
Ещё полстакана. Вновь чудесный аромат хлеба. Но на этот раз колбаса основательно нарезается, чистится луковица, открывается банка с капустой. Очередные сто грамм и неспешное основательное поглощение пищи. Вдруг шорох. В приоткрытые двери не спеша, как-то даже вальяжно, подчёркивая важность момента, входит Степаныч. Неторопливо окинув взглядом помещение и заметив сидящего у стола слесаря, направляется к нему. В глазах чуть заметная скука. Степаныч, на мясокомбинате – старожил. В увиденном – ничего нового. Привычно, скучно. Подойдя вплотную, привычно потёрся боком о ногу Василия. Слесарь, окинув взглядом гостя, протягивает кусок колбасы, интересуется:
- Чё Степаныч? Жрать хочется? Хотя и не знаю – куда тебе ещё? Вон какой вымахал! Матёрый…
Без энтузиазма обнюхав предложенную колбасу, и чуть раздражённо махнув голым хвостом, крыс отворачивается и бредёт к мясорубке…
Останавливается, задирает голову, сосредоточено нюхает воздух. Чувствуется некоторая скованность в движениях. Тело напряжено – что-то не так. За годы, проведённые на комбинате, сытые, беззаботные годы, Степаныч выработал привычку – утром, перед началом смены, и через час после её окончания, а в ночной период, каждые два часа, совершать обход цехов. С инспекцией – не случилось ли чего, нет ли сбоев, в налаженном ритме, а вовсе не для промысла – его охотно подкармливали, так как был он хоть и нагл, но дружелюбен. Практически никогда не беря без спросу, а довольствуясь тем, что дают. Естественно с учётом собственных пристрастий. А предпочитал он сервелат и тугие, наполненные мясом высшего качества, сардельки. Мог употребить связку, до двух метров длиной. Потому вид имел упитанный, холёный. Рыжеватая шерсть лоснилась в свете тусклых ламп. Жизнь была прекрасна и безоблачна. Лишь одно не давало покоя – была у Степаныча мечта. Ею грезил он звёздными ночами, с тоской вглядываясь в бездну неба. Она бесплотным призраком вторгалась, в такие сладкие послеобеденные сны, когда развалившись у забора и подставив пузцо под нежные солнечные лучи, вкушал он заслуженный отдых. Мечта. Добраться, до находящегося через три квартала хлебзавода, и сменять, пусть даже три-четыре связки сарделек, на буханку свежего, такого ароматного ржаного хлебушка. Вот и сейчас, уловив диссонанс в работе цеха, Степаныч явился с проверкой, и тут же учуял – он!! Вот он, только лапу протяни, хлебушек – такой близкий, такой манящий, но… Но долг превыше всего – сперва проверить мясорубку, что-то ведь произошло. Почему-то же была остановка. А потом хлебушек – уж с кем, с кем, а с Василием договоримся…
Ловко взобравшись по ограждению агрегата, Степаныч заглянул в приёмник, едва уворачиваясь от падающих с конвейера кусков. Но тут от стола, вновь повеяло дразнящим воображение ароматом. Крыс обернулся к Василию и не заметил очередного куска мяса, вылетевшего дальше других. Удар по голове, лапки поехали по скользкому от жира металлу, и с коротким взвизгом, крыс ухнул в распахнутую пасть приёмника. Хруст, стон чуть притормозивших ножей, и далеко разлетевшиеся капли крови. Несколько, даже попали, повернувшемуся на визг слесарю, на лицо. Тот судорожно сглотнул, вытер со щеки кровь и решительно ухватив стакан, и пробормотав, - Пусть, как грится, земля – пухом, - выпил. Смахнув скупую мужскую слезу, налил ещё…
Утром, при проверке полученного за ночь мяса, обнаружился любопытный факт – мяса использовано 300 кг, а фарша получено – 309. Пробы показали – посторонних примесей (типа сои) нет, весь фарш чисто мясной. Из всех событий произошедших за смену – лишь выход из строя, а затем ремонт, мясорубки. В конце квартала Василий, как рационализатор, получил заслуженную премию. В душевном порыве, приобрёл жене новые сапоги… Хотел приобрести. Но премии на сапоги не хватало, и плюнув, слесарь направился в ближайший гастроном, где стал счастливым обладателем литра «Столичной» и трёх бутылок портвейна…
А мы кушая колбаску и вынимая изо рта небольшой осколок кости, хряща, или пару волосков рыжей щетины, в лёгком раздражении по поводу качества говядины, используемой при производстве колбасы, вопрошали у сотрапезников:
- Да чтож они – коров рубят вместе с костьми и шкурой?..