Мгновения недоступной зари

                ДГ10 Мгновения недоступной зари

                Проходя через беззвучно кричащий призрак Эвы, простирающий ко мне руки снова и снова, я следую за Кеем, и всеми остальными.
                «Деми, ты был рожден со встроенной рабской покорностью их нейротоксину. В тебе течет эстелианская кровь, и ты, также как и они – тут Иммаюл указывает крылом в спины уходящих блондинов – путаешь любовь с химической зависимостью! Найди в себе силы сказать яду «нет»!!!»
                «Моя боль прошла. Мне так легко и хорошо. Я даже не представлял себе, что без душевной боли можно жить. Прости, друг.»
                В этот момент сиан, сидящий на спине Кея впереди меня, оборачивается, и смотрит в глаза Иммаюлу. Клянусь, по его лицу пробегает усмешка, если это вообще возможно на лице безо рта, и каких-либо других черт.
                «Позаботься о том, чтобы Обсидиан вернулся домой.» - Посылаю я ему на прощание.
                Мы выходим по коридору, и в лицо бьет яркий свет. Кажется, что мы вышли на солнечную площадь, но свет струится с потолков, и мне открывается удивительная картина –повсюду стоят какие-то предметы – большие и маленькие, идет кипучая работа. Все люди – разного возраста, но выглядят почти также, как и Кей.
                На стенах висят экраны, такие же, как и на корабле,  только намного больше. Они вспыхивают картинками, и сообщениями на непонятном мне языке, однако среди букв я с удивлением узнаю знаки тирского ортосезериса.
                Кто-то берет меня за руку, и я вздрагиваю от прикосновения.
                «Добро пожаловать в эстелианскую школу. Мне нужно провести ваш генетический анализ. Возможно, вы потребуетесь нам для экспериментов. Но даже если нет, не расстраивайтесь. Мой хозяин еще не пропустил ни одного бесплатного человека, каким бы генетическим мусором он ни был». – Лицо Кея не выражает почти ничего, но глаза переливаются глубоким спектром разных эмоций, и я быстро привыкаю к тому, чтобы не обращать внимания на лицо, а читать все только по глазам.
                И то, что я читаю, меня потрясает. Под ровной гладью его души плещутся волны горя и безысходности. Только что в его жизни случилась непоправимая трагедия – его самый близкий друг покончил с собой. Точная причина мне не ясна, но он отказался подчиниться какому-то приказу, и ситуация не оставила ему выбора.
                Мы спускаемся на ярко освещенную площадь, заходим в одну из дверей, и меня долго ведут по коридорам. Эйфория прошла, но боль не вернулась. Ее место заняли апатия и пустота, несмотря на то, что вокруг – огромное количество информации, чувств, желаний, стремлений, радости и печали.
                Эстелианцы только снаружи желают казаться стерильными, а в душе они такие же, как и любой человек. Что их отличает от меня? Они нашли себе в жизни применение, а я – нет. Поэтому ни о чем не жалею.
                Мы входим в помещение, напоминающее жилую комнату Ари на корабле. В ней – приглушенный свет, и никаких запахов.
                «Будь не тем, что отражает, а тем, кого отражают» - Слышу я голос Кея в своих мыслях.
                Умник. Я игнорирую эту философскую сентенцию.
                «Что произошло на корабле, Кей? Я слышал десятки взволнованных голосов, осуждающих друг друга, спорящих о понятии слова «свобода».»
                Кей не спеша достает какой-то прибор, и прикладывает его к моей шее.
                «Мы собирали образцы на поверхности планеты, когда нас захватили активисты «Зеленого Фронта». По кодексу мы не имеем права оказывать сопротивление, если это будет угрожать жизни сиана. Они погрузили нас на корабль, и повезли на свою базу, чтобы там официально оформить нашу свободу.»
                «Они пытались дать вам волю против вашей воли?»
                «Представьте себе такой парадокс.» - Кей какое-то время изучает показания на приборе, удивленно качая головой. - «Мне пришлось вступить в близость с командиром корабля, и в его сознании я нашел код, с помощью которого мы смогли остановить корабль, но не вернуть его назад. И тут прилетели вы. Очень вовремя, потому что активисты не теряли времени даром, и мучали нас лекциями о свободе. Невменяемые товарищи.»
                Мы какое-то время сидим молча, пока Кей напряженно смотрит в экран перед собой, периодически нажимая на него пальцем.
                «Выходит, что вы действительно мой близкий родственник. Внук, или правнук. Значит, кого-то из моих отпрысков скрестили с дикими особями, другого объяснения вашему жуткому виду быть не может. А вот с какой планеты, это уже другой вопрос. Дикие поселения гуманоидов разбросаны по всей галактике.»- Кей вздыхает, и гасит экран.
                Он покидает комнату, и жестом показывает мне следовать за ним. Его лицо – темный профиль на фоне освещенного коридора, копия Ари. Он нетерпеливо барабанит пальцами по притолоке двери, сделанной из неизвестного мне сплава, ожидая, пока я встану. Он горд и уверен в своей правоте. Сегодня он отверг шанс свободы, потому что не видит в ней смысла.
                «Почему ваш самый близкий друг покончил с собой?» - Спрашиваю я, глядя ему прямо в глаза.
                Кей вздрагивает, как ударенный молнией. В нем вспыхивает острая боль потери, но он тут же берет себя в руки.
                «У эстелианца не может быть никого ближе сиана. Только он утолит все твои печали.»
                Я хочу ответить, но мое тело слабеет, а сознание затухает, как задутая свеча. Неизвестная сила тянет меня в темноту, и я хватаюсь за что попало, лишь бы удержаться, но уже не чувствую своих рук, а только вижу, как глаза Кея расширяются от удивления.


                Пол под мной – мягкий и теплый. Я касаюсь его рукой, и кажется, что это ковер. Открываю глаза, и вижу Иммаюла. А Обсидиан стоит у экрана управления, и тыкает в него пальцем, как заправский капитан, всю жизнь управлявший космическими кораблями. На экране – волны океана, и темная полоска того, что вполне может оказаться землей впереди.
Память быстро возвращается, и меня охватывает досада. Иммаюл колышется в воздухе серым, беспокойным облаком.
                «Зачем ты это сделал? Кто тебя просил? Я выбрал ту жизнь, какую хотел. Ты не имел права вмешиваться.» - Я пытаюсь встать, но голова кружится, и я снова оседаю на пол.
                «Знаешь, однажды я проходил мимо комнаты, в которой в кроватке лежал крохотный человечий детеныш. Каждый день сотни разных существ проходят через ваши жилища также, как вы проходите через наши. Большинство не может ни видеть, ни слышать друг друга. Люди не могут видеть аркчилов. Мы находимся в другом измерении. Но этот конкретный детеныш повернул голову на шелест моих крыльев, и улыбнулся мне смешно, и беспомощно. И я никуда больше не пошел. И остался с ним. И теперь я никому не отдам моего человечьего детеныша, потому что у сианов – тысячи таких, как ты. А у меня ты только один.»
                Я, наконец, поднимаюсь, и иду к экрану. Волны океана плещутся совсем близко к нам, и восхищает предвкушение приземления на родину моего смуглого и прекрасного друга. А боль глубоко впивается в душу тугой стрелой, и она тем сильнее, чем слабее власть нейротоксина. Становится предельно ясно - корабль изменил курс не из-за Обсидиана, а из-за меня. Потому что мы с ним вкладывали разные значения в слово «свобода».