День 13. 08. 65

           http://www.proza.ru/2012/10/05/1857

       Мы ничем не могли помочь, поэтому даже обрадовались, когда стало известно, что народ едет на работу в Манашку. Оттуда можно на автобусе добраться до Касимова. Решили ехать, хотя ещё и не нашли дома, где остановиться. В кузов набилось человек сорок, вплотную. Маша тоже ехала с нами – к мужу в больницу, в эту самую Манашку его отвезли.
        Лес по сторонам дороги красивый изумительно, и видно, как то там, то тут стоят грибы, похоже, белые. Народ ехал всё молодой, здоровый, мы одни городские. Отовсюду слышны разговоры, подначки да такие, что уши вяли, женщины не уступали мужикам! Видно, что люди всё хорошие, работники, но без мати в мать, ну, не могут никак! Обратил внимание на парня. Вид, как у всех, но не матерится, Рафаилом звать. Надо отметить, что одеваются бедно, а живут, похоже, богато. Мы уже видели, пройдя по деревне: почти перед каждым домом, обычной избой-пятистенком, прямо на улице стоит внушительный кирпичный амбар, над входом лампочка.
        По дороге догнали двоих велосипедистов, они тоже, похоже, ехали в Манашку. И они, и те, кто в машине, работают явно вместе - то ли плотниками, то ли каменщиками. И вот тут-то мы и наслышались вдоволь русской речи! Даже когда обогнали этих двоих им, уже отставшим, такие речи неслись навстречу, такой рёгот тряс машину!...
        В Манашке пересели на автобус и без приключений доехали до Касимова, до Ямской. Она, продолжение Советской, теперь уже не Ямская, а тоже – Советская. Слева стадион, сквер и начало нашего оврага…

        (вот туда, налево за оголовок нашего оврага меня увлекли за собой зимой 42-го – 43-его года те две девчонки, заигрывая и дразня меня. А потом вдруг исчезли! Тогда я города, обалдуй, ещё совсем не знал и, пока, наконец, разыскал свой дом на Илюшкина 3, почти закоченел. И попало же мне тогда!...)

        …сквера справа не помню совершенно. Потом – кинотеатр «Марс». «Солистка балета», «Когда фронт в обороне». В этом «Марсе» в 39-ом смотрели с папой и мамой «Если завтра война». Там, помню, наш радист из окружённого врагами танка кричал в микрофон (или ещё там, что): «я – пятнадцать-двадцать, я – пятнадцать-двадцать…» И ещё смотрели «Руслан и Людмила» и, кажется, «Музыкальную историю». После "Музыкальной" трёхлетний брат Глеб, помню, говорил маме: "Я Руслан, а ты моя Рудмила"... Но - смешно, конечно! - помнится и то, что перед каким-то сеансом перед сеансом мужчина в сопровождении оркестра спел песню "Чайуа смело пролетела над седой волной..."
        Дальше за кинотеатром – Советская, старая. Ещё немного и – слева Техникум; у входа толпа: сдают экзамены. Вошли в вестибюль. Что-то отдалённое помню, а вообще-то нет: я всего несколько раз заходил сюда. Запомнился концерт с техникумским хором: «не трогай, враг земли родной», «неспокойно родное море» и «у криницы три девицы». Лестница наверх перегорожена, там ремонт. Постояли, посмотрели и вышли. Глядь – у входа Таня Калашникова!
        «Здрасьте – здрасьте». Она повела нас вовнутрь, и мы втроём пошли в техникумский двор. Ничто так не уменьшилось в размерах, как он! Это был громаднейший дворище, в котором было всего-всего и много-много: самое любимое место! А тут всё сблизилось, сдвинулось, даже поменялось местами. И уменьшилось!
        Недостроенный цех, где были горы мусора, достроился. Поначалу его не узнал, а потом – да вот же он! Тира, который был тут, нет: на его месте мастерские. Склады с папертью перед ними – на месте. А весов «вага», с которыми так любили играть, нету. Оказывается, от складов этих до нашего и тётилариного огородов всего полтора шага, а ведь именно тут техникумский военрук, сидя на фанерке, показывал студентам, как надо разбирать затвор винтовки, и мы с Серёжкой и Женькой тоже слышали и заучивали наизусть, какие бывают отравляющие газы и гранаты. А там вот (или там?) были горы ржавых шестерёнок. Странное чувство: двор тот и – не тот. Знаешь, что вот оно, одно из самых лучших мест на земле, а ты уже не видишь многого из того, что и делало это место таким привлекательным. Очень странное чувство!
        У выхода из Техникума встретили Таниного отца. Меня он не узнал, я его, конечно, тоже. Да и виделись-то с ним всего раз, когда целовал, пытался поцеловать Таню. Она сказала ему, кто я, и он живо расспрашивал о Клименках, о Дедусе. Оказывается, он работает на месте дяди Коли завучем. Таня перешла со мной на «ты». Милке она нравится. Договорились, что мы приедем к ним в следующее воскресенье.
        Пообедали с ней в ресторане (он в бывшем доме доктора Кауфмана) и пошли к моей школе на площадь. По пути заглянули во двор аптеки: как там лестница на второй этаж, где жила Лена Цинцинатор? А на первом жила Тоня Муругова. Лестница там же, где и была.
        Вход в школу закрыт, но я-то знаю, где ещё есть ещё вход! Через ямы и пески зашли с заднего входа. Нижний вестибюль. Узнал всё.. И размерами почти тот же: перила, ступеньки. Тут, как начальник штаба отряда, я проводил пионерские линейки: «рапорт сдан – рапорт принят». А что делать дальше – не знал. Поднялись на второй этаж. Мой класс, тот, где была сцена (бывший актовый зал?), перегорожен пополам, но если мысленно  убрать стенку и сцену восстановить (обе половинки хорошо видны через общую дверь) – класс в тех же габаритах. Женькин большой класс тоже перегорожен.
        Пошли вниз. Вот с этого места я стрелял из трубки в Витьку Сигаева жёваной бумагой и вместо него попал в женькину учительницу Горшкову. Злая была тётка. А в обвинительных бумагах фигурировала не бумага, а горошина, и мне влепили «хор» за поведение. Под лестницей справа тоже мой класс, кажется, третий. Или четвёртый? Теперь столярная, очень миленькие маленькие верстаки. Двое рабочих что-то делают; один идёт к нам с грозным видом. Услышав, что просто осматриваем школу, вызвался её показать (ему лет за 40, слегка в подпитии): он знает её целых (!) 12 лет. Небрит, говорит уверенно, но сразу тушуется, узнав, что я здесь учился 20 лет назад. Очень испугал Милку, когда вдруг задрал левую штанину и показал «подарок от фрица» - протез. И вдруг, наклонясь ко мне, запел: «Вот когда прогоним фрица – знаешь? – будет время, будем бриться! Стричься-бриться, наряжаться, с милкой целоваться…».
        Милка потом сказала, что у неё – мороз по коже!
        Вышли на площадь перед школой. По ней мы, начиная с 3-его класса, каждую неделю маршировали неоднократно и пели строевые песни. Я был запевалой и командиром отделения, и военрук всё хотел запихнуть меня в глубину строя. Теперь на ней памятник Ленину. Кой дурак сделал такой постамент! Высокий по сравнению с самим памятником и с эдакой раскрывающейся, подобно цветку лилии, капителью под фигурой. В целом впечатление, будто декольтированным платьем украшены плечи и шея женщины. Лысой. Более неудачного сочетания и не придумать! А может быть, специально кто-то пошутил?
        Мы решили, что надо найти, посетить мою учительницу, у которой учился со второго по 4-ый классы. Любовь Александровну Сорокину. Помню, что двадцать лет назад для какой-то цели в одном из домов на Дровяной улице брал цветы. Зашли в показавшийся знакомым дом, попросили продать. Хозяйка настригла палок-мальв и пару флоксов, денег не взяла. Опять мимо Лукича, мимо школы через весь город шли на набережную слева от наплавного моста.
        Утро было солнечным, а теперь стало накрапывать. Под лёгким дождичком подошли к дому – я узнал его сразу же среди других таких же, хотя и был-то у неё двадцать лет назад всего несколько раз. Вышла старушка немного суетливая. Только сильно присмотревшись можно было узнать знакомые черты, всё-таки не забытые. На улице, конечно же, не узнал бы её. Сказал, что я – Роберт, что у неё учился когда-то. Увидел, что вспомнила, спросила про дедушку – Дедуся. Потом и фамилию вспомнила, спросила о маме. На пенсии она уже лет 8. Недолго посидели, темы для общения быстро исчезли, но видно было, что рада она нашему, моему визиту.
        Под всё усиливающимся дождём дошли до мечети – местного краеведческого музея. Впечатление убогое, удручающее. Вся 800-летняя история Касимова теснится в одном зальчике бывшей мечети, остальное, советский отдел – стандартные муляжи яблок, бараньих шкурок и батарей отопления, продукции Утюжного завода. Яркое впечатление, что кто-то очень хочет забыть, затоптать историю, прошлое. Экскурсоводша сказала, что от них требуют расширить советский отдел за счёт исторического, или даже ликвидировать последний. Глупость или преступление?
        Спросил про мавзолей (тэкие) Шах-Али и про ещё один…

        (не представляю сегодня, что за мавзолеи и где они были!)

        …ответ был: в запустении! Не охраняются, наполовину разрушены - также, как и многие церкви. Экскурсоводша сказала, что всё-таки кое-что восстанавливается и показала на белёную церковь через площадь напротив, в лесах. Подошла ещё одна, сказала, что до революции вся она была снаружи и внутри во фресках. На них люди приезжали посмотреть даже из-за границы. Теперь – за сорок с лишним лет все фрески обвалились, осыпались и внутри, и снаружи. Я вспомнил, что во время войны мы с ребятами любили кататься на санках от мечети, но не любили, когда нас выыносило к церкви напротив: в сумерках на нас смотрели страшные лица святых, полуосыпавшиеся. Обе старушки наперебой стали спрашивать, как выглядели эти лица, но что я мог рассказать! Более варварское отношение к истории, к искусству прошлого, чем это делается у нас представить сложно!
        Поднялись на минарет мечети. Постройка 1452-го года! Единственное отрадное впечатление от музея…

        (а Касимов довольно старинный город, раньше назывался Городец Мещерский и дан был Грозным во владение хану Чёрной Орды Касиму Бекбулатовичу – он переметнулся к Грозному. Как это там у Дмитрия Кедрина в "Зодчих"? «И в московской неволе томились татарские ханы - послнцЫ Золотой, перемётчики Чёрной Орды…» А Грозный, когда чудил, однажды даже "передал власть" Бекбулатовичу)       

        …Промокшие почти насквозь, прибежали на пристань. Сели. Поехали, поплыли. В нашем отделении напротив нас –глухонемая девочка лет 9-ти. Деревенская. Мы немного побеседовали с ней и кое-в-чём друг дружку поняли. Было видно, как ей хочется общаться с людьми, передавать свои мысли, чувства, а почти никто не понимает её и не хочет: возиться долго! Разве что иногда кое-кто полюбопытствует и – хватит! А девчонка довольно развитая и смышлёная, понимает юмор. Когда собрались мы выходить, бабка напротив спросила меня, осуждающе: «а девочку-то свою что же оставляете?» Сурово так спросила. Удивилась, что не наша.
         Перед самой Щербатовкой дождь распоясался вовсю, хлестал, как из ведра. Думали, век не высушиться, но когда вышли из катера, дождь (вслед за катером?) уже ушёл куда-то. Поначалу сбились с дороги, и Милка стала трусить. Но вылезла вдруг луна, осветила всё, и мы быстро пришли ломой. У Маши нашлась водка и – стало хорошо. Как с Костей – неясно.

                http://www.proza.ru/2012/10/07/2673


Рецензии