8, 5. Народ и партия едины?
В новотроицких рудниках рабочие всех профессий работали по железнодорожному графику – «день, ночь – сорок восемь». В первый день люди работали двенадцать часов с восьми утра до восьми вечера, а на следующий день выходили на работу в восемь вечера и работали до восьми часов утра следующего дня. После этого отдыхали сорок восемь часов. Водители автосамосвалов работали по иному графику – в трёхсменном режиме по восемь часов. Четыре дня работали, а на пятый день отдыхали. Это было нарушением КЗоТа, ибо продолжительность рабочей недели по КЗоТу не должна превышать 41-го часа, а у нас продолжительность рабочей недели была 48 часов.
Меня вызвал к себе начальник гаража, Думбасар:
– Что ты там, среди рабочих говоришь, что администрацию цеха надо судить?
– Сколько ежемесячно у каждого водителя сверхурочных часов получается? Минимум – 16 часов. А согласно КЗоТу допускается переработка месячной нормы часов не более 16 часов на бригаду, и то, по согласованию с профсоюзной организацией. Конечно же, администрацию нашего цеха надо судить.
– График работы такой.
– График работы не из Москвы вам прислали и не рабочие его составляли. Администрация график придумала с выгодой для себя.
Через неделю после этого разговора мы уже работали по новому графику с двумя выходными днями в неделю.
Однажды мне надо было срочно ехать в ГАИ. Я зашёл к начальнику гаража, Думбасару, и попросил его мой рабочий день перенести на выходной день.
– Хорошо, езжай в ГАИ. Отработаешь в выходной день, – разрешил мне Думбасар.
На второй день за два часа до окончания рабочей смены меня с работы забрала «скорая помощь». Выписался я из больницы только в следующем месяце. Через неделю после выписки из больницы меня вызвали в цеховый профсоюзный комитет. Профком вынес решение: «За совершённый прогул уволить». На следующий день должно состояться заседание рудничного профсоюзного комитета (рудкома), где должны были утвердить решение цехкома.
Узнав о решении цехкома, главный инженер на радостях в моём присутствии объявил рабочим: «Послезавтра мы снова будем работать по старому графику». «Подожди, щенок, радоваться. Даст бог день» – подумал я.
Главный инженер – молдаванин. У него иссиня-чёрные волосы и тёмно-смуглая кожа лица. За характер и внешний вид, рабочие его за глаза прозвали Чомбе – по имени одного африканского диктатора. Однажды к группе слесарей подошла незнакомая женщина:
– Я хочу устроиться к вам на работу. Скажите, к кому надо обратиться по этому вопросу?
Один из слесарей ей ответил:
– Вон там, видишь, стоит группа начальников. Вот тот, чёрненький – Чомбе. К нему и обратись.
Женщина подошла к группе начальников:
– Товарищ Чомбе, можно к вам устроиться на работу?
– Я, не Чомбе.
– А где Чомбе?
– В Африке.
– А когда он оттуда вернётся?
– Из Африки не возвращаются.
– А кто меня примет на работу?
На следующий день после работы я пошёл на заседание рудкома. Представитель цехкома зачитал решение цехкома о моём увольнении.
– Что Вы нам поясните по данному вопросу? – спросил меня председатель рудкома.
– У меня есть вопросы к Вам. Соответственно ответов, которые я получу на свои вопросы, будут даны мои пояснения.
– Какие вопросы?
– Уполномочен ли рудком рассматривать фальсифицированные документы? Входит ли в состав СССР посёлок Новотроицкое?
– Какой документ фальсифицирован?
– Решение цехкома.
– Каким образом?
– Представитель цехкома зачитал подписи семи членов цехкома, а на заседании присутствовало только три человека.
– Объясните, почему решение цехкома было принято не полным составом и почему подписались те, кто не присутствовал на заседании? – спросил председатель у представителя цехкома.
– Мы с ними ранее согласовали этот вопрос, – ответил представитель цехкома.
– Это произвол невежд, не желающих знать законы и им подчиняться. Кто имел право без личного разбирательства со мною выносить решение о моей судьбе? А они знают причину моего прогула? Я не признаю это решение полномочным, – возразил я.
– Далее. Новотроицкое входит в состав СССР. Почему Вы в этом усомнились? – спросил меня председатель.
– Здесь не действуют законы СССР. На каком основании был создан график работы, согласно которого каждый водитель имел ежемесячно по 18 часов сверхурочной работы? Кто утверждал график, противоречащий КЗоТу? И это для водителей опасной профессии – для водителей внутрикарьерного транспорта! Мне необходимо было ехать в ГАИ. Я попросил разрешение у начальника гаража, Думбасара, перенести мой рабочий день на выходной. Думбасар разрешил мне поехать в ГАИ, а этот день отработать в выходной день. К сожалению это не было оформлено письменно. В первый же день, после того как я съездил в ГАИ, я отработал почти полностью смену. За два часа до окончания смены меня с работы машиной «скорой помощи» отвезли в больницу. В больнице я был госпитализирован. Из больницы я был выписан уже в следующем месяце, поэтому отработать прогул я не смог, так как календарный месяц закончился. День, в который я попал в больницу, мне оплатили больничным листом. Этот же день я отработал почти полностью, но предприятие мне его не оплатило. Фактически я свой прогул уже отработал. Я просил начальника гаража зайти вместе со мною на заседание рудкома. Думбасар – честный человек, он сказал, что я не виноват, но на заседание рудкома пойти отказался.
– Хорошо. Выйдите, пожалуйста, в коридор. Мы здесь посовещаемся и примем решение по вашему вопросу, а затем позовём Вас.
Я вышел из кабинета. Сейчас будут судить, обсуждать.
Почему отказался прийти на заседание рудкома Думбасар? Зимой 1966 года начальником автоколонны был Чепель. Я был с ним в очень плохих отношениях – подавал несколько раз заявление об уходе, но директор автобазы мне отказывал, уговаривая меня остаться. Наконец директор подписал мне заявление. Когда я подал Чепелю подписанное директором заявление об уходе, Чепель обрадовался. Увидев его радость, я ему сказал:
– Не радуйся. Через два месяца улетишь и ты. Будешь сменным механиком и выше тебе уже не подняться никогда.
Я уволился, а через два месяца Чепеля понизили в должности до механика. Прошли годы – я с Чепелем снова встретился. Он снова мой начальник, но только как механик. Мы уже полтора года работаем вместе и он со мною предельно вежлив. Поверил, что существует Высшая Справедливость? Возможно, Думбасар что-то знал от Чепеля и потому, тоже со мной не враждовал. А может быть, Думбасар просто был честным человеком?
Меня позвали в кабинет рудкома.
– Мы отменили решение цехкома, как неправомочное. Вам же, советуем впредь не вести разговоров среди рабочих о нарушениях законов. Если Вы обнаружите что-то, противоречащее законам, то лучше придите к нам, и мы с Вами обсудим этот вопрос, – объявил мне председатель рудкома.
– Хорошо. Я воспользуюсь вашим советом, - ответил я и подумал: «и сделаю вам подарок, которому все вы вряд ли обрадуетесь».
Я ездил к своей сестре в Темрюк и высмотрел там себе отличную усадьбу. Усадьба продавалась. Она была в уютном месте. Между основной улицей и речушкой была тупиковая улочка, на которой располагалось всего три дома с одной стороны улочки, а с другой стороны улочки был густой зелёный гай, в котором начиналась балка и выходила к речке. Усадьба, которую я собирался купить, была в самом тупике и находилась в развилке между балкой и речкой. Огород и большой сад с двух сторон ограничены двумя балками, в одной из которых текла речка. Дом с сараем стояли вплотную и располагались друг к другу под прямым углом. Двор был закрытого типа, так как дом к улице стоял тыльной стороной. Возле дома есть колодец. Дом построен так, как строили дома гагаузы – тёплый и экономный по расходу горючего материала. Здесь всё сделано так, как будто для меня. Чудесный зелёный гай – моей душе услада. За дом просят дороговато, но место того стоит. В моих оценках домостроений, место постройки всегда занимает ведущее положение. Дом можно построить другой, а место можно только облагородить. Я решил переехать сюда в конце лета, а пока можно немного покуражиться над умниками советской закваски, а заодно и сдать квартиру, ударив по «сучьей» меркантильности.
За две недели до моего увольнения с предприятия я пошёл в рудоуправление и зашёл в парткабинет.
– Извините, я не коммунист, но мне хочется поделиться с вами некоторыми соображениями, если можно, – сказал я секретарю парторганизации.
– Это хорошо, что беспартийный хочет с нами поговорить. Садитесь, я Вас слушаю, – оживился секретарь.
– У меня есть некоторые сомнения о советском светлом будущем.
– В чём заключается суть ваших сомнений?
– В цехе внутрикарьерного транспорта есть много большегрузных автомобилей, которые в инвентаризационных документах предприятия не числятся. План производства работ занижен. В штате числятся 90 человек автослесарей, но в действительности их всего 20 человек. Остальные «слесари» с высокими разрядами сидят в конторах и «работают» домохозяйками у своих мужей – начальников нашего рудоуправления. В собственном доме у кухонной плиты они зарабатывают себе рабочий стаж и получают высокие зарплаты. Водители, вместо того, чтоб работать только водителями, вынуждены ремонтировать автомобили, на которых работают. Автомашины чаще стоят на ремонте, нежели возят горную массу. Из-за махинаций с учётом рабочих и механизмов получается так, что цех выполняет план на 115%, а у водителей выполнение месячной нормы выработки только 90 процентов. У начальства не жизнь, а малина – ни хрена не делают, а перевыполнение плана стабильное, и дома на кухне трудится «автослесарь шестого разряда» с высоким заработком и премией. В рудоуправлении также есть «левый» известковый карьер. Этот карьер со всеми механизмами и огромными экскаваторами нигде в документах не числится. При всеобщем невыполнении норм выработки рабочими, рудоуправление по всем показателям – передовое предприятие. Начальство премии получает, а рабочим премий нет – экономия фонда заработной платы. Вот такими махинациями зарабатываются правительственные награды. Директор предприятия получил орден Ленина, но заслуживает виселицу. В рудоуправлении под замком хранятся документы, согласно которых рабочие должны работать в антирадиационной спецодежде и иметь вредный стаж работы со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами. Максимальный стаж работы не должен превышать десять лет. Вот я и пришёл к Вам с вопросом: «Что будет, если я подробно всё это изложу на бумаге и через хорошего друга передам непосредственно в ЦК КПСС?».
Секретарь сидел, зажав голову руками, потом поднял голову и сказал жалобным тоном:
– Но, это же не я! Это всё он! – секретарь показал рукой в сторону кабинета директора.
– Ладно, вы думайте, а я пошёл домой.
Секретарь парткома не отрицал и не опровергал сказанное мною, значит, он в действительности обо всём этом прекрасно знал. Да и как можно было утаить такие огромные махинации?
До самого моего увольнения начальство ходило в ожидании неотвратимого стихийного бедствия. А после моего увольнения? Я принёс начальнику цеха внутрикарьерного транспорта заявление об увольнении. Анатолий Прокопович Гуржий положил моё заявление на стол, подпёр голову рукой и задумался. В кабинете повисла гнетущая тишина. Прошло несколько минут. Я стою – жду развязки. Гуржий иногда возьмёт ручку и снова кладёт её на стол. Он хочет что-то мне сказать, но не решается. Ну, что же он? В принципе он неплохой человек, а с его родным братом, Василием, я учился в одном классе. Анатолий Прокопович не автор системы, а исполнитель, как и многие другие. Молчание настолько затянулось, что было уже довольно неприлично. Мне стало его жалко, и я заговорил:
– Ладно, Анатолий Прокопович, подписывай заявление и ни о чём не думай. Если бы в Вашем распоряжении работали люди, тогда я уже давно отправил бы письмо в ЦК КПСС. Но у Вас работает покорное «быдло» украинской степной породы. Я не нашёл среди них ни одного человека, поэтому мне их не жалко. Никуда я писать не буду, а вы выжимайте из этих скотов всё, что сможете – они это заслуживают своей покорностью и раболепием. Подписывай заявление.
Анатолий Прокопович Гуржий поднял голову, внимательно на меня посмотрел и молча подписал заявление.
Я уволился и уехал из Новотроицка, а Гуржий умер от разрыва сердца, не прожив после этого и двух месяцев. Он, наверное, не поверил мне в то, что я посылать сообщение в ЦК КПСС о правонарушениях администрации Новотроицкого рудоуправления не буду. Сердце у него не выдержало напряжения – он и умер. Жаль – молодым ещё был.
Свидетельство о публикации №212100500217