Дикая Кошка

Я, наверное, никогда бы не обратил на нее внимание, если бы не эффектное появление. В компании, с персоналом в две сотни человек, новички, первые пару месяцев, теряются. Суматоха, стресс и персональные компьютеры здорово помогают расслоению коллектива на отдельных, озлобленных человеков. Но эта особа заявила о себе в первый же день. Началось все с имени - Вероника Амадео. Причем она просила ставить ударение на "О" в имени. Большинство знакомых мужиков говорили о ней, как об очень видной личности, под личностью, естественно имели ввиду размер и форму. Я старался особо не вслушиваться. Что с них взять: работа - семья - работа, большинству ближе к сорока. Мне же двадцать один год от роду, я холост, амбициозен и, наверное, красив, хотя и не как Питты с прочими Деппами. На Фирму я попал, в таком возрасте, благодаря своим мозгам, чем и горжусь. Вероника, судя по слухам, тоже не за красивые глаза. Я хотел встретиться с ней.
26 августа.
  Подъем в пять утра, контрастный душ, крепчайший Нескафе с холодным отварным мясом и в путь. Впереди двадцать минут ходьбы до любимейшей Фирмы, в которой никто не знает, чем он занимается, но все усердно трудятся и заколачивают денюшки. Утро выдалось солнечное, хотя и прохладное. Но я верил, что мой костюм, купленный прямо таки по космической цене, должен согреть даже на полюсе. Освежившись и окончательно проснувшись, я достиг наконец-то двадцати семиэтажного здания Фирмы. Все из стекла, бетона и пластика, включая сотрудников. В лифте сухие приветствия с коллегами и не высоким начальством, у высокого отдельный лифт. И прямым ходом в курилку. Ибо, как сказали старички, что давно работали: "Рабочий день клерка (как сами себя называли) должен начинаться с перекура, Санек!"
  Она, то есть Вероника, стояла в окружении смолящих мужчин в дорогих костюмах, иных у нас не носят, в обтягивающих джинсах, кедах, красном вельветовом пиджачке и активно спорила:
 - Еще раз повторюсь: пятому отделу необходимо сменить руководство для объективной оценки последнего поступления!
  Все как обычно - промывают кости начальству. Однако, присутствие Вероники здесь, мне показалось странным. Обсуждает пятый отдел, он же этаж, с мужиками с десятого - моего. Да и какие споры на второй день работы?
 - О, Санек, дарова! - Протянул руку самый старший из всех курящих. Это Стас, он же Станислав Иванович, он же мой первый начальник и руководитель отдела. Сорок три года, жена, двое детей, новую ауди купил неделю назад, имеет трудовую лысину.
 - Что за спор, а драки нету? - После рукопожатия сказал я с улыбкой.
 - Да вот, госпожа Амадео, решила нас поучить, чутка, - сквозь смех выдавливал Стас. - Ты, как самый молодой, давай впитывай!
  Громкий ржач десятка клерков ударил звуковой волной по стенам. Я лишь кисло усмехнулся, курить расхотелось. Пожав всем руки, я вышел и двинул к своему рабочему месту. Больше ничего хорошего тут не услышать, шутка дня уже придумана. Удалялся я под непонятные слова Вероники, ну и, конечно же, ржач. Добрел до стола, упал на стул и тупым взглядом уставился на монитор. Стол стоит рядом с окном, отрывая панораму долгостроя и каких-то дымящих труб на горизонте. В ближайшем окружении еще четырнадцать таких же столов из пластика, на которых в идеальном порядке уложены степлеры, папки, ручки и неимоверное количество цветных стикеров. И все пялятся в мониторы, и тупеют.
 - А ты, почему ушел, не оценил шутки?
 - Твою ж мать! - Подпрыгнул я вместе со стулом. - Кто ж так делает? Отличная шутка, в смысле не шутка Стаса, а вот ваше это, с подкрадыванием.
 - На вопрос так и не ответил.
 - Айн момент, только дух переведу. - Сердечко взаправду билось на повышенных.
  Прядя в себя, я крутанулся на стуле, и взгляд мой упал прямиком в декольте черной футболки под красным пиджаком. Меньше секунды мне потребовалось для того, что бы и вид оценить и глаза поднять. Вероника или Ника, как я решил ее называть, стояла, почти горизонтально изогнувшись. Черные волосы густой копной спадали на плечи и спину. Лицо возмущенное, ждет ответа. Персиковый цвет кожи, видавшей солярии, аккуратно удобрен тональным кремом. Чувственные губы, насыщенного алого цвета, земляничного вроде бы, но помады нет. Ротик маленький, аккуратный слегка приоткрыт, сахарком блеснули зубки. Показалось, что уж с сильно острыми резцами, как у кошек. Чуть курносый нос, в правильном положении на лице, не знаю точно, где должен лежать нос, но вот у нее, где надо. Когда мой взгляд добрался до глаз, по позвоночнику вновь побежали мурашки, цепляясь острыми коготками. Я, конечно, всякого навидался: от раскосости до разного цвета зрачков, но что бы такое. Зрачки Вероники были вертикальными, узкие щелочки, как у кошки. Запоздало опомнившись, ответил:
 - Ушки у вас, небось, тоже кошачьи?
  По мне прошелся взгляд, как по безнадежно больному. Брови слегка изогнулись, в знак неприязни.
 - Все свое, от природы. Хотя ты, как и большинство здешних мужиков, можешь только вырез рассматривать.
  А почему, интересно, я к ней на вы, а она нет? Протянув руку, добавил с энтузиазмом, пропустив мимо ушей про вырез:
 - Александр Тодд.
  Сколько же у нее разных взглядов? Сейчас я вырос от лохматого дебила, уже до подобия примата.
 - Вероника Амадео, - с ударением на "о", хоть и без акцента. - Приятно познакомиться. Ты мне нравишься, такой забавный. В столовой, в час.
  Она развернулась на невидимых каблуках, эффектно взмахнула роскошными волосами и, оставив в воздухе аромат земляники, ушла. Грациозно, по кошачьи.
  Обалдевшим от такой перемены я так и остался сидеть за своим столом. Рот открыт, благо слюни вроде не текут. И чего я так привязался к этой ее кошачести? Проводив взглядом кошку до лифта, тьфу ты, Веронику до лифта, я развернулся на стуле обратно к компу. В последний момент не выдержал, обернулся. Она стояла в стеклянной коробке, в окружении, не сводящих с нее глаз, мужиков. Взгляд победительницы, уверена что ошеломила, двери закрылись, прекратив визуальный контакт, лифт начал опускаться. Потом подошел Стас, наговорил кучу непонятных слов и рабочий день захватил меня полностью.
  Помимо серых лиц и костюмов в столовой были серые стулья, столы, подносы и даже безобидное пюре, стараясь не вылезать из общей цветовой массы, упрятало маслице поглубже, открывая свою, несомненно, серую душонку. Я, аки Печорин, героем стоял посреди обеденного зала. Грудь колесом, подбородок вверх, глазищи рыщут по окрестностям пытаясь схватить в перекрестие прицела свободное место. Мысленно я был готов к тому, что вот сейчас Вероника подкрадется со спины, обязательно по-кошачьи. Но, вот всегда это но! Подпрыгнуть, конечно, не подпрыгнул, но руки дрогнули, а колени подкосились.
 - Тодд, я заняла нам столик.
  И за спиной раздался цокот каблуков. Обернувшись, я увидел удаляющуюся волну черных волос. К обеду Вероника переоделась в аккуратное красное платье.
 - Хм, интересно. - Сказал я, удивлен, конечно, но грудь опять колесом. Прогарцевал следом за ней.
  За столиком я ел, а она разглядывала меня жующего. Я конечно не из стыдливых, да и вкушаю, вроде, аккуратно, разве что мизинчик не топорщу. Но все равно неудобно, разговор к тому же не клеился.
 - А сколько тебе лет? - Так, для заполнения паузы, буркнул я.
 - С такими вопросами девушку не завоюешь. - Еще больше откинулась на спинку стула, взгляд стал интереснее. Все любят провокационные вопросы.
 - Я, пока, ни на что не претендую, пока, но если ты настаиваешь. - Ухмылка победителя прокатилась от бровей до губ.
 - Я предпочитаю надавливать на мужчин.
 - А все мужчины не меньше женщин, между прочим, любят, когда их мнут, лапают и трясут за щеки.
  Беседа идет вполне откровенная, но видно, что Вероника подбирает слова осторожно. Это я, с малых лет с грубыми дядьками, все привык сразу в лоб. Стараюсь, конечно, читать умные книжки, фильмы документальные смотреть, хотя бы для того, что бы женщину не только с гастрономической стороны оценивать. А то кругом безопасный секс, эскорт услуги и вообще всякие с крылышками. Женщину нужно рассматривать как мать, скорее даже как маму, не упуская при этом и всех манящих выпуклостей. Блин, в итоге все равно пришел к грудям. Кстати о грудях.
  Вероника, решила сменить свое положение и, подогнув под себя руки, навалилась на стол. Сделал вид, что соринка в глазу и отвернулся к окну. Но глаза непроизвольно косятся на два больших полушария в декольте.
 - Теперь понимаю, как ты привыкла надавливать, - голос непривычно хриплый, как при ангине, а сухой язык начал царапать небо.
 - Вот и прекрасно, - вновь откинувшись к стулу, елейным голосом шепнула она. - Какие планы на вечер?
  После такого вот предложения любой сломается, а мне двадцать один. Но решив не сдавать позиций я, вновь по-Печорински, бросил фразу как разменную монету:
 - Пока что еще не определился, но скорее всего, проведу время в компании интересных друзей, за бутылочкой сухого и партией на бильярде.
  Ага, две нольпяшки темного пива, чипсы и телевизор, либо комп - вот и все друзья.
 - Отлично, люблю узнавать интересных друзей, особенно если они в стеклянной таре. - Прощебетала Вероника, очень красиво при этом, доказав, что мысли наши, на нашем же лице, читаются легко и непринужденно.
  И вообще! Какие предложения на первый день знакомства?! Я понимаю, что такое корпоративный дух и вся остальная ерундистика, но слишком уж все складно. А так не бывает.
 - Еще как бывает. - Так, между делом сказала она, скушав огурчик с моей тарелки.
  Я отреагировал на звук и движение, словно змий, гад, в общем. Слов не услышал - погружен в себя, но пробежался по ней быстрым взглядом.
  Говорят, легкий стресс полезен, помогает быть в тонусе без сока. Куда там, тут не то, что мурашки, целый табун парнокопытных по спине пробежал. Когда я взглянул на Веронику, встретив глаза, мне показалось, что ее зрачки расширились. Линзы линзами, пусть играется ребенок, не жалко, но что бы зрачками так. В это время как раз тучи на миг скрыли солнце, в принципе все объяснимо: был у меня кот, знаю, как глаза устроены, но это же человек.
 - Эмм, Вероника, - стараясь держаться, естественно сказал я с паузой.
 - Даммм, - то ли передразнивая меня, то ли окончательно копируя кошку - отвлеклась она от огурцов, в моей тарелке, кстати.
 - У тебя глаза... как бы сказать. - Да и правда, как о таком сказать?
 - Не умеешь, комплименты делать - не делай, ты и так забавный. Хочешь казаться таким, - короткая пауза с очень красивым закатыванием глаз, легким вздохом и театральной жестикуляцией. - Но и так хорошо. До встречи вечером, я пью красное сухое.
  Встала, развернулась, напоила земляничным запахом и пошла восвояси. Скажите, ну какой нормальный мужик, от такого откажется. А что глаза у нее кошачьи, так это мы еще разберемся. Я в спешке доел и побежал отпрашиваться у Стаса пораньше с работы. На завтра тоже выходной, кто знает, куда заведет сухое.
 
На маленькой кухне горели свечи, принесенные Никой. Она с таинственной улыбкой чистила грейпфрут - аккуратно, тонкими и изящными руками. Отделяя мякоть, она осторожно кормила меня с рук. Нежные пальчики, совсем чуть-чуть коснулись уголков моих губ. Я улыбнулся, сладкий дурман с ароматом земляники покрывал сознание тончайшей пеленой. На часах десять, а она пришла в восемь, за два, бесконечно длинных, часа она не произнесла ни слова. А я не просил, просто сидел, смотрел на нее, ел дольки грейпфрута и утопал в ее глазах. Свет приглушен, ее зрачки расширены, от этого, кажется, что она напугана. Лицо скрыто тенью, и только кошачьи глаза со стрелками светятся чистым желтым светом.
 - Иногда становится так грустно, - с нескрываемой печалью в голосе протянула она.
 - Ника.
 - Да.
  Голоса звучат тихо, словно бы бояться разрушить наш с ней мирок.
 - Почему ты здесь?
 - Потому что ты так захотел. Ты необычный.
 - Я думаю из нас двоих, ты больше попадаешь под это определение.
  Я не знаю, как это улыбнуться по-доброму? Но сейчас, глядя на нее, мне кажется, у меня получилось.
 - Иногда становится так грустно, - уже спокойно повторила она. - Все видят во мне лишь маленькую девочку.
 - А кто ты на самом деле?
 - Кошка! - Громко выкрикнула она и рассмеялась звонким дразнящим смехом. - Мне совсем скоро уходить.
 - Кошки уходят, когда им вздумается?
 - Но всегда возвращаются, если их приласкают. Обними меня, мне холодно.
  Не дожидаясь моего ответа, она прильнула ко мне, сев на колени. Холодные руки скользнули под домашнюю футболку и обняли за пояс. Вероника положила голову мне на плечо и прошептала:
 - Спасибо.
 - Ника.
 - Да.
 - Я не так часто делаю добрые дела, что бы отказываться от твоей улыбки.
  Она крепче обняла меня. Я чувствовал, что все сделал правильно, что оказался на этом месте именно я. Что именно меня она сейчас обнимает, именно я сейчас ей нужен.
 - Ника.
 - Да.
 - Иногда становится так грустно.
 - Я знаю.
  Мы сидели, обнявшись, казалось целую вечность. Я понимал, что знаю Веронику всю свою жизнь. Знал ее всегда, но не решался обнять. Сладкий запах земляники утопил комнату. Свечи догорели и лишь желтые кошачьи глаза ярко горели в темноте.
 - Я не люблю кошек. - Сказала она.
 - Я знаю, - сквозь лавину тепла и чувств смог выдавить я. - Кошки возвращаются, если их приласкать?
 - Да. - Прошептала Ника. - Кошки всегда возвращаются. Кошки.


27 августа
    Сон добавляет бодрости? Вот уж нет! Бодрости добавляет хорошая кампания перед сном. Вероника ушла без десяти двенадцать, резко и расчетливо. Будто бы у нее по плану еще не одна встреча. От такой мысли меня передергивало, да так, что с кровати до потолка подлетал. 
  Встал, сделал гимнастику под "Доброе утро", пока отжимался,  рассказали, как кто-то кого-то зарезал. Пройдя мимо кухни, улыбнулся - грейпфрутовые корки свалены в аккуратную кучку на краю стола, пожухли, в отличие от воспоминаний. Ванная встретила кафельной прохладой и запахом зубной пасты, кремом до и после бритья, тоником для умывания и десятком других запахов. Стараюсь следить за собой, косметики много, толку меньше в разы. Наскоро умылся, съел творог с хлебом энергично работая челюстью, измельчая еду, словно комбайн. По пути к шкафу с одеждой выпил традиционный Нескафе и опомнился - я же просил выходной у Стаса! Полнейший расслабон первыми почувствовали ноги - стали ватными и побрели на кровать. Развалился и стал думать. А что в такой ситуации придумать? День дома, далее ночь, новый день и только тогда я вновь смогу увидеть Нику. Словил себя на мысли о том, что думаю о ней как-то непринужденно и легко. Ну, пришла, ну посидели, ну обнялись, даже вина не пили, а совместное употребление алкоголя для меня очень важный момент. Ничего, вроде, особенного, но она сейчас там, в Фирме, а я здесь. "Сталбыть влюбились, батенька". - Владимир Ильич, с какого-то хрена вылезший из памяти, подвел черту размышлениям. Погасив в себе пламя вождя, (красиво звучит, правда?) решил пойти еще раз умыться. Не дойдя до ванной комнаты, развернулся как балерин на носочках и пошел одеваться. Через пару минут уже топал по мостовой. 
   
 - И вообще, имею полное право! Мы молоды и красивы, тем паче, что возраст как раз такой, в котором это просто необходимо! – Обратился я к внутреннему Ильичу – Ильич промолчал. 
  Так дальше и шел бы, разговаривая с самим собой, но прохожие уже начинают оглядываться и нехорошо так мотать головой. Мириады мыслей проносятся в голове со скорость дорогого спорткара. Мысли проносятся - не зацепишься, а вот ноги, наоборот - будто клешнями, за каждый камешек. Сердце, от прилива необъяснимых чувств, колотится как у мыши. Где-то читал, что мышиный пульс - монотонный шум для человеческого уха. Рот раскрыт, воздух хватаю жадно, скоро голова закружится. Восприятие окружения обострилось, вижу и чувствую раньше, чем осознаю. Мимо проходящие люди двигаются медленно, хотя я понимаю, что это не так, утро же, на работу всем. Все двигаются как сквозь толщу воды, а я, ну прям водомерка. Скоро, совсем скоро я буду в Фирме, а значит, буду рядом с ней. 
   
  Станислав Иванович, в костюме от какого-то итальянского кутюрье, хмуро смотрел на одного улыбающегося, чуть щеки не рвутся, идиота. На меня. 
 - Надо покурить. - Как-то растерянно буркнул он с хрипотцой. - Тебе тоже! 
  Мы, как в песне, сидели и курили. Начал он: 
 - Саня, я к тебе как сыну скажу: "Ты брось это дело, ни к чему хорошему не приведет". Я все понимаю, и что молодые, и что она красавица, да и ты рылом, вроде вышел. Но. - Он вздохнул, затянулся, подбирая слова. 
  Я перебил: 
 - Стас, я что-то не врубаюсь, че происходит? 
 - Помолчи, а то премии лишу! - Кисло улыбнулся, будто и правда лишит. - Я не буду говорить, что мол, работа на первом месте, но тебе с ней не по пути. Вот. Пойди сейчас домой, выпей, подумай, обмозгуй все. Выходной же, а ты сюда. 
 - Не думается мне, Станислав Иванович. Ваши бы слова - да Богу в уши! Но не могу я один в четырех стенах, всей душой тянет на Фирму. 
 - Хреново, что не от любви к работе. - Сказал Стас и приобнял меня за плечо. - Опасная она особа, уж поверь мне, знаешь, сколько таких у меня было? 
  Взгляд моего начальника стал задумчиво-мечтательный - вспоминает былые деньки. 
 - А сколько? 
 - Чего сколько? - Разом спустился с небес на землю начальник. 
 - Сколько у вас таких было? 
 - Не твое дело, иди, работай! Тьфу, - зло сплюнул, промахнувшись мимо урны, - отгул же. 
 - Значит, без меня, меня же женили, еще и обсуждают. А как всех пассий руководства обсудить - иди, трудись в выходной день! Ладно, ладно, Станислав Иванович, с меня станется. - Не удержавшись, подколол я. 
  Стас рассмеялся уже по-доброму. Мы докурили, подоспели еще мужики, обсуждавшие вчерашний футбол. Стас решительным шагом вышел - гражданин начальник, как-никак! Я остался поздороваться со всеми. На вопросы, типа: "Ты чего здесь торчишь? На отгуле же, вызвали?" я отшучивался. 
  После разговора со Стасом вроде как полегчало. Дыхание выровнялось, а мысли прояснились. Самое время трезво взглянуть на вещи: допустим, я влюбился, как школьник, без оглядки. Хорошо, назревает вопрос: как себя вести дальше? В этих вопросах я, вроде бы не новичок, но и опыта толком не было - годков то мало еще. И самый главный вопрос: что по этому поводу скажет госпожа Амадео? Я решил, все-таки, пойти домой, как посоветовал Стас. Но по пути нужно заглянуть в столовую, а то в животе закипает голодная ярость. 
   
  В столовую только начинает стягиваться народ, обед через пятнадцать минут. Есть время не спеша выбрать кушанья и, соответственно откушать. Набрал целый поднос и кое-как дошел до столика, внутри дикий зверь готов уничтожать провиант голыми руками. На суп и горячее накинулся яростно, но глаза рыщут по столовой в поисках её. Я сидел немного поодаль от столика, за которым обедали вчера. 
  Цокот каблуков в Фирме услышат даже в забой! Вот и сейчас все притихли и смотрят. Я тоже смотрю, но все мужики смотрят на ноги, и на то, откуда они растут, а я смотрю на нее – просто смотрю. Взгляд не знает, за что зацепиться, кое место приласкать. Для меня она восхитительна с любой стороны, любого ракурса. Вид у меня сейчас был, наверное, наисчастливейший. Харя обвисла, рот раскрыт, как у Роджера, ну того, которого подставили, не дожеванная сосиска того и гляди плюхнется на стол. А она печальна. Взгляд слегка подкрашенных глаз опущен на салатик из овощей. Сегодня завила волосы, одела светло-фиолетовую блузку, черные деловые брюки ну и, конечно же, каблуки. Забралась на стул полностью, подогнув ноги под себя, этакая русалка, только что волосы не малиновые. Мужики с окружающих столиков смотрят плотоядно, надменно и в тоже время с иронией, типа знают, что она маленькая девочка, но порезвиться бы с ней не прочь, причем без учета ее мнения. Ком подступил к горлу, вот-вот прорвет, нужно заканчивать эти погляделки и увести Веронику. 
  К ее столику подходил по прямому, как американский хайвэй, проходу меж столами, медленно, хотя и твердым шагом. Рожа кирпичом, челюсть выдвинул вперед, где-то читал, что это признак благородной крови, высокого сословия и волевого характера; у Вероники, кстати, челюсть выступает от природы, а я так, выкаблучиваюсь. Даже брови попытался изогнуть как-нибудь так, что бы грозно смотрелись. Уже словил парочку любопытных взглядов на себе со стороны коллег, мол, куда поперся, ага, понятно куда, а зачем? Все ждут чего-то феерического, не знают еще, что я просто уведу ее отсюда. Я подошел со спины и нежно обнял ее за талию. Позади меня послышались «охи» и «ахи», кто-то полез доставать платочек, вытереть пот со лба, мелькнули ингаляторы астматиков, в общем, произвел впечатление, ничего не скажешь. 
 - Привет, Кошка, пойдём отсюда? 
  Шоу должно продолжаться, так вроде пел Фредди? Все находящиеся в столовой были парализованы такой сценой, но, кто знал, что оказывается все пришли на комедию! Едва я проговорил последнее слово, как хлесткий удар парализовал левую сторону лица, в глаза сыпанули искры и знакомые по брату красные круги, жгло будто кислотой. Профессиональная пощечина, отработанная на беззащитных мужиках не первый год, шлепнула так, будто пломбу сорвала. Представьте, что вам рассказывают очень смешной анекдот и в самом ржачном моменте затыкают рот, долго держат, а потом отпускают руку и весь запас разом рвется наружу. Сейчас произошло нечто подобное, только рты никто затыкать не собирался, воздушной волной смеха чуть было не оторвало от пола. Кровь со всего тела кинулась к месту удара, там сейчас проявляется, так любимая мною, ладонь Ники. Хорошо прилетело, с таким узором можно в полицию идти и пальчики откатывать. Мда, хорошо, но за что? 
 - Эй, за что?! Стоп, второго раза не нужно, опусти руку! 
 - Ты что себе позволяешь, Тодд! 
  Брови выгнулись по крутой дуге, земляничные губы слегка подрагивают, а вертикальные зрачки сузились настолько, что казалось, отсутствовали вообще. Господи, какая же она красивая, самая восхитительная девушка в мире! Ага, нашел время восхищаться своей кошкой. Своей? С такими замашками далеко пойдешь! 
 - И хватит на меня пялиться! - Вероника находилась в ярости, следующая остановка - белое каление. 
 - Я просто подумал, что мы вчера так мило посидели, а потом ты меня... 
  Вот на этом моменте я и понял, что болтнул лишнего. Как тут не понять, когда вокруг тебя стоит толпа и смотрит как неандерталец на смартфон. В одном месте, правда, толпа расступилась, там стоит Вероника. От тех, кто стоит ближе всех к ней идет запах горелых клерков. 
  Дураком меня может назвать каждый, но вот оперативным реагированием могу и похвастаться. Я аккуратно, стараясь даже одеждой не соприкасаться, вдруг взорвется, протиснулся сквозь толпу рядом с ней на выход. А там уже дал деру под дикие крики обиженной, дважды мимо меня, пролетали какие то вещи. Для спасения я залетел в дверь с мужским треугольником на табличке, оказывается зря. Разъяренную Веронику ничто не могло остановить, она забежала следом. Прижала к стенке, уперев руки рядом с плечами и отрезав мне путь стратегического отступления. Хотя я до сих пор серьезно ситуацию не воспринимал. Испытующий взгляд кошачьих глаз просверлил насквозь. 
 - Ты красивая. Сейчас я смотрю на тебя и понимаю что влюбился. Да, вот так вот, за один день, с первой минуты как тебя увидел. Я ни о чем и думать не могу, кроме как о тебе. И пришел я сегодня только лишь для того, что бы тебя увидеть. Увидеть и раствориться в твоих глазах. - Я говорил на одном дыхании, возможно и сам не понимал что бормочу. За одно мгновение я выпалил все, что сидело в груди и трепало сердце. Я говорил, какая она красивая, говорил, что хочу, что бы она была со мной и больше ни с кем. А она слушала, как-то бесстрастно, но слушала. Я понимал, что я всего лишь ее минутное увлечение, если увлечение вообще. 
 - Ты дурак, - подавляя в себе те слова, которые на самом деле хотела сказать, тихо прошептала она. - Какой же ты дурак. - Уже мне на ушко. 
  Губы Вероники легко коснулись щетины на моей щеке. Ничего не значащий поцелуй длился целую вечность. Мне хотелось обнять ее, притянуть к себе и никуда больше не отпускать, но руки налились свинцов, по телу пробежали мурашки, оставляя после себя оцепенение и дрожь. 
 - Ника, - сказал я вслед удаляющемуся водопаду черных локонов. 
 - Нет, Вероника. - Поправила она, с вновь появившимися металлическим нотками в голосе. Поправила и ушла, оставив меня наедине с моими мыслями и ароматом земляники. 
   
  Значу ли я для нее что-либо? Могу ли рассчитывать на взаимность? Чувствует ли она ко мне, то же, что чувствую я к ней? С такими вопросами люди и становятся философами. Я вышел из здания Фирмы и бесцельно побрел по городу. Сам задавал вопросы, сам же и отвечал. Прохожие подозрительно косятся - идет парень, рубаха расстегнута до середины груди, из выреза должен пар валить клубами, поскольку сердце захлебывается от наплыва крови. Может быть, и говорил вслух, не знаю. Вообще ничего не знаю и не понимаю! Это только в кино люди влюбляются и у них сразу и взаимность, и жаркие поцелуи, в реале же, все вот так вот. Пройдя пару кварталов, мне удалось все же уложить мысли по полкам. Полки трещали и пытались вывалить могучие томники моих любовных изреканий. Все, к чему я в итоге пришел - я ее люблю. 
  Времени прошло немало, надо бы вернуться обратно на Фирму. Встречу Веронику после работы, прямо школьник какой-то, и сразу скажу все, что чувствую и, будь что будет! 
   
  Двадцать семь этажей и где-то там, на пятом, она сейчас собирается идти домой, еще не зная, что один обезумевший от любви парень ждет внизу. Оказалось что не один. Он сидел на байке в потертой кожаной куртке "косухе", так вроде она называется, курил что-то крепкое - запах чую за пять метров. Длинные, до плеч, волосы цвета блонд трепал ветер. Эх, всегда хотел себе такую прическу, что бы взял так, запрыгнул на огромного железного зверя и унесся вдаль. Я бы летел по шоссе, Вероника сидела бы позади меня, крепко вцепившись вот в такую же кожанку. Я бы унес нас на край света, подальше от всех бытовых проблем. А там, на краю, обязательно у берега моря или над пропастью каньона я бы поцеловал ее, сказал бы, что она само совершенство, что она... 
  От грез, обратно на землю, меня вернул голос знакомых мужиков: 
 - Привет, Саня, кого ждешь? 
 - Да так, - отмахнулся я. 
  Вероника вышла из здания Фирмы. Сердце мое вновь забилось с бешеной скоростью. Я хотел было улыбнуться, но она только на шаг приблизилась ко мне, видимо, что бы сказать: 
 - Пока. 
 - Пока, - сквозь комок слез еле выдавил я, смотря, как она подходит к тому байкеру. 
  Далее все происходило все как в кошмарном сне. Время, выбрав не мою сторону, начало медленно останавливаться, дабы насладиться тем, как мое сердце рвется на части. Вероника села позади байкера и обхватила его руками. Нет, этого просто не могло быть, сказка становилась реальностью прямо у меня на глазах, но, увы, главную роль играл не я. 
  Далее была пустота, ночь и леденящий душу смех байкера. 
  Вечер не был испорчен - просто он стал бесконечным.


28 августа
  Где находится болевой порог душевной боли? Увы, никто не знает. Тут даже Гугл промолчал бы, куда уж мне? Я могу, только стиснув зубы, с маниакальной упорностью терпеть эту боль, подобно лабораторным крысам, в коих превращается любой на моем месте.
  Утром не было будильника, не было кофе, душа, но зато была все понимающая улица. Холодная тишина августовской ночи стала мне идеальным слушателем. Она не спорила, не осуждала, лишь изредка ветер морозил спину, показывая, что у нас по прежнему диалог. Хотя был скорее монолог - целый рассказ, в котором время шло, главные герои взрослели и по мере роста высказывали, по их мнению, умные мысли. Но мысли не должны быть умными, они должны быть честными. Тяжело, однако, сохранять честность и честь когда всю ночь напролет разговариваешь сам с собой. Все в моем мире настолько изнежены и избалованы, что не могут позволить себе боли. Мозг, не привыкший к долгим раздумьям, есть для этого компьютеры и прочие ЭВМ, в итоге сдает позиции и берет ситуацию в свои руки. Он начинает строить иллюзии и мечты, начинает загонять рамки обыденного, в тот мир, в который удобнее залезть. С головой заползти под одеяло и сказать всему окружающему: "Я в домике, не трогайте меня". Кому нужна аналитика?! До начала рабочего дня осталось три часа, пора бы домой завернуть. Завернул. Успел сходить в душ, переодеться и на ходу выпить кофе, в благодарность за, пусть и просроченный, но режим, тело налилось силой, решительностью, а мозг на время забыл про Веронику. Скорее всего, я не думаю о ней, просто из-за того, что не вижу. Обиды особой нет,  ущемленности, в своих вымышленных правах на нее, тоже. Просто пусто внутри. Если задержать дыхание и прислушаться, то можно услышать звук чего-то бьющегося под левым легким, хотя это, скорее всего, еще одна иллюзия.
 
  По брусчатке топал как племенной мерин, только что искры не летят. Сегодня даже захватил с собой МР3-плеер, чему сам удивился. Из наушников по телу плывет медленная музыка, "Сплин" отлично настраивает на великие свершения, пока не знаю на какие, но точно на великие! С музыкой в голове пришел к Фирме раньше обычного. Можно постоять на массивном гранитном крыльце и покурить, пока мимо тебя снует народ. По широким ступеням, внутрь, в мир бесконечных договоров и отчетов, поднимаются десятки килограмм клерков, вот прошли натуральные центнеры, это в бухгалтерию. Людишки идут, некоторые останавливаются пожать руку и покурить. Подкатила, хрустя песочком под протектором и пуская голубоватый дымок, ауди Станислава Ивановича. Стас вышел не выспавшийся, хмурый, но при параде: дорогая рубашка салатового цвета, костюмчик. Легким кивком головы приветствует подчиненных, мимо меня прошел молча, почти мимо прошел. В дверях развернулся.
 - Дарова, дай сигаретку.
 - Плохо спали, Станислав Иванович? - Протягивая одну из "палочек здоровья", сказал я с фальшивой улыбкой.
 - Сам то, давно лег?
 - Да я вообще без сна, как робот.
 - А жрать в три хари, тоже как робот?! - Пошутил он, слегка наклонившись в мою сторону. - Ладно, пошел я, а то к тебе уже очередь.
  Я обернулся, нахмурив брови в знак смятения. Передо мною стояла Вероника. Стоит, мило так улыбается, сегодня надела белое платье, волосы аккуратно уложены, сдержанный макияж, бизнес леди одним словом. Вот стерва! Волна непонятной злобы прошлась от груди по всему телу. Брови еще сильнее выгнулись, теперь, наверное, выглядят неестественно. А она стоит и улыбается, как будто ждет, когда я прообижаюсь.
 - Даш мне сигарету? - Голос спокойный, так обычно мужики на этаже подстреливают, понимая, что и сам могу без курева оказаться, вот и выручим тогда.
  Раньше не замечал, что Вероника курит, а судя по вчерашнему вечеру - вообще мало, что замечал. Но очередную "палочку" дал. Да, вот и в любви так же, все просто и объяснимо простым примером. Стрельнули полюбить, пролюбили и бросили, больно так затушив каблучком. На следующий день можно и опять стрельнуть, плохо одно, что в ларьке душу не купишь, а по одной хватит надолго. Я кое-как повернулся к ней спиной и вышел. Злоба прошла, печали и обиды не было, а нежные, как однопроцентный йогурт чувства нахлынули как прежде.
 
  Рабочий день длился непозволительно долго. Устали абсолютно все, даже у Стаса впали глаза, а вокруг них появились темные круги. Такой аврал случается в конце каждого месяца, но привыкнуть, даже настроиться, не может никто. Полчаса до закрытия - Стас проводит собрание в курилке.
 - Кароч, мужики, - после долгой настройки, наконец-то выдавил начальник, в выправленной салатовой рубашке. - Поработали, значит, нормально, даже хорошо. - Вновь долгая пауза. - Саня, а ты чего тут сидишь?
  Я, от усталости, ничего не воспринимал, поэтому с первого раза не услышал. Станислав Иванович повторил свой вопрос, всем видом показывая, что на третий раз его не хватит:
 - Саня, можешь идти!
 - Почему? - Голосом пропитого сапожника спросил я.
 - Так Вероника же за тебя просила! Сказала, что ты стесняешься сам подойти, опять, за отгулом. Я конечно отгул-то не дам, но вот пораньше отпустить могу. Не могу же я отказать такой девушке! Через час, она сказала, вы встречаетесь у тебя. Беги, не опоздай! А то, такая деваха может и не вернуться, даже если приласкал.
  Последняя фраза показалась смутно знакомой, но я уже не слушал. Схватил со стула пиджак и рванул. Тело болело и ныло, кому захочется бегать после такого дня. Но мозг, вырабатывая всевозможные гормоны счастья, а может и радости, а может и не мозг вообще, но я чувствовал непонятное веселье и прилив сил. Думать, о происходящем было некогда, да и не хотелось особо. Хотелось лишь прибежать домой, прибраться, сходить в душ и ждать чуда.
 
  К дверям своей квартиры прибежал взмыленный, как конь после скачек. Со второго раза, наконец-то попал в замочную скважину ключом. И обнаружил, что открыто! Мерзкое ощущение уязвимости забралось под рубашку, не страха, а именно уязвимости. Потому что сразу представил, как кто-то, обязательно немытый и небритый, шатается по моей территории. Этот кто-то уже узнал все мои тайны, привычки, узнал, где заначка лежит и сейчас начнет задавать провокационные вопросы. "Это у вас, Александр, откуда, а это зачем?" - Звенел в голове голос немытого грабителя, хуже - шпиона!
  Прокрался на цыпочках, пола касаюсь только пальцами ног. В прихожей все как обычно, слева дверь в ванную, там выключен свет. Почему-то решил, что шпион в темноте прятаться не станет. Еще шаг - развилка, влево на кухню и прямо в гостиную. Повернул голову налево и, чуть было не... в общем, чуть было.
  На кухне сидела Вероника, тихая и смиренная, на меня смотрит ласково и слегка лукаво. На плечи накинут мой свитер широкой вязки, еще на работе, подарил Стас. Свитер скрывает все ее тело, она сидит на стуле, согнув ноги у груди, свитер натянут поверх колен. Черные, как ранняя зимняя ночь, волосы распущены и небрежно, но очень красиво падают на плечи, идеально сочетаясь с белой шерстью. Взгляд, лишь на миг, задержавшись на мне, скользнул вниз, там, на столе, точеные ручки чистят грейпфрут. На столе два бокала красного вина, которое я купил еще позавчера, судя по бутылке рядом. Губы что-то, еле заметно, нашептывают и иногда расплываются в улыбке.
  Что тут скажешь, опоздал. Опоздал на свидание в свою же квартиру. Мыслей, о том, что бы поругаться, узнать, как проникла сквозь металлическую дверь, да хотя бы удивиться, не было. Взамен я снял туфли и повесил свой пиджак на вешалку, рядом с ее, вельветовым. Потом прошел в ванную, помыл руки, почистил зубы и умылся, низко склонив голову под кран, попутно загоняя холодную воду себе на голову. Вышел без рубашки, посвежевший, с полотенцем на плечах, с мокрых волос стекает вода. За два шага преодолел небольшой коридор и уселся на табурет напротив своей кошки. Сразу захотелось взять ее за руки, обнять.
  Розоватая мякоть грейпфрута коснулась моих губ, сейчас, как тогда, в первый день, Вероника больше не отрывала руки. Я имел возможность поцеловать подушечки ее пальцев, и целовал. А она осторожно опускала руку ниже, на подбородок и дальше на грудь, смешивая капельки сока с капельками холодной воды.
 - Ника, - вспомнив о том, как поправила меня, рискнул я.
  Вместо ответа она просто подняла глаза.
 - Иногда становится так грустно.
  Вероника улыбнулась, забавно отведя глаза в сторону. Левая бровь медленно изогнулась, я знал, что она будет молчать, хочет, что бы говорил только я.
 - Мне тоже можно молчать? Ты и так все понимаешь?
 - Да, - очень тихо ответила она.
  "Я знаю, что ты кошка, настоящая и дикая. Знаю, что ты играешь со мной. Знаю, что люблю тебя, люблю больше жизни". - Про себя, обращаясь больше к своему сердцу, чем к ней, подумал я. Она чуть заметно покачала головой из стороны в сторону. "Нет". - Вкрадчивый голос прозвучал где-то в моей голове. "Думаешь, что не люблю? Думаешь, что это просто временное влечение? Нет. Люблю. Люблю так, как еще никогда не любил! Многим, я так уже говорил, но то были просто слова, а сейчас я говорю не губами, сейчас я говорю сердцем". Вероника резко подняла на меня кошачьи глаза. Зрачки из тончайших нитей превратились в бездонные пропасти, в которые я с готовностью провалился. Аромат земляники затмил разум, затормозил пульс и разогрел дыхание.
  Секундная стрелка часов слишком медленно сдвинулась, что бы захватить момент, как Вероника оказалась у меня на коленях. Я обнял ее за талию и медленно, начиная с ладоней, оцепенел. "Ты красива, правда", - даже мысли, минуя голос, запнулись. Она посмотрела на меня очень грустно и покачала головой. Слегка выдвинув нижнюю губу, как маленький обиженный ребенок, она вплотную прижалась ко мне, положив голову на плечо. Ее земляничные губы ласково коснулись моего уха, а острые зубки легонько прикусили мочку.
 - Какой же ты глупый, Тодд.
  Затем она решительным движением отстранилась от меня, но лишь для того, что бы с новой, бурлящей от желания, силой впиться в мои губы. Поцелуй ласкал, заставлял забыться и кричать. Волна не поддающихся описанию эмоций, тараном ударила в грудь, проломила все преграды и ударила в сердце. Кровь, с примесью чего-то земляничного, взрывала артерии и вены. Сладковатая пелена упала на глаза, унося меня куда-то невообразимо далеко. В острый вертикальный разрез желтых, слегка светящихся в темноте августовской ночи, глаз.
  Нас больше не было. Были только два, слившихся воедино, тела, парящие в лоснящемся, от беспорядочных поцелуев и жарких объятий, танце.
 
29 августа
 
  Утром я еле разлепил глаза. Ощущение такое, как будто за окном щебечут птички, по комнате, выполняя, в опасной близости от лампочки, фигуры высшего пилотажа, порхают бабочки. Абсолютно все в комнате источает аромат земляники, кажущийся осязаемым. Очнувшись, прошел на кухню, прибрал грейпфрутовые корки, поднял с пола свои брюки и свитер широкой вязки. Зеленый чай, вместо надоевшего Нескафе, взбодрил и вроде бы указал путь, направление, как телу, так и мыслям. Позавтракав направился в прихожую, там, на вешалке болтается пиджак, но руки протянулись к черной кожаной "косухе". Оделся, выправил залезшие под ворот волосы до плеч цвета блонд и отправился к Фирме.
  Припарковался у черного входа, через него же вошел в здание Фирмы. Пешком на десятый этаж, а там встал в небольшую нишу в стене, позволив темноте поглотить меня целиком. Осталось только ждать. Вот Станислав Иванович с мужиками идет в курилку, настроение у всех хорошее, а у меня кошка на душе скребет. Через пару минут из лифта вышла Вероника, направилась по следам Стаса. Из курилки донесся смех десятка клерков, значит, скоро наступит моя очередь войти. А вот и я, в элегантном костюме, раздавая на ходу рукопожатия, уверенным шагом, с Нескафе и холодным мясом в животе, собираюсь покурить. Несколько секунд, и я вышел из курилки со смущенным лицом, отправляясь к своему столу. Вероника, выждав момент, отправилась следом. В этот момент меня пронзило острое копье боли, страдания и отчаяния. Развернувшись, я вышел.
  На парковке я оседлал своего железного зверя, прокрутил рукоять газа до упора и унесся прочь. Ветер, особенно холодный этим утром, разрывал слезы на моих небритых щеках. Они превращались в пыль и смешивались с выхлопными газами. Я ехал, не разбирая дороги, но я знал, куда.
  Только на закате я остановился, заглушил байк и ступил сапогом на самый край огромного каньона. Горечь внутри медленно угасала, освобождая место печали и грусти. Я устал и замерз от долгой поездки, но губы, негнущимися движениями все же произнесли:
 - Ты красивая. Правда. А он любит тебя. Тодд отдал уже слишком многое, что бы вновь пережить этот кошмар, пусть и в последний, в девятый раз. У его души нет такого количества жизней, как у тебя, Ника. Он не выдержит, а значит, не выдержишь и ты. Я... не заберу тебя завтра... лучше это сделает он... - Слезы лились по щекам, по груди, в распахнутой "косухе" и падали на сухую землю капельками грейпфрутового сока. На часах без десяти двенадцать. Я начинаю медленно растворяться, таять, глядя на полную луну, полную уже восьмой раз подряд. И девятого не будет.
  Мне не было жалко или грустно. Я потерял ее, но я же и нашел. А кошки, кошки всегда возвращаются, не из-за ласки, а потому что иногда становится так грустно. Жизнь не была испорчена, просто она стала бесконечна. И сквозь завывания ветра и холод августовской ночи, где-то в голове, еле слышно прозвучали слова: " Я люблю тебя. Спасибо".