Батюшка Дон кн. 3 гл. 17

В повседневной армейской жизни под станцией Капище, которую безуспешно штурмовали красноармейцы, давно сложился убийственный ритм. Сергей Косиков видел, как в тыл подходило свежее воинское пополнение.
- Когда пятьсот, часто тысяча, иногда две тысячи человек! - напомнил он. - То моряки, то маршевые роты из Сибири, то измождённые блокадники, переправляемые по замёрзшему Ладожскому озеру.
- Какие из них вояки? - посмотрев на слабых солдат, определил военный доктор Алексей Ваулин. - Все погибнут в первом же бою!
На рассвете они с Сергеем вышли покурить на воздух из землянки и мрачно смотрели на монолитную колонну смертников.
- Утром, после редкой артподготовки, они пойдут в атаку и останутся лежать перед железнодорожной насыпью, - тихо произнёс военврач.
- К гадалке не ходить… - охотно откликнулся Сергей.
Красноармейцы двигались черепашьим шагом, пробивая в глубоком снегу траншеи, сил было мало, особенно у ленинградцев.
- Обиделось на людей небо крепко, снег идёт, не переставая который месяц! - сказал лейтенант, глядя на хмурое небо. - Есть за что…
Убитые солдаты не падали, а застревали в сугробах. Трупы засыпало свежим снежком, а на другой день была новая атака, новые трупы.
- На покури, - лейтенант протянул трофейную пачку.
- Я не курю…
- Кури, быть может эта папироса последняя в твоей жизни...
- Крепкие! - закашлялся рядовой после пары затяжек.
- Ерунда немецкая! - врач, выбросив окурок, вернулся в землянку.
Там кроме них никого не было, и они могли спокойно поговорить.
- Давай выпьем! - предложил хмурый Алексей.
- Мне нужно возвращаться…
- Не спеши отправиться в ад? - врач достал котелок со спиртом. - Без нас не начнут. Водка - наш враг... Но кто сказал, что мы боимся врагов?!
Сергей рассмеялся и обречённо подставил мятую жестяную кружку. 
- В начале войны немецкие армии вошли на нашу территорию, как раскалённый нож в масло, - выпив залпом, рассуждал Ваулин. - Чтобы затормозить их движение не нашлось другого средства, как залить кровью лезвие ножа… Постепенно он начал ржаветь и двигался медленней. А кровь лилась и лилась. Так сгорело ленинградское ополчение. Двести тысяч.
- Кто-то же остался?
- Я вот выжил, но не в том дело… - горячился врач. - Главное, что нож остановился. Однако он ещё прочен, назад его подвинуть трудно. 
- Подвинем! - уверенно пробасил Сергей.
- Какой ценой? - громко закричал лейтенант.
Военврач прошёлся по землянке, где жил и принимал больных.
- Ты не думай, я патриот страны, - нормальным голосом сказал Алексей, - но не могу смотреть на это… Кадровая армия погибла на границе. У новых формирований оружия в обрез, боеприпасов и того меньше. Опытных командиров - наперечёт. В бой идут необученные новобранцы…
- Я сам таким был!
- Вот-вот, - кивнул раскрасневшийся лейтенант. - Встаёт сотня красноармейцев, и бредёт по глубокому снегу под перекрёстные трассы немецких пулемётов… А немцы в тёплых дзотах, сытые и пьяные, наглые, всё предусмотрели, рассчитали, пристреляли и бьют, бьют, как в тире… 
Пока Ваулин нервно перемещался по ограниченному пространству, Косиков с удовольствием поглощал закуску.
- Я бываю в штабе дивизии и однажды увидел оперативную карту района Капищ. - Алексей удивлённо поднял брови. - Она усыпана номерами частей, а солдат в них нет. Одни штабы в тылах и трусливые командиры.
- Не все же командиры подлецы! - лениво возразил Сергей.
- Происходит своеобразный естественный отбор, - рассуждал врач. - Слабонервные не выживают. Остаются жестокие личности, способные воевать в таких условиях. Им известен один способ войны, давить массой.
- Кто-нибудь да убьёт немца…
- И всегда одна плата - кровь. - Ваулин сжал кулаки. - Иваны идут в атаку и гибнут, а сидящий в укрытии гонит их… Удивительно различаются психология человека, идущего на штурм, и того, кто наблюдает за атакой - когда самому не надо умирать, всё кажется просто: вперёд и вперёд!
Сергей молчал, тщательно пережёвывая предложенный офицером бутерброд с маслом, и запивал земляничным чаем.
- Почему мы идём на смерть, хотя понимаем её неизбежность? - задал вопрос лейтенант. - Идём, страшась смерти, охваченные ужасом, но идём! 
- Встаём, потому что надо! - рядовой отправил в рот собранные крошки.
Снаружи была слышна густая матерная брань мужиков из пополнения, которое проходили мимо землянки санчасти и чем ближе они подходили к передовой, тем быстрее мат переходил в хриплый вой пока пули и осколки не затыкали орущие глотки.
- Вот именно, - загорелся Ваулин. - Вовсе не воодушевленные какими-то идеями или лозунгами, а потому что надо!.. Так, видимо, ходили умирать и предки наши на Куликовом поле либо под Бородино. 
 Следующей ночью Косикову поручали замещать раненого телефониста у штабного аппарата. Связь была примитивная и разговоры по всем линиям слышались во всех точках. Сергей услышал, как разговаривал командующий армии с командирами дивизий:
- Вашу мать! Вперёд! Не продвинешься - расстреляю!.. Вашу мать! Атаковать! Вашу мать!
Утром полк обречённо штурмовал полустанок, теряя множество людей. Пополнения шли беспрерывно, в бойцах дефицита не было. Но среди них опухшие дистрофики из Ленинграда, которым был нужен постельный режим и усиленное питание на три недели, а не бой.   
- Вперёд! - услышал Сергей визгливый голос комполка. - В атаку!
Он вышел из землянки командного пункта и со смаком закурил после ночной смены у телефона. Дородный подполковник Метёлкин распекал грустного командира батальона. Рядом стоял лейтенант Ваулин, который, видя это вопиющее безобразие, воскликнул:
- Нельзя же так гробить людей!.. Там же кругом пулемёты! 
- Что за разговоры при подчинённых? - сразу же подключился политрук.
- Когда мы научимся ценить русского солдата? - простонал он и попытался пошутить: - Мозг не видно, но когда его не хватает, заметно...
- Лейтенант, - с угрозой сказал особист, - за такие слова под трибунал пойти можно…
- Лучше под трибунал, чем видеть такое!
Чекист хищно оскалился. Оскал обнажил редкие, порченые зубы. Один из стукачей, которых полно в каждом подразделении, засвидетельствовал:
- Да, в присутствии солдат усомнился в нашей победе.
Штабной писарь заполнил бланк, куда надо вписать фамилию, и готово:
- За проявление трусости лейтенант Ваулин направляется в штрафную роту сроком на три месяца!
Атаки на Капище продолжались. Окрестный лес напоминал сломанную гребёнку. Неровно торчали острые зубья разбитых снарядами стволов.
- Когда земля-матушка отойдёт от войны? - задумчиво глядя на погибший лес, спросил ротный старшина. - А отойдёт ли?
Свежий снег успевал за день почернеть от разрывов. Тыловики оделись в новенькие беленькие полушубки, снятые с сибиряков из пополнения, полегших не достигнув передовой, от прицельного обстрела.
- Чего добру пропадать! - одобряли подобные действия солдаты.
- Мёртвым греться не надо…
Трофейные команды из старичков без устали ползали ночью по местам боёв, подбирая оружие, которое чистили, чинили и отдавали прибывшим.
- Всё должно идти как по конвейеру, - уточнил заматеревший Сергей.
- На то она и война! - согласился старшина.
Заколдованное Капище славяне взяли. Сперва разрушенную станцию, а потом деревню, вернее место, где она когда-то была. Пришла свежая дивизия вятских мужичков, низкорослых, кривоногих, жилистых и скуластых.
- Эх, мать вашу!.. Была, не была! - полезли они на немецкие дзоты, выкурили «фрицев», всё повзрывали и продвинулись метров на пятьсот.
По их остывшим телам в прорыв бросили полнокровный стрелковый корпус. Следом запустили в брешь артиллерийский дивизион Косикова. Шесть неуклюжих пушек, которые везли трактора. Больше побоялись, в случае окружения вытащить тяжёлую технику невозможно.
- Давай посмотрим, - предложил Косиков, - за что тут был сыр-бор!
- Было бы что смотреть! - пробурчал старшина, но трактор остановил.
Железнодорожная насыпь ещё подвергалась обстрелу, теперь не из пулемётов, а издали, артиллерией. Переезд надо было преодолевать торопливо, бегом. Только сейчас Сергей полностью оценил жуткую жатву, которую собрала ненасытная смерть.
- Раньше мне это место виделось в «лягушачьей перспективе». - Косиков сделал очевидный вывод. - Проползая мимо, я не отрывал носа от земли и видел только ближайшего мертвеца.
- Вот теперь порадуешься… - ухмыльнулся он.
Встав на ноги, как подобает царю природы, Сергей ужаснулся содеянному на жалком клочке болотистой земли страшному злодейству:
- Хорошо поработала смертушка!
- Сколько же народа здесь наваляли? - оглянулся удивлённый старшина. - Трупами забит не только переезд, они валяются повсюду.
Лежали груды тел, были душераздирающие дикие сцены. Моряк из морской пехоты был убит осколком в момент броска гранаты и замёрз, как памятник, возвышаясь со вскинутой рукой над заснеженным полем.
- Как живой стоит! - заметил Косиков. - Даже медные пуговицы на чёрном бушлате сверкают в лучах солнца… 
Рядом пехотинец перевязывал себе ногу и застыл навсегда, сражённый новой пулей. Бинт в его руках трепетал на ветру, как спущенный флаг.
- Тут, наверное, настоящий слоёный пирог из мертвяков! - присвистнул старшина. - Только не съедобный…
 Они стояли на краю огромной воронки. Взрывом авиационной бомбы как ножом отрезало один из завалов мертвецов. У самой земли лежали убитые в летнем обмундировании, в гимнастёрках и ботинках. За прошедшее время они изрядно разложились. На них рядами громоздились морские пехотинцы в бушлатах и широких чёрных «клёшах».
- Чего они все такие заросшие? - нервно удивился старшина.
- После смерти ногти и волосы продолжают расти! - вспомнил Косиков.
Моряки обильно обросли не только волосами, и казалось, их сантиметровые грязные ногти на скрюченных пальцах хотели выкопать, наконец, могилу для хозяина.
- А кто выше лежит? - напарник ковырнул сапогом. - Не помнишь?
- Сибирское пополнение…
Сибиряки в полушубках и валенках, шедшие в атаку в январе лежали плотно, как летние опята на поляне.
- О глянь, политические! - воскликнул замызганный красноармеец.
Выше громоздились труппы политбойцов в ватниках и тряпичных шапках, которые выдавались в голодном блокадном Ленинграде.
- Большинство из них даже стрелять не умело…
- Пушечному мясу стрелять не обязательно! - буркнул старшина.
На блокадниках валялись неузнаваемые тела в шинелях, маскхалатах, с касками на головах и без них. Здесь смешались трупы солдат многих дивизий, тщетно атаковавших железнодорожное полотно в течение года.
- Земля вам пухом! - сказал Сергей и побежал догонять пыхтящие трактора с дивизионными пушками.
На следующий день его легко ранило в плечо пулей на излёте, и он больше никогда не вернулся в залитое кровью сатанинское Капище.

***
В конце холодного октября 1942 года седой старик Серов осторожно пробрался к соседке по развалинам Дарье Ушаковой.
- Пустит ли она меня в гости… - сомневался он.
Бытовые заботы волновали женщину. После нескольких месяцев беспрерывных боёв люди почти вернулись в каменный век. Воду приходилось собирать дождевую, в большую бочку, стоящую во дворе, а потом кипятить. Река текла рядом, но вода в ней очень быстро стала чрезвычайно грязной.
- Добраться до Волги нелегко, - вздохнул осторожный дедушка. - Пока донесёшь ведро воды, почти всё выплескаешь или погибнешь.
- К тому же для питания она не годится...
Мылись дождевой водой, или в реке, но последнее было опасно.
- Бойцы Красной Армии тоже стреляют в нас, - согласилась Ушакова и предположила: - Может они думают, что мы набираем воду для немцев.
- Для меня они нынче все враги! - признался жестянщик.
Для отправления естественных надобностей использовали любой клочок земли или развалин недалеко от дома...
- Загадили всё вокруг, кучек больше чем мин! - возмутился старик.
- Нашли о чём поговорить… - смутилась Дарья.
Город был разделён на сообщества по районам. На улице, где жила Ушакова организовали патрулирование и дозоры, чтобы следить за перемещением солдат.
- Постоянно кто-то должен следил за улицей, - решили жители на сходке. - Если кто будет двигаться, нужно подать сигнал тревоги.
Подходы к кварталу блокировали обломки зданий, остовы сгоревших танков, брошенные машины и трупы. Если нужно было куда-то идти, ходили только ночью.
- Никогда не ходи одна, - учил её старик Серов, - но и не передвигайся слишком большой группой.
- Почему?
- По группе сразу откроют огонь...
Все жители подвалов и землянок перемещались быстро, скрываясь в тени, пересекая открытое пространство по руинам домов, никогда вдоль по улице. Попадались многочисленные банды мародёров, но много было и нормальных людей, которые убивали и грабили ради прокорма своих семей.
- Нет больше разделения на «хороших» и «плохих»… - поняла Дарья. - Основная часть существуют где-то посередине, готовые к самому худшему.
Она была рада пришедшему в гости старику Серову, который размеренно попивая чай из соцветий сушёной липы, делился новостями:
- Говорят скоро возьмут город. От Армии Чуйкова остался пшик…
- А с нами что будет?
- Когда небо упало нам на голову - мы взяли, что могли и выжили! - пожал сутулыми плечами жестянщик. - Сможем жить и дальше…
В это время с улицы раздался предупредительный свист. Наблюдатель подал сигнал тревоги, кто-то из солдат подходил к улице.
- Пойду я от греха подальше, - проворно вскочил старик, - к тебе видать гости прутся.
- Кого там чёрт несёт?
Хитрый визитёр испарился, а в жилище Ушаковой ввалились трое крепко выпивших красноармейцев. С ними впервые пришёл суровый темнобровый сержант с обильной сединой в коротко стриженых волосах.
- Едва тебя нашли! - хохотнул кривоногий солдат и протянул ей буханку солдатского хлеба.
- Нам нельзя сильно светиться, - смутилась хозяйка и расстегнула верхнюю пуговицу на кофточке, - мало ли какие люди придут…
- Или вообще немцы! - худой мужчина поставил на стол бутылку.
- Что ж вы так сразу, - смутилась Дарья, - мне малыша уложить нужно.
Пока она возилась за перегородкой, мужчины разлили и выпили. Горбоносый залпом выпил свою порцию и хмуро сказал:
- Зазря мы сюда припёрлись.
- Не торопись Шелехов! - худой красноармеец развалился на табуретке. - Мужики говорили, что хозяйка такие вещи вытворяет…
- Нашли время!
- Пантелеевич ты не прав! - вступил в спор второй красноармеец. - Нам товарищ комбат за добытого с тобой «языка» увольнительную до утра дал?
- Дал.
- Значит, можем гулять, где хотим и как хотим.
- Но не с бабой же…
- А чо, - ухмыльнулся худой, - зараз самое то!
- Ишо подцепите, какую болезнь.
- Ну, насмешил, мы каждую минуту могём смерть подцепить!
- Сегодни живы, а завтра сдохнем! - зло выкрикнул кривоногий. - Водки хочу, бабу хочу…
- Ладно вам, - пошёл на попятную сержант, - делайте што хотите. Только мальца не разбудите…
Вернулась весёлая хозяйка и гулянка завертелась. Гости пили самогон и закусывали скромными продуктами, принесёнными с собой. Когда Дарья порядком захмелела, она по очереди отлучилась в дальний конец подвала сначала с худым солдатом и потом с кривоногим.
- Развели ****ство! - Шелехов сидел за столом и корил себя за то, что оставил сына воевать одного. - Там люди умирают, а здеся такое...
- Ты на бабу волну не гони! - посоветовал ему Хацкевич.
- Благодарить её што ль?
- Можно и поблагодарить, - с довольным видом сказал он. - Русские бабы сердцем чуют… и дают от доброты душевной.
Солдатики угомонились и завалились спать «валетом» на хозяйскую лежанку. Дарья поправила волосы и присела рядом с мрачным гостем:
- Осуждаешь?
- А как ты думаешь? - он обвёл рукой помещение. - Развела бордель…
Дарья посмотрела с иронией на симпатичного сержанта.
- Тебя как звать злюка?
- А тебе зачем?
- Хочу объяснить кое-что…
- Григорий.
Женщина медленно сжевала кусок хлеба и протянула стакан:
- Плесни.
- Стыд в водке не утопишь… - уточнил Шелехов.
- А мне стыдиться нечего!
- Вона как…
Дарья подпёрла руками подбородок и, улыбаясь, сказала:
- А то, что я только здесь жить по-настоящему начала. Стыдно даже признаться, люди стонут и мрут, а я радуюсь… Я раньше мужчин не знала.
- Чего так?
- Как видишь не шибко красивая, вот они мною и не интересовались… А когда немец на меня автоматик наставил и практически ссильничал я вкус бабской доли и распробовала…
- Так к тебе и немцы ходят?
- Заходят, Гришенька, заходят! - хохотнула Ушакова и добавила: - Я теперь никому не отказываю, мне мальчонку поднимать нужно.
Шелехов достал кисет, свернул из кусочка газеты папиросу и закурил.
- Чёрт знает энтих баб, - думал он, пуская к низкому потолку кудрявые облачка, - послушаешь такую дуру и жалко становится...
Хозяйка с усмешкой наблюдала за размышлениями бывалого мужчины.
- Хочешь, и тебя приласкаю? - смело предложила она. - У меня этого добра навалом.
- Нет уж, - вскинулся брезгливый Григорий, - как-нибудь обойдусь…
- Смотри, завтра может не быть!
- А я давно живу без будущего!
Они ещё немного поговорили, и сержант стал будить храпевших товарищей. Пока не рассвело, нужно было возвращаться на свои позиции. Собираясь на надоевшую войну, Шелехов подумал:
- А может она и права. У каждого своя правда… И солдатикам дарит минуты мирной жизни, и сама выживает.
Поднимаясь по короткой железной лестнице, ведущей в ад, он оглянулся на хлопочущую по хозяйству женщину.
- И всё-таки она курва!
В самом страшном сне Григорий не мог представить себе, что разбитная бабёнка, которую он так легко осудил, спасла и выхаживает его единственного внука Колю…   


***
Перед войной Елена Сорокина закончила медицинское училище и работала медсестрой. Белокурая девушка имела строптивый характер, что свойственно красавицам.   
- Ненавижу попрошаек и лгунов! - призналась она одногруппникам.
С ними учился паренёк по имени Вова. Личность весьма примечательная. Ростом был метр с кепкой, при этом интеллектом не обезображен. Вова умудрялся стипендию в рекордно короткие сроки прогуливать. Пропив все деньги, он садился «на хвост» сокурсникам. Вова приходил в общаге к тем, кого знал и заводил:
- Ого, хлеб дай половинку!
Курил он много и естественно на халяву. Такое случалось множество раз и всем успело порядком надоесть. Однажды на лекции Елена растолкла таблетки и насыпала порошок на кусок хлеба. Затем положили его на парту. На перерыве к ней подскочил Вова и попросил кусочек.
- Бери! - «нехотя» поделилась продуктом Сорокина.
Через несколько минут «Ворошиловский стрелок» стал поглаживать живот и побежал в общагу. Под благовидным предлогом с ним увязалась злопамятная девушка.
- Хочу посмотреть, - предвкушала Елена, - что будет дальше.
Подождав на остановке трамвай, они сели в него. Водитель закрыл двери, и Вова произнёс:
- Зря мы не пошли пешком…
После того, как двери открылись, она стала очевидцем невероятного бега с препятствиями. Утром Вова пришёл весь зелёный, с мешками под глазами.
- Операция прошла успешно, - сообщила Сорокина товарищам.
После этого он ни разу ни к кому не обращался с просьбами угостить его чем-либо. Таблетки были сильным слабительным. Неудивительно, что девушка с таким характером замуж не спешила. Когда началась война пошла добровольцем на фронт.
- Отправьте меня в Сталинград! - долго упрашивала она начальника госпиталя.
Осенью 1942 года её ночью переправили через Волгу с очередным пополнением.
- Повезло тебе, Кошевой! - услышал Михаил голос командира соседней роты у себя в подвале. - Тебе прислали санинструктора… Да ещё и такую красавицу! 
Было утреннее затишье, Кошевой вышел наружу. Перед ним стояла та самая девушка, с которой он познакомился на танцах во время учёбы в школе младшего командного состава РКАК.
- Елена! - удивился он. - Вот так встреча…
Сорокина тоже узнала мимолётного кавалера.
- Ты теперь командир! - уточнила она. - Возмужал, заматерел.
Все свободные бойцы при первой возможности прибегали в подвал, где комбат выделил уголок санинструктору, чтобы полюбоваться на Елену. Она выделяла из всех Михаила. Ночью он подошёл к ней и обнял.
- А как же жена? - поддела его девушка.
- Она умерла во время родов… - Кошевой убрал руки.
- Прости, - прильнула у нему Сорокина. - Я не знала!
Они наслаждались друг другом всю ночь, а утром была запланирована атака. Остатки батальона поднялись и побежали через площадь. Затрещали пулемётные трассы и с гулом пронеслись снаряды. Немцы легко отбили самоубийственную атаку. Михаил упал в воронку от снаряда. Рядом спрятался Григорий Шелехов.
- Головы не высунуть, - ругался он, - снайперы бьёт со стены и окон дома на противоположной стороне улицы.
Кошевой выглянул на секунду, чтобы уточнить:
- Кто есть из живых?
- Лучше не высовываться, - сказал Григорий, - немцы точно стреляют…
Он поднял шанцевую лопатку вверх. Лопатку выбило из руки с аккуратной дыркой от снайперской пули.
- Время до темноты тянется бесконечно! - зевнул дремлющий Шелехов.
- Можно будет вернуться в развалины! - сказал продрогший офицер.
- Скорее бы, - кивнул головой Григорий, - как бы «фрицы» не обошли нас с тыла.
Вдруг рядом объявился крикливый связист:
- Есть связь. Вас товарищ комбат вызывает первый!
- Доложите обстановку! - на проводе был комполка.
Кошевой буркнул в ответ:
- Живыми мало кто выйдет…
- Послушай, комбат, жив, и то ладно!
- Я-то жив, а батальона нет.
- Прекратить панику! - в голосе полковника прорезались металлические нотки. - Отступать на прежний рубеж запрещаю.
- Но мы находимся на площади… Нас перестреляют снайперы.
- Из всех, кто остался, организуй круговую оборону и доложи лично!
Задача не из простых, а тут приполз особист-капитан и под руку заныл:
- В боя я потерял пистолет ТТ, за который следует отчитаться…
- Я видел, - заверил комбат, - в бою выбило пулей пистолет из рук.
Особист уполз в штаб полка. Оставив Шелехова у пулемёта в воронке, старший лейтенант броском перебежал в другую воронку с живыми. По нему запоздало прошлась очередь из пулемёта.
- Значит, «гансы» нас караулят… - догадался он.
Высмотрев тело ближайшего убитого, Михаил сделал туда короткий бросок. Пулемёт «фрица» снова дал очередь: пули вошли в мёртвое тело. Кошевой буквально прилип к земной настовой тверди.
- Если пробьёт труп, то и в меня влетит пуля... - понял запыхавшийся капитан. - Проклятый пулемётчик охотится за мной.
Михаил прикрыл голову бесполезным локтем. Он скакал по воронкам, бросок за броском. При этом он внимательно смотрел куда наступал.
- Военная теория учит нас смотреть вперёд, а практика себе под ноги! - успел подумать на бегу.
Из трёх батальонов полка обнаружили живыми человек восемьдесят. Под ногами шуршал ледок. Красноармейцы в ямах сидели будто мыши, выплеснутые из кадушки.
- Сухой осталась только голова под каской! - пожаловался Григорий.
- Я тоже задубел весь…
У Михаила посинели пальцы на руках, губы и нос. Ноги потеряли чувствительность. Ночью можно было попрыгать вокруг воронки, а ему пробежаться между убитых по другим воронкам.
- Сапог протёк, - сказал сержант, посмотрев на правую ногу.
- Там сквозная дырка от пули! - изумился комбат. - А нога не задета…
Высоко в небе пролетали немецкие снаряды, исчезая из вида на излёте у зоны обороны полка. Связист снова высунулся с трубкой полевого телефона.
- Вас первый требует!
- Почему вы не собрали с поля боя оружие? - даже на расстоянии пары метров из неё ясно слышался мат и крик. - Это пахнет трибуналом!
- Как только освободим город, если будем живы, то и соберём оружие, здесь его завались! - отпарировал злой капитан.
На этом непростой разговор окончился.
- Что сделал батальон?.. Что там сейчас? Какие потери? - пожаловался комбат Григорию. - Об этом комполка не задал ни одного вопроса.
- Пытаться убедить безумца, не делать безумных поступков, - буркнул Шелехов, - само по себе безумство.
По-прежнему свирепствовали немецкие снайперы. Где-то к обеду над головами защёлкали пули, явно снайперов, и не одного.
- По кому они пуляют? - спросил Михаил.
- Может кто-то к нам ползёт… - высказал догадку сержант.
Вдруг на краю воронки вырос в свой громадный рост мощный по-медвежьи солдат из хозвзвода Шохин.
- Как ты сюда пробрался? - изумился комбат.
За спиной у него привязан трофейный термос с супом. В руке другой термос с кашей. Весь солдат увешан фляжками с чаем, водой и наркомовской водкой… Одна из фляжек прострелена, но Шохин этого не заметил.
- Здравия желаю, товарищ комбат! - гаркнул он.
Михаил его мигом стащил в воронку за ноги. Идя к ним по открытому пространству, он не понял, что снайперы метели именно в него, а полное спокойствие русского, видимо, сбило с толку немецких стрелков.
- Он што больной? - подумал удивлённый Григорий.
Кошевой медленно снял с порванного кителя запылённую медаль «За боевые заслуги», прикрепил её на могучую грудь Шохина и подумал:
- Всё равно погибну!

 
продолжение http://www.proza.ru/2012/10/11/20