Деньги смутных времен. Московия, Россия
А.В.Лежава
Деньги смутных времен. Московия, Россия и ее соседи в XV – XVIII веках
400-летию изгнания
польских интервентов и прочей сволочи
из Московского кремля посвящается
Выражение признательности и благодарности.
Мне хотелось бы выразить глубочайшую благодарность всем тем авторам, кто на
протяжении многих лет собирал материалы и данные, которые мне довелось
использовать для подготовки данной работы.
Это были различные источники и произведения, включающие Священное писание, а
также труды и публикации таких авторов, как М.Поло, С.Герберштейн, М.Меховский,
А.Кампензе, М.Ойербах, Дж.Горсей, Ж.Маржерет, И.Масса, Б.Таннер, М.Литвин,
К.Буссов, Павел Алеппский, А.Олеарий, С.Немоевский, Н.М.Карамзин, А.К.Толстой,
А.Мельникова, Л.Гумилев, В.Карр, Дж.Дэвис, Л.А.Муравьева и многих других,
которые если и не упомянуты здесь, то по чистой случайности, хотя их заслуги не
менее значимы. Также при написании использовались материалы, размещенные в
свободном доступе различными интернет-сайтами, в том числе www.wikipedia.org.
Мне хотелось бы выразить свою признательность моим друзьям и коллегам, с
которыми обсуждались различные вопросы экономики и истории, а также их влиянии
на современное состояние экономики, финансов и общество, нашедшими отражение в
данной книге.
И конечно больше всего мне хочется поблагодарить моих родителей, без
которых этой работе просто не суждено было бы появиться. Их внимание, интерес,
поощрение, полезные комментарии и толковые замечания позволили сделать эту
работу лучше.
Введение
Данная книжка является продолжением серии работ под общим названием «Деньги
смутных времен». И она в отличие от первой в значительной степени посвящена
отечественной истории. Да и время гораздо ближе, чем то, которое рассматривалось
в книге «Деньги смутных времен. Древняя история». Там речь шла о древних
вавилонянах, персах, греках и римлянах и в основном о легендарных временах, а
здесь – больше о наших с вами соотечественниках.
В этой книжке будет затронут довольно длительный период нашей истории, начиная с
правления Ивана III Васильевича до императрицы Елизаветы Петровны включительно.
Более ранней истории, затронутой в данной работе, мы посвятим значительное
внимание, поскольку именно происходившее в то время во многом заложило основу
тех событий, которые имели место и в начале ХХ века, и тех, что разворачиваются
на наших глазах. Временам Петра будет уделено сравнительно немного внимания. В
основном разговор будет затрагивать проведенную в период царстовавания Петра I
денежную реформу, ее результаты, а также общие экономические последствия его
царствования для развития России.
Также мы немного поговорим о наших восточных и западных соседях, поскольку
примерно тогда же у них также происходили примечательные события, без понимания
которых крайне сложно объективно оценивать события текущего дня.
В этой книжке будет гораздо меньше сравнений того периода нашей истории с
нынешним, но от этого она, как представляется, не становится менее важной. Без
четкого понимания происходивших тогда процессов у нас нет возможности ясно
видеть, что является основной движущей силой и мотивом современных действий и
событий. Также некоторые не совсем ясные моменты и нашей истории находят вполне
четкое и логичное объяснение, если рассматривать их не с позиций
профессионального историка, а с точки зрения денег и обычного экономиста. Следуя
за деньгами, как и полагается всякому детективу, расследующему то или иное
преступление, сразу становится понятно, что, как и почему происходило в нашей и
мировой истории, а также и то, почему то или иное событие просто не могло
происходить иначе.
У автора было огромное желание начать рассматривать период собирания Руси с еще
более раннего момента истории, с XIII века, когда происходило так называемое
монголо-татарское нашествие, но затем было принято решение начать эту работу с
несколько более поздних времен. Это связано с тем, что период татаро-
монгольского ига в его официальной историографии как-то не очень хорошо
соответствует тем последствиям, которые Русь и прежде всего Московия приобрели в
его результате. Существуют отдельные чрезвычайно интересные работы, касающиеся
этого периода, но все-таки автору данной книги их показалось недостаточно, чтобы
начинать эту работу именно с вторжения войск сероглазого Батыя на территорию
Руси. Поэтому и начнем мы ее с гораздо более поздних времен, с правления Ивана
III Васильевича, когда Московская Русь окончательно сбросила с себя так
называемое «иго», а сам период ига, возможно, и будет рассмотрен когда-нибудь в
дальнейшем, если удастся найти соответствующие материалы и время для написания
очередной работы.
Начнем же мы данное повествование с событий, имевших место у нашего восточного
соседа – Китая, а именно с его экспериментов с бумажными деньгами. Перед этим
хотелось бы отметить один крайне любопытный момент. На Руси, где-то начиная с Х
века, имел место так называемый безмонетный период. То есть, до этого на Руси
монеты имели хождение, а потом на довольно длительное время они полностью
исчезают из находок и кладов, чтобы затем появиться вновь. Профессиональные
историки дают какие-то маловразумительные, на мой взгляд, объяснения этому
явлению вроде того, что шахты истощились, или набеги татаро-монголов прервали
поступление монеты и драгоценных металлов. Если смотреть более внимательно на
эти процессы, то выясняется, что по времени они как-то не очень совпадают между
собой. Поэтому возникает логичный вопрос: а не связан ли этот безмонетный период
именно с тем, что и на Руси в то время использовались бумажные деньги? Могут
сказать, что этому нет вещественных доказательств. Справедливо, но возникает
следующий вопрос: сколько по времени смогут прожить бумажки в кладах в нашей
почве? Это не считая их естественного износа и гибели в пожарах и войнах. Ведь
даже гораздо более известные всем историкам денежные единицы вроде куны или
полушки они тоже зачастую не могут представить в качестве вещественных
доказательств. Хотя никто не берется отрицать их существования и использования в
экономике страны на протяжении длительного времени. Именно поэтому первый раздел
данной книги мы и посвятим китайскому опыту.
Китайские эксперименты с бумажными деньгами
Существование современного мира невозможно представить себе без финансовой
системы и использования денег или валют как универсального средства обмена
товаров и услуг. Их слишком много, чтобы можно было обойтись обычным бартером,
характерным для ранних земледельческих и скотоводческих обществ, когда одни
товары можно было без труда обменять на другие. Наиболее распространенным на
сегодняшний день средством обмена являются бумажные банкноты. В этой статье мы
поговорим об истории их возникновения.
Уже несколько тысяч лет назад люди начали использовать деньги для своего
товарообмена. На начальном этапе в качестве денег использовались ячмень, скот,
шкурки зверей и так далее, но постепенно общество выбирало такой товар, который
был наиболее удобен при товарообмене. Им стали металлы – золото, серебро и медь.
Однако постепенно, с развитием технологий люди начали применять вместо
металлических денег деньги бумажные.
Первые подтвержденные документами эксперименты с бумажными деньгами имели место
в Китае во время правления династии Тан в первой четверти IX века. У властей
страны возникла серьезная проблема. Стране не хватало меди для чеканки монет.
Когда вместо меди стали использовать железо, выяснилось, что необходимое для
покупки еды количество металла весит столько же, а то и больше, чем сама еда.
Это было чрезвычайно неудобно. Тогда и было предложено использовать в качестве
денег бумагу. На начальном этапе бумажные деньги ходили наряду с металлической
монетой.
Местное население восприняло эти нововведения без особой радости. Монеты были
привычнее и понятнее. Однако власти нашли вполне серьезный аргумент. Тем, кто
отказывался принимать эти непонятные листки, просто рубили головы по указу
императора. Аргумент оказался весомым, и население, скрепя сердце, было
вынуждено согласиться с мнением вышестоящих инстанций. В отличие от
металлических денег китайцы называли бумажные «легкими» деньгами, поскольку их
легко мог унести порыв ветра.
Строго говоря, эти деньги еще не были чисто бумажными, то есть не обеспеченными
ничем кроме доверия к тем, кто их выпускает, деньгами. Императорские бумажные
деньги оценивались по определенному обменному курсу на некоторое количество
золота, серебра или шелка, то есть были обеспеченными. На практике же эта
конвертируемость не допускалась. Изначально планировалось осуществлять замену
этих бумажных нот через три года, взимая плату за их замену в размере 3%. Однако
по мере их нового выпуска старые из обращения не изымались. Денежная масса
начала расти, и покупательная способность бумажных денег стала падать. Пожобное
явление ныне называют модным иностранным словом инфляция.
На некоторое время императорское правительство приостановило печать бумажных
денег, но затем в 910 году процесс эмиссии возобновился, а после 960 года и
вовсе стал регулярным. В результате к 1020 году количество бумажных денег в
Китае достигло чрезмерных уровней. Так в начале XII века за один только год было
напечатано бумажных денег эквивалентных 26 миллионам связок монет, а одна связка
весила до 3 килограммов меди. По тем временам это была огромная сумма. Однако
это не остановило власти.
Династия Сун до 1101 года ежегодно получала только с одной провинции Аньхой дань
в размере 1,5 миллионов листов бумажных денег в семи различных номиналах. Это
наносило большой ущерб развитию местной экономики, и императору пришлось
пересмотреть свою налоговую политику в данном регионе. Количество бумажных
денег, получаемых в виде дани центральным правительством, было снижено. Однако в
целом властям требовалось все больше бумаги для производства денег. Для этих
целей властями были учреждены несколько государственных фабрик в городах
Хуэйчжоу, Ченгду и Ханьчжоу. Только на одной фабрике в Ханьчжоу ежедневно
работало более тысячи человек. Следует отметить, что, уже начиная с 1107 года,
правительство печатало бумажные деньги с использованием шести разных цветов,
тонкой проработкой внешнего вида, а иногда использовало и различные уникальные
волокна в бумаге, чтобы избежать подделок.
В 1160 году бумажных денег в стране вновь стало столько, что они перестали что-
либо стоить. Императору пришлось заняться денежной реформой и заменить старые
выпуски на новые. Это не помогло. К 1166 году в Китае была гиперинфляция.
В XII веке, несмотря на большие объемы, выпуски бумажных денег, находящихся в
обращении, носили региональный характер, а не охватывали всю империю. Конец
этому был положен между 1265 и 1274 годами, когда империя Южная Сун ввела единую
стандартную бумажную валюту для всей территории государства. Эти бумажные деньги
были обеспечены золотом и серебром.
Пришедшая ей на смену династия Юань, основанная внуком Чингисхана монгольским
ханом Хубилаем, использовала китайские наработки и стала выпускать бумажные
деньги, известные как «чао». Вначале срок и территория их хождения были также
ограничены. Но затем, поскольку ханам требовалось много средств для
финансирования своего правления в Китае, временные и прочие ограничения у
бумажных денег были отменены. По сути, монгольские ханы, правившие Китаем,
впервые применили на практике чисто бумажные деньги, которые не были чем-либо
обеспечены, а гарантировались только государством.
Бумажные деньги произвели огромное впечатление на европейцев, посетивших Китай
во второй половине XIII века. В книге о своем путешествии в Китай Марко Поло
отвел этому вопросу целую главу под названием «Как великий хан вместо монет
тратит бумажки»:
«В Канбалу [Ханбалык] монетный двор великого хана, да такой, что про великого
хана сказать можно - алхимию он знает вполне, и вот почему. Приказывает он
изготовлять вот какие деньги: заставит он набрать коры от тутовых деревьев,
листья которых едят шелковичные черви, да нежное дерево, что между корой и
сердцевиной, и из этого нежного дерева приказывает изготовить папку, словно как
бумагу; а когда папка готова, приказывает он из нее нарезать вот как: сначала
маленькие [кусочки], стоящие половину малого ливра, или малый ливр, иные ценой в
пол серебряный грош, а другие в серебряный грош; есть и в два гроша, и в пять, и
в десять, и в безант, и в три и так далее до десяти безантов; и ко всем папкам
приложена печать великого хана. Изготовляется по его приказу такое множество
этих денег, что все богатство в свете можно ими купить. Приготовят бумажки так,
как я вам описал, и по приказу великого хана распространяют их по всем областям,
царствам, землям, всюду, где он властвует, и никто не смеет, под страхом смерти,
их не принимать. Все его подданные повсюду, скажу вам, охотно берут в уплату эти
бумажки, потому что, куда они ни пойдут, за все они платят бумажками, за товары,
за жемчуг, за драгоценные камни, за золото и за серебро: на бумажки все могут
купить и за все ими уплачивать; бумажка стоит десять безантов, а не весит ни
одного. Приходят много раз в году купцы с жемчугом, с драгоценными камнями, с
золотом, с серебром и с другими вещами, с золотыми и шелковыми тканями; и все
это купцы приносят в дар великому хану. Сзывает великий хан двадцать мудрых, для
того дела выбранных и сведущих, и приказывает им досмотреть приносы купцов и
заплатить за них, что они стоят. Досмотрят мудрецы все вещи и уплачивают за них
бумажками, а купцы берут бумажки охотно и ими же потом расплачиваются за все
покупки в землях великого хана. Много раз в году, сказать по правде, приносят
купцы вещей тысяч на четыреста безантов, и великий хан за все расплачивается
бумажками.
Скажу вам еще, много раз в году отдается приказ по городу, чтобы все, у кого
есть драгоценные камни, жемчуг, золото, серебро, сносили все это на монетный
двор великого хана; так и делают, сносят многое множество всего этого; и
уплачивается всем бумажками. Так-то великий хан владеет всем золотом, серебром,
жемчугом и драгоценными камнями всех своих земель.
Скажу вам еще о другом, о чем следует упомянуть: когда бумажка от употребления
изорвется или попортится, несут ее на монетный двор и обменивают, правда, с
потерей трех на сто, на новую и свежую. И другое еще следует рассказать в нашей
книге: если кто пожелает купить золота или серебра для поделки какой-нибудь
посудины, или пояса, или чего другого, то идет на монетный двор великого хана,
несет с собой бумажки и ими уплачивает за золото и серебро, что покупает от
управляющего двором.
Рассказал вам, как и почему великий хан должен иметь и имеет богатства более,
нежели кто-либо в свете. А вот что еще изумительнее: у всех царей в свете нет
столько богатства, сколько у великого хана.»
Достаточно интересна и концовка путешествия Марко Поло. В качестве дара властям
Венеции и Папе Римскому великий хан отправил, в частности, и большое количество
бумажных денег, вполне успешно доставленных венецианским купцом на родину. Дар
был вначале принят, но затем, когда увидели, что вместо привычной латыни на
бумаге отпечатаны непонятные письмена, присланные китайские бумажные деньги были
сочтены дьявольским искусом и наваждением и сожжены на кострах.
Система бумажных денег просуществовала в Китае до середины XV века. Очередной
период гиперинфляции произошел уже в период правления династии Мин в 1448 году.
Скорость печати денег значительно превышала темпы роста производства, и темпы
инфляции достигли неприемлемых уровней. В 1455 году Китай полностью отказался от
использования в своей экономике бумажных денег.
Первые бумажные деньги в Европе стали использоваться только во второй половине
XVII века с образованием первого европейского центрального банка – Банка Швеции.
Китайцы извлекли урок из своих экспериментов с бумажными деньгами, и вплоть до
1949 года, до прихода к власти компартии Китая, деньгами в Поднебесной было
серебро и отчеканенные из него монеты. Несмотря на то, что серебро в настоящее
время вроде бы и не считается монетарным металлом, а во всем мире используются
только бумажные, ничем не обеспеченные валюты, китайские власти жестко
контролируют все операции с драгоценными металлами на территории страны и
всячески поощряют свое население к приобретению золота и серебра.
На Руси же второй половины XV века бумага не использовалась. Там предпочитали
звонкую монету, и основой денежного обращения была серебряная копейка. Поэтому
вернемся на родную землю и посмотрим, как обстояли дела в Московии.
Правление Ивана III Васильевича
Активный процесс собирания русских земель в единое Московское государство
начался с приходом к власти Ивана III Васильевича, названного позже Великим. В
марте 1462 года тяжело заболел отец Ивана — великий князь Василий. Незадолго до
этого он составил завещание, разделившие великокняжеские земли между своими
сыновьями. Его старший сын Иван получал великое княжение и основную часть
территории государства — 16 главных городов, а Москвой он должен был владеть
совместно с братьями. Остальным детям Василия по завещанию приходилось всего 12
городов; при этом основная часть бывших столиц удельных княжеств досталась
новому великому князю. После смерти великого князя Василия в конце марта 1462
года Иван без каких-либо осложнений стал новым великим князем и выполнил волю
отца, наделив братьев землями согласно завещанию.
Своё вступление на престол новый великий князь ознаменовал выпуском золотых
монет, с отчеканенными на них именами великого князя Ивана III и его сына.
Выпуск таких монет продолжался недолго и был вскоре прекращён.
В повседневной жизни в Московском государстве ходили различные монеты. Их
чеканили из серебра и меди. Подробно о них в своем повествовании «Записки о
Московии» рассказывает неоднократно бывавший в Московии Сигизмунд Герберштейн:
«[Серебряные деньги (moneta) у них бывают четырех родов: московские,
новгородские, тверские и псковские]. Московская монета не круглая, а
продолговатая, как бы овальная, называется она деньгой и имеет различные
изображения. У одних на одной стороне роза, у позднейших — изображение человека,
сидящего на коне; на другой стороне у обеих — надпись. … У старинных на одной
стороне роза, а на другой — изображение всадника на коне; у других — на обеих
сторонах надпись. А деньга — это их серебряный пфенниг. Сто таких денег
составляют один венгерский золотой (А хотя обычно (венгерский) золотой то
дороже, то дешевле (этой цены)), алтын — шесть денег, гривна — двадцать, полтина
— сто, рубль — двести (Новгородские и рижские рубли содержат больше денег). Ныне
чеканятся новые (монеты) (по полденьги), отмеченные буквами с той и другой
стороны, и четыреста таких стоят рубль.
Тверские с обеих сторон имеют надпись и по стоимости равняются московским.
Новгородская (деньга) на одной стороне имеет изображение государя, сидящего на
троне, а напротив него — склонившегося человека, с другой стороны — надпись; по
стоимости она вдвое превосходит московскую (деньгу). Новгородская гривна стоит
четырнадцать, а рубль — двести двадцать две деньги.
Псковская с одной стороны имеет бычью голову в венце, а с другой— надпись. Кроме
того, у них есть медная монета, которая называется пул; шестьдесят пулов по
стоимости равны московской деньге.
Золотых у них нет, и они сами их не чеканят, а пользуются обыкновенно
венгерскими, иногда также рейнскими. Стоимость их они часто меняют; в
особенности если иностранец хочет купить что-нибудь на золото, они тотчас
занижают его стоимость. Если же он, собираясь куда-либо отправиться, нуждается в
золоте, то тогда они стоимость его снова увеличивают.
Они пользуются и соседними рижскими рублями, каждый из которых стоит два
московских. Московская монета из чистого и хорошего серебра, хотя ныне и ее
подделывают; однако я не слыхал, чтобы за это преступление наказывали. Почти все
московские золотых дел мастера чеканят монету, и если кто приносит чистые
серебряные слитки и хочет получить монету, то они взвешивают деньги и серебро и
выплачивают потом тем же весом; условленная плата, которую надо дать сверх
равного веса золотых дел мастеру, невелика; они и в остальном дешево продают
свой труд. Некоторые писали, что в этой стране серебро в изобилии встречается
крайне редко и что, сверх того, государь запрещает вывозить его. В этой стране,
в самом деле, вовсе нет серебра, кроме того, которое, как сказано, ввозится туда
(ибо в ней нет горного дела). Нельзя сказать, чтобы государь запрещал вывозить
серебро; он, скорее, остерегается (делать это) и поэтому, желая удержать в
стране серебро и золото, велит своим подданным обмениваться товарами, то есть
давать и принимать одно, как, например, меха, которые у них в изобилии, или что-
нибудь в этом роде вместо другого. (По их собственным словам) Едва ли прошло сто
лет с тех пор, как они начали употреблять серебряную монету, в особенности
собственной чеканки. Вначале, когда серебро стали ввозить в страну, из него
отливались продолговатые серебряные слитки без изображения и надписи стоимостью
в один рубль; сейчас их уже не встретишь. Чеканилась также монета в [княжестве]
Галицком), но (очень мало) и она исчезла [так как не имела постоянной
стоимости]. До монеты они употребляли мордки и ушки белок и других животных,
шкурки которых ввозятся к нам, и на них, словно за деньги, покупали все
необходимое для жизни.»
Поскольку деньги были обеспеченными – серебряными, не имело принципиального
значения, где именно они были отчеканены. Они составляли ценность сами по себе,
а чекан того или иного монетного двора лишь гарантировал, что они имеют
определенное количество драгоценного металла.
Торговля в Московском государстве, в том числе и с иностранными купцами, шла
активно, хотя имела определенную специфику, о которой также рассказывал в своих
«Записках» С.Герберштейн:
«Всякий, кто привезет в Москву какие бы то ни было товары, должен немедленно
объявить их и обозначить у сборщиков пошлин [или таможенных начальников]. Те в
назначенный час осматривают товары и оценивают их; после оценки никто не смеет
ни продать, ни купить их, пока о них не будет доложено государю. Если государь
пожелает что-нибудь купить, то купцу до тех пор не дозволяется ни показывать
товары, ни предлагать их кому-либо. Поэтому купцы задерживаются иногда слишком
долго.
К тому же не всякому купцу, кроме литовцев, поляков или подданных их державы,
открыт свободный доступ в Москву. Именно шведам (датчанам), ливонцам и немцам из
приморских городов позволено заниматься торговлей только в Новгороде (где
круглый год находятся их факторы), а туркам и татарам — в городе по имени
Хлопигород, куда во время ярмарок собирается различный люд из самых отдаленных
мест (немцы, московиты, отдаленнейшие народы Швеции и Ледяного моря, дикие
лапландцы и прочий сброд.). Когда же в Москву отправляются послы (из Литвы или
других соседних стран.), то все купцы отовсюду принимаются под их защиту и
покровительство и могут беспрепятственно и беспошлинно ехать в Москву; так у них
вошло в обычай (Равным образом и когда московиты отправляют куда-либо послов, то
с ними едут и купцы, так что с посольством двигается иногда восемьсот, тысяча, а
то и тысяча двести лошадей.).
Большую часть товаров составляют серебряные слитки, сукна, шелк, шелковые и
золотые ткани, жемчуг, драгоценные камни и золотые нитки. Иногда в подходящее
время ввозятся и различные дешевые вещи, которые приносят немало прибыли. Часто
также случается, что всех охватывает желание иметь ту или иную вещь, и тот, кто
первым привез ее, выручает гораздо больше положенного. Затем, если несколько
купцов привезут большое количество одних и тех же товаров, то иногда следствием
этого является такая дешевая на них цена, что тот, кто успел продать свои товары
возможно дороже, снова покупает их по упавшей цене и с большой выгодой для себя
привозит обратно на родину. Из товаров в Германию вывозят отсюда меха и воск, в
Литву и Турцию — кожи, меха (как невыделанные, так и тонкой выделки) и длинные
белые зубы животных, называемых у них моржами и живущих в Северном море; из них
турки чаще всего искусно изготовляют рукояти кинжалов, а наши земляки считают
эти зубы за рыбьи и так их и называют. В Татарию вывозятся седла, уздечки,
одежда, кожи; оружие и железо вывозятся только тайком или с особого позволения
начальников. Однако в другие места, расположенные к северу и востоку (как
Хлопигород), они вывозят и суконные и льняные одежды, ножи, топоры, иглы,
зеркала, кошельки и другое тому подобное (Здесь в Хлопигороде серебро или деньги
в малой цене; еще в меньшей — золото. Богатые же купцы из Московии или Германии
выменивают там соболей, горностаев и т. п. на шляпы, ложки, нитки и другие
названные выше товары, поскольку монеты, имеющие хождение у них на родине, там
неупотребительны.). Торгуют они с великим лукавством и коварно, не скупясь на
слова, как о том писали некоторые. Мало того, желая купить вещь, они оценивают
ее с целью обмануть продавца менее, чем в половину ее стоимости, и держат купцов
в колебании и нерешительности не только по одному или по два месяца, но
обыкновенно доводят некоторых до крайней степени отчаяния. Но тот, кто, зная их
обычай, не обращает внимания на коварные речи, которыми они сбивают цену вещи и
тянут время, и не замечает их), тот продает свои товары без всякого убытка (Я
торговал однажды четырнадцать соболей, за которых с меня запросили тысячу
восемьсот венгерских золотых, тогда как я давал шестьсот. Купец дал мне даже
уехать, полагая, что все-таки переупрямит меня. Я уже с дороги, из Можайска,
послал в Москву шестьсот золотых, и он уступил мне соболей; и за семь шкурок я
уплатил также триста дукатов с небольшим.).
Один краковский гражданин привез двести центенариев меди, которую хотел купить
государь; он держал купца так долго, что тому, наконец, это надоело и (уплатив
пошлину) он повез медь обратно на родину. Как только он отъехал на несколько
миль от города, его догнали некие нарочные, задержали его имущество и наложили
на него запрет под тем предлогом, будто он не заплатил пошлины. Купец вернулся в
Москву и стал жаловаться перед государевыми советниками на нанесенную ему обиду.
Те, выслушав дело, тотчас предложили свое добровольное посредничество и обещали
уладить дело, если он будет просить милости. Хитрый купец, зная, что для
государя будет позором, если такие товары будут увезены обратно из его державы,
так как там-де не нашлось никого, кто бы мог сторговать такие дорогие товары и
заплатить за них, не стал просить милости, а требовал, чтобы ему было оказано
правосудие. Наконец, когда они увидели, что он до такой степени упорен, что не
отступает от своего намерения и не желает уступать их коварству и обману, они
купили медь от имени государя и, заплатив надлежащую цену, отпустили этого
человека.
Иностранцам любую вещь они продают дороже и за то, что при других
обстоятельствах можно купить за дукат, запрашивают пять, восемь, десять, иногда
двадцать дукатов. Впрочем, и сами они в свою очередь иногда покупают у
иностранцев за десять или пятнадцать флоринов редкую вещь, которая на самом деле
вряд ли стоит один или два.
Далее, если при заключении сделки ты как-нибудь обмолвишься или что-либо
неосторожно пообещаешь, то они все запоминают в точности и настаивают на
исполнении, сами же вовсе не исполняют того, что обещали в свою очередь. А как
только они начинают клясться и божиться, знай, что тут сейчас же кроется
коварство, ибо клянутся они с намерением провести и обмануть. Я попросил одного
государева советника помочь мне при покупке некоторых мехов, чтобы я мог
избегнуть обмана. Насколько легко он пообещал мне свое содействие, настолько
долее держал меня в неизвестности. Он хотел навязать мне собственные меха. Сверх
того, к нему собирались другие купцы, обещая ему награду, если он продаст мне их
товары за хорошую цену, ибо у купцов есть такой обычай, что при покупке и
продаже они предлагают свое посредничество и обещают той и другой стороне свое
верное содействие, получив от каждой из них особые подарки.
Недалеко от крепости есть большой обнесенный стенами дом, называемый двором
господ купцов, в котором купцы живут и хранят свои товары. Там продают перец,
шафран, шелковые ткани и другие товары такого рода гораздо дешевле, чем в
Германии. Это обстоятельство следует приписать обмену товарами. Именно коль
скоро московиты очень дорого оценивают меха, приобретенные ими в другом месте за
дешевую плату, то иностранцы в свой черед, может быть, по их примеру
противопоставляют им свои товары, купленные также дешево, и запрашивают за них
дороже. Из-за этого те и другие, произведя равный обмен товарами, могут
продавать вещи, в особенности полученные за меха, за умеренную цену и без
убытка.
…
[Налог и] пошлина со всех товаров, как ввозимых, так и вывозимых, идут в казну.
Со всякой вещи стоимостью в один рубль платится семь денег, за исключением
воска, пошлина с которого взыскивается не только по оценке, но и по весу. С
каждой меры веса, которую они называют пудом, платится четыре деньги.
…
Ссужать деньги под проценты у них в обычае, хотя они и говорят, что это большой
грех, никто почти от него не воздерживается. Но процент прямо-таки невыносим,
именно с пяти всегда один, то есть со ста двадцать. Церкви, как сказано выше,
кажется, поступают более мягко, именно они берут, как говорят, десять со ста.»
Как видно, несмотря на то, что в Московское государство иностранные, прежде
всего западные купцы и торговцы, в значительной степени привозили товары
глубокой переработки и предметы роскоши, основными экспортируемыми из Московии
на Запад товарами были воск, меха, кожи. По мере развития международной торговли
к ним постепенно прибавились пенька, лён, деготь, лес и мёд. Можно посчитать,
что в обмен на сырьевые товары московиты покупали готовые изделия, в чём их
можно было бы сравнить с современной российской торговлей, когда за рубеж
вывозятся нефть, чёрные и цветные металлы и прочие виды сырья. Однако более
внимательное рассмотрение структуры экспортируемых товаров свидетельствует о
том, что Московское государство экспортировало в основном сырье и товары,
восполняемые естественным образом за счёт её природы, в то время как западные
купцы были вынуждены привозить и продавать товары, изготавливаемые из
невосполняемого естественным образом сырья. Так что номенклатура торгового
баланса в те времена была благоприятной для Московской Руси в отличие от той,
что имеет место быть сегодня.
Более того. Западу практически нечего было предложить из товаров повседневного
спроса обычным людям, и, чтобы иметь возможность покупать русские товары, они
были вынуждены продавать ввозимые на русские земли серебро и золото.
Одной из важнейших позиций в русской торговле с иностранцами были меха. В своих
«Записках» С.Герберштейн уделил им значительное внимание: «В мехах существуют
большие различия. У соболей признаком зрелости служит чернота, длина и густота
шерсти. Стоимость их возрастает и оттого, если они пойманы в надлежащее время,
что верно и относительно других мехов… Я слышал, что некогда в Московии водились
собольи меха, из которых одни продавались по тридцать, другие по двадцать
золотых. Но таких мехов я так нигде и не увидел.
Шкурки горностаев привозятся также из многих местностей, причем вывернутые,
однако большинство покупателей вводится этими шкурками в обман. … Одна шкурка
продается примерно за три или четыре деньги. У тех, что побольше, нет той
белизны, которая обыкновенно в чистом виде проявляется в маленьких.
Лисьи меха, в особенности черные, из которых по большей части делаются шапки,
ценятся очень дорого, они продаются за десять, а иногда и за пятнадцать золотых.
Беличьи шкурки доставляются тоже из разных мест, … откуда они привозятся всегда
связанные пучками по десяти штук. В каждом пучке две самые лучшие называются
личными, три, несколько похуже, именуются красными, четыре — подкрасными, одна,
последняя, называется молочной, она самая дешевая из всех. Каждую из них можно
купить за одну или две деньги. Лучшие и отборные из них купцы с большой для себя
выгодой вывозят в Германию и другие страны.
Рысьи меха стоят дешево, а волчьи, с тех пор как они вошли в цену в Германии и в
Московии, очень дорого. Кроме того, мех со спины волка имеет гораздо меньшую
ценность, чем у нас.
Бобровые меха считаются у них в большой цене; у всех опушка платья одинаково
сделана из этого меха, потому что у него природный черный цвет.
Меха домашних котов носят женщины. Есть некоторое животное, которое на их языке
называется песцом; его мех они употребляют в дороге и в путешествиях, так как он
очень хорошо согревает тело.»
Обмен меха, воска и кожи на драгоценные металлы и иные ценности позволял
московскому руководству собирать и концентрировать в стране огромные богатства.
Матвей Меховский в своем «Трактате о двух Сарматиях» отмечал, что Русь была
«богата серебром», а итальянец Альберто Кампензе уточнял, что страна «богата
монетою, добываемою более через попечительство государей, нежели через
посредство рудников… Почти ежедневно привозится туда из всех концов Европы
множество денег за товары». Политика, проводимая великим князем и боярами, была
ориентирована на удержание на территории государства ввезенных иностранцами
драгоценных металлов. Это позволяло Московии, не имевшей своего собственного
горного дела и рудников драгоценных металлов, по накопленным запасам золота,
серебра и изготовленных из них украшений, драгоценной посуды и прочих ценностей,
быть одной из богатейших, если не богатейшей страной Европы, а, возможно, и
всего мира.
Уровень фальшивомонетничества в стране был настолько низким, что власти
практически могли им пренебречь.
Кредитование в Московии было также весьма развито, причем процентная ставка по
кредитам была фактически фиксированной и определялась традициями, составляя 20%
годовых в случае кредитования светскими лицами и 10% годовых, когда деньги в
кредит предоставляли церкви и монастыри. Несмотря на всю «греховность» этого
процесса, от предоставления кредитов не отказывались ни те, ни другие.
Всё это создавало предпосылки и финансово-экономические условия для успешного
развития Московского государства и его широкомасштабной экономической и
политической экспансии. На протяжении всего княжения Ивана III объединение
северо-восточной Руси в единое Московское государство было главной целью внешней
политики страны, и её реализация оказалась более чем удачной.
Став великим князем, Иван III начал свою внешнеполитическую деятельность с
подтверждения прежних договоров с соседними князьями и общего усиления позиций с
помощью заключения новых выгодных для Москвы соглашений.
Начиная с 1470-х годов деятельность, направленная на присоединение остальных
русских княжеств, резко усиливается. Первым становится Ярославское княжество, за
ним входят в состав Московии княжества Дмитровское и Ростовское. Последнее
фактически входило в состав Московского государства и раньше, так как великий
князь являлся совладельцем Ростова, но теперь ростовские князья продали в казну
«свою половину» княжества, окончательно превратившись, таким образом, в служилую
знать.
При Иване III произошло окончательное оформление независимости Московского
государства, номинальная зависимость от Орды прекратилась. Правительство Ивана
III решительно поддержало противников Орды среди татар. Был заключён союз с
Крымским ханством, а с помощью сочетания дипломатии и военной силы, великий
князь добился поддержки московской политики со стороны Казанского ханства.
И без того напряжённые отношения с Ордой к началу 1470-х годов окончательно
испортились. Продолжался распад Орды, когда на территории прежней Золотой орды,
возникло несколько новых более мелких образований. В 1472 году хан Большой Орды
начал поход на Русь, однако, он в целом окончился провалом. Вскоре Иван III
полностью прекратил уплату дани хану Большой Орды, что неизбежно должно было
привести к новому столкновению. Однако до 1480 года хан Ахмат был занят борьбой
с Крымским ханством.
Непосредственным поводом к началу войны, по сообщению «Казанской истории», стала
казнь ордынского посольства, отправленного Ахматом к Ивану III за данью. Великий
князь, отказался выплачивать деньги хану, взял «басму лица его» и растоптал её.
После этого все ордынские послы, кроме одного, были казнены. Насколько этот
повод действительно соответствовал реальности, сейчас судить сложно.
Тем не менее, летом 1480 года хан Ахмат со своим войском выступил в поход на
Русь. Ситуация для Московского государства осложнялась ухудшением отношений с
западными соседями. Литовский великий князь Казимир заключил союз с Ахматом и
мог напасть в любой момент. С учётом того, что в те времена город Вязьма
принадлежал Литве, расстояние до Москвы литовское войско могло преодолеть за
несколько дней. К тому же войска Ливонского ордена напали на Псков.
Были и внутренние проблемы, причём спровоцировал их сам Иван. Он в нарушение
существовавших тогда понятий и обычаев после смерти брата Юрия забрал весь его
удел себе, не поделился с братьями богатой добычей, взятой в Новгороде, а также
нарушил старинное право отъезда дворян, приказав схватить князя Оболенского,
отъехавшего от великого князя к его брату. В итоге этого беспредела великого
князя Ивана III его родные братья, недовольные такими притеснениями, вместе со
всем своим двором и дружинами отъехали к литовской границе и вступили в
переговоры с Казимиром. Ивану III пришлось срочно договариваться со своими
братьями. В итоге активных переговоров, в результате торгов и обещаний, великому
князю удалось предотвратить их выступление против него.
В сентябре 1480 года хан Ахмат переправился через Оку южнее Калуги и направился
по литовской территории к реке Угре — границе между московскими и литовскими
владениями. В конце сентября Иван III оставил свою армию под формальным
командованием наследника, при котором также состоял его дядя, и выехал в Москву,
дав распоряжение войскам двинуться в направлении реки Угры. Одновременно князь
приказал сжечь Каширу. Источники упоминают о серьёзных колебаниях великого
князя. Одна из летописей даже отмечала, что Иван запаниковал: «ужас наиде на нь,
и въсхоте бежати от брега, а свою великую княгиню Римлянку и казну с нею посла
на Белоозеро».
Дальнейшие события трактуются в источниках неоднозначно. Всё зависит от того,
являются ли они официальными или независимыми. В независимом московском своде
1480-х годов говорилось о том, что появление великого князя в Москве произвело
тягостное впечатление на горожан, среди которых поднялся ропот: «Егда ты,
государь князь великый, над нами княжишь в кротости и в тихости, тогда нас много
в безлепице продаешь (много взыскиваешь того, что не следует). А нынеча, сам
разгневив царя, выхода ему не платив, нас выдаешь царю и татаром». Дальше в
летописи сообщается о том, что ростовский епископ Вассиан, встретивший князя
вместе с митрополитом, прямо обвинил его в трусости; после этого Иван, опасаясь
за свою жизнь, уехал в Красное сельцо к северу от столицы. Великая княгиня Софья
с приближёнными и государевой казной была отправлена в безопасное место, на
Белоозеро. Мать великого князя покинуть Москву отказалась. По словам этой
летописи, великий князь неоднократно пытался вызвать к себе из войска сына,
посылая ему грамоты, но тот их проигнорировал. Тогда Иван приказал князю
Холмскому силой доставить к нему сына. Холмский не выполнил этот приказ,
попытавшись уговорить княжича, на что тот, согласно сообщению этой летописи,
ответил: «Подобает мне здесь умереть, а не к отцу ехать».
Факт отъезда Ивана III в Москву зафиксирован практически во всех источниках.
Основное различие заключается лишь в длительности этой поездки. Так
великокняжеские летописцы пишут, что поездка длилась всего три дня. Однако там
же зафиксирован и факт колебаний в великокняжеском окружении. И если
великокняжеский свод первой половины 1490-х годов упоминает в качестве
противника сопротивления татарам лишь одного царского окольничего, то во
враждебных Ивану III сводах 1480-х годов называются несколько приближённых царя.
В Москве великий князь провёл совещание со своими боярами, и распорядился насчёт
подготовки столицы к возможной осаде. В качестве одной из таких мер великий
князь приказал сжечь московский посад. 3 октября великий князь выехал из Москвы
в войска, но, не доехав до них, расположился в городке Кременец в 60 верстах от
устья Угры. Там он дождался подхода отрядов прекративших мятеж братьев.
В это время на Угре начались ожесточённые столкновения. Попытки ордынцев
переправиться через реку были успешно отбиты русскими войсками. Вскоре Иван III
отправил к хану посла с богатыми дарами, прося его отступить прочь и «улус» его
не разорять. Ахмат потребовал личного присутствия князя, однако тот ехать к нему
отказался. Иван отказался и от предложения хана послать к нему сына, брата или
известного своей щедростью посла Никифора Басенкова, ранее часто ездившего в
Орду.
К концу октября 1480 года река Угра замёрзла, и русская армия, собравшись
вместе, отошла сначала к городу Кременцу, а затем к Боровску. Однако хан Ахмат
не стал преследовать войско князя и в первой половине ноября также отдал приказ
отступить. По сообщению летописи, «бяху бо татарове нагы и босы, ободралися», то
есть, основной причиной отказа Ахмата от преследования русских войск объясняется
неподготовленностью ханского войска к ведению войны в суровых зимних условиях.
Кроме того, хану стало ясно, что и Казимир, занятый решением внутренних проблем,
не собирается выполнять по отношению к нему своих союзнических обязательств.
Несмотря на то, что войска великого князя московского отступили первыми,
«стояние на Угре» означало фактическую победу Московского государства в
противостоянии с Ордой, в результате которой Московия получила желанную
независимость. Хан Ахмат был вскоре убит, а после его смерти в Орде вспыхнула
междоусобица, и ордынцам стало уже не до походов на Москву.
Союз Литвы и Орды в 1480 году, во время «стояния на Угре», до предела накалил
непростые московско-литовские отношения. Начиная с этого времени, обострение
ситуации доводит дело до пограничных стычек. В 1481 году в Литве был раскрыт
заговор князей И.Ю.Гольшанского, Михаила Олельковича и Ф.И.Бельского, хотевших
со своими владениями перейти к великому московскому князю. Двое первых были
казнены, а князю Бельскому удалось бежать в Москву, где он получил в управление
ряд областей на литовской границе, за ним годом позже в Москву последовал и
князь Иван Глинский. В том же 1482 году литовский посол потребовал от
московского князя признать права Литвы на Ржев и Великие Луки, и их волости.
Москва дала этим притязаниям асимметричный ответ, вступив в союз с Крымским
ханством. Следуя достигнутым соглашениям, осенью 1482 года крымский хан совершил
опустошительный набег на литовскую Украину. Как сообщала Никоновская летопись,
«сентября 1, по слову великого князя Московского Ивана Васильевича всея Руси
прийде Менгли-Гирей, царь Крымский Перекопьскии Орда, со всею силою своею на
королеву державу и град Киев взя и огнем сожже, а воеводу Киевского пана Ивашка
Хотковича изымал, а оного полону безчислено взя; и землю Киевскую учишша пусту».
По словам Псковской летописи, в результате похода пали 11 городов, вся округа
была разорена. Этот поход серьёзно ослабил Великое княжество Литовское.
Пограничные споры между двумя Москвой и Литвой продолжались на протяжении всех
1480-х годов. Ряд волостей, находившихся первоначально в совместном московско-
литовском или новгородско-литовском владении, был фактически оккупирован
войсками Ивана III. Весной 1489 года дело дошло до открытых вооружённых
столкновений между литовскими и русскими войсками, а в декабре 1489 года из-под
власти Литвы на сторону Ивана III перешёл целый ряд пограничных князей. Протесты
и взаимный обмен посольствами не дали никакого результата, и необъявленная война
продолжилась.
В начале июня 1492 года умер литовский великий князь и король Польши Казимир.
Неизбежной неразберихой, связанной со сменой литовского великого князя,
ослаблявшей княжество Литовское, не преминул воспользоваться Иван III. В августе
1492 года против Литвы были посланы московские войска, быстро установившие
контроль над многими, ранее принадлежавшими Литве городами. К тому же на сторону
Москвы перешёл ряд местных князей, что ещё более усилило позиции русских войск.
Столь быстрые успехи войск Ивана III заставили нового литовского великого князя
начать переговоры о мире, закончившиеся безрезультатно.
В конце 1492 года на театр военных действий выступило литовское войско.
Дальнейшие боевые действия шли с переменным успехом, и в июне-июле 1493 года
великий князь литовский отправил новое посольство с предложением заключить мир.
В итоге длительных переговоров в феврале 1494 года мирный договор был заключён.
В его результате бо?льшая часть земель, завоёванных русскими войсками, входила в
состав Российского государства. Помимо прочих городов, стала российской и
находившаяся недалеко от Москвы стратегически важная крепость Вязьма. Литовскому
великому князю возвращались города Любутск, Мезецк и Мценск, и некоторые другие.
Ситуация с Новгородом развивалась по совершенно иному сценарию нежели с другими
русскими княжествами. Это было связано с тем, что в отличие от удельных княжеств
Новгород был государством, в котором правила торговая аристократия. Прямая
угроза её независимости и доходам со стороны московского великого князя привела
к формированию влиятельной антимосковской партии. Благо деньги у новгородцкв на
это были. Оппозицию Москве возглавила энергичная вдова посадника Марфа Борецкая
с сыновьями. Однако они отчетливо понимали, что Москва обладала явным
превосходством в силах, и это вынуждало сторонников независимости к поиску
союзников, прежде всего — в Великом княжестве Литовском.
Княжество в условиях экспансии Московского государства становилось естественным
союзником Новгорода. Стремление Москвы объединить русские земли явно входило в
противоречие с литовскими интересами, а постоянные пограничные стычки и переход
пограничных князей и бояр между государствами не способствовали примирению.
Поэтому отношения с Литвой, начиная с правления Ивана III, приняли особую
остроту.
В результате острой внутриполитической борьбы антимосковской партии удалось
одержать крупный успех. В Литву было отправлено посольство, после возвращения
которого был составлен проект договора с литовским великим князем Казимиром. По
этому договору Новгород признавал власть великого литовского князя, но при этом
сохранял в неприкосновенности своё государственное устройство. Литва брала на
себя обязательства помочь в борьбе с Московским государством. Открытое
вооруженное столкновение Москвы и Новгорода стало неизбежным.
Решающая битва произошла на Шелони. В её результате новгородская армия, потеряв
12 тысяч человек погибшими и 2 тысячи пленными, была наголову разгромлена.
Дмитрий Борецкий и ещё трое новгородских бояр, командовавших войском, были
казнены, Новгород оказался в осаде. В результате этих неудач промосковская
партия взяла верх среди самих новгородцев. Начались переговоры с Иваном III, и в
первой половине августа 1471 года был заключён мирный договор. На Новгород была
наложена контрибуция в 16 тысяч рублей, при этом город сохранял своё
государственное устройство, но не мог «отдаватися» под власть литовского
великого князя. Также великий князь московский получил значительную часть
обширной Двинской земли.
Одним из ключевых вопросов отношений Новгорода и Москвы стал вопрос о судебной
власти. Осенью 1475 года великий князь сам прибыл в Новгород, где лично разобрал
ряд дел о беспорядках. Виновными, естественно, были объявлены некоторые
представители антимосковской оппозиции. Вопрос о судебной власти привел к тому,
что в Новгороде сложилось судебное двоевластие, когда некоторые жалобщики ехали
непосредственно в Москву, чтобы изложить свои претензии. Именно эта ситуация
дала повод для новой войны, закончившейся падением Новгорода.
Весной 1477 года в Москве среди нескольких жалобщиков из Новгорода оказались и
два мелких новгородских чиновника. Излагая своё дело, они вместо традиционного
обращения «господин» назвали великого князя московского «государем». И если до
этого момента предполагалось равенство «господина великого князя» и «господина
великого Новгорода», то этот шаг чиновников давал повод для пересмотра отношений
в пользу главенства Москвы. Предлог был немедленно использован. В Новгород были
отправлены послы, потребовавшие официального признания титула государя,
окончательного перехода суда в руки великого князя, а также устройства в городе
великокняжеской резиденции. Вече, выслушав послов, отказалось принять ультиматум
и начало подготовку к войне.
В октябре 1477 года армия великого князя и его союзников выступила в поход на
Новгород. К ней присоединились войска союзников — Твери и Пскова. Противники
войны с Москвой в Новгороде имели определённый перевес. К Ивану отправилось
посольство во главе с архиепископом, но попытка договориться на прежних условиях
оказалась безуспешной. От имени великого князя послам были поставлены жёсткие
требования, фактически означавшие конец новгородской независимости. Ультиматум
привёл к началу в городе новых беспорядков. Начался переход в ставку Ивана III
высокопоставленных бояр, в том числе и военного предводителя новгородцев. В
итоге в середине января 1478 года Новгород сдался, а вечевые порядки были
упразднены.
Перемены, постигшие Новгородскую землю, были чрезвычайно глубокими. В основе
вечевых порядков лежало богатство новгородской боярско-купеческой аристократии,
владевшей обширными вотчинами. Огромные земли принадлежали новгородской церкви.
В ходе переговоров о сдаче города великому князю московская сторона дала ряд
гарантий, пообещав, в частности, не выселять новгородцев «на Низ», то есть, за
пределы новгородской земли, на собственно московскую территорию, и не
конфисковывать имущество. Однако, гарантии эти существовали недолго.
Сразу после сдачи города прокатилась волна арестов. Была арестована непримиримая
противница Московского государства Марфа Борецкая. Огромные владения семьи
Борецких были конфискованы и перешли в руки казны. Та же судьба постигла и ряд
других вождей пролитовской партии. Помимо этого новые власти конфисковали ряд
земель, принадлежавших новгородской церкви.
В последующие годы аресты были продолжены. Основным обвинением против взятых под
стражу бояр было обвинение в государственной измене. Окончательное решение
московскими властями было принято в 1487 году. Было решено выселить из города
всю землевладельческо-торговую аристократию, а её вотчины конфисковать. Зимой
1487—1488 года из города было выселено около 7 тысяч человек — бояр и «житьих
людей». На следующий год из Новгорода было выселено ещё более тысячи купцов и
«житьих людей». Их вотчины были конфискованы в казну. Затем вновь приобретенная
собственность частично была роздана в поместья московским детям боярским,
частично передана в собственность московским боярам, а частично прибавилась к
владениям великого князя. Место знатных новгородских вотчинников заняли
московские переселенцы, владевшие землёй уже на основе поместной системы.
Несмотря на довольно серьёзные потрясения в новгородской жизни, переселение
знати никак не затронуло простой народ. Параллельно с конфискациями вотчин была
проведена перепись земель, подведшая итог земельной реформы.
На некоторое время отвлечемся от проблем, связанных с Новгородом, о них мы
поговорим ниже, когда коснемся борьбы с ересями, и бросим беглый взгляд на
процесс дальнейшего роста Московского государства и связанные с этим шаги по
развитию государственного управления.
Присоединение Новгорода сдвинуло границы Московского государства на северо-
запад. Непосредственным соседом Московского государства на этом направлении
стала Ливония. Продолжавшееся ухудшение псковско-ливонских отношений в конечном
итоге вылилось в открытое столкновение, и в августе 1480 года ливонцы осадили
Псков, но успеха не имели. В феврале 1481 года инициатива перешла к русским
войскам. Силы Ивана III, присланные для помощи псковичам, совершили увенчавшийся
рядом побед поход в ливонские земли, после чего в сентябре 1481 года стороны
подписали перемирие сроком на 10 лет. В последующие несколько лет отношения с
Ливонией, прежде всего торговые, развивались вполне мирно.
Однако походы русских войск были направлены не только к югу и западу. Активная
экспансия шла также и на северо-восток. Масштабный поход русских войск на Югру
был предпринят в 1499—1500 годах. В этой экспедиции приняло участие 4041
человек, разделённых на три отряда. В ходе этого похода были покорены различные
местные племена, а в состав Московского государства вошли бассейны Печоры и
верхней Вычегды. На земли, подчинённые в ходе этих экспедиций, была наложена
дань пушниной.
Увеличение территории Московского государства влекло за собой необходимость
унификации порядков на вновь вошедших в его состав землях с общемосковскими
порядками. После присоединения в 1471 году Ярославского княжества на его
территории специально назначенный посланец великого князя поверстал на
московскую службу ярославских князей и бояр, отняв у них часть земель. В одной
из независимых летописей того времени эти события описаны так: «У кого село
добро, ин отнял, а у кого деревня добрая, ин отнял да записал на великого князя,
а кто будет сам добр боярин или сын боярский, ин его самого записал». Схожие
процессы происходили и в перешедшем под контроль Москвы Ростове. Здесь также
наблюдался процесс поверстания местной элиты (как князей, так и бояр) на службу
великому князю, причём ростовские князья сохранили в своих руках значительно
меньшие по сравнению с ярославскими князьями вотчины. Ряд владений был
приобретён как великим князем, так и московской знатью.
Тверское княжество, вошедшее в Российское государство в 1485 году, было
интегрировано в довольно мягкой форме. Оно было фактически превращено в одно из
удельных княжеств. Тверь сохранила многие атрибуты самостоятельности. Княжескими
землями управлял особый Тверской дворец. Хотя некоторые тверские бояре и князья
были переведены в Москву, новый тверской князь продолжал управлять княжеством
при помощи тверской же боярской думы. Поддержавшие Ивана III тверские удельные
князья даже получили новые вотчины. Пользоваться ими, правда, они смогли не
долго. Вскоре Иван вновь отобрал у них эти земли. К началу XVI века тверской
двор окончательно слился с московским, а некоторые тверские бояре перешли в
московскую думу,.
Вхождение Белозерского княжества в состав Московского государства сопровождалось
обнародованием в марте 1488 года Белозерской уставной грамоты. Она, в частности,
устанавливала нормы кормлений представителей власти, а также регламентировала
судопроизводство.
Объединение прежде раздробленных русских земель в единое централизованное
государство настоятельно требовало помимо политического единства создание и
единой судебно-правовой системы. В сентябре 1497 года в действие был введён
Судебник — единый законодательный кодекс. Неизвестно кто именно был составителем
Судебника.
Создание общерусского Судебника стало важным событием в истории законодательства
России. На тот момент подобного единого кодекса не существовало даже в некоторых
государствах Европы, например, в Англии и Франции.
В этом документе устанавливались единые для всей страны нормы судопроизводства,
уголовного права и гражданского права. Одной из важных статей Судебника стала
статья 57 — «О христьянском отказе», вводившая единый для всего Российского
государства срок перехода крестьян от одного землевладельца к другому — за
неделю до и неделей после осеннего Юрьева дня (26 ноября). Ряд статей затрагивал
вопросы землевладения и юридический статус холопов.
«Записки о Московии» С. Герберштейна дают представление о некоторых положениях
этого документа. Это тем более интересно, что в условиях стабильных и твердых
денег в нём приводятся расценки за те или иные юридические и правовые действия:
«Если виновный будет осужден на один рубль, то пусть заплатит судье два алтына,
а нотарию восемь денег. Если же стороны примирятся прежде, чем придут на место
поединка, то пусть заплатят судье и писарю так же, как если бы суд был
произведен. Если же явятся на место поединка, назначить которое входит только в
компетенцию окольника и недельщика, и там вдруг примирятся, то пусть платят
судье, как указано выше, окольнику — 50 денег, недельщику также 50 денег и два
алтына, писарю — четыре алтына и одну деньгу. Если же они выйдут на поединок и
один будет побежден, то виновный платит судье, сколько с него потребуют,
окольнику — полтину и доспех побежденного, писарю — 50 денег, недельщику —
полтину и четыре алтына. Если же поединок происходит из-за поджога, убийства
друга, грабежа или кражи, то, если обвинитель победит, пусть получит с виновного
то, что просил, окольнику же должно дать полтину и доспех побежденного, писарю —
50 денег, недельщику — полтину, вязчему — а вязчий — это тот, кто сводит обе
стороны на предписанных условиях на поединок, — четыре алтына; и все, что
останется у побежденного, должно быть продано и отдано судьям; телесному же
наказанию его нужно подвергнуть согласно характеру преступления.
Убийцы своих господ, предавшие крепость, святотатцы [похищающие людей с целью
продать их в рабство], равно как и те, кто тайно относит имущество в чужой дом и
говорит, что оно у них украдено, так называемые подметчики, кроме того,
поджигатели и заведомые злодеи подлежат смертной казни.
Того, кто впервые уличен в краже, если только его обвиняют не в святотатстве
[или в похищении людей с целью продать их в рабство], следует карать не смертью,
а всенародным наказанием, т. е. его надлежит бить палками, и судья должен
взыскать с него денежную пеню.
Если же он вторично будет уличен в воровстве и у него не окажется, чем заплатить
обвинителю и судье, то он должен быть наказан смертью.
Если, впрочем, у пойманного вора не будет, чем уплатить обвинителю, то его
надлежит бить палками и выдать обвинителю.
Если кто-либо будет обвинен в воровстве, а какой-нибудь честный человек
клятвенно подтвердит, что он и раньше бывал уличен в воровстве либо в сговоре
(помимо суда) с кем бы то ни было относительно (свершившегося) воровства, то
такого человека следует казнить смертью без суда; с имуществом же его поступить,
как выше.
Если какой-либо (человек) низкого звания или предосудительной жизни будет
заподозрен в воровстве, то его надлежит призвать к допросу. Если же его не
удастся уличить в воровстве, то по представлении им поручителей следует
отпустить его до дальнейшего разбирательства.
За написание постановления или произнесение приговора при иске в один рубль
судье следует заплатить девять денег, секретарю, у которого печать, — один
алтын, писарю — три деньги.
Те начальники, которые не имеют власти выносить решение или приговор после
расследования, должны осудить одну из сторон на несколько рублей, а затем
послать решение действительным судьям. Если же те найдут это решение правильным
и согласным со справедливостью, то с каждого рубля следует заплатить судье по
одному алтыну, а секретарю — четыре деньги.
Всякий, кто пожелает обвинить другого в воровстве, грабеже или убийстве,
отправляется в Москву и просит позвать такого-то на суд. Ему дается недельщик,
который назначает срок обвиняемому и привозит его в Москву. Далее,
представленный на суд обвиняемый по большей части отрицает возводимое на него
обвинение. Если истец приводит свидетелей, то спрашивают обе стороны, согласны
ли они положиться на их слова. На это обыкновенно отвечают: “Пусть свидетели
будут выслушаны по справедливости и обычаю”. Если они свидетельствуют против
обвиняемого, то обвиняемый не медлит воспротивиться и возразить против
свидетельства и (самих) лиц, говоря: “Требую назначить мне присягу, вручаю себя
правосудию божию и требую поля и поединка”. И им по отечественному обычаю
назначается поединок.
Оба могут выставить вместо себя на поединок какое угодно другое лицо, так же как
оба могут запастись каким угодно оружием, кроме пищали и лука. Обыкновенно на
них бывают продолговатые латы, иногда двойные, кольчуга, наручи, шлем, копье,
топор и какое-то железо в руке [наподобие кинжала, но] заостренное с обоих
концов; держа его в руке, они орудуют им так ловко, что при любом столкновении
оно не мешает и не выпадает из рук. Но по большей части его употребляют в пешем
бою.
Свидетельство одного знатного мужа имеет больше силы, чем свидетельство многих
людей низкого звания. Поверенные допускаются крайне редко, каждый сам излагает
свое дело. Хотя государь очень строг, тем не менее всякое правосудие продажно,
причем почти открыто. Я слышал, как некий советник, начальствовавший над судами,
был уличен в том, что он в одном деле взял дары и с той, и с другой стороны и
решил в пользу того, кто дал больше. Этого поступка он не отрицал и перед
государем, объяснив, что тот, в чью пользу он решил, человек богатый, с высоким
положением, а потому более достоин доверия, чем другой, бедный и презренный. В
конце концов государь хотя и отменил приговор, но только посмеялся и отпустил
советника, не наказав его. Возможно, причиной столь сильного корыстолюбия и
бесчестности является сама бедность, и государь, зная, что его подданные
угнетены ею, закрывает глаза на их проступки и бесчестье как на не подлежащие
наказанию. У бедняков нет доступа к государю, а только к его советникам, да и то
с большим трудом.
Окольник представляет собой судью, назначенного государем; кроме того, этим
именем называется главный советник, всегда пребывающий при государе. Недельщик —
общая должность для тех, кто вызывает людей в суд, ловит злодеев и отводит их в
тюрьмы; недельщики тоже принадлежат к числу знати.
Крестьяне шесть дней в неделю работают на своего господина, а седьмой день
предоставляется им для собственного хозяйства. У них есть несколько собственных
[назначенных им господами] полей и лугов, которыми они и живут [все остальное
принадлежит господам]. Кроме того, положение их весьма плачевно еще и потому,
что их имущество предоставлено хищению знатных лиц и воинов, которые в знак
презрения называют их “крестьянами” или “черными людишками” (НГ Поэтому в каждом
доме их по двое: один работает на себя, другой — на господина.).
Поденщикам [которые живут трудом и нанимаются на работу] они платят в день по
полторы деньги, ремесленник получает две, но они не будут работать усердно, если
их хорошенько не побить. Я слышал однажды, как слуги жаловались, что господа не
побили их как следует. Они считают, что не нравятся своим господам и что те
гневаются на них, если не бьют.»
Стоит отдельно отметить, что в отличие от современного запутанного
законодательства с принимаемыми в год тысячами не только ненужных, но откровенно
вредных законов, и требующего содержать массу адвокатов, юристов и прочей
публики, занятой чем угодно, но не производительным трудом, древнерусское
законодательство было ясным, четким и понятным каждому простому человеку. Каждый
сам излагал свою жалобу, и если суд не мог достичь взаимпоприемлемого решения,
то всё решал поединок. Кто побеждал в нем, то и был прав.
Вообще мне трудно сегодня представить, скажем, как спор хозяйствующих субъектов
вроде, скажем, Абрамовича и Березовского решался бы в открытом поединке на
саблях или топорах. Именно для таких и нужна вся существующая ныне свора юристов
и адвокатов. Но возникает естественный вопрос: скажите, как вы считаете, если бы
в результате поединка один поединщик убил бы другого, то мир бы стал лучше или
хуже?
Да, кстати. Поскольку речь зашла о поединках, хотелось бы сделать краткое
лирическое отступление и вспомнить об одном из самых известных в мире
единоборств – между простым еврейским юношей-пастухом Давидом и силачом
противников Голиафом. Наверняка все помнят статую Давида, высеченную
Микеланджело. Не просто герой и красавец, но почти что полубог, сотворенный
рукой великого скульптора. Но вот, что интересно.
В наиболее распространенной версии этой истории простой пастушок не испугался
значительно более сильного и грозного тяжело вооруженного соперника, а вышел
против него с одной пращой, метнул камень и убил супостата. В общем-то, это
конечно так, но это далеко не полная история и не вся правда. Во-первых, Давид,
выходя на единоборство, был не просто деревенским пастушком, а ни много, ни мало
оруженосцем царя. Иными словами, он был не просто сильным бойцом, но
представителем самой, что ни на есть, воинской элиты. Во-вторых, будучи таковым,
он прекрасно знал правила поединков тех времен. Согласно этим неписанным
правилам, это было именно единоборство двух противников, в котором они могли
пользоваться любым оружием… кроме метательного. Для поединщиков использование
подобных средств борьбы считалось позором. Поэтому, когда Давид метнул из пращи
камень, а скорость его полета даже у обычного пращника могла достигать 200
километров в час, и убил противника, даже не сойдясь с ним, то это было совсем
не проявление доблести и геройства. Это было самое коварное и подлое убийство,
какое только можно было себе тогда представить. А соответствующая пропаганда
превратила убийство в героический эпизод из жизни иудеев. Великий Микеланджело
скорее всего не знал тонкостей поединков и высек потрясающую скульптуру. Но это
ещё совсем не повод, чтобы восхищаться убийцей и восхвалять его «подвиг». Но
вернемся в более близкий к нам Новгород, и к событиям, затронувшим как мирские
дела, так и дела церковные.
Одновременно с ликвидацией господства старой землевладельческо-торговой
аристократии Новгорода шла и ломка системы старого государственного управления.
Великий князь сам назначал наместников, ведавших и военными, и судебно-
административными делами. Значительную часть своей власти потерял и новгородский
архиепископ. После смерти в 1483 году арестованного за три года до этого
местного архиепископа Феофила, им стал один из троицких иноков. Однако конфликт
между ним и всем местным духовенством привел к тому, что уже на следующий год
его сменил назначенный из Москвы архимандрит Чудова монастыря Геннадий Гонзов,
сторонник великокняжеской политики. В дальнейшем архиепископ Геннадий стал одной
из центральных фигур в борьбе против ереси «жидовствующих».
И хотя в данной работе речь идет прежде всего о деньгах, есть смысл уделить
некоторое внимание и данному вопросу. Необходимо отметить, что отношения с
церковью были чрезвычайно важным элементом внутренней политики Ивана III. Именно
в период его правления имели место два крупных события, характеризовавших
церковные дела. Первым по значимости был прежде всего конфликт между
нестяжателями и «иосифлянами», по-разному относившимся к существовавшей на тот
момент практике церковной жизни, и прежде всего к собственности и богатствам
церкви, а вторым - появление, развитие и разгром ереси «жидовствующих». По
времени же вначале в Московии появилась ересь «жидовствующих», поэтому и начнем
мы именно с неё, поскольку это была первая серьезная попытка протащить на
территорию Московского государства идеи иудаизма.
Считается, что ересь иудействующих или «жидовствующих» распространилась в
Болгарии в начале XIV века при царе Иване Александре. Ее сторонники искали и,
вероятно, успешно нашли поддержку у второй жены царя, Федоры. Она была еврейкой
из Тырнова, и до своего крещения её звали Сара. Жидовствующие отвергали
церковную власть и иерархию, священников и монашество, причастие и поклонение
иконам, мощам и кресту. Строгие монотеисты, они не признавали божества Иисуса
Христа, считая его сыном человеческим, и пророком, подобным Моисею. По некоторым
свидетельствам, не верили они и в загробную жизнь. В счислении лет «от
сотворения мира» они опирались на еврейский календарь. Когда для власти они
начали представлять реальную угрозу, царь созвал собор, и по его приговору
жидовствующие были уничтожены, а евреи лишены права владеть недвижимостью.
Подобная методика проникновения, некогда использованная в Болгарии, затем
неоднократно применялась в других странах, в том числе и в новейшие времена. И
если в Болгарии царь жестко пресёк эти поползновения к захвату власти, то в
других странах, особенно там, где первые лица государства были, например, людьми
слабовольными, пьяницами или подверженными различным внушениям и влияниям, эта
схема срабатывала вполне успешно. И тогда не конкретно «жидовствующие», но им
подобные приходили во власть и начинали всеми возможными способами обдирать
местное население.
В Россию ересь жидовствующих проникла в конце XV века. Сначала она появилась в
Новгороде, а затем распространилась и в Москву. Некоторые исследователи
сомневаются в том, что она была связана с иудаизмом, поэтому имеет смысл сделать
некоторое отступление и для лучшего понимания происходящих событий на некоторое
время перебраться из нашей холодной Московии в знойную Испанию. А там в это
время было действительно горячо, поскольку именно в это время происходило
изгнание из этой страны иудеев.
Испания конца XV века
Предпосылкой к этому стали мощные антисемитские настроения, а их основной
причиной стал социально-экономический конфликт между преимущественно
крестьянским коренным населением и немногочисленной еврейской общиной, активно
занимающейся торговлей, ростовщичеством и проникшей во многие сферы
административного управления, в том числе финансового. Ростовщичество было
запрещено для христиан как грех, но широко использовалось иудеями. Еврейская
община прежде всего в Кастилии была чрезвычайно сильной, благодаря своим
богатствам, нажитым или путём крупных коммерческих и особенно финансовых
операций, а также участию в органах управления и прежде всего в финансовом и
налоговом ведомствах. Именно евреи были основными сборщиками налогов для короля,
и себя они также не забывали. Не удивительно, что все это в совокупности
навлекало на евреев недоброжелательное отношение со стороны народа,
занимающегося в основной массе своей сельскохозяйственным трудом.
Местное законодательство предоставляло евреям различные привилегии и активно
защищало их, о чем свидетельствуют целый ряд исторических свидетельств. Это
письмо председателя королевского совета от 1 марта 1479 года, касающееся жалобы
еврейской общины Авилы на незаконное требование налогов. Распоряжения от 18
сентября 1479 года и от 8 января 1480 года также подтверждают привилегии евреев
того же города. Согласно этим документам, местным чиновникам и частным лицам
запрещалось брать у евреев в залог дома, одежду и другие объекты, а евреи были
освобождены от городских налогов и повинностей. Также есть масса документов,
приказов и распоряжений местных властей о предотвращении насилий над евреями
Авилы и их защите от возможных реальных и мнимых грабежей, бесчинств и нападений
их соседей-христиан, а также обеспечивавших личную и имущественную безопасность
евреев. Причем значительная часть подобных документов выдавалась властями
еврейской верхушке при наличии опасений, возникших у остальных евреев,
боявшихся, что их «схватят, изувечат и убьют». Иными словами, ещё ничего не
происходило, но иудейское население (или их руководство) заранее обкладывалось
всевозможными документами, фактически подтверждающими и закрепляющими привилегии
данной конкретной группы людей. И не надо думать, что так было только в одном
конкретном городе. То же самое было и на всей территории католической Испании.
Например, евреям Гранады по договору о капитуляции этого города была
предоставлена полная религиозная и гражданская свобода. Получалось, что евреи
пользовались такими привилегиями и свободами и получали такую свободу грабить
местное население, о которых коренные жители не смели даже и мечтать.
Неудивительно, что настал момент, когда терпение самых широких слоев испанского
народа лопнуло, и королям Кастилии и Арагона Фердинанду и Изабелле пришлось
предпринять активные шаги, чтобы успокоить коренное население. К моменту
заключения между ними брака на территории Иберийского полустрова оставалось
последнее мусульманское государство – Гранада. Поэтому перед королевской властью
встала задача обеспечить политическое и религиозное единство страны. Решалась
она двумя путями – захватом мусульманской Гранады и крещением иудеев и
мусульман. С учетом того, что иудеи чувствовали себя гораздо вольготнее при
мусульманском правлении и активно сотрудничали с мусульманами, то есть с врагом
испанцев, реализация плана началась с преследования насильственно крещёных
иудеев.
Королевская чета обратилась к Папе с просьбой устроить инквизицию, чтобы судить
каждого подозреваемого в тайном исполнении еврейских обрядов. Переговоры между
Папой и правителями Испании были довольно долгими. Одним из чрезвычайно острых
вопросов того времени, связанным с введением инквизиции, были споры между
королевской четой и Папой о том, кому достанется конфискованное имущество.
Фердинанд остро нуждался в деньгах для войны с Гранадой. Он был настойчивее и
сильнее, и Папе пришлось уступить. Испанская инквизиция была воссоздана в 1472
году (исторически она существовала с 1232 года, но ее влияние было
незначительно), а первый суд инквизиции, в результате которого шесть крещеных
иудеев, продолжавших и после своего крещения тайно исповедовать иудаизм, были
сожжены, состоялся в Севилье в 1480 году.
Каждый подозреваемый в иудаизме попадал на суд инквизиции. А тех, кто называл
себя христианином и при этом исполнял иудейские религиозные обряды, было очень
даже не мало. Ведь обмануть гоя для правоверного иудея – это вовсе даже не
обман, а совсем наоборот, дело правильное и богоугодное. Попытки иудеев обманом
сохранить свою традиционную веру, притворяясь христианами, легко раскрывались,
так как соблюдение обрядов иудаизма требовало некоторых очевидных атрибутов,
таких как хранение в доме Торы, отказа работать и вообще что-либо делать в
субботу. Благодаря этим признакам клятвопреступники успешно выявлялись и
наказывались инквизицией и светскими властями. Имущество осуждённых шло на
финансирование войны с Гранадой. Доносчикам в качестве поощрения отдавали часть
имущества, поэтому находилось всё больше и больше желающих поправить своё
благосостояние за чужой счёт.
Вообще испанцы почему-то крайне специфически относились к крещёным евреям,
называя их марранами, то есть «свиньями».
В 1483 году во главе испанской инквизиции стал крещёный еврей и духовник
королевы Изабеллы Томас Торквемада. Ведь кто, как не бывший иудей лучше других
знает уловки своих единоверцев и как с ними бороться? Ходят легенды о его
жестокости и сотнях невинных жертв, ведь ему требовалось на деле доказывать свою
лояльность папской и королевской власти. А за чей счет ещё это можно было
сделать, как не за счёт своих бывших соплеменников? Но вот, что интересно.
Архивы инквизиции сохранились и содержат 49092 досье. Однако только в 1,9% этих
дел была определена вина обвиняемого, а дело было передано светским властям для
исполнения смертного приговора. Это меньше 940 человек. Остальные 98,1% были
либо полностью оправданы, либо получили лёгкое наказание в виде штрафа, покаяния
или паломничества. Конечно, почти 1000 человек, погибших от рук инквизиции, это
много, но совсем не настолько, насколько об этом говорят. Складывется
впечатление, что это такая же целенаправленная пропаганда, что и истории о
«холокосте» в период Второй мировой войны, в большой степени возникшие через
тридцать лет после ее окончания.
После взятия Гранады испанскими войсками в начале 1492 года закончилась
Реконкиста или 700-летний период «отвоевания Родины» у мавров. Военные кампании,
закончившиеся полной победой над последним мусульманским государством на
Иберийском получострове, стали возможными в том числе и благодаря финансовой
поддержке, полученной от банкиров-евреев Исаака Абраванеля и Абрахама Сеньора.
Здесь стоит сделать небольшую паузу и уделить некоторое внимание чрезвычайно
интересной фигуре, сыгравшей значительную, хотя и малоизвестную обычной широкой
публике, роль в европейской истории. Это Исаак бен Иуда Абраванель (Абрабанель).
Он родился в одной из старейших и наиболее известных семей иберийских евреев и
посвятил свою молодость изучению еврейской философии. По свидетельству
современников, он демонстрировал глубочайшие познания в этой сфере и сыграл
ключевую роль, подведя концептуальный или, как сказали бы сейчас, идеологический
базис, обосновывавший рабство для негров. Видя множество черных рабов в
Португалии и Испании, он объединил теорию Аристотеля о естественных рабах с
верой в то, что библейский Ной проклял и обрек на рабство своего сына Хама и
младшего внука Ханаана. Из этого Абраванель заключил, что рабство черных
африканцев должно быть вечным.
Помимо подобных чисто научных способностей он также демонстрировал свое
мастерство и в финансовых вопросах, что привлекло внимание португальского короля
Альфонсо V, назначившего Абраванеля своим казначеем. Это позволило еще более
укрепить позиции и влияние Абраванеля в обществе, однако это продолжалось до
восшествия на престол сына Альфонсо V Джоао (или Джона) II. Новый король прежде
всего занялся консолидацией власти в полностью финансово и экономически
разоренном королевстве и самым жестким образом подавил все заговоры местной
аристократии. Говорят, он как-то в отношении бунтовщиков бросил фразу: «Я – царь
царей, а не слуга слуг.» Под одну из таких раздач попал и Абраванель. Король
обвинил его в соучастии в заговоре герцога Браганца. Герцога казнили, а заранее
предупрежденный своими агентами Абраванель был вынужден в 1483 спешно бежать в
Кастилию. Все, что Абраванель заработал непосильным трудом и не смог вывезти с
собой, было по королевскому указу конфисковано.
Вторым шагом новой португальской власти стали меры по выводу страны из абсолютно
бедственного экономического положения. Король создал Совет ученых, в который
вошли самые разные люди из всех слоев португальского общества,
продемонстрировавших свои собственные способности, таланты и возможности. Король
с симпатией относился к жалобам населения на различные законы и подзаконные
акты, и сам, а не через посредство еврейских сборщиков, стал собирать налоги. Он
активно поощрял организацию экспедиций и исследований, что также дало свои
результаты. Благодаря комплексу этих мероприятий португальская валюта стала
самой крепкой и надежной в Европе, а самостоятельный сбор налогов и приток
золота из его основного источника с побережья Гвинеи позволили государству
полностью расплатиться по своим долгам. Но вернемся к Абраванелю.
Перебравшись в Толедо, Абраванель поначалу стал заниматься библейскими
исследованиями, но вскоре был призван на службу королевскому дому Кастилии. На
пару со своим приятелем Абрахамом Сеньором из Сеговии он снова стал заниматься
сбором налогов, а также снабжением королевской армии. Помимо этого во время
войны с маврами Абраванель ссужал правительство значительными суммами денег.
Необходимо отметить, что Исаак Абраванель был не просто одним из главных
кредиторов короля, но ещё и по удивительному стечению обстоятельств его
министром финансов, что позволяло запускать свои руки глубоко в королевскую
казну, а это открывало замечательные возможности кредитовать короля его же
собственными деньгами. После одержанной победы перед католическими королями
оставалось две задачи – обеспечить религиозное единство страны и корректно
отказаться от возврата денег, полученных в виде займов.
Обе задачи были решены изящно и, как говорят сейчас, одним пакетом. В недавно
захваченной у мавров гранадской Альгамбре Изабелла и Фердинанд подписали и
обнародовали эдикт, получивший название Гранадского эдикта или Эдикта об
изгнании.
Этот указ предписывал всем иудеям Испании либо в кратчайшие сроки креститься,
либо предусматривал изгнание всех иудеев из обоих королевств — Кастилии и
Арагона. Естественно про экономику и деньги, как основную подоплеку всего дела,
в нём, как и всегда в таких случаях, не было сказано ни слова. Столь крайнее
решение мотивировалось исключительно религиозными причинами: «великим ущербом
для христиан от общения, разговоров и связей с евреями, относительно коих
известно, что они всегда стараются всевозможными способами и средствами
отвратить верующих христиан от святой католической веры и отдалить их от неё и
привлечь и совратить их в свою нечестивую веру». Также в эдикте указывалось на
то, что среди принявших крешение евреев имеется немалое количество «плохих
христиан», оказывающих отрицательное влияние на новообращённых. Причиной этого
являлось слишком близкое, смешанное существование христиан и иудеев в испанском
обществе. Все прежние меры по уменьшению негативного влияния иудейства на жизнь
христиан — переселение евреев в гетто, введение инквизиции, высылка за пределы
Андалузии — оказались малоэффективными, и поэтому было принято решение об
изгнании всех иудеев из Испании. Как особо отвратительными и непереносимыми для
новообращённых указывались соблюдаемые евреями религиозные праздники и традиции,
такие, как обрезание, Пейсах, кашрут (предписания при приготовлении пищи) и
неуклонное соблюдение требований Моисеева закона.
В эдикте также отмечалось, что для Арагона, в отличие от Кастилии, в изгнании
евреев имелись не только религиозные основания, но и хозяйственно-экономические
причины. В статьях, касающихся Арагона, указывалось, что евреи «своими
ростовщическими, невыносимо тяжёлыми процентами захватывают христианское
имущество, пожирают его и заглатывают». Также евреи сравнивались с заразной
чумой, побороть и победить которую можно только их полным изгнанием.
Иудеям был дан срок в три месяца до конца июля, причём им запрещено было не
только возвращаться в Испанию, но даже проезжать через испанские земли под
страхом смерти и конфискации всего имущества. До истечения этого срока евреи
оставались под «защитой и покровительством короля», чтобы они могли «безопасно
проходить и продавать и менять и отчуждать всё своё имущество, движимое и
недвижимое, и распоряжаться им свободно». Насколько эффективны были эти гарантии
судить сложно.
Когда эдикт был опубликован, евреи Кастилии и Арагона были потрясены. Как?! Даже
самые богатые должны были отправиться в изгнание нищими? Тогда их представители
во главе с Исааком Абраванелем попытались добиться отмены жёсткого указа.
Сделали это довольно традиционным способом. Королю предложили взятку. В смысле,
огромный выкуп в размере 30 тысяч дукатов (немного больше 100 килограммов
золота). Но король почему-то и, судя по всему, совершенно неожиданно отклонил
эту просьбу.
В итоге, чтобы уже закончить рассказ об Абравнеле, тот был вынужден покинуть
Испанию и в отличие от большинства своих единоврецев (в Португалию, как мы уже
знаем, дорога ему была заказана) перебраться в Неаполь, где вскоре снова
устроился на службу к королю. Несколько раз ближе к концу XV века он тратил
значительные суммы своих средств, пытаясь подкупить испанскую монархию, чтобы
король разрешил евреям вернуться в Испанию. Уверяют, что Абраванель предлагал
600 тысяч крон (сейчас невозможно сказать, о каких именно кронах идет речь, но
скорее всего это были серебряные монеты весом 25 граммов, тогда это примерно 15
тонн серебра) для отзыва Альгамбрского декрета, и это предложение заставило
короля Фердинанда заколебаться в принятии окончательного решения. Однако итогом
был все-таки отказ, значительную роль в котором сыграл великий инквизитор
Торквемада, ворвавшийся в королевское присутствие, бросивший распятие между
королем и королевой и спросивший, предадут ли они, как Иуда, своего господа за
деньги. После захвата Неаполя французами Абраванель был вынужден покинуть этот
город. Умер он в 1508 году в Венеции.
Срочная и фактически насильственная продажа могла приносить существенные убытки
продавцам. На падение цен особенно влияла конкуренции, поскольку продажа
имущества всех евреев происходила почти одновременно. К тому же им запрещалось
вывозить из Испании «золото, серебро, иную чеканную монету и другие вещи,
запрещённые к вывозу законами нашего королевства, кроме товаров, не запрещённых
или не приобретённых путём обмена». Несмотря на то, что изгнанники могли понести
определенные потери, многие из них естественно старались обойти закон, прибегая
к денежным переводам за границу и используя свои связи с еврейскими банкирами и
купцами различных иностранных государств. И делали они это вполне успешно, как
мы увидим ниже. В общем, схемы по выгонке денег за границу, о которых
периодически сообщают современные российские средства массовой информации, это
не изобретение наших дней или даже прошлого века. Им по меньшей мере уже лет
пятьсот, и ничего с той поры не изменилось. Стали использоваться лишь более
современные технологии, но суть процесса осталась неизменной.
14 мая, по просьбе изгнанников, по-прежнему опасавшихся насилия, им была дана
очередная королевская грамота с новыми гарантиями и обнародовано распоряжение о
порядке продажи и обмена имущества евреев. План по выселению из Испании до 31
июля всех евреев полностью реализовать не удалось, и окончательный срок был
продлён до 2 августа. Именно в этот день – день траура по разрушенному
иерусалимскому храму – последние иудеи покинули Испанию.
Согласно подавляющему большинству источников, пишущих об этом событии, иудеи
покинули страну, пребывание в которой они называли золотым веком, чуть ли не
нищими. Вероятно, так можно было считать по их понятиям. Но вот, например, в
популярном учебнике еврейской истории, написанном раввином Моше Ойербахом,
буквально в первом же предложении следующей главы после его же рассказа о
страданиях и нищете несчастных изгнаников говорится о том, что «около ста тысяч
евреев, заплатив огромные деньги, нашли временное (на восемь месяцев – прим.
автора) пристанище в Португалии.»
Получается какая-то странная картина. Если иудеи покидали Испанию нищими, то
откуда у них могли оказаться «огромные деньги», чтобы заплатить португальскому
королю. А если у них были «огромные деньги», чтобы подмазать короля, то из
Испании они уходили далеко не нищими. Скорее всего, истина была где-то
посредине. И из Испании иудеи уходили также, как и некогда их предки из Египта,
и португальцам заплатили какие-нибудь жалкие три копейки, точнее песо, после
чего те тоже постарались побыстрее избавиться от незваных пришельцев, но этот
процесс растянулся на шесть лет. Да и покинули Португалию далеко не все.
Да, кстати. Читая главу вышеупомянутого учебника об изгнании евреев из
Португалии в конце XV века, создается устойчивое впечатление, что методы,
которыми угнетали бедный богоизбранный народ, были везде одними и теми же – и в
Египте, и в Риме, и в Англии, и во Франции, и в Испании, и в России, и в
Германии и в других странах. Иудеи лишь творили добро и вносили свой вклад в
литературу, искусство, экономику и не противились насилию, а вот эти мерзкие
туземцы, они же гои, почему-то никак не хотели воспринимать всё то хорошее, что
делали для них евреи. Просто удивительное дело, как это местное население никак
не хочет понимать того, что творимое евреями добро делается для их же
собственного блага. И еще одна занятная деталь. После того как иудеи были в
значительной степени изгнаны из Западной Европы, и их основная часть осела в
Польше, в Европе начался период, получивший название Возрождения. В Польше
такого не наблюдалось. Более того. Именно в этот период часть земель, ранее
входивших в Польско-Литовское государство, почему-то добровольно начала
переходить к Московии. Наверняка это не более чем случайное совпадение, хотя и
довольно удивительное, не так ли? Но вернемся назад в Россию.
О борьбе с ересями в Московии и духовной жизни
Появление ереси в Новгородской республике во второй половине XV века обычно
связывают с появлением в Новгороде в 1471 году некоего проповденика, известного
как «Схария Жидовин», и его сторонника Истомы. Это как раз тот самый момент,
когда в Испании на самом высшем уровне идут разговоры о воссоздании инквизиции и
начале выявления насильственно крещеных иудеев. Можно считать это чистой воды
совпадением, но уж больно точно оно имеет место по срокам и выглядит как
типичная подготовка плацдарма и общественного мнения в новой стране
потенциального пребывания богоизбранного народа. Схария предположительно прибыл
в Новгород из Киева в свите литовского князя Михаила Олельковича и «совратил в
жидовство» новгородских священников Алексея и Дениса, Фёдора Курицина, Ивана
Чёрного, которые, скорее всего, были главными распространителями ереси сначала в
Новгороде, а затем и в Москве.
Сведения о том, чему конкретно учил Схария и его последователи, отрывочны. О них
известно исключительно из обличительной литературы их церковных оппонентов.
Некоторые современные учёные даже высказывают предположение, что сам Схария -
это выдумка противников жидовствующих, чтобы дискредитировать секту.
Москва в этот период стремилась присоединить Новгород, и новгородские
жидовствующие ориентировались именно на неё. Помимо всего прочего они требовали
от монастырей отказаться от владения земельными угодьями и крепостными, что не
могло не находить сочувствия у московского князя Ивана III, поскольку вопрос о
церковном землевладении уже тогда стоял чрезвычайно остро.
После присоединения Новгорода к Московии великий князь в 1478 году изъял у
новгородских монастырей более половины земельных владений. Вместе с этим Иван
III приблизил к себе жидовствующих священников Алексея и Дениса, получивших в
1480 году места протопопов в Успенском и Архангельском соборах Москвы. Они
активно использовали свое служебное положение. Их проповеди привлекли к ереси
многих москвичей, включая приближенных Ивана III, в том числе дипломата и
писателя дьяка Фёдора Курицына, и невестку великого князя Елену. Новгородский
архиепископ Геннадий Гонзов в 1487 году доносил великому князю и митрополиту об
открытой им ереси, но донесение тогда не вызвало никаких последствий.
Тем не менее, Геннадий на этом не успокоился и продолжил активную борьбу против
жидовствующих. Стремясь искоренить ересь, он начал преследование еретиков,
используя даже опыт католической инквизиции, и это принесло свои плоды.
Распространение ереси жидовствующих сопровождалось появлением переводов с иврита
на русский некоторых библейских книг и сочинений еврейских писателей. У
арестованных были обнаружены тетради, по которым они «молились по-жидовски».
Некоторые еретики под пытками отреклись от ереси, другие бежали в Москву и там
нашли покровительство великого князя.
Геннадию удалось заручиться поддержкой влиятельных епископов, и в 1488 году
созвать собор, осудивший нераскаявшихся новгородских еретиков. В дальнейшем
противники жидовствующих столкнулись с серьёзными трудностями. Митрополитом стал
слабовольный Зосима, полностью следовавший политике великого князя и, по
некоторым данным, придерживавшийся взглядов жидовствующих. Известно, что, по
крайней мере, Иосиф Волоцкий упрекал Зосиму в ереси, не стесняясь сильных
выражений.
Именно в этот период на первую роль среди противников жидовствующих и
нестяжателей стал выдвигаться религиозный деятель и писатель Иосиф Волоцкий,
написавший обличительную книгу «Просветитель». Именно его деятельность
способствовала распространению названия «жидовствующие», и именно он накрепко
связал еретиков с «врагами божиими» евреями. Во многом благодаря его стараниям
власти вынуждены были назначить розыск по данному вопросу. Состоявшийся в 1490
году новый собор осудил жидовствующих, вменив им в вину осквернение икон и
надругательство над крестом, а также то, что они «хулы изрекали на Иисуса и
Марию» и «чли субботу паче воскресения Христова», а также празднование еврейской
Пасхи, формально отлучил их и заодно нестяжателей (о них мы поговорим ниже) от
церкви и предал проклятию. Несмотря на такое решение, многие противники ереси
были разочарованы. Они требовали отступников «жечи и вешати», а приговоры
оказались слишком мягкими. Практически никто не был казнён.
Хотя приговор собора носил обвинительный характер, политическое влияние
официально объявленных еретиков не только не пошатнулось, но и достигло вершины
в 90-х годах XV века. Зосима оставался митрополитом, и всё было по-прежнему.
Лишь в 1495 году удалось сместить Зосиму с его поста, а через четыре года,
посредством сложных дворцовых интриг, вызвать гнев великого князя на главных
сторонников ереси при дворе.
В начале XVI века борьба против жидовствующих тесно переплеталась с политической
борьбой различных группировок вокруг кандидата на наследование престола.
Жидовствующие активно поддерживали Дмитрия, сына княгини Елены, покровительницы
еретиков. Однако Иван III поступил иначе и в 1502 году назначил своим
наследником сына Василия.
В 1504 году под председательством митрополита Симона был созван собор,
специально посвящённый искоренению ереси жидовствующих. Церковные иерархи XV-XVI
веков были людьми высоко образованными и тонко чувствующими потенциальную
опасность подобных ересей для будущего страны и своего собственного. На этот раз
всё было крайне серьезно. Тяжело больной Иван III санкционировал их
преследование. Видные приверженцы ереси были преданы анафеме, а главные еретики,
включая крупных государственных чиновников, поддерживавших ересь, в конце
декабря 1504 года также как и в Испании были сожжены на кострах. Казни прошли
также и в Новгороде. Покровительница ереси жидовствующих, невестка великого
князя Елена Волошанка и его внук Дмитрий были посажены в тюрьму, где и умерли.
Попытка внешнего проникновения враждебной для Московской Руси иностранной
идеологии, подрывающей устои и традиции государства была пресечена на корню.
Жестокость расправы вызвала неоднозначную реакцию, в том числе и среди
духовенства. Иосифу Волоцкому даже пришлось выступить со специальным посланием,
подчёркивавшим законность произошедших казней. В результате этих событий ересь
жидовствующих вскоре полностью исчезла с политического горизонта Руси. Некоторым
еретикам удалось бежать в Литву, где они приняли иудаизм. Существует
предположение, что резко отрицательное отношение к иудаизму и евреям в
Московской Руси имеет своё основание в борьбе официальных властей и церкви с
жидовствующими.
Покончив с ересью жидовствующих, перейдем к рассмотрению гораздо более
серьезного для Москвоской Руси того времени внутреннего конфликта. Спор
«стяжателей» и «нестяжателей» представляет собой один из чрезвычайно важных
эпизодов русской истории. Результаты этой борьбы в значительной степени
определили направление дальнейшего развития России. При внешней важности
столкновения земного и небесного, личного и общественного, всё это было не более
чем идеологической оболочкой и оформлением конфликта между государственным и
церковным. Его основной причиной были экономические интересы противоборствующих
сторон. Слишком уж по-разному они относились к вопросу о церковной
собственности. Последователи Нила Сорского, получившие наименование
«нестяжателей», выступали за добровольный отказ церкви от богатств и переход к
более бедной и аскетичной жизни. Эта позиция вполне соответствовала интерсам
Ивана III и государства в целом, и он использовал концепцию и взгляды
«нестяжателей» как идеологическое обоснование своих интересов. Оппоненты
«нестяжателей», получившие наименование «иосифлян» («осифлян», по имени своего
лидера Иосифа Волоцкого), напротив, отстаивали право церкви на богатство (в
частности, на земли). Следует отметить, что наряду с требованием богатства для
церкви в целом, иосифляне выступали за соблюдение монастырских уставов, бедность
и трудолюбие каждого монаха в отдельности.
Несмотря на свои принципиальные разногласия по вопросу о церковной собственности
и Нил Сорский, и Иосиф Волоцкий были объявлены и почитаются русской церковью,
как святые. Стоит сказать пару слов о каждом из этих видных деятелей церкви.
Нил Сорский прошел аскетическую школу Афона. Он всей своей жизнью исповедывал
путь «умного делания». Он и его единомышленники - «заволжские старцы» -
поселились в устроенном им на реке Соре ските – крохотной церкви и нескольких
кельях вокруг - в 1490-х годах. Все было ориентировано на безмолвие, изучение
Писания и молитву. Общей трапезы не было. Каждый старец вел свое хозяйство
самостоятельно и кормился своим трудом. Допускалась продажа «трудов своих
рукоделия» (за малую цену), и «милостыня от христолюбцев нужная, а не излишняя».
Церковь не украшалась, и никаких ценных вещей в кельях иметь не подобало. В
жизнь проводилась идея как личного, так и коллективного нестяжания, причем в
довольно радикальной форме. «Не подлежит творити милостыни», ибо «нестяжание
вышше есть таковых подаяний». Монах должен был творить лишь «душевную
милостыню», а не «телесную».
Иосиф Волоцкий видел всё существенно иначе. Он считал, что можно прекрасно
сочетать личное нестяжание монахов с богатством всего монастыря. Эти идеи на
практике Иосиф воплотил в жизнь в основанном им Успенском монастыре в Волоке
Ламском. Особенно ярко это демонстрирует установленная в монастыре система
поминовений. Практичный Иосиф помимо синодика, зачитывавшегося в притворе, ввел
еще «вседневные упоминания» священником. Они стоили очень дорого: «ввек» за
вклад более 50 рублей за душу, а за меньший вклад – по принципу «год за рубль».
Сумма в один рубль, не говоря уж про вклад в 50 рублей, были по тем временам
просто огромными.
Непонимание этого нововведения вкладчиками приводило к конфликтам. Например,
княгиня Мария Голенина была возмущена тем, что вседневно не поминали ее мужа и
двух сыновей, хотя она вложила значительные суммы. Отвечая ей, Иосиф спокойно
указал на то, что ее вклады были за синодик. Что же касалось вседневного
поминания, то за семь лет надо было выложить 20 рублей. И не надо называть это
«грабежом» - таков «монастырский обычай», и воля княгини ему следовать или нет.
Даже по отношению к «своим», а сын Голениной был иноком Волоколамского
монастыря, никаких снисхождений не делалось. Церковь – это предприятие, и дело
поминовений было поставлено в монастыре на солидную коммерческую основу. Церковь
– это бренд все-таки солидный, к тому моменту уже почти полторы тысячи лет был
на рынке.
Кроме того, благодаря исключительному авторитету, полученному Иосифом на борьбе
с ересью жидовствующих, в монастырь на помин души часто вкладывали не только
деньги, но и значительные земельные наделы с селами. В результате за короткое
время Волоколамский монастырь получил в собственность огромные материальные
богатства. Но эти богатства были общими. Каждый монах по отдельности имел
минимум личных вещей. Следует отметить, что Иосиф широко использовал богатства
своего монастыря на благотворительные цели. Для беспризорных детей был построен
приют. В голодные годы от монастыря кормились до семи тысяч человек монастырских
крестьян, а обычно – 400 - 500 человек, «кроме малых детей». Для этого монастырь
продавал скот и одежду и даже залез в долги, но в целом всё это способствовало
лишь дальнейшему росту богатства и влияния монастыря.
Несмотря на соврешенно разные концепции и отношение к монашеской жизни у Нила и
Иосифа до открытых конфликтов между идеологическими противниками дело не
доходило. Поворотной точкой, когда эти разногласия открыто выплеснулись наружу,
стал Собор 1503 года.
На этом Соборе в присутствии великого князя Ивана III произошло резкое
столкновение между лидерами двух взглядов. До наших дней дошло «Письмо о
нелюбках иноков Кириллова и Иосифова монастырей». Это одно из сочинений
сторонников Иосифа, в котором красочно рассказывается об этой дискуссии. Собор
подходил к концу, когда поднялся Нил и стал говорить, «чтоб у монастырей сел не
было, а жили бы чернецы по пустыням, а кормили бы ся рукоделием». Иосиф Волоцкий
выступил резко против: «Если у монастырей сел не будет, как тогда честному и
благородному человеку постричься? Если же не будет честных старцев, откуда взять
на митрополию или архиепископию, или епископа на всякия честные власти? А коли
не будет честных старцев и благородных, ино вере будет поколебание». В конечном
итоге «князь великий Иосифа послушал» и села остались за монастырями.
Как известно, историю пишут победители. Ими оказались «иосифляне», преподнесшие
нам свою, как представляется, крайне однобокую и приукрашенную версию событий.
К моменту Собора церковь уже накопила огромные земельные и прочие богатства. По
некоторым оценкам, к середине XVI в. Церкви принадлежало до 1/3 обрабатываемых
земель. Насколько это было действительно так, однозначно сказать невозможно, но
это может быть вполне реальным значением, поскольку оно стало своего рода
стандартной оценкой церковного землевладения в средневековье и встречается во
множестве сочинений о самых различных периодах и странах. Несомненно то, что в
центральных областях Руси церкви принадлежали не просто земли, а земли с
деревнями, крестьяне которых административно и судебно подчинены епископам или
крупным монастырям.
Существовал ряд причин, благодаря которым богатство и земельная собственность
Церкви и в первую очередь монастырей выросли до огромных размеров. Длительное
время на протяжении всего периода татарского ига церковь была полностью
освобождена от выплаты какой-либо дани. В качестве обоснования этого обычно
называют толерантную религиозную политику татар, хотя для непредвзятого
наблюдателя это больше выглядит как проведение разумной политики центрального
руководства страны, направленной на укрепление государства. Разница лишь в том,
что центр и столица этого государства находился не в Москве, а в Орде. Если
посмотреть на действия нынешних властей по отношению к церкви, то они ничуть не
отличаются от проводившейся несколько веков назад ордынской политики. Да и
церковь, если вспомнить, вполне лояльно относилась к Орде и полностью
поддерживала её власть. Что-то не припоминается ни одного случая, когда церковь
выступила инициатором борьбы с Ордой и татаро-монгольским игом. Во всяком случае
постоянное финансовое обложение церкви было введено лишь московским великим
князем Василием I.
Другим важным фактором накопления богатства были вклады в монастыри. Их всплеск
был обусловлен и распространением на Руси поминальной практики, введенной еще в
XIV веке митрополитом Киприаном. Но настоящий «бум» поминовений произошёл в
конце XV века. Это было связано с напряженными ожиданиями конца света,
приходившегося согласно современному летоисчислению на 1492 год. Быстрее всего
богатели монастыри, так как туда вкладывали не только деньги, но деревни. Это
было характерно не только для Успенского Волоколамского монастыря, но и для
Троице-Сергиевой лавры, Кирилло-Белозерского монастыря и других крупных
обителей.
Подобное положение дел сильно заботило великого князя Ивана III, поскольку с
точки зрения государства монастырские земли оказывались бесполезными. Верховная
власть была совсем не прочь забрать их себе и потом раздавать «служилым людям»
на «кормление». Именно так поступил Иван III, завоевав Новгород. Он отобрал
земли у многочисленных новгородских монастырей и передал их дворянам.
Естественно сделать нечто подобное в масштабах уже всей страны было вполне
логичным шагом. Первая в истории Руси попытка такой секуляризации и произошла на
Соборе 1503 года.
Во второй половине XX века был найден документ «Слово иное», из которого
следует, что инициатива постановки вопроса о монастырском землевладении на
Соборе принадлежала совсем не Нилу Сорскому, а непосредственно Ивану III:
«восхоте князь великий Иван Васильевич у митрополита и у всех владык, и у всех
монастырей села поимати и вся к своим соединити. Митрополита же и владык и всех
монастырей из своей казны деньгами издоволити и хлебом изоброчити из своих
житниц».
Ивана III поддержали представители светской власти - его сыновья и некоторые
дьяки, а у Нила состоялась лишь частная беседа с Иваном III, где Нил выказался
против монастырских сел. Это коренным образом меняет всю ситуацию на Соборе и
вполне соответствует тому, что основной вопрос Собора заключался в том, кому
будет в итоге принадлежать церковная собственность.
Представляется совершенно неслучайным, что этот вопрос был впервые поднят
московской светской властью только в 1503 году. До 1480 года касаться этой темы
Иван III не мог по той простой причине, что долго он бы потом на своем
великокняжеском престоле не усидел. Церковь несомненно обратилась бы за помощью
к центральной власти в Орду, и та оказала бы ей всемерную поддержку, как и
всегда на протяжении почти 250 лет так называемого «ига». Бороться за
независимость Московии от центральной власти без поддержки святых отцов Иван не
мог. Скорее всего, церковь и поддержала его только потому, что рассчитывала, что
пришедший к верховной власти и ставший полностью независимым от Орды Иван будет
ей более чем благодарен.
В итоге царю потребовалось более двух десятилетий, чтобы окончательно укрепиться
на своем месте и почувствовать себя достаточно сильным для вступления в открытый
конфликт с церковью.
Иван III несомнено рассчитывал на свою победу в этом споре с одним из
крупнейших, если не крупнейшим землевладельцем того времени. Дополнительную
уверенность придавало то, что в Новгороде конфискация части церковных земель
прошла довольно гладко. Но иерархи не собирались сдаваться. «Соборный ответ»,
который, по мнению ряда историков, представляет собой фактические протоколы
Собора, показывает яркую картину сражения. Сначала митрополичий дьяк прочитал
перед Иваном III составленный участниками Собора ответ, полный цитат из Библии и
ссылок на святых отцов и татарские ярлыки. Ивана этот ответ не удовлетворил.
Тогда «сам митрополит Симон с всем освященным собором» идут к Ивану III и несут
скорректированный ответ, где еще больше цитат из Библии. Но и этот «заход» не
прошёл. Наконец Ивану III был зачитан третий вариант, со вставкой о церковных
владениях при рюриковичах: «тако ж и в наших русийских странах, при твоих
прародителях великих князьях, при в.к. Владимире и при сыне его в.к. Ярославе,
да и по них при в.к. Всеволоде и при в.к. Иване, внуке блаженного Александра…
святители и монастыри грады, волости, слободы и села и дани церковные держали».
Против Ивана его противники использовали самую тяжелую идеологическую
артиллерию. На «руссийскую старину» он ни разу не поднял руку за все долгие
сорок три года своего царствования.
В «Слове ином» встречается крайне интересный эпизод. Еще до начала Собора Иван
III затребовал у Троице-Сергиевой лавры грамоту на одно монастырское село
Илемна, которое он сам раньше отдал лавре на помин души его тетки, поскольку до
него дошли сведения о жалобах крестьян на монахов. Иван решил забрать обратно
это село, продемонстрировав, что он всегда волен возвратить свое, если оно
неправедно используется. Игумен лавры, будущий святитель Новгородский, не мог не
подчиниться, но решил возвратить грамоту демонстративно. Был организован
громадный крестный ход со старцами, «которые из келии не исходят», и
духовенством «овии на конех, инии же на колесницах, инии же на носилах». И,
якобы, как только процессия двинулась, произошло «посещение от Бога на великого
князя самодержца: отняло у него руку и ногу и глаз». Насельники Троицы усмотрели
в этом событии чудо, но в летописях можно найти точную дату начала болезни Ивана
III. Это произошло 28 июля 1503 года.
Обычно считается, что Ивана III поразил инсульт. По крайней мере, симптомы очень
похожи. Однако любого здравомыслящего человека должно насторожить другое. Уж
больно своевременно для святых отцов он произошел. Можно было бы предположить,
что недавняя смерть жены и большое нервное напряжение довели Ивана до инсульта,
но верится в это с трудом. Гораздо ближе к истине представляется то, что
великого князя просто отравили. Обилие различных ядов и мастерство, с которым их
использовали на Руси, позволяют с большой долей уверенности предположить, что
святые отцы применили гораздо более действенный способ убеждения своего
оппонета, упорствующего в споре о собственности и богатстве церкви, чем цитаты
из Библии и ссылки на старинные традиции. Косвенным тому подтверждением является
и то, как лаврские монахи отреагировали на «внезапную» болезнь Ивана III,
приписав ее руке божьей. Как свидетельствует исторический опыт, в подавляющем
большинстве подобных случаев божественная воля оказывалась наиболее эффективной,
когда её направляла твердая рука церкви. Вне зависимости от того была ли она
православной, католической или какой-то иной. После подобного вмешательства
наполовину парализованному великому князю уже было не до результатов Собора.
Великий князь оставил дела и отправился в поездку по монастырям, начав с Троице-
Сергиева. Однако состояние его здоровья продолжало ухудшаться, и в конце октября
1505 года великий князь Иван III скончался.
Дополнительным штрихом, который может подтвердить приведенное выше предположение
о том, что божественное чудо было реализовано вполне земными методами, является
сообщение В.Н.Татищева. Нет ясности, насколько оно достоверно, но тем не менее
это ещё один элемент, вполне успешно укладывающийся в общую мозаику. Великий
князь призвал перед смертью к своей постели духовника и митрополита, но, тем не
менее, отказался постричься в монахи. Нет сомнений в том, что Иван III прекрасно
понимал, кто был истинной причиной его болезни, и вступать в ряды тех, кто довел
его до смерти, у него не было никакого желания.
После смерти Ивана III великокняжеский трон перешёл к Василию Ивановичу.
Остальные сыновья Ивана получали удельные города. Несмотря на фактическое
восстановление удельной системы, она серьезно отличалась от той, которая
существовала раньше. Новый великий князь получал куда больше земель, прав и
преимуществ, чем его братья. Особенно отчетливо это видно по сравнению с тем,
что получил в своё время сам Иван. Наиболее важным моментом в укреплении
единоличной власти великого князя явилось то, что теперь только он имел право
чеканить монету.
Также великий князь теперь единолично владел столицей и получал все доходы от
этого. Он лишь должен был выдавать братьям из своего дохода по 100 рублей, в то
время как раньше наследники владели столицей совместно, соответственно шло и
разделение доходов.
Право суда в Москве и Подмосковье принадлежало теперь только великому князю, как
и доходы от судебной деятельности, а раньше каждый из князей имел такое право в
своей части подмосковных сёл.
И, наконец, если раньше земли владения умершего бездетным удельного князя также
делились между оставшимися братьями по усмотрению матери, то теперь они
переходили непосредственно к великому князю.
Главным итогом правления Ивана III стало объединение вокруг Москвы значительной
части русских земель. В состав России вошли: Новгородская земля, Тверское
княжество, долгое время бывшее соперником Московского государства, а также
Ярославское, Ростовское, и частично Рязанское княжества. Остались независимы
лишь Псковское и Рязанское княжества, однако и они не были полностью
самостоятельны. Успешные войны с Великим княжеством Литовским позволили включить
в состав Московского государства Новгород-Северский, Чернигов, Брянск и ещё ряд
городов. До войны они составляли около трети территории Великого княжества
Литовского. Иван III передал своему преемнику в несколько раз больше земли, чем
принял сам. Также при великом князе Иване III Российское государство становится
полностью независимым от Орды. В результате «стояния на Угре» власть ордынского
хана над Русью, длившаяся с первой половины XIII века, полностью прекращается.
Россия превращается в самостоятельное государство, способное проводить
независимую политику в своих интересах.
Были достигнуты и значительные успехи во внутренней политике. В ходе проведённых
реформ был принят свод законов страны — «Судебник», были заложены основы
приказной системы управления, а также появляется поместная система. Был
продолжен курс на централизацию страны и ликвидацию раздробленности.
Правительство вело жёсткую борьбу с сепаратизмом удельных князей. Причём похоже,
что если до 1480 года с сепаратизмом боролась Орда, как центральная власть, и
это называлось «игом», то после 1480 года точно такие же действия новой
московской власти уже называются укреплением русской государственности.
Успехи в экономической и социально-политической жизни дали толчок и культурному
подъёму: возводились новые здания, в том числе московский Успенский собор,
появлялись новые идеи, имел место расцвет летописания и религиозной литературы.
В период правления Ивана III в дипломатической переписке, пока только в
отношениях с мелкими германскими князьями и Ливонским орденом, великого князя
впервые начали именовать с использованием титула «царь» или «кесарь». Также
царский титул появился и стал широко использоваться в литературных
произведениях. До этого, по крайней мере со времён монголо-татарского нашествия,
«царём» именовался хан Орды; а к русским князьям такой титул не применялся.
В это же время в качестве государственного символа Московского государства
появился двуглавый орел. Он был изображён на печати одной из грамот, выданной
Иваном III в 1497 году. Несколько ранее, ещё до присоединения к Москве,
аналогичный символ можно было увидеть на монетах тверского княжества. Этот же
знак был отчеканен на ряде новгородских монет после того, как Новгород уже
оказался под властью великого князя.
Изменение положения Московской Руси, когда она из данника Орды, стала
независимым государством, не осталось незамеченным и за границей. Посол
императора Священной Римской империи Николай Поппель от имени своего сюзерена в
1489 году предложил Ивану III королевский титул. Великий князь отказался,
заявив, что «мы божиею милостью государи на своей земле изначала, от первых
своих прародителей, а поставление имеем от Бога, как наши прародители, так и мы…
а поставления как прежде ни от кого не хотели, так и теперь не хотим». После
этого прошло ещё немало лет, пока претензию московских великих князей на
царский, а затем и на императорский титул, признали все остальные государства.
Правление Ивана III Васильевича было чрезвычайно успешным, а распространённое
прозвище великого князя — «Великий» — прекрасно характеризует масштаб деяний и
итоги его царствования.
Во время Собора 1503 года церкви удалось отстоять свои земельные владения перед
государством, но внутри конфликт только стал разгораться. У нестяжателей
выдвинулся новый лидер - чернец Вассиан Патрикеев. Тридцатилетний князь Василий
Патрикеев, известный дипломат и воевода, происходивший из высокопоставленной
боярской семьи, попавшей в опалу Ивану III, был насильственно пострижен с именем
Вассиан и отправлен в Кириллов монастырь. Там он сблизился с Нилом Сорским и,
считая Нила своим учителем, стал ярым нестяжателем. В 1508 - 1510 годах в жизни
Вассиана происходят серьезные изменения. В 1508 году умер Нил, а игуменом
московского Симонова монастыря стал сочувствовавший нестяжателям Варлаам,
видимо, получивший уже у великого князя Василия III разрешение перевести
Вассиана в Симонов монастырь. В Москве Вассиан быстро сблизился с Василием III,
который в начальный период своего правления пытался продолжить проведение
секуляризационной политики своего отца.
Перед Василием III стояли те же проблемы, что и перед его отцом. Ему не хватало
земель для раздачи за службу многочисленным дворянам, и он сильно нуждался в
средствах. Зная это, нестяжатели предложили князю взять все имущество церкви в
казну, оплатить таким образом службу дворян и укрепить границы Руси. Естественно
они выдвинули и встречные условия: взамен они потребовали права свободно
высказывать свое мнение в соответствии с собственной совестью. Иосифляне тоже
выразили свою готовность поддерживать великого князя Василия III, но лишь при
том условии, что он оставит церкви все ее имущество и богатства.
Естественно, что симпатии Василия были на стороне нестяжателей, но активных
действий он предпринимать не мог и действовал постепенно. Когда в 1511 году
Варлаам стал митрополитом, Вассиан, почувствовав за собой реальную силу, начал
яростную полемику с Иосифом и его последователями. Сначала речь шла лишь об
отношении к покаявшимся еретикам, но затем охватила и тему монастырских земель.
Вассиан ратовал за то, чтобы монастырям «сел не держати, ни владети ими, но жити
в тишине и безмолвии, питаясь своима рукама» и финансируясь епископскими
кафедрами.
В 1515 году Вассиан начал подробные изыскания канонических оснований
нестяжательства. И тут выяснилось, что никаких канонов, четко запрещающих
владения монастырей селами, нет. Наоборот он нашёл правила, в которых
упоминались села и экономы-монахи, в обязанности которых входило управление ими.
Сложилась крайне пикантная ситуация. Бывший князь попытался найти какой-то выход
из сложившегося положения, для чего он привлек прибывшего в 1518 году в Москву
Максима Грека.
Тот был готов оказать поддержку Вассиану, поскольку сам стоял на твердых
позициях нестяжательства. Приехав на Русь и рассматривая монастырский быт, он
обнаружил, что афонские монастыри «без имениих, рекше без сел живут, одными
своими рукоделии и непрестанными труды». А русские монастыри наоборот не только
имели в своем владении земли и села, но и активно давали деньги в рост окрестным
крестьянам. Последнее особенно возмутило Максима, ибо деньги отдавались «за пять
шестой», то есть под двадцать процентов, а если долг не отдавался, то монастырь
забирал землю должника. Слово «проастион» в греческих текстах обычно обозначало
землю с селами, но Максим перевёл это термин формально - как «приградие
сельное», а Вассиан от себя добавил, что это «пашни и винограды, а не села с
житейскими христианы». То, что Вассиана постигла неудача в его изысканиях,
неудивительно. Византийская церковь в имущественном вопросе стояла на
«общепринятых» позициях, согласно которым богатство само по себе
непредосудительно, а потому владение им, даже монастырям, даже в виде «сел с
житейскими христаны» вполне допустимо. Другое дело, что она никогда этот взгляд
четко не формулировала.
Первоначальные успехи Вассиана в пропаганде нестяжательства оказались
недолговечны. А окончательный конец им пришел, когда в деле оказалась замешана
женщина. И не простая, а царица. Из-за бесплодности своей жены Василий III решил
с ней развестись. Никаких канонических оснований для этого не было, и, вероятно,
митрополит Варлаам благословить это дело отказался. Тогда Василий решил поискать
другого, более сговорчивого митрополита. И такой естественно нашелся. Им
оказался игумен Волоколамского монастыря Даниил, твердо стоящий на позициях
«иосифлян». Судя по всему, высокие договаривающиеся стороны заключили сделку.
Василий договорился с Даниилом об обмене нестяжателей на развод. В 1523 году
бывшего митрополита отправили в ссылку в Кириллов, жену постригли в монахини, а
новому митрополиту Даниилу был дан карт-бланш на расправу над нестяжателями.
Собор 1525 года обвинил Максима Грека в ереси и заодно в сношениях с турецким
правительством. Так что схема, по которой товарищ Сталин в 30-ые годы XX века
расправлялся со своими возможными конкурентами и противниками, была на деле
обкатана еще за пять веков до него. Приговор был естественно обвинительный,
после чего осужденный Максим был сослан в монастырь. Через шесть лет после этой
расправы наступил черед и Вассиана, также активно критиковавшего Василия за его
решение развестись с законной женой, что вызвало серьезное неудовольствие
великого князя.
За первым конфликтом вскоре последовал второй, поставивший окончательную точку в
деле нестяжателей. Василий вызвал к себе в Москву для переговоров независимых
черниговских князей Шемячичей - потомков Дмитрия Шемяки. Они получили охранную
грамоту, приехали и были вероломно посажены в тюрьму. Вассиан Патрикеев снова
осудил поступок великого князя как нарушение честного слова, недостойное
христианина. На этот раз терпение Василия иссякло. Как это водится, Василий
решил проблему чужими руками. Вассиан был вызван на церковный Собор, где был
обвинен митрополитом Даниилом в целом букете ересей. Затем последовала ссылка
Вассиана в Волоколамский монастырь, где, по свидетельству князя Курбского,
«презлые иосифляне» «по мале времени его уморили».
Церковь победила в том виде, в каком представлял её себе Иосиф Волоцкий.
Церковь, имеющая большие материальные средства с централизованной властью,
сильным епископатом, жесткой дисциплиной и множеством богатых монастырей,
фактически независимая от государства, хотя и тесно сотрудничающая с ним.
Можно встретить версию о том, что Иосиф Волоцкий, дескать, выступал за
сохранение сел за монастырями лишь потому, что имел в виду глобальные социальные
преобразования, когда монастыри примут под свою опеку большую часть русских
деревень. Монастыри, по мысли Иосифа, должны были стать главным институтом
распределения богатств, которые они получали в виде пожертвований, между бедным
крестьянским людом. Иосифа Волоцкого выставляют чуть ли не неким «христианским
социалистом, стремившимся во имя бога превратить всю Русь в одну монастырскую
общину иноков и мирян», когда вся социально-экономическая сфера и все мирское
хозяйство должны были фактически стать монастырскими. Это не более чем домыслы,
ничем конкретно не подтвержденные.
Каких-либо письменных доказательств и подтверждений столь обширных планов Иосифа
естественно не сохранилось. И скорее всего, если бы они были, то Иосиф не долго
бы протянул на этом свете.
Правда в одном из ранних сочинений Иосифа проводится мысль о том, что все члены
общества должны выполнять определенное служение, где даже сам царь не составляет
исключения. И его Иосиф включает в ту же систему божественного тягла. Подзаконен
и царь, и он обладает своей властью только в пределах закона божия и заповедей.
А неправедному или «строптивому» царю вовсе и не подобает повиноваться, он даже
и не царь – «таковый царь не божий слуга, но диавол, и не царь, а мучитель». Но
это было на сравнительно ранней стадии его церковной карьеры, и в дальнейшем он
эту мысль особенно не популяризировал.
Вряд ли какой-либо царь, каким бы кротким он ни был, согласился бы на то, чтобы
церковь отняла у него власть – вначале экономическую, а потом и политическую.
Цари, что Иван III, что его последователи, смотрели на этот вопрос с точностью
до наоборот. Потерпев неудачу в первой лихой атаке, государство начало
планомерную осаду церковной имущественной твердыни. Серьезный удар церкви нанес
Петр I с введением Священного Синода, управляющего всей церковной жизнью, но
окончательную точку в вопросе о церковных землевладениях поставила своим
«Указом» 1762 года императрица Екатерина II, лишившая Церковь практически всех
земельных владений. Но до этого было еще далеко.
Пока же две основные противоборствующие силы – «иосифлянская» Церковь и
государство, стремящееся присвоить себе церковные «стяжания», лишь продолжили
своё противоборство. И ближайший открытый поединок состоялся на Стоглавом Соборе
1551 года.
Стоглавый Собор еще называют «Собором победителей». Но в отличие от «Съезда
победителей» 1934 года, когда подавляющее большинство его участников были
расстреляны или умерли в лагерях, участники Стоглавого Собора действительно были
в выигрыше. Стяжатели значительно увеличили церковные земельные владения,
правда, это естественным образом сказалось на духовном уровне монастырской
жизни. Об этом свидетельствовали царские вопросы Стоглаву, в частности: «В
монастыри поступают не ради спасения свой души, а чтоб всегда бражничать.
Архимандриты и игумены докупаются своих мест, не знают ни службы Божией, ни
братства… прикупают себе села, а иные угодья у меня выпрашивают. Где те прибыли
и кто ими корыстуется?.. И такое бесчинение и совершенное нерадение о церкви
Божией и о монашеском строении… На ком весь этот грех взыщется?» Из них видно,
что нестяжательская партия если и не была окончательно разгромлена, то она уже
открыто не выступала. Гораздо вероятнее, что это была ещё одна попытка теперь
уже напрямую царской власти поставить вопрос о церковной собственности. Собор,
естественно, ополчился на нарушителей монашеского благочестия и заодно полностью
подтвердил неприкосновенность монастырских сел. Молодой царь Иван IV пока не
стал ввязываться в открытую борьбу, и в результате во второй трети XVI века
произошёл беспрецедентный рост церковного землевладения.
Политика и экономика царстования Ивана Грозного
Царь Иван IV Васильевич, получивший затем прозвище Грозный, пришёл к власти в
очень раннем возрасте. В самом начале своего правления, после восстания в Москве
1547 года, правил с участием круга приближённых лиц, которых князь Андрей
Курбский называл «Избранной радой». При нём начался созыв Земских соборов,
составлен Судебник 1550 года, просуществовавший 99 лет. Проведены реформы
военной службы, судебной системы и государственного управления, в том числе
внедрены элементы самоуправления на местном уровне (Губная, Земская и другие
реформы). В 1560 году Избранная рада пала, её главные деятели попали в опалу, и
началось полностью самостоятельное правление царя.
Знать, вероятно, с легкостью простила бы царю Ивану Васильевичу отставку его
ближайших советников, но примириться с его покушением на прерогативы боярской
Думы она категорически не хотела. Главный идеолог и выразитель мнений боярства
А.Курбский самым решительным образом протестовал против ущемления привилегий
знати и передачи функций управления в руки приказных (дьяков): «писарям русским
князь великий зело верит, а избирает их ни от шляхетского роду, ни от
благородна, но паче от поповичей или от простого всенародства, а то ненавидячи
творит вельмож своих».
Новые недовольства князей и бояр вызвал царский указ, подписанный в январе 1562
года об ограничении их вотчинных прав. Этим царь ещё больше прежнего уравнивал
бояр с поместным дворянством. В результате всех этих нововведений в начале 1560-
х гг. среди знати появляется стремление бежать от царя Ивана за границу. Русские
бояре тогда обычно бегали в Литву или, если называть эту страну полностью, то в
государство Польско-Литовское. Несмотря на регулярные войны беглых бояр и
вельмож одинаково хорошо принимали по обе стороны границы, поэтому переход с
одной стороны на другую и обратно был далеко не редкостью в русско-польско-
литовских отношениях. Неоднократно пытался бежать за рубеж и был прощён
И.Д.Бельский, были пойманы при попытке к бегству и прощены князья В.М.Глинский и
И.В.Шереметев. В окружении Ивана IV росла напряженность. Зимой 1563 года целый
ряд известных бояр перебежал к полякам. Был обвинен в измене и сговоре с
поляками, но после помилован наместник города Стародуба. Смоленский воевода,
пытавшийся перебежать в Литву, был отозван из Смоленска и сослан в отдаленный
монастырь. В апреле 1564 года в Польшу перебежал в опасении опалы Андрей
Курбский, прислав оттуда Ивану обвинительное письмо.
Вообще на самом побеге князя Андрея Курбского можно остановиться подробнее,
потому что этот исторический эпизод крайне похож на сцену попытки перехода
румынской границы Остапом Бендером из романа И.Ильфа и Е.Петрова «Золотой
теленок». Разница лишь в том, что Остапа румыны потом выгнали обратно в
Советскую Россию, а Курбскому разрешили остаться, но уже без денег.
Да, кстати. Поскольку речь зашла об Остапе Бендере, то он действовал в этом
вопросе как обычный дилетант. Если бы он знал местную обстановку, то поступил бы
несколько иначе. В тот период местные чекисты за разумную мзду спокойно
переправляли нежелавших жить при социализме в Румынию, причем в деревнях заранее
знали, из какой именно деревни с главной площади будет отправляться очередной
конвой, и сколько именно следует платить за переброску через границу. Другим
вариантом был нелегальный переход советско-румынской границы. Но в этом случае,
если перебежчика ловили румынские пограничники, самым действенным средством было
предъявление румынам партбилета члена ВКП(б). Он выступал в качестве пропуска.
По его предъявлении арестованному разрешали спокойно и полностью свободно
двигаться дальше вглубь румынской территории. Но вернемся к нашему беглецу-
князю.
Когда беглый боярин явился за рубеж, в его кошельке нашли 300 золотых, 30
дукатов, 500 немецких талеров и 44 московских рубля. Золотые монеты не
обращались в России. Дукаты обычно заменяли ордена. Получив за службу «угорский»
(дукат), служилый человек носил его на шапке или на рукаве, как знак доблести.
Перебежавший к полякам Курбский имел при себе громадную по тем временам сумму в
иностранной золотой монете. В то же время он увез из России всего 44 московских
рубля. Хотя для Московии она тоже была огромной суммой, но она блёкла по
сравнению с имевшимся у него при себе иностранным золотом. Нельзя исключать, что
Курбский мог оказывать важные услуги врагам, щедро оплаченные польским золотом.
Курбский прибыл за рубеж богатым человеком, но буквально через несколько месяцев
он обращается в Печоры за новым займом, сведения о нём сохранились в
исторических документах. С чем это было связано? Тут всё объясняется очень
просто. Сохранилась поданная в литовский суд жалоба Курбского, в которой боярин
подробно излагает историю своего побега из Юрьева. Жалоба включена в книгу актов
Литовской метрики, и ее подлинность не вызывает сомнений.
Когда Курбский пересек границу и заехал в ближайший к Юрьеву замок Гельмет,
чтобы взять проводника до Вольмара, где его ждали королевские чиновники,
гельметские «немцы» схватили перебежчика и отобрали у него золото. Из Гельмета
его как пленника повезли в замок Армус. Тамошние дворяне довершили дело: они
содрали с воеводы лисью шапку, отняли лошадей и т.п. Когда ограбленный до нитки
вельможа явился в Вольмар, то там имел возможность поразмыслить над
превратностями судьбы. Послание царю, написанное на другой день после
гельметского грабежа, очень точно воспроизводит душевное состояние беглеца.
В том же 1564 году русское войско было разбито на реке Уле. Сложно однозначно
сказать, что послужило поводом для Ивана IV начать свои репрессии. То ли
поражение русских войск или дерзостное письмо Курбского, а возможно то и другое,
но это дало толчок к началу казней тех, кого Грозный счёл виновниками поражения.
Были казнены представители многих известных боярских фамилий — князья
Оболенские, М.П.Репнин, Ю.И. Кашин, известный воевода Н.В. Шереметев.
В начале декабря 1564 года была предпринята попытка вооружённого мятежа против
царя, в которой принимали участие и западные силы: «Многие знатные вельможи
собрали в Литве и в Польше немалую партию и хотели с оружием идти против царя
своего».
В ответ в 1565 году Грозный, несколько ранее покинув Москву и забрав с собой
казну, личную библиотеку, иконы и символы власти, объявил о введении в стране
Опричнины. Страна делилась на две части: «Государеву светлость Опричнину» и
земство. В Опричнину попали, в основном, северо-восточные русские земли, где
было мало бояр-вотчинников. Центром Опричнины стала новая резиденция Ивана
Грозного – Александровская Слобода, откуда в январе того же года царским гонцом
была доставлена грамота духовенству, боярской Думе и народу об отречении царя от
престола в пользу совсем еще юного старшего сына. Перспектива ухода государя и
наступления «безгосударного времени», когда вельможи могут снова заставить
городских торговцев и ремесленников делать для них всё даром, не могла не
взволновать московских горожан. После прочтения грамоты царя в Москве резко
накалилась обстановка. В Кремль пришли тысячи разъяренных этим посланием
москвичей, и Боярской Думе ничего не оставалось, как просить Ивана вновь
вернуться на царство. Через два дня в Александровскую слободу прибыла депутация
во главе с архиепископом, уговорившая царя вернуться на престол. Царь
согласился, но использовал свою поездку в Александровскую слободу как повод,
чтобы взыскать с Земского приказа за свой подъем фантастическую по тем временам
сумму в 100 тысяч рублей.
Указ о введении Опричнины был утверждён высшими органами духовной и светской
власти — Освященным собором и Боярской Думой. Летописец возлагает вину за беды,
обрушившиеся на государство, на саму «Русскую землю, погрязшую в грехах,
междоусобной брани и изменах»: «И потом, по грехом Руския всея земли, восташа
мятеж велик и ненависть во всех людях, и междоусобная брань и беда велика, и
государя на гнев подвигли, и за великую измену царь учиниша опричнину».
С помощью опричников, которые были полностью освобождены от судебной
ответственности, Иван IV насильственно изымал и конфисковывал боярские и
княжеские вотчины, передавая их дворянам-опричникам. Самим боярам и князьям
предоставлялись поместья в других областях страны, например, в Поволжье. Таким
образом царь обеспечивал себе лояльность и поддержку простых дворян и жестко
ограничивал власть более именитых и знатных князей и бояр.
В 1575 году произошло еще одно чрезвычайно интересное событие. По желанию Иоанна
Грозного крещёный татарин и касимовский хан Симеон Бекбулатович был венчан на
царство, как царь и «великий князь всея Руси», а Иван Грозный назвался Иваном
Московским, уехал из Кремля и стал жить в простой и скромной обстановке на
Петровке.
Симеон председательствовал в думе земских бояр, издавал от своего имени
правительственные указы и жил, окружённый пышным двором. В своих посланиях
Симеону Иван Васильевич соблюдал все принятые униженные формулы обращения
подданного к царю: «Государю великому князю Семиону Бекбулатовичю всеа Русии
Иванец Васильев с своими детишками, с Ыванцом да с Федорцом, челом бьют».
Формально страна была разделена на владения Великого князя Симеона и на «удел»
Ивана, но фактически правителем государства оставался Иван Васильевич.
В учебниках по истории обычно пишут, что это была вроде как причуда Ивана IV,
однако шаг этот, по свидетельству длительное время прожившего в России
англичанина Джерома Горсея, часто исполнявшего деликатные и секретные поручения,
как английской королевы Елизаветы I, так и царя Ивана Васильевича, имел чисто
практическую пользу для царя:
«Обирая своих купцов, он обменивал взятые у них товары у иностранцев на одежду,
шитую золотом, талеры, жемчуг, драгоценные камни и т. п., все это он постепенно
присоединял к своему богатству, не платя ничего или почти ничего и получая
огромные суммы от городов, монастырей, истощая их богатства высокими налогами и
пошлинами. Все это разбудило против него такую ненависть, что, видя это, он
размышлял, как обезопасить себя и свои владения. С намерением уничтожить все
обязательства, принятые им на корону, он учредил разделение своих городов,
приказов (offices) и подданных, назвав одну часть опричное (oprisnoie), другую —
земское (zemscoie), провозгласил новым государем, под именем царь Симеон (Char
Symion), сына казанского царя, передал ему свой титул и корону и, отделываясь от
своих полномочий, короновал его, но без торжественности и без согласия своих
вельмож (peers); заставил своих подданных обращаться со своими делами,
прошениями и тяжбами к Симеону, под его именем выходили указы, пожалования,
заявления — все это писалось под его именем и гербом. Во всех судебных делах
ходатайства составлялись на его имя, также чеканились монеты, собирались подати,
налоги и другие доходы на содержание его двора, стражи и слуг, он был ответствен
также за все долги и дела, касавшиеся казны. Он был посажен на престол, прежний
царь Иван пришел бить ему челом (prostrats himself) и приказал своим
митрополитам, епископам, священникам, знати и чиновникам делать то же, что и он,
а всем послам обращаться к Симеону с теми же почестями, причем некоторые послы
отказались это сделать. Симеон был женат на дочери князя Ивана Федоровича
Мстиславского, главного князя царской крови (prince of the bloud royall).
Такой поворот дела и все изменения могли дать прежнему царю возможность
отвергнуть все долги, сделанные за его царствование: патентные письма,
пожалования городам, монастырям — все аннулировалось. Его духовенство, знать и
простое сословие (comons) должны были теперь идти к Ивану Васильевичу с
прошением смилостивиться и вновь принять венец и управление; он согласился на
многочисленных условиях и достоверных договорах, подтвержденных указом
парламента (by act of Parliament), с торжественным посвящением его вновь на
царство. Чтобы его умилостивить, все подданные любого положения изыскивали
средства на дары и подношения ему, это принесло ему огромное богатство. Он был
освобожден ото всех старых долгов и всех прошлых обязательств. Было бы слишком
утомительно рассказывать о всех подробностях этой трагедии. Эта его затея легко
могла бы посадить его между двух стульев, если бы продолжалась чуть дольше; его
счастье, что ему удалось вновь вернуться к своему прежнему положению (in statu
quo prius). Вновь составленные грамоты, судебные законы, пожалования монастырям,
городам, отдельным лицам и купцам давали ему еще большие суммы и доходы.»
Временно посадив на трон марионетку, царь Иван в результате такой «рокировочки»
отказался от всех имевшихся у него долгов и обязательств и выторговал для себя
новые доходы.
Чрезвычайно важным элементом для дальнейшего понимания событий, происходивших на
международной арене, представляются торговые и политические отношения между
Россией и Англией, чему нам придется уделить достаточно много внимания.
Отношения между Русью Ивана Грозного и Англией до и в период правления Елизаветы
I
В 1551 году в Англии была учреждена новая компания, целью которой был поиск и
открытие новых территорий, земель и островов, но главная и самая основная цель
заключалась в том, чтобы найти северо-восточный проход в Китай и разуршить тем
самым торговую монополию Испании и Португалии. Её основателями были известные в
Англии и в Западной Европе люди: Себастьян Кабот (Sebastian Cabot), Ричард
Ченслер (Richard Chancellor) (или Ченслор, как его еще иногда называют), и сэр
Хью Уиллоуби (Hugh Willoughby) (возможны также варианты Виллоуби или Уиллоби).
Компания снарядила экспедицию из трёх кораблей. Кораблем «Бона Эсперанца» (Bona
Esparanza) командовал Уиллоби, «Эдвард Бонавентурой» (Edward Bonaventure) –
Ченслер, и «Бона Конфиденцей» (Bona Confidentia) - Корнелий Дюрферт. Экспедиция
вышла из порта Лондона в мае 1553 года.
В августе корабли попали в шторм. Корабль под командованием Ченслера отделился
от двух других кораблей, потерял с ними связь и дальше шел самостоятельно.
Именно он представляет для нас интерес, но сделаем краткую паузу и расскажем о
том, что произошло с Уиллоуби. На двух кораблях он достиг Баренцева моря и Новой
земли, некоторое время он шёл вдоль побережья, а затем повернул на юг и в
сентябре встал на якорь в губе реки Варзина. Что произошло дальше, и по сей день
остается неразрешимой загадкой.
Известно лишь, что сэр Хью Уиллоуби вместе с командой двух кораблей погибли во
время зимовки в устье реки Варзина. В мае 1554 года занимавшиеся рыбным
промыслом поморы обнаружили в гавани два корабля, стоящие на приколе, на которых
было обнаружено 63 трупа, в том числе и тело капитана Уиллоуби. Трюмы кораблей
оставались загруженными товарами. Иван Грозный, получив сведения о случившемся,
распорядился послать людей переписать и запечатать весь товар, а также перевезти
тела в Холмогоры. Был найден дневник капитана, из которого стало ясно, что в
январе он еще был жив.
По сообщению посла Венеции от ноября 1555 года «некоторые из умерших были
найдены сидящими, с пером в руках и бумагой перед ними, другие — сидя за столом
с тарелками в руках и ложками во рту, третьи — открывающими шкаф, иные — в
других позах, как будто статуи, которые поставили таким образом. Так же
выглядели собаки».
Складывается впечатление, что все погибшие внезапно замерзли, превратившись в
ледяные статуи, но пока никто не может ответить на вопрос, что послужило
причиной этому.
Мы же вернемся к капитану Ченслеру. Он успешно достиг поморского берега, бросил
якорь в бухте св.Николая, вблизи Николо-Корельского монастыря. Позже здесь будет
основан город Северодвинск.
От местных жителей, изумленных появлением большого корабля, англичане узнали,
что этот берег — русский. Тогда они сообщили, что у них есть письмо к царю от
английского короля, и они хотят завести с русскими торговлю. Местные начальники
снабдили англичан съестными припасами и немедленно отправили гонца к царю Ивану,
который пригласил Ченслера в столицу и велел доставить ему все возможные
удобства в пути.
В Москве Ченслер подал Ивану IV грамоту Эдуарда, написанную на разных языках ко
всем северным и восточным государям; обедал у царя, а после провёл переговоры с
боярами и остался доволен их итогом. В феврале 1554 года Ченслер был отпущен
царем Иваном Васильевичем с ответом английскому королю. Царь писал Эдуарду, что
он искренно желает быть с ним в дружбе и с радостью примет английских купцов и
послов. К моменту возвращения Ченслера король Эдуард уже умер, и Ченслер вручил
царскую грамоту королеве Марии. Его вести вызвали большую радость в Лондоне.
По итогам возвращения Ченслера компания, от имени которой был организован его
первый поход, сменила название и стала называться «Московской торговой
компанией».
Новая компания получила патент на свою деятельность от королевы Марии. Руководил
компанией управляющей (governor) Себастьян Кабот.
Компания имела право приобретать земли, но не более, чем на 60 фунтов стерлингов
в год, издавать свои правила, наказывать членов компании, для чего иметь своих
сержантов, строить и снаряжать свои корабли, торговать во всех портах, делать
завоевания и приобретать страны и города в открытых землях, противодействовать
совместным действиям торгующих в России иностранцев и даже англичан, если они не
являются членами «Московской компании».
На следующий год Ченслер вновь отправился в Россию, на двух кораблях, с
поверенными английской «Московской компании» для заключения торжественного
договора с царём. Иван милостиво принял Ченслера и его спутников, называя
королеву Марию любезнейшей сестрой. Был учреждён особенный совет для
рассмотрения прав и вольностей, которых требовали англичане. Главным центром
обмена товаров были назначены Холмогоры; цены оставались произвольными.
Царь выдал грамоту, предоставлявшую различные льготы для английской компании.
Грамота давала право свободной и беспошлинной торговли оптом и в розницу,
построить дворы компании в Холмогорах и Вологде, которые не облагались податями,
подарил двор в Москве у церкви св. Максима. Также компания могла иметь
собственный суд, а при рассмотрении торговых дел суд совершал царский казначей.
Таможенники, воеводы и наместники не имели права вмешиваться в торговые дела
компании. Она могла нанимать русских приказчиков, но не более одного в каждом
дворе. В 1556 году Ченслер отплыл в Англию с четырьмя богато нагруженными
кораблями и с русским посланником, но буря рассеяла корабли. Лишь один из них с
русским посланником на борту благополучно достиг Лондона. Остальные погибли у
берегов Шотландии. С ними утонул и сам Ченслер.
Для Ивана Грозного был безусловно важен один специфический аспект, который
проявлялся в международных отношениях – его титул. Дело в том, что титул
«великий князь» иностранцы обычно переводили как «принц» или «великий герцог».
Титул же «царь» стоял на одном уровне с титулом «император» и позволял занять
существенно иную позицию в дипломатических отношениях с Западной Европой.
Польский король Сигизмунд II Август предупреждал папский престол, что признание
папством за Иваном IV титула «Царя всея Руси» приведёт к отторжению от Польши и
Литвы земель, населённых родственными московитам «русинами», и привлечёт на его
сторону молдаван и валахов. Со своей стороны, Иоанн IV придавал особенное
значение признанию его царского титула именно Польско-Литовским государством, но
Польша в течение всего XVI века так и не согласилась на его требование.
Зато этот титул уже с 1554 года безоговорочно предоставлялся Ивану Васильевичу
Англией. Открытие северо-восточного пути в Россию и возможность монопольной
торговли английских купцов с этой богатейшей страной перевешивали для англичан
все прочие возможные возражения. Что значит для англичан какой-то титул, если
это открывает доступ на богатейшие рынки?
Контакты между странами были установлены, и ежегодно из Англии начали прибывать
караваны кораблей. Они шли вокруг Норвегии и Швеции до устья Двины.
В 1567 году королева Елизавета выдала компании новый патент. Компания сохраняла
монопольный доступ к пути по Белому морю. Новая льготная грамота была выдана
англичанам и в Москве. Именно в это время Иван Грозный через одного из
руководителей компании вел переговоры о браке с английской королевой Елизаветой
I.
На этот брак царь Иван Васильевич, вероятно, рассчитывал, исходя из многих и
разнообразных аспектов своей бурной политической жизни. Англия могла стать
союзником в борьбе за обладание Россией побережьем Балтийского моря и его
союзником в борьбе против поляков и шведов. Однако помимо этого брак обеспечивал
царю возможность убежища в Англии в случае негативного для него развития
ситуации на родине. Вероятно, именно с этих времен и повелось, крупно напакостив
в России, искать прибежище в Англии.
Эта тенденция, возникшая четыреста лет назад, сохраняется и по сей день, что
хорошо видно из многочисленных примеров современности и недавнего прошлого.
Об этих планах бегства Ивана Грозного в Англию есть и свидетельства его
современников. Джером Горсей в частности писал по этому поводу:
«И хотя он имел причины сомневаться в успехе, так как две его жены были еще
живы, а кроме того, королева отказывала в сватовстве многим королям и великим
князьям, однако он не терял надежды, считая себя выше других государей (princes)
по личным качествам, мудрости, богатству и величию. Он решился на эту попытку; с
этой целью постриг в монахини царицу, свою последнюю жену, обрекая ее жить как
бы умершей для света. И, как я уже рассказывал ранее, с давнего времени имея
мысль сделать Англию своим убежищем в случае необходимости, построил множество
судов, барж и лодок у Вологды, куда свез свои самые большие богатства, чтобы,
когда пробьет час, погрузиться на эти суда и спуститься вниз по Двине,
направляясь в Англию, а в случае необходимости — на английских кораблях.»
«...царь послал в Англию за умелыми строителями, архитекторами, плотниками,
столярами и каменщиками, ювелирами, медиками, аптекарями и другими мастерами,
выстроил каменное казнохранилище, а также большие барки и судна, чтобы в случае
необходимости отправить свою казну в Соловецкий (Sollavetska) монастырь на
Северном море — прямом пути в Англию.»
Иван Васильевич вполне серьезно подходил к этим переговорам о женитьбе. По
крайней мере подарки, которые он отправлял королеве производили на неё огромное
впечатление. В мемуарах того же Горсея можно прочесть о том, как английская
королева реагировала на подарки русского царя.
«Тогда королева спросила о подарках. Они были выставлены в галерее. Она
приказала некоторым остаться, другим уйти, боясь, что они будут просить чего-
нибудь. Я показывал, а королева дотрагивалась своей рукой до каждого свертка;
там было четыре куска персидской золотой парчи и два куска серебряной, большая
белая мантия из штофа, на которой было выткано солнце, его золотые лучи были
вышиты самыми блестящими нитками, золотые и серебряные шелка были гладко
уложены, чтобы лучше было видно их красоту, еще был прекрасный большой турецкий
ковер, четыре богатых связки черных соболей, шесть больших белых с пятнами
рысьих шкур, две белые шубы (shubs or gowns) из горностая. Королева даже
вспотела, устав перебирать золотые ткани и особенно соболей и меха; она
приказала двум своим горничным м-с Скидмор и м-с Рэтклиф убрать все вещи в ее
кладовую, а м-ру Джону Стонгоупу помочь им. Королева смотрела из окна на двух
белых кречетов, свору собак, ловчих соколов и на двух ястребов; она приказала
лорду Кэмберленду и сэру Генри Ли заботиться и хорошо ухаживать за ними.»
Но не царские подарки были самым важным для английской королевы. Благодаря этому
сватовству «Московская компания» получила еще более широкие права беспошлинной
торговли, но должна была предоставить право царской казне первой совершать
закупки. Это старинное русское правило соблюдалось с XV века.
Компания получила ещё больше привилегий, чем раньше. Она получила право строить
в разных городах дворы, нанимать русских работников. В Вологде, центре
российского льноводства, разрешалось построить канатную фабрику и там же было
отведено место для поиска железной руды.
Компания могла отправлять свои «комиссии» для охраны своих товаров от
разбойников, пользоваться ямскими лошадьми. Ни один корабль, включая английские,
не принадлежащий «Московской компании» не мог заходить в Печору, Обь, Колу,
Мезень, Печенгу, Холмогоры и на Соловецкие острова. Ни один иностранец, в том
числе и англичане, не входящие в компанию, не могли следовать через Россию в
Китай, Персию, Бухару и Индию. Члены компании имели право сами ловить таких
путешественников и конфисковывать их имущество.
Царь, со своей стороны, мог также арестовывать членов компании и их имущество.
Подобные привилегии и фактически предоставленная монополия на торговлю с Россией
позволили компании занять важные места в России. В 1567 году компания открыла
свою главную контору в Москве, в Холмогорах была построена прядильная фабрика.
Свои дворы компания имела в Новгороде, Пскове, Ярославле, Казани, Костроме,
Ивангороде, Астрахани. Остальные иностранные купцы должны были хранить свои
товары на общественных гостиных дворах.
Гораздо более важным для целей этой книги являлось то, что англичане получили
право беспошлинно чеканить свою монету в России. Разрешалось хождение английской
монеты в Москве, Новгороде и Пскове, то есть во всех тех городах, где в то время
находились царские монетные дворы. Чеканка денег было чрезвычайно выгодным
занятием, приносящим большие доходы в царскую казну. В данном же случае все
доходы от чеканки получали англичане.
Английские купцы завышали цены на свои товары, занижали на российские. Это
вызывало недовольство, и царь в период 1569 – 1572 годов неоднократно жаловался
на компанию английскому послу. Английские купцы также жаловались на неплатежи и
долги. Для решения проблем в Москву приезжал английский посол, но Иван Грозный
ограничил права компании и установил таможенные сборы, в половину меньше от
обычных.
Елизавета, ко времени сватовства к ней русского царя, пришла к выводу, что
замужество не сулит ей никаких особых выгод, наоборот – одни неприятности. Ведь
выйдя замуж, она обязательно заденет этим чьё-то самолюбие: то ли кого-то из
своих поданных, то ли искавших её руки заморских принцев и королей, от которых
не было отбоя. Неопределённость в вопросе замужества не разрушала надежд со
стороны многочисленных претендентов и вместе с тем давала большие перспективы
для внутренних и внешних интриг, а именно этим жила и сама Елизавета и её двор.
Не желая также портить бизнес английских купцов в России и исходя из
дипломатических соображений, Елизавета пришла к выводу, что в создавшейся
довольно деликатной ситуации лучше и разумнее всего было бы повременить с
ответом царю насчёт замужества, потянуть время. Она надеялась на то, что
постепенно сумасбродные планы русского царя рассеются. Задержка с ответом лишь
разозлила Грозного. Это скоро почувствовали и английские купцы. Подобное затем
станет вполне нормальным элементом и неотъемлемой частью дипломатических
отношений. То в куриных ножках внезапно найдут избыток хлора, то в вине –
излишки тяжелых металлов или ещё какой-нибудь химии, а то и фекальных стоков,
поэтому естественно после их обнаружения продавать их на территории той или иной
страны сразу же становится совершенно невозможно.
Почувствовал это и посланник английской королевы, оказавшийся, по сути дела, под
домашним арестом. К дому, где он остановился, была приставлена стража, и прошло
четыре месяца, прежде чем посол её величества получил разрешение на аудиенцию с
Иваном Грозным.
У посланника Елизаветы были чёткие инструкции «восстановить порядок в английской
торговле» и отклонить как можно вежливей брачное предложение Ивана. Аудиенция
была тайной. Никто не должен был знать об этой встрече. Англичанина заставили
переодеться в русское платье, и глубокой ночью доверенный царя провёл посланника
в «государев дворец». Беседа продлилась несколько часов. Царь под какие-то,
видимо, смутные надежды, которые внушил ему английский посланник, распорядился
восстановить все прежние льготы английских купцов. В Англию, тем временем, был
отправлен русский посол, который возвратился в Москву с личным письмом от
английской королевы.
Елизавета предлагала Грозному убежище в случае опасности. В то же время она
отклонила идею предлагаемого им убежища для неё в России, заявив, что её
подданные не дают ей повода к панике и потому она не предвидит ситуации, при
которой ей придётся спасаться бегством. Что же касается военного союза, на
который надеялся Грозный, то Елизавета дала понять, что сможет решить в пользу
этого лишь после одобрения такого союза королевским советом.
Этот отказ, неопределенность реакции на предложение Грозного о женитьбе и
проблемы в двусторонних торговых отношениях вызвали резкую реакцию в ответном
письме царя.
В нём, кроме чисто торговых проблем («английские купцы начали совершать над
нашими купцами многие беззакония и свои товары начали продавать по столь дорогой
цене, какой они не стоят»), неоднократно упоминались некие «тайные дела великого
значения», которые Иван Грозный передал ранее устно Елизавете через её
посланника.
Особо царь отметил в письме наличие на королевских грамотах разных печатей
(«сколько ни приходило грамот, хотя бы у одной была одинаковая печать! У всех
грамот печати разные. Это не соответствует обычаю, принятому у государей, —
таким грамотам ни в каких государствах не верят; у каждого государя в
государстве должна быть единая печать»). Также он написал о задержании в Нарве
английского купца Эдуарда Гудмена у которого «захватили… многие грамоты, в
которых для унижения нашего государева достоинства и нашего государства написаны
ложные вести, будто в нашем царстве якобы творятся недостойные дела».
В общем, царь был более чем недоволен таким развитием двусторонних отношений, о
чем свидетельствует весь раздраженный тон его письма и более чем оскорбительная
для английской королевы концовка:
«И мы чаяли того, что ты на своём государстве государыня и сама владееш, ажно у
тебя мимо тебя люди владеют и не токмо люди, но мужики торговые, а ты пребываешь
в своём девическом чине как есть пошлая девица. А тому, кто хотя бы и участвовал
в нашем деле, да нам изменил, верить не следовало».
Интересно было бы узнать, перевели ли письмо ей точно по тексту, или переводчик
испугался и смягчил формулировки царя Ивана Васильевича.
Но главным итогом этой переписки явилось то, что царь отменил все привилегии,
ранее предоставленные английской «Московской торговой компании», и прежде всего
– чеканку денег.
В дальнейшем, до самой смерти Ивана Грозного переговоры о различных льготах и
привилегиях для «Московской компании» шли с переменным успехом, но такой
монополии, которая включала бы в себя чеканку денег, англичанам достичь так и не
удалось. Двадцать лет Елизавета играла в сватовство. Это была большая и
небесполезная дипломатическая и самое главное коммерческая игра, позволявшая
обогащаться английским купцам.
В 1583 году Иван Васильевич попытался посвататься к родственнице королевы Марии
Гастингс. Сама Мария вначале дала себя уговорить стать невестой русского царя,
но позже, узнав о царе больше, наотрез отказалась от предложения. Прибывший в
Москву английский посол Баус, когда царь в беседе коснулся идеи женитьбы на
Марии Гастингс, сообщил, что она нездорова и ей будет не по силам столь
длительное путешествие в Россию. К тому же, её родители не хотят разлучаться с
дочерью.
Вместе с тем Елизавета вновь дала понять Грозному, что в случае опасности, он
может всегда надеяться на убежище в Англии, где ему будут оказаны все
приличествующие ему почести и обхождение. Раздосадованному царю было сказано,
что у английской королевы есть много других родственников, помимо Марии
Гастингс. На одной из встреч с английским послом, Грозный сказал, что он
настроился соединиться браком с одной из родственниц Елизаветы до такой степени,
что даже намерен для этой цели сам отправиться в Англию и захватить с собой все
свои богатства, то есть всю государственную казну.
Приближённые Грозного были не на шутку встревожены этими английскими прожектами
царя и самое главное перспективой потерять такие огромные сокровища.
Более чем вероятно, что именно это и послужило причиной смерти Грозного, то ли
отравленного, то ли задушенного, то ли сначала отравленного, а затем для
контроля задушенного его тогдашним фаворитом Богданом Бельским. Заговорщики, в
число которых входил и будущий царь Борис Годунов, таким образом решали сразу
несколько задач, избавляясь от царя и его сумасбродных затей и сохраняя
богатства царской казны на территории России. Когда английский посол Баус
осведомился о возможности очередной аудиенции с Грозным, глава посольского
приказа Щелкалов, не пытаясь даже скрыть своего злорадства, выпалил в лицо
посланнику королевы: «Помер ваш английский царь, помер».
После Ливонской войны другие иностранцы также получили разрешение торговать на
российском севере, поэтому англичане попытались вернуть своё монопольное право
на торговлю через российский север. Когда Ивана Грозного не стало, царь Федор
Иоаннович, который был «прост умом» направил в Лондон посольство, в котором
предлагал королеве вернуть монопольные права на торговлю с Россией в обмен на
свободную торговлю русских купцов в Англии. В ответ английская королева
попросила дать «Московской компании» монополию на торговлю со всей Россией,
закрыв доступ в Россию всем иностранным купцам.
В 1587 году царь выдал компании привилегию торговать свободно и беспошлинно, но
только оптом. Члены компании могли через Россию путешествовать в другие страны,
но товары они могли покупать только в царской казне, и закупленные в других
странах товары, тоже должны были продаваться казне. Компания могла держать дворы
в Москве, Холмогорах, Ярославле, Вологде.
В дальнейшем английская «Московская торговая компания» то получала какие-то
монопольные привилегии, то вновь их теряла в зависимости от взаимоотношений
России и Англии и политической обстановки, пока окончательно не утратила их в
период реформ царя Петра I. Но зуб на Россию, которая сначала позволила
беспошлинно чеканить деньги, а потом отобрала это право, у англичан, а
впоследствии и у их последователей американцев, остался, и именно этот аспект –
стремление более-менее законно пограбить фантастически богатую страну – в
дальнейшем определял и до сих пор определяет их отношение к России.
Здесь, пожалуй, следует отметить лишь ещё один интересный момент. В следующий
раз право чеканить монету для России англичане получили лишь после Октябрьского
переворота 1917 года. В 1924 году заказ на чеканку советских серебряных
полтинников был передан Лондонскому монетному двору. Отчеканенные в Англии
советские монеты можно опознать по инициалам ТР (Томас Рос) на гурте. Также
полтинники чеканились и на монетном дворе в Ленинграде. В этот же период времени
Бирмингемский монетный двор и ещё одна частная бирмингемская фирма чеканили по
заказу советского правительства медные пятаки, которые также чеканились в 1924 –
1925 годах и на ленинградском заводе «Красная заря». Так что классовые различия
к иностранному капитализму советское правительство декларировало, но по некоему
«странному» стечению обстоятельств наряду с этим давало этим «врагам» такие
привилегии, которых у них не было более 300 лет. Об этих «удивительных» событиях
мы ещё поговорим в дальнейшем, когда будем рассматривать революционные события в
Советской России.
Достижения России периода правления Ивана Грозного и их цена.
Ранее уже кратко упоминалось, что начальный период правления Ивана IV и
проведенные на Руси реформы наметили путь к укреплению, централизации
государства, способствовали оформлению сословно-представительного государства.
В этот период были установлены торговые связи с Англией в 1553году, а также
Персией и Средней Азией. В Москве заработала первая типография.
В период с 1558 по 1583 год Иван Грозный вел Ливонскую войну за выход к
Балтийскому морю. После полосы неудач в ходе Ливонской войны и в результате
стремления самого царя к установлению деспотической власти внутренняя политика
Ивана IV приобретает террористический характер.
Во второй половине царствования происходит учреждение опричнины, поводом для
которой послужил побег в Литву в 1565 году князя А.Курбского. За этим
последовали массовые казни и убийства, разгром Новгорода и ряда других городов.
Опричнина сопровождалась большими жертвами. Её результаты, по мнению ряда
историков, вместе с последствиями длительных и неудачных войн, привели
государство к разорению и социально-политическому кризису, а также усилению
налогового бремени и образованию крепостного права.
Возможно, эти историки и правы, однако нельзя упускать из виду и целого ряда
других исторических фактов, которые также вносят свой вклад в оценку правления
Ивана Грозного.
При Иване IV прирост территории Руси составил почти 100%, с 2,8 миллионов до 5,4
миллионов квадратных километров.. Были завоёваны и присоединены Казанское и
Астраханское ханства. В 1572 году в результате многолетней упорной борьбы был
положен конец нашествиям на Русь Крымского ханства, в 1581 году началось
присоединение Сибири. К завершению царствования Ивана Грозного площадь Русского
Государства стала больше всей остальной Европы.
Вот, что писал по этому поводу современник Ивана Грозного, всё тот же Джером
Горсей:
«[За время своего правления этот царь] построил свыше 40 прекрасных каменных
церквей, богато украшенных и убранных внутри, с главами, покрытыми позолотой из
чистого золота. Он построил свыше 60 монастырей и обителей, подарив им колокола
и украшения и пожертвовав вклады, чтобы они молились за его душу.
Он построил высокую колокольню из тесаного камня внутри Кремля, названную
Благовещенской колокольней (Blaveshina Collicalits), с тридцатью великими и
благозвучными колоколами на ней, которая служит всем тем соборам и великолепным
церквам, расположенным вокруг; колокола звонят вместе каждый праздничный день (а
таких дней много), а также очень заунывно в каждую полуночную службу.
Заканчивая [повествование] о его благочестии, нельзя не привести один памятный
акт, его милосердное деяние. В 1575 году вслед за моровым поветрием начался
большой голод, уничтоживший лучших людей. Города, улицы и дороги были забиты
мошенниками, праздными нищими и притворными калеками; в такое трудное время
нельзя было положить этому конец. Всем им было объявлено, что они могут получить
милостыню от царя в назначенный день в Слободе. Из нескольких тысяч пришедших
700 человек — самых диких обманщиков и негодяев — были убиты ударом в голову и
сброшены в большое озеро на добычу рыбам; иные, самые слабые, были распределены
по монастырям и больницам, где получили помощь. Царь, среди многих других
подобных своих деяний, построил за время царствования 155 крепостей в разных
частях страны, установив там пушки и поместив военные отряды. Он построил на
пустующих землях 300 городов, названных «ямами» (yams), длиной в одну-две мили,
дав каждому поселенцу участок земли, где он мог содержать быстрых лошадей
столько, сколько может потребоваться для нужд государственной службы. Он
построил крепкую, обширную, красивую стену из камня вокруг Москвы, укрепив ее
пушками и стражей.»
Вообще надо отдельно отметить, что Иван Васильевич в отличие от современных
российских правителей уделял огромное внимание уровню оснащенности своей армии.
Несмотря на то, что в этот период Русь не производила многие виды металлов, как
обычных, так и драгоценных, это ничуть не мешало царю содержать мощную,
современную, хорошо оснащенную армию.
«Приговор о местничестве» способствовал значительному укреплению дисциплины в
войске, повышению авторитета воевод, особенно не знатного происхождения, и
улучшению организационной структуры и боеспособности русского войска, хотя и
встретил большое сопротивление со стороны людей родовитых.
Стрельцы были поголовно вооружены огнестрельным оружием, что ставило их выше
пехоты западных стран, где часть пехотинцев имела только холодное оружие
(пикинеры или копейщики). Это является свидетельством того, что в организации
пехоты Московия, в лице царя Иоанна Грозного, намного опередила Европу. Вместе с
тем известно, что в начале XVII века в России стали формировать так называемые
полки «Иноземного строя» по образцу шведской и нидерландской пехоты, имевших в
своем распоряжении и пикинеров (копейщиков), прикрывавших стрелков (аркебузиров
или мушкетёров) от кавалерии.
Артиллерия царя была разнообразна и многочисленна. «К бою у русских
артиллеристов всегда готовы не менее двух тысяч орудий…» — доносил императору
Священной Римской империи Максимилиану II его посол Иоанн Кобенцль. Более же
всего впечатляла тяжелая артиллерия. Московская летопись без преувеличения
пишет: «…ядра у больших пушек по двадцати пуд, а у иных пушек немного полегче».
Самая крупная в Европе гаубица — «Кашпирова пушка», весом 1200 пудов и калибром
в 20 пудов, — наводя ужас, принимала участие в осаде Полоцка в 1563 году. Ещё
одной особенностью русской артиллерии XVI столетия была ее долговечность. Пушки,
отлитые по повелению Ивана Грозного, стояли на вооружении по нескольку
десятилетий и участвовали почти во всех сражениях XVII века.
При Иване Грозном был запрещён въезд на территорию России еврейских купцов.
Когда же в 1550 году польский король Сигизмунд Август потребовал, чтоб им был
дозволен свободный въезд в Россию, царь Иван Васильевич отказал в таких словах:
«в свои государства Жидом никак ездити не велети, занеже в своих государствах
лиха никакого видети не хотим, а хотим того, чтобы Бог дал в моих государствах
люди мои были в тишине безо всякого смущенья. И ты бы, брат наш, вперёд о Жидех
к нам не писал», поскольку они русских людей «от христианства отводили, и
отравные зелья в наши земли привозили и пакости многие людям нашим делали».
Однако не стоит думать, что царь был ярым, как бы сказали сейчас, антисемитом. С
теми, кто жил на его земле, царь мог поступить значительно более жестоко. В 1580
году царь разгромил немецкую слободу, где жили переселенные им ливонцы. По
свидетельству французского капитана на русской службе Жака Маржерета, много лет
прожившего в России: «Ливонцы, которые были взяты в плен и выведены в Москву,
исповедующие лютеранскую веру, получив два храма внутри города Москвы,
отправляли там публично службу; но в конце-концов, из-за их гордости и тщеславия
сказанные храмы… были разрушены и все их дома были разорены. И, хотя зимой они
были изгнаны нагими, в чем мать родила, они не могли винить в этом никого кроме
себя, ибо… они вели себя столь высокомерно, их манеры были столь надменны, а их
одежды — столь роскошны, что их всех можно было принять за принцев и принцесс…
Основной барыш им давало право продавать водку, мёд и иные напитки, на чём они
наживают не 10%, а сотню, что покажется невероятным, однако же это правда».
Насколько царь был прав или не прав, пусть каждый решает для себя сам. Та же
английская королева Елизавета I казнила своих высокопоставленных подданных, не
исключая родственников и фаворитов, без каких-либо особых сантиментов, не говоря
уж о простом народе. И цифры казненных там ничуть не меньше, чем в Московии.
Другое дело, что в Англии так разбирались со своими возможными конкурентами,
изменниками или преступниками, и это делалось исключительно в рамках местного
«закона», а вот в «дикой» Московии всё то же самое – это деспотия, беззаконие,
террор и зверства.
Жертвы опричнины, по официальным данным, не превышают 4 тысяч человек, но список
этот признается исследователями далеко не полным, поскольку не учитываются
умершие в тюрьмах и ссылке. Во время опричного похода на Новгород было
уничтожено не менее двух тысяч новгородцев, а в разоренной Твери было казнено не
менее 9 тысяч человек. При населении страны в 6-8 миллионов человек это были
довольно существенные потери. Однако если сравнить их с теми жертвами, которые
принесла Россия в двадцатом веке, то Ивана скорее можно воспринимать как
строгого, но далеко не столь кровожадного изверга и тирана, которым его пытаются
изобразить. Даже если приведенные выше потери умножить на два, то окажется, что
жертвы царского террора составят тридцать тысяч человек. Вроде бы много. Столько
крови, насилия, трагедий. Но нравы тогда были далеко не ангельские, и не только
на Руси.
Если посмотреть на эти цифры несколько под иным углом зрения, то получится, что
тридцать тысяч погибших за весь период кровавого и безжалостного правления Ивана
Грозного по объемам потерь равны всего лишь пяти самым обычным, будним дням
Великой отечественной войны. Кто-то скажет, что тогда населения было меньше,
поэтому сравнение не совсем верно. Возможно. Давайте приведем тогда к единой
базе. На июнь 1941 года население СССР составляло без малого 197 миллионов
человек. Возьмем минимальное значение населения Московии при царе Иване IV в 6
миллионов, в этом случае поправочный коэффициент равняется приблизительно 32,8,
и тогда совокупная гибель населения страны была бы эквивалентна 985 тысячам
человек, что равнялось бы ста шестидесяти четырем самым обычным дням Великой
отечественной, а дней войны было 1418. Это потери населения Советского Союза,
куда не включены погибшие во время революции и гражданской войны и последовавших
за этим индустриализаций, коллективизаций и большого террора. Но всё это ещё
впереди. А пока вернемся в конец XVI – начало XVII века к правлению Бориса
Годунова, которое также дает богатую информацию к размышлению о настоящем.
Смутные времена царя Бориса
Трагические события начала XVII века, поставившие Российское государство на
грань разрушения и фактического распада получили наименование «смуты». Все они
были тесно связаны во времени с моментом избрания на российский престол Бориса
Годунова (1598-1605). Торжественное венчание Годунова на царство в сентябре 1598
года являлось вершиной его политической карьеры, но именно оно же и стало
началом крушения той политики государственной централизации, которую Борис
Годунов проводил вслед за Иваном Грозным. Слишком уж вертикальной оказалась
вертикаль власти.
Перед смертью царь Федор Иоаннович, несмотря на уговоры царицы, сестры Бориса
Годунова, передать власть Борису уже давно и успешно правившему государством,
вручил корону и скипетр своему ближайшему родственнику, Федору Никитичу
Романову, передав ему управление царством.
Однако под стенами Кремля произошло, конечно, никем не подготовленное народное
возмущение, требовавшее, чтобы на престол взошёл Годунов. Так оно обычно и
бывает. Совершенно неожиданное появление народа в нужное время приводит к власти
того, кто сильнее всех к ней рвётся.
Как писал голландский купец Исаак Масса: «Дядя покойного царя, Федор Никитич,
получивший от него корону и скипетр и объявленный царем в присутствии всех
вельмож, более желавших видеть на престоле его, чем Бориса, услыхав и увидев все
это, и зная Бориса, и зная все действия Бориса, и зная также, что невозможно
воспрепятствовать ему, ибо народ любил Бориса и взывал к нему, и чтобы избавить
свое любезное отечество от внутренних междоусобий и кровопролитий, ибо он хорошо
знал, что своими действиями может навлечь великую опасность, передал корону и
скипетр Борису, смиренно прося его как достойного принять их.
Борис не желал и слышать о том, притворялся весьма изумленным, отказывался с
великой мольбой, говоря: "Кто я такой, чтобы управлять таким несказанно большим
государством, мне довольно трудно управлять и самим собою”, и просил, чтобы его
более тем не утруждали. Федор Никитич тоже называл себя недостойным, также не
хотел слышать о том и сам решительно отказывался, и так оставалось нерешенным.
Великий страх обуял бояр и придворных, они все время взывали к Федору Никитичу и
желали, чтобы он был над ними царем; народ меж тем повсюду кричал: “Сохрани,
боже, царя Бориса”; и почти все толпой побежали ко дворцу, и поклялись и
присягнули повиноваться царю Борису, как следовало верноподданным; принял от них
присягу Иван Васильевич Годунов, дядя Бориса; увидев это, все бояре также пришли
и, опасаясь, чтобы народ не схватил их как изменников, стали присягать; а также
Федор Никитич со всеми своими братьями, и так признали Бориса Федоровича
государем и великим князем, а сына его — царевичем и наследником; и так
благодаря необыкновенной изворотливости Бориса, о чем выше довольно было
рассказано, род Годуновых вступил на московский престол помимо законных
наследников, вопреки праву народному, закону и справедливости.
…
Говорят, что Федор Никитич по возвращении домой сказал своей жене: “Любезная!
Радуйся и будь счастлива. Борис Федорович — царь, и великий князь всея Руси”. На
что она в испуге отвечала: “Стыдись! Чего ради отнял ты корону и скипетр от
нашего рода и передал их предателям любезного нашего отечества?”, и жестоко
бранила его и горько плакала, и он, разгневавшись, в злобе ударил ее по щеке, а
прежде и худого слова никогда ей не выговаривал.»
По сообщению же немецкого наемника Конрада Буссова, описываемое событие
происходило следующим образом: «…умирающий царь предложил оный старшему из
Никитичей, Федору, имевшему на престол ближайшее право; Федор Никитич отказался
от царского скипетра и уступал его брату своему Александру; Александр предлагал
сию честь другому брату, Ивану; Иван — третьему брату, Михаилу, а Михаил —
какому-то знатному князю, так, что никто не брал скипетра, хотя каждому хотелось
взять оный, как после увидим. Умирающий царь долго передавал свой жезл из рук в
руки, лишился наконец терпения и сказал: “Возьми же его, кто хочет; я не в силах
более держать”. Тут сквозь толпу важных особ, заставлявших так долго упрашивать
себя, протянул руку Борис и схватил скипетр».
Можно сказать, что нечто подобное происходило во время Октябрьского переворота
1917 года. Требовалось лишь подобрать власть нужным и правильным людям.
Борис Годунов и при прежних царях был богатым человеком. «Ежегодный доход его с
поместьев, вместе с жалованьем, простирается до 93700 рублей и более, как можно
видеть из следующих подробностей. С наследственного имения в Вязьме и Дорогобуже
(увеличенного им самим) он получает 6000 рублей в год; за должность конюшего —
13000 рублей или марок, взимаемых с конюшенных слобод или по особым
преимуществам, присвоенным этой должности, которые заключаются во владении
некоторыми землями и городами близ Москвы. Кроме того он берет в свою пользу
доход со всех пчельников и лугов по обеим сторонам берегов Москва-реки на
тридцать верст вверх и на сорок вниз по течению. Сверх жалованья по должности
ему дается еще по 15000 рублей в виде пенсии от Царя. С области Важской ему
предоставлено получать по особому преимуществу 32000 рублей из Польской
четверти, кроме дохода от меховой промышленности, с Рязани и Северска (но другой
особой статье) 30000 рублей, с Твери и Торжка, другого привилегированного места,
8000 рублен, от бань и купален в Москве — 1500 рублей, не говоря уже о поместьях
или землях, коими он владеет по воле царя и которые далеко превосходят
количество земли, предоставленное прочему дворянству». Но ему хотелось ещё
больше. В итоге же эта безудержная гонка за деньгами и властью окончилась для
него и всей его семьи весьма печально. Однако этот пример никого и ничему не
научил, и даже в наши дни есть масса аналогичных примеров с различными
олигархами, губернаторами, мэрами и прочими некогда вполне официальными лицами,
как за границами нашей страны, так и в её пределах.
Опасаясь возможных неприятностей с боярами, ещё будучи правителем, «(Борис
Годунов) отослал свои богатства в Соловецкий монастырь, который стоит на
северном берегу моря, близ границ с Данией и Швецией. Он хотел, чтобы в случае
необходимости они были там готовы к отправке в Англию, считая это самым надежным
убежищем и хранилищем в случае необходимости, если бы его туда выжили. Все эти
сокровища были его собственностью, не принадлежали казне, и, если бы было
суждено, Англия получила бы большую выгоду от огромной ценности этого богатства.
Но он колебался, так как намеревался вступить в союз с Данией, чтобы иметь опору
в дружбе и ее могуществе.»
Царь Борис в отличие от своих конкурентов, Мстиславских и Шуйских, по своему
происхождению не принадлежал ни к Рюриковичам, ни к Гедиминовичам. И его
восхождение на царский трон лишь усилило распри в среде высшей знати. Ходили и
множились слухи о том, что царевич Дмитрий был убит в Угличе по приказу
Годунова, хотя результаты расследования, проведенные комиссией во главе с
Василием Шуйским, и не подтвердили этого. «Весть о смерти Димитрия породила в
Москве разные толки: народ роптал. Борис, зная все, что ни говорили, приказал
зажечь в ночное время гостиный ряд, купеческие домы и другие здания; собственное
горе, думал он, заставит граждан забыть царевича: ропот утихнет и умы
успокоятся. Он сам присутствовал на пожаре, давал повеления тушить огонь; причем
столько хлопотал, что, невидимому, несчастье города весьма его печалило. Потом,
созвав потерпевших убытки, старался утешить их ласковыми речами, горевал о
бедствии, дал слово исходатайствовать у государя вспоможение каждому из них для
постройки домов и обещал воздвигнуть каменные лавки вместо прежних деревянных;
все это было исполнено.» Как легко увидеть, добрый царь делал всё исключительно
ради блага общества.
Во внутренней и внешней политике царь Борис продолжал развивать те тенденции,
которые наметились в последние годы правления Ивана Грозного.
Правительство Годунова, ещё до его воцарения, прежде всего заботилось об
удовлетворении насущных нужд служилого дворянства, на которое оно опиралось в
первую очередь. С этой целью были приняты: в 1584 г. уложение об отмене тарханов
(земель, освобожденных от уплаты налогов) и в начале 90-х годов закон о
выделении господской запашки феодалов. Ограничивался рост владений церкви.
Намечалось оздоровление хозяйства военно-служилых землевладельцев.
Предусматривался ряд мероприятий направленных на то, чтобы покончить с
обезлюдением центра страны. Было проведено так называемое посадское строение (то
есть говоря современным языком – перепись) - учет населения посадских слобод и
сотен. Основная цель этого - вернуть людей, ушедших на частновладельческие дворы
и слободы в города. Указы о холопах имели целью закрепить за служилыми людьми их
челядь. Некоторому ослаблению внутренней социальной напряженности в стране
способствовала внешнеполитическая деятельность Годунова, благоприятствовавшая
освоению юга и юго-востока страны и продвижению в Сибирь.
Поток крестьян, холопов и ремесленников, спасавшихся от голода и угнетения,
хлынул в Поволжье, в южные и сибирские земли. Осваивались необжитые земли. На
новых рубежах возводились крепости и города. Стремление к поиску мирных решений
конфликтов во внешней политике в 1584 - 1598 годах превратилось в принцип
поддержания дружественных отношений с соседними странами. Россия в годы
царствования Бориса Годунова практически не вела кровопролитных войн.
Царь Борис, поощряя торговлю, налаживал и отношения с иностранцами, которые были
вывезены из Ливонии и несколько раз ограблены ещё Иваном Грозным. «Борис
собственноручно поднес каждому из них кубок, полный меда, обещал быть государем
милостивым, советовал забыть старое горе и даровал им полную свободу и права
гражданства в Москве, наравне со всеми московскими купцами, а также дозволил им
иметь церковь, где бы они могли молиться богу по своему обряду, чем они и
воспользовались; сверх того каждого из них Борис ссудил деньгами без процентов,
дав каждому сообразно с его достоинством: одному 600, другому 300 ливров, с тем,
чтобы на эти деньги они могли торговать и вести дела и впоследствии, по
получении достаточной прибыли, отдали бы их обратно, и отпустил их жить с миром,
ибо Борис был весьма расположен к немцам; в Москве говорят: “Кто умнее немцев и
надменнее поляков?» Здесь следует отметить лишь тот факт, что розданные Борисом
деньги всяким иностранцам, так никогда и не были востребованы назад. У нас так
часто бывает, когда правительство проявляет удивительно трогательную заботу о
всяких самых жалких иноземцах, полностью игнорируя интересы своего собственного
населения.
В осуществлении политической программы Годунову помогала устойчивая работа
слаженного государственного аппарата. Царь Борис привлек к государственной
деятельности многих талантливых и выдающихся людей. Была упорядочена работа
приказов. Годунов стремился разрушить родовой принцип формирования Боярской
думы, заменив его семейно-корпоративным. В этом случае при назначении в Думу
решающую роль играла близость к правителю.
Однако все эти меры царя Бориса, ориентированные на построение и укрепление
вертикали власти, постепенно вызывали всё большее отторжение и раздражение его
подданных. Недовольство охватывало все слои общества. Боярство и знать были
возмущены урезанием своих родовых прав. Кроме того многие представители
различных знатных родов были арестованы, сосланы или казнены. «В ноябре 1600
года Борис велел нескольким негодяям обвинить Федора Никитича, отдавшего ему
корону, и братьев его, Ивана, Михаила и Александра, с их женами, детьми и
родственниками, и обвинение заключалось в том, что будто они все вместе
согласились отравить царя и все его семейство; но это было только для того,
чтобы народ не считал, что эти знатные вельможи сосланы со своими домочадцами и
лишены имущества невинными, и не сокрушался об их участи; Федора Никитича
схватили и сослали за 300 миль от Москвы, в монастырь, неподалеку от Холмогор,
который назывался Сийская обитель, и там он постригся в монахи.» Такой шаг, по
существовавшим обычаям, автоматически лишал Федора Никитича права претендовать
на московский престол.
Служилое дворянство не устраивала политика правительства, не способного пресечь
бегство крестьян, а это серьезно снижало доходность их поместий. Посадское
население выступало против «посадского строения» и усиления налогового бремени.
Православное духовенство также было недовольно урезанием своих привилегий и
попытками самодержавной власти жестко подчинить его и поставить под свой
контроль.
Поэтому хотя достижения у царя Бориса и были, но они не были прочными, поскольку
в результате этих действий экономическое положение самых широких слоев населения
ухудшалось и дальше, а это вызывало растущее недовольство и неизбежно вело к
социальному взрыву.
Но прежде чем перейти к рассмотрению этих трагических событий, давайте бросим
беглый взгляд на экономическую жизнь русского общества в 1600 году, незадолго до
наступления Смутного времени. Пока было всё достаточно хорошо и спокойно.
На Руси торговали все, крестьяне, посадские, служилые, духовенство, бояре и сам
царь с удовольствием и не без малой выгоды для себя занимались этим. И если
западные страны представляли собой лоскутное одеяло разнообразных мелких
королевств, герцогств, графств, княжеств, епископств, городов, провинций и
прочих образований, на границах которых действовали многочисленные таможенные
барьеры, в нашей стране их не было. В результате уже в конце XVI века сложился
единый всероссийский рынок (например, во Франции внутренние таможенные тарифы
составляли до 30% стоимости товара).
В стране существовала товарная специализация различных областей, прочно
связанных друг с другом. Москва поставляла на внутренний рынок товары скорняков,
сукноделов, оружейников, ювелиров, изделия кузнецов поступали из Серпухова,
Тулы, Тихвина, Галича, овощи и мясо – из Подмосковья, масло - из Среднего
Поволжья, рыба — с Севера и Волги, кожа — из Ярославля, Костромы, Суздаля,
Казани, Мурома, деревянными изделиями славилось Верхнее Поволжье, Псков
изготавливал продукцию из льна и пеньки. Каменным строительством занимались
артели из Пскова и Новгорода, а плотницкой работой — артели с Севера. Сибирь
поставляла меха, а доходы от торговли пушниной составляли 12% бюджета. Из
Астрахани, кроме рыбы и икры, везли продукцию виноградарства, виноделия,
садоводства, бахчеводства. Иностранцы восхищались выращенным там виноградом,
грецкими орехами, дынями, арбузами, айвой, гранатами, персиками, абрикосами. По
свидетельству Олеария, «лучших мы не находили даже в Персии».
Пересечение в России потоков товаров со всего света создавало картину сказочного
изобилия, поражавшего иностранцев. Ведь даже женщины из простонародья могли
позволить себе наряжаться в шелк и бархат, не говоря уже про меха, а
фантастически дорогие в Европе пряности оказывались доступны самым простым
людям, добавлявшим их в выпечку. В состоятельных домах корицу за столом подавали
прямо палочками в качестве лакомства, а перец стоял в перечницах, и его можно
было насыпать и есть, сколько захочешь.
Чех Бернгард Таннер отмечал, что в Москве «мелкие граненые рубины до того
дешевы, что продаются на фунты — 20 московских или немецких флоринов за фунт». А
уже упоминавшийся раньше Маржерет в своих записках сообщал: «Подобного богатства
нет в Европе».
Для того, чтобы такое положение вещей было возможным, Россия сама производила
множество востребованных за рубежом товаров. Она экспортировала воск — 20 –
50 тысяч пудов в год, сало — 40 - 100 тысяч пудов, смолу, деготь, меха, зерно,
мед, пеньку, коноплю, соль, ревень, моржовую кость, ворвань (тюлений жир),
рыбий клей, слюду, речной жемчуг. Икру, по свидетельству современников-
иностранцев, экспортировали «преимущественно в Италию, где она считается
деликатесом». Туда же поставляли и древесину — дубы, клены и сосны - для
изготовления красивой мебели. По свидетельству голландца Кампензе: «Стволы этих
деревьев, будучи распилены, представляют в разрезе удивительную и прелестную
смесь цветов, наподобие волнистого камлота. Купцы наши вывозят их в большом
количестве в числе прочих товаров из Москвы и продают по весьма дорогой цене».
Но за рубеж шло не только сырье, продавались полуфабрикаты и товары глубокой
переработки: льняные ткани, до 100 тысяч кож в год, выделанная юфть, войлок,
канаты, мешки, ювелирные украшения, оружие, конские сбруи, изделия резчиков по
дереву, оружейников.
Основу экономики России, как и подавляющего большинства стран того периода,
составляло сельские хозяйство. Существовавшие хозяйства быстро реагировали в
отношении количества и ассортимента продукции, могли легко перестраиваться с
одной культуры на другую в зависимости от погодных условий, повышать и понижать
площади запашки, соотнося ее с возможностью вывоза продукции и спросом.
Если было выгодно, то частично могли переключиться на побочные промыслы. Так
основной специализацией крестьян, живших по Северной Двине, было мясное
скотоводство. Каждая семья отправляла на продажу в год 2–5 быков и несколько
телят, но также местное население традиционно занималось изготовлением
древесного угля, извести, организовывали смолокурни. Практически повсеместно в
крестьянских домах имелись прялки и ткацкие станки. Ткани из шерсти, льна,
конопли изготавливали как для собственного потребления, так и для продажи на
рынке.
Активно использовались благоприятные климатические условия или полезные
ископаемые. Многие астраханцы, по свидетельству все того же Олеария, разводили у
домов виноградники, имея с них доход до 50 рублей в год. Промышляли они и на
соседних соляных озерах. Соль разрешалось собирать любому при уплате в казну
пошлины - 1 копейки с 2 пудов (32 килограмма).
Михалон Литвин признавал, что «московиты отличные хозяйственники». Нашим предкам
была хорошо знакома акционерная форма организации предприятий, хотя такого
названия еще и не существовало. Многие соляные варницы, рыбные промыслы и так
далее являлись «обчествами на паях» с распределением расходов и прибыли на
каждую «долю».
Широко практиковались договорные отношения. До нашего времени сохранилась
«Подрядная запись» строительной артели из 26 мастеров: «Поручились есмь друг по
друге круговою порукою и дали мы на себя сию запись Боровского уезда Пафнутьева
монастыря архимандриту Феофану да келарю старцу Пафнотию з братией в том, что
подрядились мы, подрядки и каменщики, в том Пафнутьевом монастыре сделать
колокольню каменную». Оговаривались все детали, включая как стоимость работы —
100 рублей, так и выдачу перед началом строительства «ведра вина наперед».
Договор предусматривал и возможность взыскать неустойку, причем условия ее были
более чем жесткие: «Ежели… самым добротным мастерством не сделаем… или учнем
пить и бражничать или за каким дурном ходить… взять им, архимандриту Феофану и
келарю старцу Пафнотию з братией по сей записи за неустойку 200 рублев денег».
Торговцы прекрасно умели пользоваться кредитом. Олеарий описывал, как оптовики
скупали привезенные англичанами сукна по 4 талера за локоть, но с отсрочкой
платежа, то есть, в долг. И тут же перепродавали лавочникам по 3 — 3,5 талера,
но с немедленной наличной оплатой. К моменту возврата долга оптовики успевали
пустить деньги в оборот 3, а то и 4 раза, тем самым с лихвой покрывая прибылью
начальный убыток.
Первые крупные предприятия мануфактурного типа, например канатные дворы в
Холмогорах и Вологде, начали возникать в России в XVI веке, примерно в тот же
период, что и в Европе. Один лишь Холмогорский канатный двор поставлял свою
продукцию для четверти кораблей британского флота. Тогда же были организованы
Пушечный двор, Печатный двор, предприятия Строгановых, Оружейная палата, царские
и патриаршие рыбные ловы на Каспии, использовавшие наемный труд.
По свидетельству современников, самой большой и лучшей рыночной площадью в
Москве была Красная площадь. На самой площади и на прилегавших к ней улицах
располагались ряды лавок, шалашей, полок, скамей, с которых продавали
разнообразные товары. Для каждого товара был свой ряд. Торговцы показывали товар
лицом, раскладывая свои товары перед покупателями, и те могли смотреть и
выбирать то, что им было нужно.
Учебник и справочник XVII века по ведению домашнего хозяйства того времени
«Домострой» рекомендовал поступать таким образом: «У ково поместья и пашни, сел
и вотчины нет, ино купити годовой запас». Это было настоятельным советом
«Домостроя», чтобы хозяин имел в доме запас продуктов больше, чем требуется
семье на год, потому что «чего не родилося или дорого - ино тем запасом как
даром проживет… ино в дороговлю и продаст: ино сам ел и пил даром, а денги опять
дома». В соответствии с этими рекомендациями большинство покупателей-москвичей и
приобретало все большими количествами, про запас. Причём ни у кого даже и мысли
не было о том, что подобная операция – купить за дешево и продать за дорого –
представляет из себя нечто нехорошое. Это был исключительно рачительный подход к
ведению домашнего хозяйства. В современном же обществе это называют
«спекуляцией» и совершенно необоснованно придают термину негативный оттенок.
Поскольку цены тогда определялись в твердых деньгах – серебряных копейках,
весивших 0,68 грамма серебра 960-ой пробы, несложно посчитать, сколько тот или
иной товар стоил бы в современных ценах исходя из текущей мировой цены на
серебро и курсов валют. Средняя цена 1 грамма серебра, по данным Центрального
банка Российской Федерации, а они практически совпадают с ценой мирового рынка
этого драгоценного металла, выраженной в мировой резервной валюте ноте
Федерального резерва США, за первые четыре месяца 2012 года равнялась
приблизительно 30 современным бумажным рублям. Поэтому в скобках будет указана
цена товаров в современных бумажных рублях. Это довольно интересно, особенно
если вы сами ходите по магазинам. Используя эту методику, вы всегда сами можете
сравнить, насколько дорогими или дешевыми были те или иные товары тогда и
сейчас.
Цены на продовольствие были такими. Четверть ржаной муки (это около 4 пудов или
65,52 килограмма, значение несколько плавало от 3,5 пудов ржи в XVI веке, затем
в XVII веке – 6 пудов, а к концу XVII века – 8 пудов, была известна также как
«московская осьмипудовая четверть») стоила 30 копеек (588 рублей (4,60 рубля за
килограмм)), пуд коровьего масла – 60 копеек (1175 рублей (73,44 рубля за
килограмм)). Соленую и свежую рыбу продавали возами, пудами, рогожами, пучками,
а иногда штуками. Пуд семги стоил 37 копеек (724,6 рубля (45,29 рубля за
килограмм)), воз той же семги – около 10 рублей (19584 рубля), две бочки белуги,
доставленные с севера, стоили 10 рублей 25 алтын (1539 рублей), 105 «осетров
длинных» ценились в 35 рублей (68544 рубля), а, значит, цена одного осетра была
около 33 копеек (646 рублей).
Привозные, «заморские» товары стоили дороже. Одна голова сахара обходилась
покупателю в 40 копеек (783,36 рубля). Продававшиеся на штуки лимоны стоили 1,5
копейки за штуку (29,38 рубля). Это было дорого, поскольку четырехлетний бычок
стоил не более 1 рубля, то есть 100 копеек (1958,4 рубля).
Также на рынке можно было найти одежду, обувь, посуду, украшения, ремесленные
изделия, то есть всё, что требовалось в домашнем обиходе. Шуба из овчины стоила
30-40 копеек (588 – 783 рубля), а шуба на соболях, крытая бархатом, оценивалась
в 70 рублей (137100 рублей). Наиболее распространенная верхняя одежда – зипун –
тоже находила своего покупателя. Самые простые – «зипуны сермяжные», «зипуны
сермяжные смурые» – стоили всего полтину (979,2 рубля), а роскошные, покрытые
шелком, с серебряными пуговицами, стоили до 5-6 рублей (9792 – 11750 рублей).
Аналогично обстояло и с ценами на женскую верхнюю одежду – телогреи. Богатая –
«…куфтяная камчатая цветная, ал шелк да желт, кружево кованое золотое, пуговицы
серебряные позолочены» – могла стоить до 35 рублей (68544 рубля), более простые
– порядка 8-10 рублей (15667 – 19584 рубля). Теплая шуба на меху с золотым
кружевом обходилась в 25 рублей (48960 рублей), а холодная шуба из крашенины – в
60 копеек (1175 рублей).
Самая ходовая одежда, рубахи и порты из холстины, имели цену около 10-12 копеек
за штуку (196 – 235 рублей), а нарядные «червчатые суконные» или из «сукна
багрецового» – по 1 рубль 20 за штуку (2350 рублей). Были и совсем простые – из
сермяги.
Большинство сапог делалось из простой кожи, и средняя стоимость сапог составляла
от 25 до 50 копеек (490 – 980 рублей), хотя могли быть и сафьяновые, атласные,
бархатные с вышивкой.
Зажиточный человек мог позволить купить себе и заморские шелковые восточные
ткани, а также материи или сукна из Западной Европы. Штука английского сукна
оценивалась в 8 рублей (15670 рублей).
Самые дешевые головные уборы – колпаки – стоили 6-8 копеек (117 – 156,48
рублей), а самыми парадными и дорогими были высокие «горлатные» шапки, в которых
бояре являлись к царскому двору. «Лисья горлатка» стоила 8-9 рублей (15670 –
17626 рублей), и так называлась потому, что при ее шитье использовался мех с
горла зверя.
Из-за того, что карманов тогда еще не существовало, кошельки с деньгами носили
или в поясной сумке – «калите» или «мошне», или привязанными к поясу, а на рынке
обычно прятали за пазуху. Простой люд обходился с деньгами ещё проще, пряча
деньги за щеку. Немец Адам Олеарий, побывавший в Московии, так описывал этот
удививший его обычай: «У русских вошло в привычку при осмотре и мерянии товаров
брать зачастую до 50 копеек в рот, продолжая при этом так говорить и
торговаться, что зритель и не замечает этого обстоятельства; можно сказать, что
русские рот свой превращают в карман».
Поскольку все деньги, находящиеся тогда в обращении, были серебряными, а
серебро, как известно, обладает и антибактериальным действием, то такой метод
хранения денег за щекой был вполне безопасен. Эпидемии через деньги не
распространялись. Монетарный металл сам защищал людей. Того же самого нельзя
сказать о бумажных деньгах, собирающих на своих поверхностях все возможные виды
инфекций. Например, даже в начале XX века казначейство и Федеральный резерв США
оказывали услуги по стирке денежных купюр, потому что более чем на 95% из них
были следы фекалий.
На рынке покупали не только оптом, но делали и мелкие покупки. Артель плотников
или печников, выполняющих строительные работы по государеву указу, получала по
3-4 копейки (58,75 – 78,34 рубля) кормовых денег на человека в день. Еда была
относительно дешева. Овца стоила 12-18 копеек (235 – 352 рубля), курица –
копейку (19,58 рубля), столько же как и полтора десятка яиц.
Главной монетой в Русском государстве была копейка. Это была высокопробная
серебряная монета неправильной формы в виде овала. Её вес с 1535 года по
рассматриваемый период, как уже отмечалось выше, был равен 0,68 граммам. Позже в
период Смуты и в дальнейшем на протяжении XVII века ее вес плавно уменьшался до
0,27 граммов. Были в Московии и более мелкие номиналы – денга, равнявшаяся
половине копейки, и полушка, то есть половина денги или четверть копейки. Их
также чеканили из того же высокопробного серебра (960-ая проба). Поэтому их
ценность была достаточно велика, несмотря на их небольшие размеры. Это делало не
особенно удобными расчеты по крупным сделкам, когда сторонам приходилось
пересчитывать большие объемы мелких монеток. Например, при покупке «горлатной»
шапки надо было пересчитать как минимум 800 копеек. Если же это были полушки, то
количество монет возрастало до 3200. Кроме того, по свидетельству иностранцев,
маленькие размеры монет делали их неудобными в использовании, и они легко
проваливались сквозь пальцы.
В еще более мелких расчетах использовались денежные единицы, сохранившиеся лишь
в письменных источниках: «пироги», «полпироги», «полполпироги». Что это было, и
как они выглядели, так и остается загадкой.
Счет велся на рубли, полтины, полуполтины, гривны, алтыны, но монет с такими
названиями не было, это были лишь счетные понятия.
Также активно велась и меновая торговля, когда один товар менялся на другой,
хотя стоимость обоих товаров выражалась в деньгах. Для крестьян, как наиболее
массовой категории торговцев, величина оборотного капитала не превышала одного –
двух рублей.
Денежные обороты русского купечества в тот период также были небольшими.
Крупнейшая московская купеческая фамилия Шориных, скупая пеньку у Болдина
монастыря, заплатила в 1595 году 20 рублей, а в 1596 – всего лишь 5 рублей.
Другой покупатель пеньки, А.П.Клешнин, платил в 1595,1596 и 1599 годах более
крупные суммы – 90,105 и 100 рублей соответственно.
В Европе крупные серебряные монеты – талеры или иоахимсталеры – весом 27 - 29
граммов, а также более мелкие монеты на их основе ходили с начала XVI века. В
России переход на более крупный размер монет произошёл лишь в период правления
Петра I, и об этом речь пойдет ниже.
Золотая монета для обращения на Руси XVI – начала XVII века не чеканилась. Когда
возникала необходимость в золоте, чтобы расплатиться с иностранцами или
выплатить дипломатические подарки, то пользовались международной
западноевропейской монетой – высокопробными золотыми дукатами, весившими 3,4
грамма. Их основное количество поступало в Россию из Венгрии, за что они
получили название «угорский» или просто «золотой». Русские «золотые» чеканились
с весами, кратными «угорскому», и могли иметь вес в 10, 5, 2, половину или
четверть дуката. Ценность награды или подарка зависела от веса.
Жалованье в несколько рублей в год по тем временам было крупным. Священник,
нанятый монастырем для несения церковной службы на монастырском подворье в
городе, получал четыре рубля. Богатый Иосифо-Волоколамский монастырь для
выполнения различных бюрократических процедур в московских приказах платил двум
дьякам, которых нанял к себе на службу семь и четыре рубля. Старец Антониево-
Сийского монастыря Исайя, прибыв по монастырским делам в Москву, «ударил челом
диаку Остуде Власьеву, нес поминка рубль денег, да другому диаку Тимофею Петрову
рубль же, да робятам их дал 4 московки (денги)». Более мелким служащим приказа в
качестве «поминка» досталось по деревянной ложке. Их монастыри закупали на
рынках в больших количествах специально для подарков. Стоит отметить, что царь
платил только верхушке приказной иерархии, остальные кормились за счет
добровольных приношений просителей «от дела».
Члены Боярской думы получали годовое денежное жалованье в размере от 100 до 1200
рублей в год (195840 – 2350000 современных рублей). И для бояр богатство в то
время измерялось не столько деньгами, сколько размерами земельных угодий и
числом слуг, а также домами и дворцами, наполненными драгоценными мехами,
одеждой, украшениями и изделиями из золота и серебра. Ниже них в иерархии стояли
дворяне или «служилые люди по отечеству». Они несли военную службу, получая за
неё земли и денежное жалованье. Самой большой группой среди них были московские
и «городовые» (иногородние) «дети боярские». У них были земельные оклады и раз в
шесть-семь лет им выдавали денежное жалованье в размере от 5 до 15 рублей (9792
– 29376 современных рублей). Многие «городовые дети боярские» земельных поместий
не получали, а служили только за деньги, получая от 6 до 9 рублей в год (11750,4
– 17625,6 современных рублей). Следующими шли регулярные воинские силы –
«служилые люди по прибору» – стрельцы, казаки, пушкари и затинщики,
обслуживавшие большие пушки и малые затинные пищали. Стрельцы находились в более
привилегированном положении, поскольку привлекались к дворцовой и
государственной службе. Им платили от 4 до 7 рублей в год (7833,6 – 13708,8
современных рублей), давали хлебное жалованье и «сукна на мундиры». Иногородние
стрельцы имели 50-75 копеек в год деньгами (979,2 – 1468,8 рублей) и пахотные и
огородные наделы. Стрелецкие начальники соответственно получали и жалованье, и
земельные наделы большие, чем рядовые. Рядовые казаки получали деньгами по 3 - 6
рублей в год (5875,2 – 11750,4 современных рублей), а атаманы – по 11 рублей
(21542,4 современных рубля). Пушкари – рубль деньгами в год (1958,4 современных
рубля), хлебное и соляное жалованье, а также землю под дворы и огороды.
Запомните приведенные выше цифры, они будут интересны для дальнейшего сравнения.
Размеры и регулярность выплат за государеву службу зависели от состояния
экономики страны и возможных неурядиц в этой сфере, но во время походов всем
собранным воинам выдавалось единовременное денежное и хлебное жалованье.
Французский наемник Жак Маржерет, долго проживший в России и служивший на
протяжении этого времени различным царям и самозванцам, отмечал в своих
записках: «Россия есть государство весьма богатое. Не высылая денег за границу,
но ежегодно скупая оные, россияне платят иноземцам обыкновенно товарами… Сверх
того россияне променивают иностранцам поташ, льняное семя, пряжу, не покупая
ничего от них на чистыя деньги. Даже сам царь серебром платит только тогда,
когда сумма не превышает 4 или 5 тысяч рублей; обыкновенно же пушным товаром или
воском».
Судя по номенклатуре продаваемых товаров, наши предки были гораздо мудрее, чем
наши современники, поскольку поставляли за границу товары, ежегодно восполняемые
русской экономикой – воск, лен, лес, пеньку - за твердые деньги – серебро и
золото, которые являются к тому же исчерпаемыми ресурсами. Тогда как сейчас
власти продают за рубежи именно такие исчерпаемые ресурсы – нефть, никель,
палладий и прочие металлы, получая взамен в качестве платы за распродаваемое
национальное достояние никчемные бумажки, которые можно напечатать в любом
количестве, числящиеся вроде как деньгами и хранящиеся на счетах в иностранных
банках.
К 1601 году в Московии работали три денежных двора – в Москве, Пскове и Великом
Новгороде. Промышленной добычи золота и серебра в России в то время не было.
Драгоценные металлы в нашей стране начали добывать лишь в середине XVIII века.
Золото и серебро закупалось в Европе, откуда поступали в огромных количествах
серебряные монеты и реже серебро в слитках и проволоке, а также золото в монетах
и слитках.
Иностранцам было выгодно продавать талеры, как товар, или в обмен на русские
товары, пользовавшиеся большим спросом на европейских рынках: меха, воск, лен,
сало и т.д. Русскому государству это также было выгодно. За каждый купленный у
иностранца талер казна платила от 36 до 36,5 копеек, но если его относили на
денежные дворы для сдачи в монетное производство, то цена за серебряный талер
возрастала до 38-38,5 копеек.
Принести свое серебро на монетный двор мог любой человек, как русский, так и
иностранец, и заказать изготовить из него монеты. Он уплачивал пошлину и забирал
на руки то количество денег, которое получалось из переплавленного серебра.
Основными заказчиками на денежных дворах естественно были царская казна и
купечество.
Внешняя торговля России с Западной Европой в XVI – начале XVII века шла через
Новгород Великий, Псков, Смоленск, Полоцк, «Мурманский берег» на побережье
Кольского полуострова и после 1584 года через Архангельск. У русских городов
прямого выхода на Балтику не было, и торговля шла через посредников – Польшу,
Данию, Швецию, а также через Ригу, Таллинн и Дерпт. Поэтому значительная доля
прибыли от внешней торговли оставалась в руках посредников. Когда в 1558 году
Иван Грозный в результате успехов Ливонской войны захватил Нарву, порт на
Балтийском море, произошел невиданный ранее расцвет торговли и притока денежных
средств. Однако Нарва была в руках Московии всего лишь двадцать лет, а финал
этой войны оказался для России неудачным, и она оказалась практически отрезана
от Балтийского моря.
В начале XVII столетия кризис в экономической и политической жизни страны,
вызванный прежде всего опричниной и Ливонской войной и ненадолго улучшившийся в
результате попыток проведения реформ в экономике и изменения курса внешней
политики, вновь резко обострился.
Можно сказать, что царю Борису сильно не повезло. В ход его царствования
вмешалась природа. Виновником необычайно голодного 1601 года, из-за которого в
России был временно отменён запрет на переход крепостных от хозяина к хозяину,
был перуанский вулкан Уайнапутина, мощнейшее извержение которого произошло 19
февраля 1600 года. Современные учёные присвоили ему шестой уровень индекса
вулканической активности (максимальный – 8). Аналогичных или подобных этому
событий на планете было всего пятьдесят одно за последние десять тысяч лет. В
атмосферу попало рекордное количество серы — больше, чем в 1883 году при взрыве
вулкана Кракатау в Юго-Восточной Азии, погубившего целый остров. После этого в
Северном полушарии заметно похолодало. Сера поспособствовала образованию плотных
облаков, закрывших небо. В результате этого произошло похолодание, сделавшее
1601 год очень холодным даже в сравнении с другими годами «малого ледникового
периода» XIV–XIX веков.
Вулкан оказал существенное влияние на климат всего Северного полушария. 1601 год
был самым холодным годом в Европе за шесть веков, а чрезвычайно холодные зимы в
1600-1602 годах отмечались на территориях Латвии, Эстонии и Швейцарии. В 1601
году урожай винограда во Франции был поздним, а производство вина в Германии
просто рухнуло.
Крестьяне по всей Европе сталкивались с одними и теми же явлениями. Тёплые
летние сезоны были короче, шли проливные дожди, а зимы были с сильными морозами
и обильными снегопадами. Обычно плохие годы чередовались с хорошими, и
земледельцы покрывали потери следующим урожаем. Но когда урожаи погибали на
протяжении двух лет подряд, мелкое крестьянское производство разорялось. Во
время холодного лета 1601 года длительные дожди не позволили созреть хлебам, а
ранние морозы усугубили несчастье. Дожди лили так часто, что, по словам монаха
Авраамия Палицына, все «человецы в ужас впадоша». В середине августа было резкое
похолодание, что погубило всю растительность. Старых запасов хлеба хватило лишь
на скудное пропитание до весны и на новый посев. Но семена не взошли, залитые
сильными дождями. Крестьяне использовали незрелые семена, чтобы засеять озимь, и
потому на озимых полях хлеб либо вовсе не пророс, либо дал плохие всходы. Но
даже эти хилые посевы, которые были последней надеждой крестьян, были погублены
морозами 1602-го года. Новый неурожай принес «глад великий…мроша людие, как и в
поветрие моровое не мроша…». В 1603 году крестьянам нечем было засевать свои
поля. Наступил неслыханный голод. «Уже весною 1601 года “хлеб был дорог”. Через
год рожь стали продавать в 6 раз дороже. Затем эта цена возросла еще втрое. Не
только малоимущие, но и средние слои населения не могли покупать такой хлеб.
Исчерпав запасы продовольствия, голодающие принялись за кошек и собак, а затем
стали есть траву, липовую кору. Голодная смерть косила население по всей стране.
Трупы валялись по дорогам. В городах их едва успевали вывозить в поле, где
закапывали в большие ямы». От недостатка пищи бывали случаи людоедства, когда
дети поедали своих родителей, а родители - детей; «от голода помирало великое
множество народа, причём иногда у мёртвых во рту находили навоз». Вслед за
голодом вспыхнула эпидемия холеры.
Однако не стоит думать, что причиной смуты послужили только неблагоприятные
погодные условия. Они послужили лишь её катализатором, резко увеличившим
количество недовольных властью людей. Поразившие страну страшные неурожаи
явились мощным толчком для открытого проявления широкого социального
недовольства существующим политическим режимом. Это бедствие довело основную
часть населения страны до полного разорения. Крестьяне, спасаясь от голода и
болезней, покидали свои дома и устремлялись в города. Помещики в условиях голода
не желали кормить своих холопов и зачастую просто выгоняли их. По стране бродили
толпы голодных и обездоленных людей.
«В самой Москве было не лучше; провозить хлеб на рынок надо было тайком, чтобы
его не отняли силой; и были наряжены люди с телегами и санями, которые
каждодневно собирали множество мертвых и свозили их в ямы, вырытые за городом в
поле, и сваливали их туда, как мусор.»
Правительство Годунова пыталось ослабить социальную напряженность. В 1601 году
был временно разрешён переход крестьян от одного помещика к другому.
Чтобы дать работу скопившимся в Москве людям, царь организовал широкомасштабные
государственные работы. В столице развернулось большое строительство, в том
числе Годунов приказал снести деревянные палаты Ивана Грозного в Кремле и
возвести каменные, завершить строительство колокольни Ивана Великого в Кремле.
Это вообще достаточно типично, как для прошлых, так и для нынешних властей,
создавать государственные рабочие места в периоды кризисов.
Помимо этого Годунов предпринимал и другие меры для уменьшения голода. По его
приказу бесплатно раздавался хлеб из царских житниц. Бедным вдовам, сиротам и
особенно немцам отпущено было большое количество хлеба даром. Также он издал
указ, которым устанавливал предельную цену на продажное зерно, то есть ввел
фиксированные цены на хлеб, а уездным воеводам приказал выдавать хлеб неимущим
людям из городовых осадных запасов. Голодные люди устремились в уездные города.
Особенно много ходоков за хлебом устремилось в столицу.
Царь Борис старался помочь населению преодолеть голод и с помощью мероприятий в
финансовой сфере. Он щедро раздавал деньги бедным, но это только ухудшило
ситуацию и усилило бедствие. По свидетельству Конрада Буссова, «Борис приказал у
наружной городской стены, которая в окружности составляла четыре немецких мили,
с внутренней стороны отгородить четыре больших площади, куда ежедневно рано
утром собирались бедняки города Москвы, и каждому давали одну денгу (denning), а
их 36 идет на один талер. Бедняков там собиралось такое множество, что ежедневно
на них тратилось до 500000 денег… Из-за такого царского милосердия на пищу
бедняков, на одеяние для умерших и погребение в течение этой четырехлетней
дороговизны из казны ушло неисчислимое много сот тысяч рублей, так что казна
сильно истощилась». Следует отметить, что на один талер приходилось 36 копеек, а
не денег, которых из талера чеканили 72 штуки. По другим свидетельствам, бедным
раздавали обычно действительно по денге, так что в приведенной цитате могут
иметь место неточности перевода.
Царь Борис приказал оделять голодных людей по «денежке» в день. На неё в Москве
можно было купить треть фунта хлеба. Но и в Москве хлеба на всех прибывших не
хватало. Когда об этой милости государя стало известно, «толпы народа хлынули со
всех сторон в Москву; сюда шли и те, которые смогли бы прокормиться на местах.
От этого, разумеется, нужда в столице еще усилилась, а Борис, видя, что
вследствие предпринятой им раздачи денег народ со всего Государства стремится на
явную смерть в Москву, решил прекратить эту раздачу, что повело к еще большим
бедствиям».
По словам И.Массы: «…чтобы получить малую толику денег, все крестьяне и поселяне
вместе с женами и детьми устремились в Москву из всех мест на сто пятьдесят миль
вокруг, усугубляя нужду в городе и погибая, как погибают мухи в холодные дни;
сверх того, оставляя свою землю невозделанною, они не помышляли о том, что она
не может принести никакого плода; сверх того приказные, назначенные для раздачи
милостыни, были воры, каковыми все они по большей части бывают в этой стране; и
сверх того они посылали своих племянников, племянниц и других родственников в те
дома, где раздавали милостыню, в разодранных платьях, словно они были нищи и
наги, и раздавали им деньги, а также своим потаскухам, плутам и лизоблюдам,
которые также приходили, как нищие, ничего не имеющие, а всех истинно
бедствующих, страждущих и нищих давили в толпе или прогоняли дубинами и палками
от дверей; и все эти бедные, калеки, слепые, которые не могли ни ходить, ни
слышать, ни видеть, умирали, как скот, на улицах; если же кому-нибудь удавалось
получить милостыню, то ее крали негодяи стражники, которые были приставлены
смотреть за этим. И я сам видел богатых дьяков, приходивших за милостынею в
нищенской одежде.»
Действия царя Бориса привели к тому, что деньги теряли цену день ото дня. Их
покупательная способность падала несмотря на то, что деньги были твердыми и
обеспеченными, а Денежный приказ самым строгим образом контролировал и
обеспечивал твердость национальной валюты. Тем не менее, на казенную копейку не
мог теперь прокормиться даже один человек. Копейка на Руси того времени, как мы
уже отмечали выше, равнялась 0,68 граммам серебра и была крупной денежной
единицей. В условиях же голода падение покупательной способности денег произошло
не из-за того, что сами деньги стали дешевле, а из-за образовавшегося дефицита
продовольствия, что в полном соответствии с законами спроса и предложения
повлекло за собой рост цен на него.
Но все эти меры, предпринимаемые царем Борисом, не могли спасти население страны
от вымирания. Только в столице за два года от голода и болезней погибли 127
тысяч человек. Тела умерших от голода сотнями валялись на улицах.
Власти для обеспечения стабильности в стране срочно требовалось накормить
голодающих. По всему государству были разосланы царские уполномоченные для
выявления хлебных запасов.
Однако, как это всегда бывает во времена кризисов, подобные события не одинаково
равномерно сказываются на всем населении страны. Те же у кого «был достаточный
запас хлеба, пренебрегали этим бедствием и ставили его ни во что.»
Так было и в начале XVII века. Хлеб в стране был. И не просто был, а его было
много. По оценкам, запасов зерна было столько, что можно было прокормить всё
население страны в течение четырех лет. Существовала лишь одна проблема, запасы
зерна находились у совершенно конкретных владельцев. Нехватка продовольствия для
значительной массы населения привели к тому, что активно процветали
ростовщичество и безудержная спекуляция. В руках спекулянтов, старавшихся
воспользоваться страшной нуждой, оказалось и немало хлеба, проданного по твёрдым
ценам из государственных житниц, который они, припрятали в закромах в ожидании
ещё большего повышения цен. Крупные землевладельцы придерживали огромные хлебные
запасы в своих кладовых, ожидая нового подорожания продовольствия. В Кирилло-
Белозерском монастыре было сосредоточено до 250 тысяч пудов зерна. Такого
количества хватило бы, чтобы прокормить в течение года десять тысяч человек.
Вот что писал об этом голландский купец Исаак Масса: «Иные, имея запасы года на
три или на четыре, желали продления голода, чтобы выручить больше денег, не
помышляя о том, что их тоже может постичь голод. Даже сам патриарх (Иов), глава
духовенства, на которого смотрели в Москве, как на вместилище святости, имея
большой запас хлеба, объявил, что не хочет продавать зерно, за которое должны
будут дать еще больше денег; и у этого человека не было ни жены, ни детей, ни
родственников, никого, кому он бы мог оставить свое состояние, и так он был
скуп, хотя дрожал от старости и одной ногой стоял в могиле. Столь удивительно
было наказание божие; это наказание было столь велико и удивительно, что ни один
человек, как бы ни был он хитроумен, не мог бы описать его. Ибо запасов хлеба в
стране было больше, чем могли бы его съесть все жители в четыре года, и они были
прожорливее, чем в сытые времена, и ели, если у них было, много более, чем
обыкновенно; постоянно страшась недостачи, они беспрестанно ели и никогда не
могли насытиться; у знатных господ, а также во всех монастырях и у многих
богатых людей амбары были полны хлеба, часть его уже погнила от долголетнего
лежания, и они не хотели продавать его; и по воле божией царь был так ослеплен,
невзирая на то, что он мог приказать все, что хотел, он не повелел самым
строжайшим образом, чтобы каждый продавал свой хлеб. Хотя он сам каждый день
раздавал милостыню из своей казны, но это не помогало.
Многие богатые крестьяне, у которых были большие запасы хлеба, зарыли его в ямы
и не осмеливались его продавать; другие же, продававшие и получавшие большие
деньги, из страха что их или задушат или обкрадут, повесились от такой заботы в
своих собственных домах.»
Власти пытались пресечь деятельность спекулянтов и мошенников. «Хлеб, который в
этой стране пекли, не обращая внимания на вес, было приказано выпекать
определенного веса по определенной цене; тогда пекари для увеличения тяжести
пекли его так, что в нем было наполовину воды, от чего стало хуже прежнего, и
хотя некоторых наказали смертью, это не помогало.» Были казнены нескольких
столичных пекарей, наживавшихся на выпечке хлеба, но ничего не помогало. Новый,
повторный неурожай свёл на нет все усилия властей. Лишь к 1604 году голод стал
стихать, после того как царь Борис начал скупать хлеб в отдалённых областях
России, где его хватало, и продавать затем за половинную стоимость в Москве и
других городах. В результате цена на хлеб резко упала и постепенно начала
возвращаться на свой прежний докризисный уровень.
Ухудшение общего экономического положения в стране приводило к тому, что
продолжались отказы от уплаты повинностей и массовые побеги крестьян и холопов.
Особенно много людей уходило на Дон и Волгу, где проживало вольное казачество.
Тяжелая экономическая ситуация внутри страны привела к падению авторитета
правительства Годунова.
Голодающее простонародье, особенно на юге страны, начало бунтовать. В 1603 году
волна многочисленных восстаний продолжала нарастать и расширяться. Крупный отряд
бунтовщиков или повстанцев (это уж кому как больше нравится) под началом Хлопка
Косолапа действовал под самой Москвой. Правительственным войскам с огромным
трудом удавалось подавлять такие бунты.
Долгожданный урожай 1604 года положил конец голоду, но последствия голодных лет
оказались чрезвычайно разрушительными для всей нации: «Кроме общего обеднения,
нравственность народа, и без того подорванная доносами и другими мероприятиями
Годунова, пала от ужасной нужды и сопровождавших ее безурядиц до крайней
степени. Страшные разбои стали обычным явлением. Разбойничьи шайки составлялись
преимущественно из холопов, отпущенных своими господами во время голода; немало
было также голодных и бесприютных холопов из бывших слуг опальных бояр -
Романовых и других пострадавших с ними; холопы эти… не взводили поклепов на
своих господ, и мстительный Борис запретил всем принимать их к себе. Вынужденные
крайней нуждой, они или прямо поступали в шайки разбойников, или двигались
большими толпами в смежную с Литвою область, в Северскую Украину, которая и без
того была наполнена беспокойными и ненадежными для Государства людьми, так
называемыми Севрюками: еще Грозный Царь позволил уходить сюда всем преступникам,
осужденным на смерть, с тем, чтобы заселить эту пограничную полосу воинственным
населением, способным выдержать первое нападение Татар или Поляков».
Как видно из имевших место событий 1600-1603 годов, власти пытались
ликвидировать возникший кризис всеми имевшимися у них в распоряжении способами.
К ним относились следующие: организация государственных работ; раздача хлеба,
как бесплатная, так и по фиксированным ценам; раздача денег; выявление
спрятанных запасов продовольствия; государственное регулирование цен на продукты
питания и борьба со спекуляцией, вплоть до смертных казней.
Давайте посмотрим, как современные правительства ведут борьбу с кризисом,
начавшимся в 2007 году.
Организация государственных работ. Власти создают новые рабочие места, чтобы
снизить уровень безработицы и социальной напряженности в обществе. На середину
2010 года, например, правительство США уже являлось крупнейшим работодателем в
стране. Количество государственных служащих превысило число работников в частном
секторе, включая промышленность и сельское хозяйстве. Это произошло в 2009 году,
и до этого такого положения никогда не было в истории США. Мероприятия
осуществляются как путем создания новых рабочих мест, так и за счет скупки
государством обанкротившихся предприятий.
Раздача хлеба, как бесплатная, так и по фиксированным ценам. На начало 2010 года
более 38 миллионов человек в США получали продукты питания по продовольственным
карточкам в рамках социальных государственных программ. И число таких
получателей помощи продолжает неуклонно расти. На конец первого квартала 2012
года их число выросло до 46 миллионов. В других странах используются как
аналогичные системы поддержки нищающего населения, так и разнообразные механизмы
фиксации цен на продовольственные товары первой необходимости, к которым
чиновники относят хлеб, молоко, яйца и другие продукты.
Раздача денег. С учетом отказа правительств от использования твердых денег и
заменой их на необеспеченные дензнаки этот механизм на сегодняшний день
используется властями наиболее активно. К такой раздаче дензнаков можно отнести
помимо официального повышения бюджетного дефицита практически всех
промышленноразвитых стран такие мероприятия, как повышение уровня заработной
платы государственных служащих, полиции и военных, повышения уровня пенсий,
применение разнообразных финансовых и налоговых льгот вроде программ «Машины за
автохлам» и стимулирования кредитования с помощью государственных компенсаций
части процентных платежей и аналогичные им действия.
Выявление запасов продовольствия. Пока до этого ещё дело не дошло, но, судя по
развитию ситуации, это дело недалекого будущего. По крайней мере именно так
действовали власти в Советской России периода Гражданской войны, Великобритании
во время Первой мировой войны или в Зимбабве буквально пару лет назад. Как можно
было видеть выше, продовольственный кризис со всей остротой разразился лишь
через пару лет после катастрофического природного события, извержения вулкана. В
2010 году, когда произошло аналогичное событие, хотя и в несколько иной точке
земного шара, последствия, вызванные им, также привели к аномальным явлениям в
погоде на европейском и части азиатского континентов, что привело к крупным
неурожаям продовольствия. Можно лишь надеяться, что подобные неурожаи не
повторятся в ближайшем будущем.
Государственное регулирование цен, в том числе на продукты питания, и борьба со
спекуляцией, вплоть до смертных казней. Мы уже отмечали чуть ранее, что в ряде
стран правительства либо уже ввели, либо рассматривают необходимость фиксации
цен на определенные товары первой необходимости и продукты питания, включающие в
себя, как любят говорить чиновники, «социально значимые» товары. Пока делается
лишь первый шаг. Дальнейшие действия также довольно предсказуемы. Замена
рыночных механизмов декретами при постоянном снижении покупательной способности
национальной валюты и сокращении предложения товаров для обмена неизбежно
приводит к возникновению дефицита на товары и росту спекуляции. В ответ
правительства начинают осуществлять мероприятия по изъятию, реквизиции или
экспроприации чужой собственности или имущества. В первую очередь это будет
относиться к продовольствию. Так было и во времена Великой французской
революции, и в период Октябрьской революции, и совсем недавно всё в той же
Зимбабве. Однако не надо думать, что такое обязательно происходит в период
революции. Нет. Это могут быть и войны, например, вроде Тридцатилетней войны в
Европе или боевых действий на территории России в период борьбы с Тушинским
вором, когда население на территориях охваченных боевыми действиями подвергалось
широкомасштабному грабежу, или разнообразные бунты и восстания, происходившие на
протяжении всей известной истории человечества. Насколько активно власти будут
бороться со спекулянтами может показать лишь время. И если раньше, во Франции
конца XVIII века или в России начала ХХ века им рубили головы, их вешали или
расстреливали, то в той же самой Зимбабве спекулянтов сажали в тюрьмы, держали
там некоторое время, а затем выпускали. Так что налицо смягчение нравов.
Как легко можно увидеть, список действий властей, которые они могут использовать
в борьбе с современным кризисом, оказывается сравнительно ограниченным и, что
гораздо важнее, достаточно хорошо известным. Чрезвычайно важным является то, что
и результаты, получаемые после применения всех этих мер, и их эффективность
достаточно хорошо предсказуемы. И если даже четыреста лет назад результат от
предпринимаемых государством мер был ничтожным, то ожидать, что они окажутся
эффективными сейчас, представляется полностью наивным.
Памятный в русском народе голод 1601—1603 годов не прошел бесследно для
народного сознания. В народе говорили: «Быть беде.». И она действительно пришла.
Сложное экономическое положение в стране, всеобщее недовольство царем Борисом,
общая шаткость его положения на троне привели к тому, что нашлись люди, у
которых зародился план использовать слабость позиций Годунова в своих интересах.
Это были как заинтересованные лица внутри страны – Мстиславские, Шуйские и иные,
так и влиятельные иностранцы – поляки. Надо сказать, что польские магнаты и
король в течение длительного времени стремились объединить Польшу и Россию под
единым политическим руководством. Естественно своим. Через полторы сотни лет их
мечта о едином государстве осуществится. Правда произойдет это несколько иначе,
чем они рассчитывали, и Польша станет составной частью Российской империи.
Польская шляхта будет периодически с помощью разнообразных французских и прочих
европейских эмиссаров устраивать «рокоши», то есть бунты или восстания против
действующей власти, а русский полководец Александр Васильевич Суворов со своими
чудо-богатырями и другие его коллеги будут наводить там конституционный порядок.
Хотя нет, конституции тогда ещё не было, а порядок какой-никакой был. Но это
будет позже, а пока вернемся в 1604 год.
Для начала политической и военной борьбы за русский престол был необходим
претендент на него. Это должен был быть своего рода символ, совместивший в себе
все основные чаяния самых широких народных масс. С другой стороны, человек,
который мог предъявить законные права на престол, должен был хотя бы в теории
обладать ими по праву рождения.
И такой кандидат естественно нашелся. Всплыл он не где-нибудь, а в Польше.
Лжедмитрий I
Нас не очень интересует личность Дмитрия или Лжедмитрия I и его происхождение.
Об этом написана масса различных книжек. Для нас гораздо интереснее
экономическая подоплека всей этой истории. Когда он только-только появился в
Польше и заявил о себе, польский король Сигизмунд III проинформировал Бориса
Годунова о появлении такого персонажа, что было вполне естественно с учетом
только что заключенного между Московией и Польшей мирного договора на 22 года.
Царь Борис это известие проигнорировал.
Попутно Сигизмунд отправил сообщение о происшедшем в Рим Папе, и церковники хотя
и язвили по этому поводу, но за эту новость ухватились. У западников вообще идея
миссионерства носит какой-то гипертрофированный характер. Их хлебом не корми,
дай только возможность нести свет истинной веры в какие-нибудь варварские для
них края. Чего они совершенно не понимают, так это того, что для местного
населения именно они зачастую и являются варварами, но это так, кстати. И Папа
начал науськивать свою паству двинуться на Московию.
Короля эта идея не очень вдохновила, кроме того у него были гораздо более важные
проблемы, но он не возражал, чтобы это было, так сказать, частное предприятие.
Король был не против, чтобы его паны попробовали поддержать кандидата на русский
престол. Кто его знает, как может всё обернуться. А так потенциальная слава без
вложения каких-либо денежных средств.
Это крайне важный вопрос, поскольку финансирование этого предприятия ложилось на
известных польских панов, которые и пригрели будущего Дмитрия I. Поляки тоже
рассматривали весь этот проект, как рискованное предприятие, поэтому деньги
давали с крайней осторожностью. Хотя было немало желающих, как поляков, так и
казаков, рискнуть своей жизнью и попытать счастья в расчете на будущие доходы.
«Эти казаки служат за деньги почти всем государям, которые их призывают, а также
и без денег, ради одного грабежа, но впрочем прежде они почти всегда служили
московитам, когда на них нападали различные татары, что часто случалось; но как
раз в то время по попущению божьему казаки взбунтовались против Московии и
начали грабить всех купцов, торговавших в Персии, Армении, Шемахе и по берегам
Каспийского моря, и даже убивали многих, не ведая за что.»
Когда объединенное войско Дмитрия вошло в Северскую землю, то не встретило
особого сопротивления. Более того. Первоначальная реакция населения, считавшего,
что пришел враг, стремящийся ограбить их, быстро менялось в пользу Дмитрия,
проводившего крайне сдержанную политику в отношении местного населения. Брал
лишь то, что сами добровольно давали местные жители, остальное покупал по
существовавшим тогда ценам, и с крайней заботой относился к людям. Это привело к
тому, что настроение народа стало меняться, и они во всё большей степени стали
воспринимать его, как реального царя, заботящегося о них. Вера в «хорошего,
доброго царя» неистребима в русском народе. Она могла быть больше или меньше, но
никогда не исчезала полностью.
Поход Дмитрия, возможно, и остался бы кратким эпизодом, если бы не действия
московского войска, отправленного царем Борисом. Столь легкий переход жителей
подвластных территорий от московского царя непонятно к кому был воспринят
Борисом как измена, и поход московского войска превратился, говоря современным
языком, в карательную операцию. «Борис призвал к себе касимовского царя Симеона,
который был сыном царя казанского и был женат на сестре главного воеводы
Мстиславского. Этому Симеону Бекбулатовичу как повелителю всех касимовских татар
велено было собрать все свое войско, которое составило до сорока тысяч конных
татар; Борис повелел ему напасть с этим [войском] на Комарицкую волость и все
разорить, пожечь и истребить; да и повелел всех мужчин, подвергнув ужаснейшим
пыткам, умертвить, также старух, а молодых женщин и детей повелел он пощадить и
взять на вечное рабство к себе в Татарию, что и было исполнено, ибо татары на
это мастера; им последовали также некоторые московиты и другие…»
Население Северской земли и особенно Комарицкой области царские войска убивали,
мучили, насиловали, уводили в рабство и тотально грабили, «…и они так разорили
Комарицкую волость, что в ней не осталось ни кола, ни двора; и они вешали мужчин
за ноги на деревья, а потом жгли, женщин, обесчестив, сажали на раскаленные
сковороды, также насаживали их на раскаленные гвозди и деревянные колья, детей
бросали в огонь и воду, а молодых девушек продавали за 12 стейверов (голландская
мелкая разменная монета, равная 1/20 гульдена; также в то время 7 гульденов
равнялись 1 рублю, то есть 12 стейверов приблизительно равны 8,5 – 9 копейкам
или 6 граммам серебра (270 современных российских рублей); и чем больше мучали
людей, тем более они склонялись признать Димитрия своим законным государем, и
никакие пытки не могли заставить. их отступиться от него; они оставались верны
ему, и чем дальше, тем более упорствовали. Увидев и услышав это, жители
окрестных мест стали думать: ежели наши соотечественники и наши правители в
Москве так с нами обходятся, то нам лучше скорее перейти к Димитрию, который
будет нас защищать; и присягали Димитрию все, кто только мог притти к нему или
добраться до его стана, и никто не хотел слышать о Москве; московское войско
ничего не могло достичь и только всю зиму грабило и разоряло, тогда как войско
Димитрия подвигалось все далее и далее без остановки, занимая все, что оно могло
захватить.»
Вообще следует отметить, что войны тех времен разительно отличались от войн
современных. Несмотря на разнообразные боевые действия, подавляющее большинство
населения воющих стран вполне спокойно занималось своими делами. Крестьяне
пахали землю, купцы торговали, священники молились, а воевали нанятые за деньги
разными царями и полководцами войска.
В царском войске не было особенного единства и самое главное желания воевать за
царя Бориса. Его приход на трон не воспринимался как однозначно законный переход
власти. Тем паче и судьбы и маленького Дмитрия, и «простого умом» Федора
Иоанновича были в общих чертах известны народу и оценивались ими соответственно.
Поэтому воевать с Дмитрием особенно никому не хотелось. Немного воевали, но
больше изображали войну. Ясности, кто из них более правильнй царь, не было, а
подставлять свою голову непонятно за что, желающих особо не находилось. Бывали и
такие случаи: «великий князь Борис послал в стан одного большого боярина,
Василия Михаиловича Мосальского, с 80 тысячами талеров в подарок войску, чтобы
оно было верно; но боярин не нашел туда дороги, а зашел с деньгами в стан
Димитрия, где принят был с большим уважением, с крестом и знаменами, с игрою на
трубах и барабанным боем, и остался маршалком у Лжедимитрия. Деньги, принесенные
им, Димитрий роздал своим казакам и ничего не дал полякам, отчего эти хотели
выйти из службы, не желая продолжать ее без денег, почему оба воеводы,
Сандомирский и Киевский, бывшие с Димитрием, должны были ехать в Польшу
доставать денег и набирать людей, и взяли с собою 2000 поляков.»
Смерть Бориса, то ли от инсульта, то ли в результате самоубийства, то ли от
отравления (что представляется наиболее вероятным и правдоподобным, если читать
первоисточники) сняла последнее препятствие на пути Дмитрия к царской короне, а
последовавшим за ним авантюристам и наемникам - к получению оплаты за свою
службу и личному обогащению. Население Московии не выражало никаких особых
возражений против того, чтобы различные пришедшие с Дмитрием польские и казачьи
части были приписаны к различным областям государства и получали от них
содержание.
Дмитрий, отправляясь в свой поход против Годунова, брал на себя обязательства
после успешного завершения дела передать Польше шесть городов Северской земли с
прилегающими к ним землями, поддержать польского короля в борьбе со Швецией,
жениться на подданной короля и передать своему будущему тестю всю остальную
Северскую землю за исключением городов уже обещанных королю, выплачивал из
царской казны миллион польских злотых, а супруга, уже как русская царица,
получала на правах удельного княжества Новгородскую и Псковскую земли, причем
Дмитрий обязывался ни во что там не вмешиваться. Также были обязательства о
переходе населения страны в католичество.
Однако придя к власти, Дмитрий (в отличие от современных российских политиков)
больше стал считаться с московскими порядками, чем с ранее данными им
обещаниями. Обещанные земли не отдал, а лишь пообещал выплатить за них
компенсацию, и в войну со шведами не ввязывался. Единственное обещание, которое
он в значительной степени выполнил, это женился. В конце концов, одно дело
давать политические обещания, пока ты фактически никто, и совсем другое, когда
уже взошел на престол, выполнять их. Был никем, стал всем, как в песне поется… А
коли уж царем стал, то ведь зачастую царь – хозяин своего слова: сам дал, сам
взял.
На приданое невесте Дмитрий обещал послать 50 тысяч рублей, но отправил деньгами
лишь часть, а остальное компенсировал драгоценностями. Помимо этого ей были
отправлены шуба с царского плеча, драгоценное оружие, ковры, меха, разнообразные
ювелирные украшения, огромные жемчужины, золотой слон с часами, шкатулка в виде
золотого вола, полная алмазов, жемчужный корабль, несущийся по серебряным
волнам, а также 200 тысяч злотых (примерно 130 тысяч рублей того времени) и 6
тысяч золотых дублонов. Все эти ценности были взяты из царской сокровищницы, где
десятилетиями московские цари накапливали своё богатство.
Польский гетман, прибыв в Москву, с неудовольствием констатировал, что «Дмитрий
много изменился и не был похож на того Дмитрия, который был в Польше. О вере и
религии католической (вопреки столь многим обещаниям) он мало думал. О папе,
которому, по словам посланных из Польши писем, он посвятил себя и своих
подданных, теперь говорил без уважения и даже с презрением».
Вопрос веры был для тех времен крайне важным, и то, что невеста Дмитрия была
католичкой, вызывало резкую неприязнь в русском православном обществе. Казанский
архиепископ Гермоген потребовал, чтобы «польская девка» была крещена в
православную веру, в ответ на это его запрятали в монастырь, а Дмитрий начал
бодаться с московским духовенством о порядке совершения обряда венчания. 2 мая
1606 года царская невеста в сопровождении многочисленной свиты прибыла в Москву.
Её также сопровождали и вооруженные наемники, нанятые на деньги Дмитрия,
опасавшегося, что ему может понадобиться их поддержка.
«Сверх того из Польши и через Польшу наехало в Москву много богатых купцов с
различным узорочьем и драгоценностями, чтобы продать их царю к свадьбе, и
главнейшие из них были: поляк Немтесский, родовитый дворянин, присланный
госпожою Анною в Москву с драгоценным узорочьем, чтобы продать его, и эта
госпожа Анна была сестрой короля польского, имевшая у себя узорочья на 200000
талеров.
Вольский, родственник королевского маршала, привезший дорогие шитые обои и
шатры, которые он продал за 100000 талеров.
…
Амвросий Челари из Милана с товаром на 66 000 флоринов.
Двое слуг Филиппа Гольбейна из Аугсбурга с товаром на 35 000 флоринов.
Андрей Натан из Аугсбурга с узорочьем на 300 000 флоринов.
Николай Демист из русского Лемберга (Ruslemburg), также привезший много товара.
Сверх того было весьма много других польских купцов и много евреев, привезших
великое множество [товаров], и все это добро было у них куплено по дорогой цене,
так что они остались бы с большим барышем, когда бы тотчас же получили деньги, и
те, кому уплатили, были счастливы, но таких было немного.»
До венчания всё было вполне спокойно. Пышная свадебная церемония проходила
торжественно.
«Весь путь, по которому он [Димитрий] должен был шествовать, был устлан красным
кармазинным сукном, [от самого дворца] до всех церквей, что надлежало ему
посетить; поверх красного сукна еще разостлали парчу в два полотнища; и прежде
вышли патриарх и епископ новгородский, одетые в белые ризы, унизанные жемчугом и
драгоценными каменьями, и пронесли вдвоем высокую царскую корону в Успенский
собор, вслед за тем пронесли золотое блюдо и золотую чашу, и тотчас затем вышел
Димитрий; впереди его некий молодой дворянин нес скипетр и державу, за этим
прямо перед царем другой молодой дворянин, по имени Курлятов, нес большой
обнаженный меч; и царь был убран золотом, жемчугами и алмазами, так что едва мог
итти, и его вели [под руки] князь Федор Иванович Мстиславский и Федор Нагой, и
на голове у него [царя] была большая царская корона, блестевшая рубинами и
алмазами, за ним шла принцесса Сандомирская, его невеста, убранная с
чрезвычайным великолепием в золото, жемчуг и драгоценное каменье, с распущенными
волосами и венком на голове, сплетенным из алмазов и оцененным царским ювелиром,
как я сам слышал, в семьдесят тысяч рублей, что составляет четыреста девяносто
тысяч гульденов; и ее вели жены помянутых бояр, сопровождавших царя.»
Огромное впечатление на иностранцев произвел русский обычай разбрасывать во
время брачной церемонии золотые монеты. Сохранилась много свидетельств иноземных
гостей, послов и купцов, присутствовавших при выходе пары из церкви. Было
«несколько тысяч» золотых монет, «нарочно для того приготовленных, с
изображением на обеих сторонах орла двуглавого» стоимостью примерно в два
венгерских червонца. «По выходе… в Александровский собор бросали на дорогу
золотые небольшие монеты ценою в пол-экю, в экю и в два экю, нарочно
приготовленные для сего случая (в России в ту пору вовсе не делали золотой
монеты)». «Дьяк Богдан Сутупов, Афанасий Власьев и Шуйский по многу раз полными
горстьми бросали золото по пути, по коему шествовал царь, державший за руку свою
супругу… Золото было самое лучшее, [от монет] величиною в талер и до самых
маленьких в пфенниг». Было и такое свидетельство: «При выходе из церкви бросали
народу деньги; русские дрались за них палками… Подходя к полякам, Димитрий
заметил толпу знатных панов и приказал бросить между ними несколько
португальских червонцев, к коим, однако, никто из них не притронулся; даже когда
два червонца упали одному пану на шляпу, он сбросил их. Русские же кидались за
деньгами и производили тесноту; царь, видя сие, не велел более бросать монеты».
Что касается последнего отрывка, то, возможно, оно так и было в
действительности. На публике польская знать могла сколько угодно демонстрировать
своё бескорыстие, однако её алчность и старания украсть и ограбить всё, до чего
она могла дотянуться, также осталась на памяти современников.
Золото в русском денежном обращении не участвовало, и поэтому золотые
иностранные монеты представляли собой сокровище в чистом виде.
Вообще царь щедро направо и налево раздавал как обещания денежных наград, так и
деньги. Причём не только родственникам. Секретарь Дмитрия в январе 1606 года
обратился к царю со следующими словами: «Ваша царская милость роздал, как сел на
царство, полосма милеона, а милеон один по-русски тысеча тысеч рублей». С учетом
повеления заплатить все денежные долги, сделанные ещё со времен Ивана Грозного,
удвоения жалования служилым людям, щедрых выплат наемникам и наград казакам,
которые помогли дойти Дмитрию до Москвы, сумма в семь с половиной миллионов
представляется вполне реальной.
Обычай разбрасывать золотые монеты во время торжественного шествия был сугубо
русским. Простой народ с удовольствием разобрал разбросанное золото, но
отношения к Дмитрию не изменил, оценив все происходящее, как «до конца хотя
разорити нашу непорочную христианскую веру, прияв себе из Литовской земли
невесту лютерския веры девку, и введе ея в соборную и апостольскую церковь
Пречистыя Богородицы и венча царским венцом, и повеле той скверной невесте
прикладываться и в царских дверях святым мирром ея помазал», да и толпы наглых,
вооруженных иностранцев, не уважающих московские обычаи, и по поводу и без
повода задиравших москвичей, не способствовали покою в столице. Недовольство
народа накапливалось, Москва бурлила.
Шуйские и Голицыны, недруги самозванца, подготовили и 17 мая 1606 года успешно
осуществили государственный переворот. Дмитрий был убит. Операция при всем
внешнем представлении её, как некоего народного возмущения, носила характер
хорошо спланированной и скоординированной акции, когда помимо ликвидации Дмитрия
восставшая «толпа» нанесла удары по заранее намеченным целям – местам
расположения заранее заблокированных групп поляков и приехавших с ними на
венчание наемников и купцов. Причем громили иностранцев не всех подряд, а
исключительно выборочно. Голландских, английских и других купцов, торговавших с
Московией ещё при Годунове, не трогали, также как и иностранных наемников,
служивших в Кремле в ту же пору. Также восставшая «толпа» и пальцем не
прикоснулась ни к кому из иностранных послов, включая представителей польского
королевского посольства. С прочими и всеми вновь прибывшими расправлялись без
какой-либо жалости. Подход, по свидетельствам очевидцев, был простой: «повсюду
происходило великое избиение поляков, которых находили, и врывались в дома, в
которых стояли поляки, и тех, что защищались, поубивали, те же, что позволили
себя ограбить донага, по большей части остались живы, но их ограбили так, что
они лишились даже рубашек; смятение было во всем городе. Даже маленькие дети и
юноши и все, кто только был в Москве, бежали с луками, стрелами, ружьями,
топорами, саблями, копьями и дубинами, крича: «Бейте поляков, тащите все, что у
них есть!»
Правда случались, как бы сказали позже, и революционные эксцессы. «Великого
сожаления достойны были благородные и невинные люди, прибывшие по своим торговым
делам, ибо некоторых признали за поляков, потому что они носили польское платье,
и Немтесский, Вольский, Андрей Натан, Николай Демист, привезшие, как о том
сказано выше, целые сокровища, дочиста были ограблены на много тысяч [флоринов].
И тем, что продали в царскую казну, Шуйский отвечал, что они должны получить
деньги с расстриги, который у них покупал; и сверх того сказали [им], что в
казне ничего нет и что он [Димитрий] всю казну опорожнил и переслал в Польшу;
другого ответа они не получили. И это приключилось еще со многими другими
купцами различных наций; слуг Филиппа Гольбейна из Аугсбурга смертельно ранили,
после того как ограбили донага; также миланец Амвросий Челари, после того как он
дочиста был ограблен и отдал грабителям все золото, деньги и все добро и остался
в одной рубашке, не желая ее отдать, чтобы было чем прикрыть стыд, тогда они
захотели ее получить и вонзили ему нож в живот, так что он пал мертвым и с него
сняли рубашку; и [тело] его не могли найти среди других трупов, как ни искали.»
«По убиении Димитрия бояре поскакали в разные стороны, увещевая народ перестать
грабить и убивать… И так уладилось с обеих сторон, и простой народ стал
расходиться; все дома, где было показано сопротивление, разграбили и перебили
[защитников], но те, что отдали все, были донага ограблены, однако сохранили
свою жизнь; почти всех музыкантов умертвили, также польского вельможу,
приглашенного на свадьбу московским послом в Польше, [умертвили] вместе со всей
челядью, и многих других вельмож и дворян.»
Строго говоря, русское общество возвращало себе то, что приехавшие поляки и
другие иностранцы награбили в Московии за время своего пребывания, ведь за время
нахождения Дмитрия у власти казна серьезно опустела.
После убийства Дмитрия на заседании Боярской думы было объявлено, что после
самозванца в казне оставалось всего 200 тысяч рублей, да текущие поступления
составили 150 тысяч рублей. Займы Дмитрия у монастырей равнялись 40 тысячам
рублей, из которых 3 тысячи приходились на Иосифо-Волоколамский, 5 тысяч – на
Кирилло-Белозерский, и 30 тысяч – на Троице-Сергиевский). Всего же в казне на
момент прихода самозванца к власти денег было около 500 тысяч рублей, и «всё
это, чёрт его знает, куда он раскидал за один год». Сумма эта могла быть
занижена и не учитывает драгоценностей, которые Дмитрий без церемоний брал из
казны.
Можно отметить, что несмотря на весь аттракцион неслыханной щедрости, на все
военные и социально-политические потрясения нормальная экономическая жизнь
страны продолжалась независимо от них. Собирались налоги, пошлины и сборы,
продолжала в обычном режиме функционировать внутренняя и внешняя торговля. У
Дмитрия была даже своя некая социальная программа, ориентированная на
стабилизацию русского общества. Короткий срок пребывания Дмитрия у власти, всего
десять месяцев, не позволил в какой-либо мере реализовать её, но эти шаги царя
остались в народной памяти, как желание царя избавить народ от крепостной
неволи, а этому помешали злодеи-бояре.
Поэтому трения в обществе с убийством Дмитрия и изгнанием из Москвы поляков не
только не уменьшились, но напротив возросли, и буквально через несколько дней
после гибели самозванца пронесся слух, что убит кто-то другой, похожий на него,
а сам Дмитрий бежал и остался жив.
Царь Васька, Лжедмитрий II и прочие самозванцы
Тем временем московские бояре избрали своего царя, «природного» Рюриковича,
князя Василия Ивановича Шуйского, имевшего по своей родословной право на власть
и взошедшего на престол 1 июня 1606 года. По всем краям Русского государства
была разослана грамота о правившем ранее Дмитрии, в которой все население страны
извещалось, что царевич есть «прямой вор Гришка Отрепьев…, а тот вор называется
царевичем ложно», также было сказано, что он «скончал живот свой злою смертию».
Уничтожение династии Годунова и убийство Дмитрия не внесло успокоения в жизнь
Московии. В имении Мнишека, тестя убитого самозванца, появился новый кандидат,
близкий сподвижник Дмитрия - Молчанов. Возможно, всё довольно быстро и заглохло
бы, если бы не ширящееся народное недовольство и не опытный воин, готовый
предложить свои ратные услуги за разумное вознаграждение. Его звали Иваном
Исаевичем Болотниковым, и в годы советской власти изображали народным вождем. На
встрече Болотникова с новым потенциальным кандидатом на престол, тот якобы
сказал: «Я не могу сейчас много дать тебе. Вот тебе 30 дукатов, сабля и бурка.
Довольствуйся на этот раз малым. Поезжай с этим письмом в Путивль к князю
Шаховскому. Он выдаст тебе из моей казны достаточно денег и поставит тебя
воеводой и начальником над несколькими тысячами воинов. Ты вместо меня поедешь с
ними дальше и, если Бог будет милостив к тебе, попытаешь счастья против моих
клятвопреступных подданных».
В походе Болотникова против московской власти принимали участие не только и не
столько крестьяне, сколько казаки, помещики и прочий ратный люд. Его поддержали
и многие заокские города и Северская Русь.
Для противодействия ширящемуся возмущению Василий Шуйский, он же царь Васька,
как его называли, начал собирать ополчение. Несмотря на достаточно короткую
осаду Болотниковым Москвы, его пропаганда делала свое дело: «На Москве был и
хлеб дорог…, и государь не люб бояром и всей земли, и меж бояр и земли рознь
великая, и … казны нет и людей служилых». А без денег в те времена воевать
желающих особо не было. Как бы сказали уже в наши дни: «Дураков нет!»
Тем не менее, царь Васька и собранное им войско оказалось сильнее этой армии
восставших. Повстанцы были разгромлены, а сам Болотников убит. Это не мешало
борьбе расширяться. Чтобы бороться с этим и гарантировать себе лояльность
служилых людей, Шуйский был вынужден раздавать им щедрые денежные и земельные
оклады, а являвшимся с повинной холопам-участникам восстания давалась отпускная.
Однако крепостническая политика царя Васьки приводила лишь к тому, что
крестьянское население относилось к ней со всё большим недоверием. Несмотря на
все эти бурные события, экономическая жизнь страны фактически никак в этот
период ещё не изменилась. Торговые пути оставались свободными, и внешняя
торговля шла в обычном режиме. Об этом свидетельствует то, что серебряная
копейка оставалась неизменной и по весу, и по количеству в ней чистого серебра,
и по своей ценности.
Однако деньги для выплат войскам надо было где-то брать. Для этого в марте 1607
года царь «повелел распродать из казны старое имущество, как то платья и другие
вещи, чтобы получить деньги, а также занял деньги у монастырей и московских
купцов, чтобы уплатить жалованье несшим службу».
К осени положение в стране стало меняться в худшую сторону. В июле 1607 года
объявился новый самозванец, вошедший в историю под именем Лжедмитрия II или
Тушинского вора. В прошлом школьный учитель и, по мнению историков, крещёный
еврей объявил себя чудесно спасшимся царем Дмитрием. По свидетельству
современников, «происхождение его неведомо; некоторые по каким-то неясным
догадкам утверждали, что он был учителем Сокольской школы, другие считали его
евреем. Безродный и бездомный, он никому из смертных не был известен, пока не
стал изображать мнимого царя». Тем не менее, Молчанов поддержал его претензии и
примкнул к нему.
Эта интрига была организована группой крупных польских панов уже при
непосредственном одобрении проекта со стороны польского короля, имевшего к этому
времени возможность и желание поддержать нового самозванца.
Внешняя интервенция и не утихшие крестьянские волнения лишь усилили друг друга.
Накопив силы за зиму 1607-08 годов, самозванцу удалось разбить правительственные
войска, но взять Москву не удалось. Он расположился в Тушино и начал планомерную
осаду столицы. Одновременно с этим Лжедмитрий II старался создать у населения
иллюзию, что именно в Тушино находится истинный русский царь. Для этого была
создана Боярская дума, куда вошли многие московские бояре, был патриарх – бывший
знатный боярин и реальный претендент на престол Федор Никитич Романов, отец
будущего русского царя Михаила Федоровича Романова. Были созданы приказы и весь
правительственный аппарат, а после присяги Пскова «царю Дмитрию Ивановичу» в
сентябре 1608 года была налажена и чеканка монеты с его именем. Его монеты
существенно отличаются от монет Годунова и Лжедмитрия I по весьма примечательной
детали, они тяжелее. Копейка Лжедмитрия II весила 0,72 грамма вместо 0,68,
чеканившихся до него, хотя ее номинал остался прежним. За этим стоял
экономический и политический расчет. Так тушинское правительство добивалось
популярности у русского населения. Чтобы окончательно создать имидж царской
резиденции, туда привезли и царицу, которая признала в шкловском учителе своего
спасшегося супруга. За эту посильную помощь «царь» пообещал своему «тестю» 300
тысяч рублей и 14 северских городов, первый Дмитрий обещал всего лишь шесть.
Получить все эти дары можно было после полной и окончательной победы над царем
Васькой.
В стране сложилось двоевластие. В Москве был царь Василий Иванович Шуйский, а в
Тушино «царь Дмитрий Иванович». Оба старались привлечь на свою сторону бояр и
дворян, а для этого раздавали землю, государственные должности и деньги. Многие
дворяне и бояре старались получить свою долю и в Москве, и в Тушине, за что
получили от современников название «перелётов».
Непопулярность Шуйского привела к тому, что всё больше городов, в том числе
севера и северо-запада Московии присягали на верность самозванцу. Тот рассылал
покорившимся ему городам грамоты с похвалами, обещал дворянам и всем служилым
людям жалованье, деньги, сукна, поместья и освобождение от податей. Однако вслед
за этим в город направлялись новые грамоты, которые облагали города крупными
поборами.
Так жители Ярославля отправили в Тушино 30 тысяч рублей деньгами и обязались
содержать тысячу человек конницы. Несмотря на эти платежи, тушинцы открыто
грабили горожан и крестьян. Не имело значения, кем они были знатными горожанами,
богатыми купцами или простыми крестьянами.
Осенью и зимой 1608-09 годов силы тушинцев возрастали, а положение Шуйского в
осажденной Москве становилось отчаянным. Была острая нехватка в продовольствии и
голод, но ещё хуже было то, что нечем было платить войскам. На денежном дворе не
хватало серебра, так как весь запас «ефимочной казны», которую должны были
доставить после летнего торгового сезона из Архангельска, оказался
заблокированным в Вологде. В оставшиеся верными Москве города направлялись
грамоты, где говорилось: «Иноземцам, наемным людям найму дать нечего, в
государевой казне денег мало, известно вам самим, что государь в Москве от
врагов сидит в осаде больше году; что было казны, и та роздана ратным людям,
которые сидели с государем в Москве».
Чтобы решить возникшие проблемы, правительство Шуйского прибегло к самому
испытанному и безотказному, хотя и самому опасному по последствиям, способу –
порче монеты. Руководители финансовой службы того времени четко понимали это и,
решившись на первое незначительное ухудшение качества копейки, рассматривали его
как временную меру. Монеты стали чуть-чуть легче. Вместо 0,68 граммов они стали
весить 0,64 грамма. Определить это изменение пользователям было практически
невозможно. Незаметное, ничтожное для одной монеты изменение веса при больших
масштабах выпуска могло вырасти в достаточно значительную экономию монетного
серебра.
Однако чиновники финансового ведомства были по крайней мере честны перед самими
собою. Они исчисляли доходы государства, исходя из истинной ценности всех монет,
поступавших в обращение. Поэтому на Московском денежном дворе по указанию
Денежного приказа в оформление более легких монет были внесены едва различимые
особенности, которые мог заметить лишь очень опытный глаз. В средневековом
денежном деле так поступали обычно лишь тогда, когда ухудшение монет власти
действительно рассматривали как временную меру, и сам факт старались скрыть от
населения. Предполагалось, что после возобновления выпуска полноценной монеты
ухудшенные монеты будут без труда выделены и изъяты из обращения.
Военная обстановка требовала всё больше денег на оплату служилых людей и
наемников, а поскольку доступ серебра на Московский денежный двор был перекрыт,
то в ход пошли серебряные сосуды и ювелирные изделия, которые приносили на
денежные дворы частные заказчики. Одновременно с этим Шуйский с размахом занимал
деньги у монастырей. Троице-Сергиев монастырь в несколько приемов дал ему 20235
рублей.
Однако сохранились и несколько иные мнения о корыстолюбии и сребролюбии царя
Васьки. Дьяк Иван Тимофеев писал о «скотском житье» Шуйского и укорял его в том,
что он прожил с блудницами все серебро из казны, а когда оно закончилось, не
постеснялся «ради развратного жития» перелить в деньги и священные серебряные
сосуды из церквей и монастырей.
Помимо использования серебряных изделий для денежных целей Шуйский активно
занимается поиском денег. Для этого он в частности разрешает откупную чеканку.
Богатая торгово-ремесленная верхушка с удовольствием ухватилась за эту идею и,
заплатив царю, начала выпускать подражательные облегченные копейки весом 0,55 -
0,58 грамма. Иногда попадались и чуть более тяжелые монеты весом 0,6 грамма.
Вероятно, именно это появление в Москве неполноценных монет привело к попытке
дворцового переворота в феврале 1609 года. Но посад заговорщиков не поддержал, а
Шуйский заперся во дворце и заявил, что по своей воле он ни за что не покинет
царство.
Весной подвоз хлеба в столицу полностью прекратился, и ситуация в городе ещё
более ухудшилась. Правда и в стране она стала меняться. Творимый поляками и
воровскими казаками беспредел стал приводить к тому, что в городах стало
собираться местное земское ополчение, выгонять тушинцев и отлагаться от
Лжедмитрия II. Наряду с этим в его лагерь стал резко сокращаться и приток
денежных средств. Волнения и междоусобицы в городах, грабежи и ненадежность
торговых путей вели к тому, что торговать стало нечем и некому, а без притока
серебра денежное производство, на контролируемой тушинцами территории, неизбежно
должно было прекратиться.
Север и Поморье продолжали поддерживать Москву. Центром борьбы стал Новгород
Великий, куда шли деньги и серебряная утварь. Только Соловецкий монастырь
прислал сначала 2000 рублей, затем 3550 рублей, 150 «ефимков» и серебряную
ложку. «Все земли от Москвы до Белого моря были московскими и стояли за Москву,
каждодневно посылая в помощь деньги и людей». Средства направлялись «на корм
ратным немецким людям», то есть иностранным наемникам, нанятым Василием Шуйским
у шведского короля. Пяти тысячам иноземных воинов полагалось ежемесячное
жалование в 32 тысячи рублей в русской монете. При задержке оплаты сумма
возрастала вдвое. Шведским наемникам платили не только деньгами, но и мехами и
сукном, которые расценивались как эквивалент денег.
Помимо этого наемники были не прочь как воры и разбойники пограбить всё, что
попадется под руку, и легко меняли стороны при задержках выплат, о чем есть
немало свидетельств современников.
Несмотря на это русско-шведские войска постепенно очищали страну от тушинцев.
Как только была снята осада и открыт свободный доступ к столице, цены на
продовольствие в городе резко пошли вниз. «Бочка пшеницы, незадолго до того
продававшаяся за четыре рубля, дошла до дешевизны в 70 денег… Отовсюду из
местностей, ставших доступными, начало стекаться все в величайшем изобилии при
низком уровне цен». Открылись и пути для внешней торговли, но она оправлялась от
потрясений 1607-08 годов медленнее, чем внутренняя.
Сразу же восстановилась чеканка полноценных монет весом в 0,68 грамма, но для
удержания стабильного качества монеты у казны явно не хватало средств. Шуйский
помимо выплат иноземным офицерам щедро одаривал их различными ценностями. Они
получали коней в полном уборе, серебряные сосуды, ожерелья, золотые пояса,
драгоценные мечи, шелковые и меховые покрывала, но реакция на это была
совершенно иной по сравнению с тем, на которую рассчитывал царь: «Понтусу и всем
пришедшим с этим войском московский царь Шуйский был очень рад…, почтил всех
офицеров по случаю прибытия золотой и серебряной посудой из своей казны,
заплатил сполна всему войску все, что им причиталось, золотом, серебром,
соболями. Но когда набили мошну, они обнаглели и стали учинять в городе одно
безобразие за другим».
Чтобы заплатить шведам, царь запустил руку и глубоко в монастырские богатства.
По свидетельству Авраамия Палицына, Шуйский после снятия осады с Троице-Сергиева
монастыря забрал там «последнюю казну: …сосуды златыя и серебряня и позлащены,
иже велицей достойны».
Спокойствие со снятием осады Москвы на Русь не пришло. На юге вторглись татары,
а на западе войну развязал польский король. Именно поэтому многие шляхтичи,
призванные к себе королем, бросили Тушино и направились на королевскую службу.
Однако далеко не все. Лжедмитрий задолжал полякам, по их подсчетам, от 4 до 7
миллионов рублей, а главное для наемника – получить деньги. В лагере тушинского
царя начали возрастать трения между поляками и русскими, а отсутствие денег для
выплат жалованья сразу же привело к падению его авторитета и вынудило бежать в
Калугу, чтобы там собирать под свои знамена вольных казаков и представителей
социальных низов. Поляки тоже бросили Тушино и ушли под Волок-Ламский.
Царь Васька стал готовить поход против поляков и поставил во главе войска своего
брата Дмитрия, трусливого, алчного и бездарного человека. Было собрано
дворянское ополчение, прибыл шведский главнокомандующий Яков Делагарди с
полуторатысячным отрядом наемников, и общее число армии достигло 30 тысяч
человек.
Подготовка военного похода требовала всё новых расходов. Прежде всего - на
жалованье войскам. Регулярного же поступления доходов в казну уже не было,
государственный механизм разладился и не мог этого обеспечить. Не было ни денег,
ни сырья, чтобы начеканить их достаточное количество.
Можно было бы пойти на снижение веса копейки, но правительство Шуйского
чувствовало себя неуверенно, а такой шаг мог спровоцировать вспышку народного
недовольства с крайне негативными для царя Василия последствиями. В то же время
деньги были нужны позарез. С дворянскими ополченцами ещё можно было
расплачиваться земельными окладами, которые в условиях непрекращающейся войны
часто теряли своих хозяев, но иностранным наемникам земля была не нужна. Они
требовали только денег.
Поэтому Денежный приказ сделал царю предложение, за которое тот с радостью
ухватился. Было предложено чеканить копейки не из серебра, а из золота.
Соображения были вполне логичными. Курс золота к серебру устанавливался по
нормам Торговой книги и составлял 1 к 10, что было близко к общеевропейскому
соотношению. Одна золотая копейка приравнивалась к 10 серебряным, а золотая
денга – к пяти копейкам. Весовая норма была стандартной. Золотая копейка весила
0,68 граммов, денга – 0,34 грамма. Получалось, что для выплаты содержания войску
требовалось в десять раз меньше сырья, чем если бы деньги чеканились из серебра.
В казне имелись значительные запасы золотых иностранных монет, скапливавшихся в
царской сокровищнице в качестве сырья для ювелирных изделий и подарков и не
участвовавших в русском денежном обращении.
В мае 1610 года во все концы страны был разослан царский указ, сообщавший о
введении в денежное обращение страны золотой копейки и денги, а также
иностранных золотых монет – угорских. Вводились и данные по пересчету. Золотая
копейка приравнивалась к гривне или 10 копейкам, золотая денга – к пяти копейкам
или десяти денгам, а угорский – к полтине или 50 копейкам серебром. Эти золотые
монеты должны были «давати служилым людям в наше жалованье, и немцом и всяким
иноземцом в наем и на корм». Серебряные монеты также оставались в обращении. Их
вместе с золотыми предписывалось брать в казну «во всякие наши подати и с их
товаров в таможню пошлины и с лавок оброк, и с судных дел пошлины и меж себя бы
торговые и всякие люди золотыми торговали».
Такое было впервые в истории русской денежной системы XVI – XVII века, когда
золотые монеты вводились в денежное обращение наравне с серебряными. Золото
также становилось ходячей монетой.
Но как у нас в государстве всегда и бывает, хотели, как лучше, а получилось, как
всегда. В Можайске в июне 1610 года собирались основные силы русской армии для
похода на помощь осажденному поляками Смоленску. Там же были и шведские
наемники.
Накануне выступления шведский военачальник Яков Делагарди потребовал у Василия
Шуйского заплатить хотя бы небольшую сумму наличными деньгами: «Если же этого не
будет сделано, то пусть Шуйский самого себя винит в несчастном исходе битвы».
Тот заверил союзника, что жалованье наличными деньгами, сукнами и мехами будет
уплачено немедленно по прибытии в Можайск. Так что первый майский выпуск золотых
монет был сугубо целевым и предназначался для выплаты жалованья наемникам.
Деньги и товары для этих выплат были 21 июня направлены под Можайск.
Известие о поступившем в лагерь золоте само по себе было событием из ряда вон
выходящим. Такого раньше ещё не случалось. Еще хуже было то, что войскам его не
выдали. Отряды наемников стали неуправляемыми, ведь весь смысл их существования
заключался именно в жалованье. Шведские войска, по свидетельству летописи,
обратились к главнокомандующему Дмитрию Шуйскому «прошати найму», но тот
отказал, заявив «будто у него денег нет, а у него в те поры денег было, что им
дати». Шведский военачальник повел себя точно также. На упреки русских: «И ты
тех денег, что к тебе Василий послал, ратным людям не выдал, а хотел дати после
боя, умысля, которых людей побьют и ты теми деньгами хотел закорыстоватца», -
Делагарди признал, что казна была ему «объявлена», но присваивать деньги он
вовсе даже и не собирался. Возможно, так оно и было на самом деле, но затем он
совершил поступок, возбудивший в войсках самые худшие подозрения. Накануне
сражения он приказал отправить в Швецию военные документы, трофеи, а также всё
свое жалованье и богатые подарки, полученные от царя. Естественно немедленно по
войску пронесся слух, что Делагарди отправил в Швецию и военную казну, то есть
солдаты остались без денег. Влияние подобных слухов на боеспособность и
управляемость войска можно себе очень ярко представить.
Сражение 24 июня 1610 года у Клушино навсегда вошло в русскую историю своим
разгромом. В разгар продолжавшегося более четырех часов боя с поляками в рядах
наемников вспыхнул мятеж. Требование было всего одно – золото. Их пытались
образумить, но безуспешно. Очевидец писал: «Французы и немцы…, получившие плату
незадолго до битвы, готовы были, казалось, броситься на главнокомандующего с
оружием в руках. Они в неистовстве кинулись к обозу, разграбили все запасы
главнокомандующего и, найдя деньги, перебили всех, кого встретили». Обещания
Делагарди раздать после боя из оставшихся лагерных запасов 5450 рублей золотой и
серебряной монетой, 7000 рублей мехами и сукном, успокоить мятеж не смогли. Видя
это, Делагарди заключил с польским главнокомандующим перемирие отдельно от
русских, предав своих союзников. Разграбив обозы русского и шведского
военачальников, наемники разбрелись, а шведская армия перестала существовать.
Дмитрий Шуйский, бросив все, бежал в Можайск, а русское войско беспорядочно
отступало. Поляки взяли Вязьму и подошли с запада к Москве.
Золотые деньги сыграли роковую роль в развитии событий, приведших к военной
катастрофе. Корыстолюбие и жадность Дмитрия Шуйского, отказавшего наемникам в
оплате накануне битвы, алчность и недоверие «немцов», узнавших и не получивших
из обоза жалованье золотом, действия Делагарди, возбудившие подозрения его
подчиненных в отношении него самого, все эти события были звеньями одной цепи, в
результате чего собранная с такими усилиями воинская казна была разграблена,
битва позорно проиграна, а дорога на Москву открыта.
Разгром Шуйского воодушевил к более активным действиям и Лжедмитрия II,
поддержанного рядом городов. Кое-где прокатились восстания против Шуйского.
Однако всё это были второстепенные по своей важности события. Гораздо важнее
было то, что на правительственный переворот решились близкие к царю бояре,
поддержанные тушинским патриархом Филаретом. 17 июля 1610 года царь Василий
Шуйский был схвачен в его дворе, насильственно пострижен в монахи и отправлен в
монастырь.
У бесславного четырехлетнего правления царя Василия Ивановича Шуйского был такой
же финал. В его результате страна и само существование Русского государства
оказались на грани катастрофы. Четыре года беспрерывной войны подорвали
экономику, а выплаты жалованья наемникам истощили казну. Полчища иноземцев,
принятых на службу, грабили деревни и города. Компанию в этом им составляли
вольные казаки и поляки. Власть в стране перешла в руки семи наиболее знатных
бояр, а этот период получил название «семибоярщины».
Бояре склонялись к тому, чтобы пригласить на русский престол польского
королевича. Параллельно с этим они договорились с польским гетманом о совместных
действиях против Лжедмитрия II. Объединенное русско-польское войско окружило
силы самозванца под Коломенским в конце августа 1610 года. До битвы дело не
дошло. Польский гетман пообещал полякам, бывшим на стороне самозванца, выплатить
3000 рублей, и те с удовольствием перешли на сторону объединенных сил.
Лжедмитрий бежал в Калугу.
Опасаясь недовольства своим правлением и усилением поддержки москвичами
Лжедмитрия, «седмочисленные бояре», сломив в Боярской думе сопротивление
польской оппозиции, решились впустить в Москву польские военные силы. В городе
установилась военная диктатура польского командования.
Как только это произошло, первый вопрос, который пришлось решать новому
правительству, был… правильно, вопрос о деньгах. Было необходимо заплатить из
русской казны жалованье польским войскам, а также 3000 рублей, обещанные под
Коломенским полякам за измену Лжедмитрию. У польского гетмана денег на наемников
не нашлось. Такое встречалось и встречается сплошь и рядом в русской истории,
когда всяческие иностранцы раздают разнообразные обещания, оплачиваемые за
русский счет. А почему русские власти так поступают, каждый сам должен ответить
на вопрос, заданный во время выступления в конце 1916 года депутатом
Государственной думы П.Н.Милюковым: «Что это? Глупость или измена?»
В итоге бояре дали гетману деньги, жалованье было выплачено и около 2500
наемников – немцев, англичан и французов – покинули пределы России. Остались в
основном поляки, а содержать их должна была русская казна. Первоначально было
решено передать каждой роте в кормление по несколько крупных подмосковных
городов, но грабеж населения был столь наглым и беспредельным, что бояре были
вынуждены отозвать фуражиров, испугавшись вспышки нового народного возмущения.
После этого за всё платила казна «по 30 злотых на коня, собирая их с городов
сами, через своих чиновников». По свидетельству очевидца событий, «начальника
немцов» Конрада Буссова, наемники «получали для себя, для слуг и для лошадей
корм и муку, а кроме того, ежемесячное полное жалованье из московской казны, от
чего казна ещё больше истощилась и опустошилась, чем во времена Шуйского».
Москва и многие города присягнули на верность польскому королевичу. В это же
время началась и чеканка новых полновесных копеек с его именем. Это
свидетельствует о том, что на денежном дворе были достаточные запасы сырья,
поступавшие с русского Севера и из Архангельска, которые были свободны от боевых
действий.
Первый год правления «семибоярщины» и польского командования выглядел для страны
сравнительно благополучным. Собранные в городах и деревнях пошлины, подати и
налоги, в какой-то части достигали Москвы. Велась торговля, проходили ярмарки,
по стране, несмотря на опасность и риски, в сопровождении военных отрядов
передвигались торговцы, работали ремесленники.
Такое положение дел сохранялось недолго. В июле 1611 года Новгород был захвачен
шведами, а весь северо-запад страны перешел под власть шведского командования.
Это отрезало от центра страны Кольский полуостров, а попытки шведов захватить
побережье Белого моря ещё больше сократили возможности русской внешней торговли.
Серебро перестало поступать на монетные дворы. Поменялась и внутриполитическая
ситуация.
Всё более видную роль при самозванце стал играть казак Иван Заруцкий. 11 декабря
1610 года Лжедмитрий II был убит. Признание боярами русским царем католического
принца привело к тому, что гражданская война, первоначально направленная против
«лихих» бояр, с осени 1610 года стала все сильнее приобретать национально-
освободительный характер и захватывать всё более широкие круги населения. В
Москве становилось неспокойно. Вспыхивали мгновенные конфликты между горожанами
и захватчиками. Чаще всего это происходило на рынках. Поляк хотел купить кадку
хлеба за польский флорин. Русский продавец заявил, что с поляка причитается
вдвое. В ответ поляк выхватил саблю, а сорок или пятьдесят москвичей прибежали с
оглоблями. Началась драка. Дюжина польских всадников врезалась в толпу, убила
пятнадцать москвичей и прогнала с рынка весь народ.
Ситуация всё больше накалялась. Сменившему гетмана польскому наместнику горожане
угрожали открыто, говоря прямо в лицо, что никто из поляков живьем из Москвы не
уйдет. На польские упреки в нарушении данной польскому королевичу присяги
москвичи отвечали: «Мы действительно избрали польского государя, но не для того,
чтобы каждый простой поляк был господином над нами и нам, москвичам, пришлось бы
пропадать, а для того, чтобы каждый у себя был хозяином».
Минин и Пожарский. Второе ополчение
Как писал позже великий русский писатель и поэт А.К.Толстой в «Истории
государства Российского от Гостомысла до Тимашева»:
«Поляки и казаки, казаки и поляки
Нас паки бьют и паки.
Мы ж без царя, как раки,
Горюем на мели.»
Постепенно терпение народа стало иссякать и в 1611 году вылилось в создание
первого народного ополчения. В стране была полная неразбериха. В Москве всеми
делами заправляли поляки, бояре из «Семибоярщины» рассылали повсюду грамоты с
призывами присягнуть польскому королевичу Владиславу. Находящийся в заключении
патриарх Гермоген призывал объединиться все освободительные силы страны и не
подчиняться военачальникам первого ополчения, состоявшего из казацких полков, а
архимандрит Троице-Сергиева монастыря наоборот звал всех объединиться вокруг
них. В общем, была полная кутерьма.
Драки и ссоры влекли за собой более решительные действия, но первыми все-таки
выступили не москвичи, а жители смоленских земель, сталкивающиеся с поляками
гораздо чаще. Они отправили в Москву грамоту с призывом постоять «за
православную хрестьянскую веру покаместа еще свободны, а не в рабстве и в плен
не розведены». В столице её переписали и разослали по городам. К ней свою
грамоту приложил и патриарх Гермоген, призывая «всею землею обще стать». Враг
был один – подданные Речи Посполитой. Эта патриотическая платформа явилась
основой для единения самых широких слоев русского общества. Её поддержали
крестьяне и горожане, дворяне и вольные казаки, часть бояр и князей. Рязанские
дворяне собрали ополчение и двинулись к Москве под руководством Прокопия
Ляпунова. С ним соединились бывшие сподвижники Лжедмитрия II князь Д.Т.Трубецкой
и казачий атаман Иван Заруцкий. Эти силы получили название Первого ополчения.
19 марта 1611 в Москве вспыхнуло восстание против поляков. По совету русских
изменников польский комендант поджёг город. Чтобы спасти свои дома, москвичи
были вынуждены тушить пожары, а польские интервенты бросились грабить и убивать.
Конрад Буссов свидетельствует, что поляки две недели грабили брошенный город.
«Одежду, полотно, олово, латунь, медь, утварь, которые были выкопаны из погребов
и могли быть проданы за большие деньги, они ни во что не ставили… Брали только
бархат, шелк, парчу,золото, серебро, драгоценные каменья и жемчуг. В церквах
снимали со святых позолоченные серебряные ризы, ожерелья и вороты, пышно
украшенные драгоценными каменьями и жемчугом… Кто хотел брать – брал… Из спеси
солдаты заряжали свои мушкеты жемчужинами, величиною с горошину и с боб и
стреляли ими в русских».
Вскоре после пожара основные силы Первого ополчения подошли к городу. Они заняли
большую его часть, но взять крепости Кремля и Китай-города, в которых укрылись
«литва» и «семибоярщина», ополченцы и москвичи не смогли. В стране снова
образовалось двоевластие. Сидящие в Кремле поляки и Боярская дума писали указы
от имени «законного» царя, избранного польского королевича, и чеканили от его
имени монету. А под стенами города расположились таборы Первого ополчения. Это
ополчение важно тем, что было не только и не столько военной организацией, а
присвоило себе функции центрального правительства, противопоставив себя
московской «семибоярщине», укрывшейся под крылом польских интервентов. В период
мартовских боев за Москву произошло значимое событие, которое к войне не имело
особого отношения. В стане ополчения был образован Земский собор, выбравший
Совет всея земли. Так что власть Советов на Руси была известна по крайней мере с
начала XVII столетия, причем никаких политических партий – кадетов, эсеров или
социал-демократов - в те времена еще не было, а Совет уже был. И вполне успешно
функционировал.
Именно Совет должен был взять на себя управление страной. Были организованы
финансовые службы, в задачу которых входило налаживание регулярного сбора
денежных средств, продовольствия и одежды для ополченцев. Была сделана попытка
наладить регулярное обеспечение войска поместными и денежными окладами и
жалованьем.
Власть Совета признавалась на обширной территории Руси, куда поступали его
грамоты, и приезжали сборщики средств. Им предписывалось собирать «с сохи по
двадцати по семи шуб бараньих, а с черных волостей собрать с трех вытей по шубе,
а также сошные всякие доходы и кабатцкие и запросные деньги». «Запросными
деньгами» назывались такие средства, которые давали не только крестьянское
население, но и посадские люди, и гости, на просьбы Совета предоставить
дополнительное к налогам и сборам финансирование. В письмах указывалось, «чтобы
оне всяким ратным людем для подмосковные земские службы денег дали, сколько кому
мочно».
Призывы эти особого успеха не имели. Незначительные денежные суммы, которые
удавалось собрать, попадали в плохо организованную систему управления
ополчением. Гораздо чаще бывало, что «…а сборщики заворовали, шуб не собрали ж и
к Москве по ся место не приваживали». Сложно сказать, что было бы, если бы этот
государственный аппарат был в то время отлаженным. Как показывает последующий
исторический опыт Российского государства, то за редкими исключениями, чем он
лучше отлажен, тем больше воруют.
Помимо этого Совет принимал и другие финансово-экономические решения. По его
приговору у бояр и столичной знати, призвавшей поляков и находившейся в Москве,
предполагалось изъять все земли и разделить их по справедливости между бедными и
разоренными войной дворянами. Казакам обещали только денежное и хлебное
жалованье, но передача в кормление каких-либо территорий запрещалась. Среди
казаков это вызвало серьезное недовольство, тем более что обещания жалованья так
и оставались лишь обещаниями. Осенью 1611 года, по свидетельству одной из
грамот, положение у осаждающих было следующим: «А дворяне и дети боярские и
Казаки и Черкасы и стрельцы и всякие служилые люди, будучи на земской службе под
Москвой, боярам бьют челом о жалованьи беспрестанно, а дати им нечево, и оне без
жалованья и с стужи от Москвы хотят идти прочь».
Отсутствие денег, а также трагическая гибель одного из лидеров ополчения
Прокопия Ляпунова привели к тому, что ополчение начало распадаться и «итти прочь
от Москвы». Несмотря на это, даже остававшегося под стенами осажденного Кремля и
Китай-города воинства хватило на то, чтобы поддержать осаду до той поры, когда к
городу подошло Второе ополчение, возглавляемое Мининым и Пожарским.
У осажденных положение также было далеко не простым. Наемникам, засевшим в
Кремле и Китай-городе, требовалось платить деньги, и Московский денежный двор
работал в полную силу. Однако сидя в изолированном от страны городе, у властей
возникла острая проблема в снабжении его сырьем. Не хватало серебра для
изготовления денег. Именно выплата денежного жалованья польским войскам была
единственным средством московских бояр удержаться у власти. Но и для поляков,
получаемые деньги, в условиях осады становились не столько средством обогащения,
сколько единственной возможностью выжить. Осада была плотной, и в Москве
наступил голод. А с приходом осени и зимы добавились ещё и муки от холода. Для
приобретения хоть какой-то еды и дров приходилось платить всё больше и больше
денег.
По свидетельству современников, во время московского восстания поляки умышленно
уничтожили все запасы провианта, «тогда как все войско несколько лет могло бы
этим кормиться с избытком… Через два или три месяца нельзя было получить за
деньги ни хлеба, ни пива». Осажденным полякам не оставалось ничего иного, как
возвращать москвичам награбленные драгоценности, чтобы получить хоть какую-то
еду. Спрос рождает предложение, и москвичи начали торговать с осажденными.
Летопись свидетельствует: «Мнозии же рустии людие приходиша нощию к стене града
Кремля, и серебра и жемчугов и свешиваху з гада. Рустии же люди емлюще сия и в
том место вяжущие только же хлеба и дающе им. Егда же сия увидеша быша, и
пойманы мнози и наказаны. По сем начаша им вместа злата навязываху за хлеба
место каменья и кирпичи. И сие им злохитрьство преста».
Серебро на денежный двор поставляли государственные учреждения и частные
заказчики, в основном купцы. В осажденном Кремле появились перекупщики,
скупавшие серебряные сосуды и украшения и перепродававшие их на денежный двор
для чеканки, но обеспечить таким путём сырьем государственную чеканку было
невозможно.
Оказавшись в аналогичном положении, даже «природный» русский царь позаимствовал
в интересах казны церковные и монастырские сокровища. Поляки и осажденные бояре
поступали аналогично. В тигли шло серебро с церковных окладов, драгоценная
посуда, богатые одежды и украшения, чтобы потом превратиться в деньги. То же
самое произошло и с золотом. Денежный двор возобновил чеканку золотых копеек и
денег.
Куда и за что только не платили бояре в годы интервенции, лишь бы удержаться у
власти. «По королевским грамотам» платили «государю королю» под Смоленск,
«немцом в заслуженное», ратникам «Сапегина войска» и русским стрельцам. Средства
естественно брали из государственной казны. Туда же пошли деньги, вырученные от
продажи имущества Василия Шуйского. Платили как серебряными и золотыми деньгами,
угорскими, так и «всей рухлядью». К ней относились «суда золотые» и «суда
серебряные», то есть сосуды из драгоценных металлов, золотые и серебряные
пуговицы, «что спарывали с платья», жемчуг и драгоценные камни. Платили и
«мягкой рухлядью» – соболями, атласом, бархатом, шелками, сукном и парчой.
Изделия из драгоценных металлов и угорские в больших объемах поступали на
Денежный двор, чтобы «на немцы из золота и серебра делати в денги».
«Отчет расходов царской казны», составленный после освобождения Москвы от
интервентов, зафиксировал понесенные утраты: «В церкви Благовещенья… с большого
наряду риз, с потрахели да с поручей снято в дробницах золота 10 гривен 24
золотника. Из церкви Михаила Архангела с трех покровов, которые были на гробех
великого князя Василья и царя и великого князя Ивана и царевича Ивана, в
дробницах золота 17 гривенок 2 золотника. Из Чюдова монастыря выдано потир да
два блюдечка, дя лжица, да кандило, да к евангелию сделано было, да еще
недоделано… Да от Казны выдано, с государева посоха снято было 6 гривенки…, да с
конского наряду, с ощейник, и с огловли, и с лысин, и с похвей… Да с образов
Донские пречистые, и с Вознесенского монастыря из церкви Архангела выдано 420
угорских». Конрад Буссов позже писал, что русские были вынуждены отдать
«чужеземцам на расхищение свою богатую казну, которая неисчислима, а для многих
невероятна. Из нее оплатили все королевское воинство до 1612 года; семь царских
корон и три скипетра, из них один – из цельного рога единорога, очень богато
украшенный рубинами и алмазами, а также несказанно много редкостных изделий
должны были познать, как… кочевать по чужим землям».
Тем не менее, перед Денежным приказом неизбежно возник вопрос о снижении веса
копейки. Не хватало уже ни серебра, ни золота. Осенью 1611 года ее вес снизили с
0,68 граммов сразу до 0,6 граммов. Даже Шуйский не решился на столь резкий шаг.
При нем такой вес допускали только откупщики. Надо же на что-то жить, в конце
концов. Причем, если при Шуйском в монеты были внесены изменения, чтобы их можно
было потом изъять из обращения, то в этот раз чеканку продолжили старыми
чеканами, что и полноценные монеты. Ради пополнения казны действующие московские
власти были готовы пойти на любое жульничество.
Но и этот вес удержать не удалось. К весне 1612 года вес был снижен ещё на 0,04
грамма. Потом он снижался ещё, сначала до 0,51, и в итоге до 0,47 грамма.
Состояние русской денежной системы было совершенно безразлично полякам, но в
разгар национально-освободительной борьбы против иноземных захватчиков на
решения Денежного приказа влияла и масса других обстоятельств.
В марте 1611 года в Ивангороде появился новый самозванец. Кем он был в
действительности сказать сложно. В разных источниках приводится разная
информация. То ли бродячий торговец ножами, просивший в Новгороде милостыню, то
ли московский дьякон Матюшка, то ли Сидорка. Тем не менее, к лету 1611 он собрал
какое-то войско из недовольного населения Новгорода и Пскова, а в декабре Псков
не только впустил его, но и присягнул, как «государю Дмитрию Ивановичу». В марте
1612 года ему присягнули и в лагере Первого ополчения, а также некоторые
небольшие города. Крупные города его проигнорировали и считали не иначе, как
«Сидоркой Псковским вором».
После присяги очередному самозванцу Совет всей земли начал от его имени чеканить
монету. Она была полновесной, но по законам денежного обращения при одинаковой
номинальной стоимости полноценные монеты неизбежно вытесняются из обращения
менее качественными. Так случилось и на этот раз.
Правление «вора Сидорки» было недолгим. В начале июня 1612 года Совет сложил
присягу самозванца, и вскоре после этого очередной претендент на престол был
убит. Чеканка монет вновь заглохла.
Главная причина этого заключалась в том, что традиционное и никогда не
нарушавшееся право государства на чеканку монеты подразумевало в качестве
обязательного условия помещение на монете имени царствующего правителя. Убийство
«Сидорки» лишало государственную монету самого главного – имени государя.
Помимо этого пока «без жалованья и с стужи» у Москвы постепенно распадалось
Первое ополчение, в Нижнем Новгороде набирало силу Второе ополчение. Оно было
значительно более однородным по сравнению с Первым и состояло в основном из
посадских людей. Возглавил его земский староста и владелец мясной лавки Кузьма
Минин. С сентября 1611 года К.Минин, получивший титул «выборный всею землею
человек», стал распорядителем хозяйственных средств ополчения.
Это был самый обычный человек, представитель черной сотни, то есть тех самых
посадских людей, на которых и ложилось все основное бремя местных налогов и
работ по обустройству города. Движение, начатое им, носило чисто анархический
характер, поскольку никакой власти над Кузьмой не было, и призыв Минина к
освободительной борьбе был в первую очередь поддержан посадским населением.
Когда всколыхнулось население, тогда инициативу Минина поддержал городской совет
Нижнего Новгорода, воеводы, духовенство и прочие служилые люди. В Спасо-
Преображенском соборе собрались жители города, и после службы перед
нижегородцами выступил местный протопоп, говоривший о необходимости постоять «за
веру». Однако этот призыв никакого энтузиазма не вызвал. Затем говорил Минин,
призвавший встать на освобождение Руси от иноземных врагов. И это предложение
было встречено с большим одобрением.
Однако в те времена одного одобрения для сбора войска было явно недостаточно.
Для того, чтобы люди бросили свои мирные занятия и взялись за оружие, даже для
защиты родины от иноземцев, им нужно было платить деньги, которые перед этим
было необходимо где-то и как-то собрать. Любовь к родине – это несомненно важное
качество. Но для наших предков было также необходимо, чтобы их труд, в том числе
и ратный, оплачивался. И оплачивался хорошо. И ведь что интересно. Несмотря на
то, что все участники ополчения получали за свою работу деньги, ни у кого из
последующих историков, даже в новейшее время, не возникло и мысли поставить под
сомнение патриотизм Минина, Пожарского или простых ополченцев, несмотря на то,
что без денег они бы воевать не пошли. Это свидетельствует лишь о том, что плата
за ратный труд и патриотизм существовали и могут существовать независимо друг от
друга. И если у властей есть желание, чтобы простые граждане были готовы бросить
все и идти сражаться, то это можно сделать двумя путями. Либо в период мирной
жизни заботиться о жизненном уровне своих граждан не на словах, а на деле, и
высоко оплачивать труд своих воинов во время военных испытаний, чтобы они хорошо
и успешно воевали, либо игнорировать интересы своего населения и нещадно
эксплуатировать его, а в случае войны силком и бесплатно гнать солдатскую массу
на врага, подгоняя ее пулеметами заградительных отрядов. Эффективность обоих
методов, также как и возможные объемы потерь можно предсказать заранее. Именно
об этом свидетельствует исторический опыт новейшего времени.
Подход к организации ополчения был практичный и деловой. Для успеха ополчения
прежде всего нужны были деньги, поэтому его создание и началось с организации
регулярных принудительных сборов средств, а не с добровольных пожертвований,
которых явно будет недостаточно. Поэтому нижегородцы приняли «приговор» всего
города о том, чтобы все жители города и уезда «на строение ратных людей» давали
в обязательном порядке часть своих средств. Минину было поручено руководить
сбором этих денег и их распределением среди воинов собираемого ополчения. Вторым
важным вопросом было найти храброго и искусного военачальника, не запятнавшего
себя изменой за эти неспокойные годы. Такой выбор, одобренный обществом, пал на
князя Дмитрия Михайловича Пожарского. Также было решено провести сбор «пятой
денги с пожитков и промыслов». Им облагались жители всех русских городов,
расположенных на востоке и северо-востоке от Москвы. Этот сбор наряду с
добровольными пожертвованиями должен был обеспечить регулярный приток средств в
казну ополчения. К этому добавили сборы с иногородних людей нижегородского
посада и у Строгановых. Руководители ополчения также обратились за помощью к
поморским городам и понизовью Волги. Города и области Поморья, активно
участвовавшие и в организации Первого ополчения, оказали большую помощь и на
этот раз, прислав деньги и воинов. Например, в волостях Белозерского уезда
собирали по 18 рублей и 6 ратных людей с сохи (определенного земельного надела).
Все ратные люди по предложению К.Минина были разделены на четыре категории в
зависимости от уровня военной подготовки и боевых заслуг. В зависимости от
категории они получали и разные денежные оклады. Поверстанным по первому разряду
причиталось по 50 рублей в год, по второму – 45 рублей, по третьему – 40 и по
четвертому – 30 рублей в год. Ниже окладов не было. Наличие у ополченцев
постоянного денежного довольствия сразу же привлекло в ополчение новых
кандидатов изо всех окрестных областей. За такие деньги, да еще и при их
регулярных выплатах, желающих повоевать было вполне достаточно.
Однако возникла проблема. Несознательные нижегородские купцы начали всячески
тянуть со сдачей своих средств на содержание армии. У одного весь товар в
Вологде лежит непроданный, у другого деньги кому-то в долг были отданы, а их ему
не возвращают, ну, и так далее. Поэтому Минин поступил довольно просто.
Для того, чтобы собрать достаточно средств на содержание ополчения, при
поддержке войск Пожарского, Минин осуществил оценку имущества нижегородского
населения и определил часть, которая должна пойти на ополчение. По совету Минина
давали «третью деньгу», то есть третью часть имущества, либо, в некоторых
случаях, пятую часть. Лица, которые не желали выделять требуемой суммы,
отдавались в холопы, а их имущество полностью конфисковалось. Особенно
эффективной эта мера оказалась в отношении тех самых купцов, которые начали
тянуть со своими взносами на дело освобождения страны. На торги помимо имущества
были выставлены их жены и дети и, что удивительно, деньги сразу же были найдены.
Хорошая организация, в первую очередь сбор и распределение средств, ведение
собственного делопроизводства, установление контактов и связей со многими
городами и районами, присоединение их жителей к ополчению — всё это привело к
тому, что в отличие от Первого ополчения во Втором было полное единство задач,
целей и действий у всех его участников. Минин и Пожарский продолжали собирать
деньги и воинов, обращались за помощью в разные города, посылали им грамоты с
воззваниями: «…быти нам всем, православным христианам, в любви и в соединении и
прежнего межусобства не счинати, и Московское государство от врагов наших…
очищати неослабно до смерти своей, и грабежей и налогу православному
христианству отнюдь не чинити, и своим произволом на Московское государство
государя без совету всей земли не обирати». Руководство Второго ополчения
фактически стало осуществлять функции правительства, которое окончательно
сформировалось и оформилось зимой 1611-1612 годов также как «Совет всея земли» -
высший политический орган власти.
Параллельно отдельные отряды ополчения начали постепенно наводить порядок в
городах и уездах севера и северо-востока страны, привлекая в свои ряды новых
ополченцев и средства. В конце февраля – начале марта 1612 года войска выступили
из Нижнего Новгорода на Москву. Они шли, освобождая от разгуливающих банд
северные города Руси и восстанавливая порядок на этой территории. В Балахне и
Юрьевце ополчение получило значительное подкрепление и большую денежную казну.
Далеко не все бояре, занимавшие посты тогдашних градоначальников, были готовы
сотрудничать с ополченцами, но простое население городов повсеместно оказывало
помощь войскам Минина и Пожарского, поэтому противившиеся бояре на своих местах
в таком случае долго не засиживались, а смещались местным населением.
Жалованье давали всем ополченцам, дворянам «розных городов», а также стрельцам и
детям боярским. Когда в Юрьевец, только что предоставивший «многую казну на
подмогу» ополчению, пришли «татарове юртовские многие люди» и выразили свое
желанье помочь, им тоже дали жалованье. Были определены и достаточные большие
размеры земельных владений, которые должны были получить дворяне. Но до
окончательной победы эти земли были лишь обещаниями, их надо было сначала
отвоевать у врага. Поэтому пока приходилось ограничиваться денежным и хлебным
жалованьем, а это делало вопрос пополнения запасов наличных денег в казне
первоочередным по важности.
Учитывая приток значительного количества ратников и их высокий уровень оплаты,
средства ополчения быстро иссякали, и вопрос обеспечения материальной базы
народно-патриотического движения вставал перед Вторым ополчением с такой же
остротой, что и перед Первым. Действия ополчения против врага были хоть и
успешными и приносили определенные средства, но были все-таки недостаточными для
обеспечения стабильного притока денежных средств. Чтобы создать надежную основу
для этого, Второе ополчение в начале апреля 1612 года перебазировалось в
Ярославль, где занялось организацией государственного аппарата, обеспечивающего
регулирование сбора и распределения средств. В Ярославле окончательно
сформировался и определился и состав правительства - «Совета всея земли», в
который вошли как руководители ополчения, так и представители различных знатных
княжеских родов.
Необходимо отметить, что между Первым и Вторым ополчением не было единства,
поскольку планы, видение дальнейшего развития и интересы у их руководителей
существенно различались, а уровень доверия был столь низким, что руководители
Первого ополчения даже подослали убийц к князю Пожарскому и попытались
организовать покушение, которое не удалось.
Перенос центра Второго ополчения в Ярославль в большой степени осуществлялся из
экономических соображений. Этот город был одним из важнейших центров внутренней
и внешней торговли, поскольку именно он находился на пересечении торговых путей
из Архангельска в Москву, на пути в Сибирь, Астрахань, на Кавказ и в страны
Азии. Здесь размещались многочисленные конторы английских, голландских и иных
иностранных купцов. На момент описываемых событий именно Ярославль был
практически единственным активным действующим центром торговли с Западом.
Богатые местные купцы давали большие средства в казну ополчения и активно
участвовали в его деятельности. Доходы от таможенных пошлин в талерной монете с
иноземной торговли давали необходимое серебряное сырье, сбор «пятой денги» с
богатых «прожитков и промыслов» также приносили в бюджет ополчения значительные
средства. Помимо этого в городе было хорошо налажено изготовление ювелирных
изделий, было много мастеров по этому металлу, а закрытый лишь в конце XV века
денежный двор, естественным образом наталкивал руководителей ополчения на
возобновление его работы и организацию чеканки денег.
Открытие Вторым ополчением в Ярославле денежного двора явилось одним из
важнейших и наиболее эффективных шагов для обеспечения успеха дальнейшей
национально-освободительной борьбы. Регулярный приток серебряного сырья и
чеканка собственной монеты обеспечила стабильный источник выплат денежного
жалованья ополченцам и приносила постоянный доход казне. Существенным был и
морально-политический аспект. Обещание правительства ополчения выплачивать всем
пришедшим под его знамена «корм и казну» получало солидную реальную основу, а
регулярные выплаты хорошего жалованья были гораздо более эффективны, чем какие-
либо призывы и агитация.
На открытом в Ярославле денежном дворе начали чеканить новую русскую монету.
Чтобы отличить ее от другой, также имевшей хождение в стране, на штемпелях было
нанесен знак, означавший ярославский монетный двор. Поскольку изготовление
штемпелей было делом крайне сложным, то использовались привозные. Их каким-то
образом удалось заказать и изготовить в осажденной Москве, а затем тайно
переправить в Ярославль. Это тем более удивительно, что любые подобные работы
велись под неусыпным контролем поляков, а за изготовление штемпелей для
осаждавших Кремль русских мастерам грозила немедленная смерть.
Вопрос о том, имя какого царя размещать на монетах, был решен достаточно изящно
и грамотно с пропагандистской точки зрения. Монеты чеканились на имя последнего
Рюриковича – царя Федора Иоанновича, сына Ивана Грозного. Его имя окружал ореол
святости, а в общественном мнении именно он был последним царем, имевшим все
права на престол по праву рождения. Также его имя на монетах придавало им
законную силу, поскольку они чеканились «на государево имя». И в то же время они
декларировали политическую программу ополчения – избрание русского по
происхождению православного царя, имеющего право на царский престол по рождению.
Также ополченцы показывали этим, что они сохраняют национальные традиции, а
ярославская монета является лишь продолжением тех обычаев, которые существовали
на Руси до прихода к власти Годунова и начала Смутного времени.
В качестве весового стандарта монеты был принят аналогичный выпускавшейся в этот
период в Москве копейке весом 0,6 грамма. Выгоды от использования более
тяжеловесной монеты были понятны, но и все проблемы, связанные с ее хождением,
когда существуют в обращении низкокачественные монеты также были вполне ясны.
Заслуга в успехе чеканки ярославских копеек полностью обязана здравому
практическому подходу, трезвому уму и организаторским способностям Козьмы
Минина. Дальнейшая политика в чеканке монет была чрезвычайно гибкой. Когда
осенью в осажденной Москве поляки снизили вес копейки, Ярославский денежный двор
последовал за этим понижением. В отличие от пляшущих весовых норм московских и
новгородских копеек ярославские монеты выгодно выделялись своим внешним видом и
стабильной, выровненной весовой нормой.
Поляки и бояре по-прежнему были заперты в Кремле и Китай-городе, а в остальных
частях Москвы и в Подмосковье стояло то, что осталось от таборов Первого
ополчения. Тем не менее и их хватало, чтобы не пропускать в лагерь осажденных
продовольствие и топливо.
В лагерь осаждающих стали доходить известия о действенной силе, образовавшейся в
Ярославле. Надежды на освобождение от поляков подпитывались и новостями о тех
реальных благах, которые получали из казны ратники Второго ополчения. К этому
времени у поляков, наверное, остались лишь одни союзники, те бояре, которые
впустили их в Кремль, и справедливо опасавшиеся возмездия за измену. Так часто
бывало и бывает не только в России, когда основными изменниками интересов
общества являются самые богатые, знатные и влиятельные люди страны. Ради
сохраненения своей власти и себя во власти они могут быть готовы на любую измену
и преступление.
В это же время с запада на выручку к осажденным полякам шла армия гетмана
Ходкевича, что заставило силы Второго ополчения двинутся к Москве. Силы войска
были довольно значительны – порядка двадцати–тридцати тысяч человек.
Значительную часть из них составляли крестьяне и посадские люди, около десяти
тысяч там было дворян, детей боярских и служилых татар касимовских, казанских,
сибирских и прочих и порядка трех тысяч стрельцов и казаков.
В конце июля 1612 года войско выступило из Ярославля и 19 августа подошло к
Москве. Вид ополченцев, сытых, хорошо одетых и оснащенных произвел огромное
впечатление на казаков и особенно на остатки войск Первого ополчения,
продолжавших осаду Московского кремля. Летописи отдельно отмечали: «...мнозии ж
от казатцкову чину и всякие черные люди не имущие... токмо едину пищаль да
пороховницу у себя имущие», «ови убо боси, инии же нази». Ополченцы стали
отдельно от казаков, чтобы не возникало каких-либо конфликтов между теми и
другими, а руководство казаков и ополченцев вступило в переговоры о координации
своих действий против поляков. Отношения были исполнены взаимного недоверия, но
в конце концов договоренности были достигнуты и оставшиеся силы Первого
ополчения в размере 3-4 тысяч человек и князь Д.Т.Трубецкой присоединились ко
Второму ополчению. Войска князей Пожарского и Трубецкого, возглавлявшего
казаков и остатки первого ополчения, принесли взаимные присяги. Казаки и дворяне
князя Трубецкого поклялись «против врагов наших польских и литовских людей
стояти». Ополченцы Минина и Пожарского в ответ «обещевахуся все, что помереть за
дом православную християнскую веру».
Битва за Москву произошла 22-24 августа (1-3 сентября) 1612 года. Не будем
подробно останавливаться на ходе всех боевых действий, поскольку это тема
военно-исторических работ. Отметим лишь, что после боев 22 и 23 августа
подошедшие к Москве поляки начали 24-го числа решительное наступление, выбив
русских из возведенных ими, но разрушенных за два дня боев укреплений. Ситуация
складывалась критическая. Поляки подвезли 400 возов продовольствия,
предназначавшегося для осажденного в московском кремле польского гарнизона.
Казалось, что вот-вот и сопротивление русских будет сломлено, а осада будет
прорвана. Видя такое положение вещей, пришедший вместе с ополчением в Москву
келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий Палицын начал действовать. Он
отправился к отступавшим казакам Трубецкого и пообещал им выплатить жалованье из
монастырской казны. Одно это обещание произвело в казаках разительную перемену.
По вспоминаниям Авраамия Палицына, казаки «устремившася единодушно ко острогу
приступили, и вземше его, литовских людей всех острию меча предаша и запасы их
поимаша. Прочие же литовские люди устрашишася зело и вспять возвратишася: овии
во град Москву, инии же к гетману своему; казаки же гоняще и побивающе их...» В
полдень 24 августа закончилась первая наиболее критическая половина битвы, после
чего настал продолжительный перерыв.
В это время русская «пехота легоша по ямам и по кропивам на пути, чтоб не
пропустить етмана в город». Происходило это, судя по всему, по инициативе самих
ополченцев, так как в руководстве царило замешательство, поскольку оно не
понимало, что происходит «стольник и воевода князь Дмитрий Михайлович Пожарский
и Козьма Минин в недоумении быша».
Вслед за этим в боевых действиях последовала пауза, потраченная на
переформирование войск и укрепление их боевого духа, а уже следующее сражение
привело к широкомасштабному наступлению русских войск на лагерь польского
гетмана и валы Земляного города, где теперь уже оборонялись гетманские войска.
«Приуспевшим же всем казаком к обозу у великомученицы христовы Екатерины, и
бысть бой велик зело и преужасен; сурово и жестоко нападоша казаки на войско
литовское: ови убо боси, инии же нази, токмо оружие имущие в руках своих и
побивающие их немилостивно. И обоз у литовских людей розорвали».
Уже 25 августа поляки начали отступление к Можайску и далее к границе. Доставить
продовольствие осажденному польскому гарнизону Кремля не удалось. Поражение
гетмана на подступах к Москве предопределило неизбежность падения и польско-
литовского гарнизона. Это поражение для поляков уже невозможно было исправить
каким-либо образом. Надежда завладеть Московским государством окончательно
рухнула.
Однако изгнание войск гетмана еще не означало полного освобождения Москвы.
Польские отряды удерживали Китай-город и Кремль. Там же укрывались и сторонники
поляков московские бояре со своими семьями. В Кремле со своей матерью был и мало
известный ещё в то время будущий российский царь Михаил Романов.
Несмотря на все это, расположенный на территории Кремля Московский денежный двор
продолжал чеканить серебряную и золотую монету и выдавать жалованье наемникам. С
августа 1612 года вес копейки вновь снизился и стал составлять 0,48 грамма.
В сентябре 1612 года голод в Москве стал доходить до своей крайней степени.
Когда у поляков не осталось греческих пергаментных рукописей из кремлевской
библиотеки, те начали есть человечину. «С сентября дня 14 голод велми стал
утискати, пехота новая стала с голоду мерти и мало не все вымерли… Немцы кошки и
псы все поели… А потом уже голод незносный почат трожити, же пехота и немцы…
почали людей резати и ести».
Зная, что осажденные поляки терпят страшный голод, Пожарский в конце сентября
1612 года предложил им сдаться. Им обещали сохранить жизнь, но поляки
высокомерно отказались. 22 октября Китай-город был взят штурмом русскими.
Картина была жуткой: «Сиденье ж их бяше в Москве таково жестоко: не токмо людей
побиваху и едяху, но и сами друг друга побиваху и едяху. Да не токмо живых людей
побиваху, но и мертвыъ из земли раскопываху: как убо взяли Китай, то сами
видехом очима своима, что многая тчаны насолены быша человечины». Польский
гарнизон не мог больше обороняться. От голода и болезней умерла половина
трехтысячного гарнизона. Осажденные понимали, что зиму им не пережить. Голод
среди поляков, засевших в Кремле, усилился неимоверно, поэтому боярские семьи и
всех гражданских обитателей поляки стали выпроваживать из Кремля.
Пожарский предлагал осажденным свободный выход со знаменами и оружием, но без
награбленных сокровищ. Они предпочли питаться пленными и друг другом, но с
деньгами расставаться не желали. Пожарский с полком встал на Каменном мосту у
Троицких ворот Кремля, чтобы встретить боярские семьи и защитить их от казаков.
26 октября начались переговоры о сдаче, и 27 октября польский гарнизон сдался и
покинул Кремль. Пленные, попавшие в руки Пожарского и ополченцев, остались живы.
У них всё отобрали, но оставили в живых. Полякам, попавшим к казакам Трубецкого,
повезло гораздо меньше. Их казаки полностью перебили.
В этот же день объединенные войска Пожарского и Трубецкого торжественно со
знаменами и хоругвями под звон колоколов вошли в освобожденный от захватчиков
Кремль.1 ноября 1612 года в Москве прошел торжественный крестный ход с
благодарственным молебном в ознаменование освобождения от поляков.
Монетный двор в Ярославле, внесший свой незаметный, но столь значимый вклад в
дело победы над поляками, проработал ещё несколько лет, после чего был закрыт, а
часть мастеров была переведена в Москву для работы на Московском монетном дворе.
Несмотря на освобождение Москвы от интервентов русский престол оставался
вакантным, и польский король Сигизмунд III всё ещё надеялся занять московский
трон. Такие же надежды питал и шведский королевич. Однако наши соотечественники
к этому времени поняли, что никакие иностранцы, будь-то поляки или шведы, не
станут помогать восстановлению России. Единственное, что им важно, это их
собственные корыстные интересы, а живущим на Руси народам надо рассчитывать на
свои собственные силы. К сожалению, то, что было отлично ясно нашим предкам,
никак не может дойти до понимания современных высших представителей
исполнительной и законодательной власти России. Или, может быть, они работают в
интересах каких-то других иностранных государств? Но это мы отвлеклись.
Коренные перемены в настроениях в русском обществе привели к тому, что польская
армия, находящаяся на территории Русского государства, осталась без
продовольствия. Население его просто не продавало. Чувствительные удары,
наносимые полякам ополчением, также негативным образом сказывались на боевом
духе врага. В итоге 27 ноября польский король отдал приказ об общем отступлении.
Несмотря на снижение уровня внешней угрозы перед действующим правительством была
крайне серьезная проблема, которую необходимо было срочно решать. Осенью и в
начале зимы 1612 года в Москве были сконцентрированы большие воинские силы:
около двух тысяч земских дворян, четыре с половиной тысячи казаков, около тысячи
иногородних стрельцов и несколько тысяч стрельцов-москвичей. Всё это воинство
распускать пока было нельзя, поскольку военная угроза сохранялась, а,
следовательно, их надо было снабдить питанием, теплой одеждой и разместить на
зимних квартирах.
Однако прежде всего следовало обеспечить выплату им жалованья. Денег в казне не
было. Кремлевские сокровищницы были тоже к тому времени пусты, а «которые деньги
были в привозе, и те розданы ратным людем на жалованье». Несмотря на то, что по
свидетельству летописи, казаки «всю казну Москвоскую взяша», они требовали у
своих начальников выплаты жалованья. Дело дошло до столкновения между казаками и
начальниками, в результате чего у «казаков немного государевой казны отняша».
Земское правительство бросило все силы на поиск денег, чтобы решить этот самый
важный вопрос. Сразу же начали искать спрятанную во время пребывания поляков в
Кремле государственную казну. Как свидетельствовали сами поляки, бояре тщательно
прятали ее от польского гарнизона, требовавшего выплаты жалованья. «Было чем
заплатить из казны, но бояре не хотели трогать сокровища, необходимые для
торжественного венчания королевича, коего с часу на час ожидали. Там хранились
всякие вещи, употребляемые для коронации: царские одежды, утварь золотая и
серебряная, драгоценные каменья, сверх того дорогие столы, осыпанные каменьями
стулья, золотые обои, шитые ковры, жемчуг и многое тому подобное.»
После смены власти «возлюбленные друзья великого короля» были арестованы
правительством ополчения и «под пытками» указали место хранения сокровищ:
«драгоценного скипетра царя и великого князя Ивана Васильевича и двух
драгоценных ожерелий… княгини Анастасии, матери благочестивейшего царя и
великого князя Федора Ивановича всея Руси… Указали они и многие другие
драгоценнейшие предметы… Итак, открытые посредством пытки деньги и сосуды
положили в царскую ризницу и из этих денег много раздали воинам, и весь народ
успокоился».
Также для служивших в ополчении казаков был проведен «разбор». Образовывалось
регулярное казачье войско. От казачьих разбойничьих шаек «старые казаки» были
отделены тем, что им выдавалось жалованье по 6 рублей деньгами и «сукнами» на
человека, а это юридически закрепляло их на государственной службе и давало
право на казенное обеспечение. В эту же категорию попадали и беглые крестьяне,
участвовавшие в освободительном движении. Они становились свободными людьми,
получали право строить себе дома в Москве и других городах и были освобождены на
два года от выплат долгов и других податей. На единовременную выплату жалованья
казакам и дворянам ушли все имевшиеся в наличии деньги.
7 января 1613 года в Москве начал свою работу Земский собор, на котором должна
была быть утверждена кандидатура русского царя. Помимо польского и шведского
королевича появились и новые имена, выдвинутые различными боярскими и
дворянскими группировками. Особенно активен был в период работы собора один из
бывших руководителей ополчения князь Д.Т.Трубецкой, устраивавший щедрые застолья
для казаков, «моля их, чтобы быти ему на Руси царем».
Но в конечном итоге был выбран в цари не он, а юный Михаил Федорович Романов.
Его отец Федор Никитич, как уже отмечалось выше, был блестящим придворным и
основным конкурентом Бориса Годунова на русский престол, но отказался в пользу
Бориса. Официальная история сообщает, что во время избрания нового царя Филарет
томился в плену у польского короля, куда попал как член «Великого посольства».
Однако с учетом того, что семья, включая молодого Михаила Романова, отсиживалась
в захваченном поляками Московском кремле, есть определенные основания
сомневаться в этом «томлении». 21 февраля 1613 года Михаил Романов был
торжественно избран в государи Московского царства, а 25 февраля Нижегородское
ополчение прекратило свое существование.
Традиционно монеты с именем нового государя начинали чеканить после его венчания
на царство. В этот раз чеканка началась немедленно после избрания нового царя.
Деньги еще со времен Александра Македонского играли роль современных средств
массовой информации и лучше всяких указов и грамот разносили вести в самые
отдаленные уголки страны, ведь торговля в государстве не замирала даже в самые
тяжелые времена. Жалованье служилым людям, выплаченное уже новыми деньгами,
давало им понимание обеспеченного будущего и отвращало от разбоя.
Постепенно население стало возвращаться на прежние места жительства,
восстанавливалась работа государственного аппарата, вновь налаживалась
внутренняя и внешняя торговля. Однако окончательное завершение Смутного времени
относят к 1618 году. В течение пяти лет происходило очищение русских территорий
от шведов, поляков, воровских казаков и разбойничьих банд. Также попытки
утвердиться на русском Севере делали англичане и датчане.
Англичане посчитали Смутное время в России крайне выгодным не только для
восстановления своего прежнего положения, но и для существенного расширения
влияния. Планы были чрезвычайно амбициозными. Британцы планировали захватить
русский Север и завладеть всем Волжским путем вплоть до Каспийского моря.
Проект английской интервенции в России был представлен Томасом Чемберленом в
1609 году. Следовало воспользоваться бедственным положением Московии и тем, что
части страны либо разорены, либо заняты поляками или шведами, и захватить
русский Север: «Эта часть России, которая ещё более всех отдалена от опасности
как поляков, так и шведов, есть также самая выгодная для нас и самая удобная для
торговли… Россия… должна стать складом восточных товаров Англии».
Англичане предложили русскому правительству военную помощь, чтобы иметь удобный
предлог и возможность вмешаться в русские дела, но прибывшие летом 1612 года
английские наемники встретили не просто крайне холодный прием у Пожарского, но
им было приказано немедленно покинуть русские земли.
В итоге англичане получили возможность вмешаться в русские дела, когда самая
тяжелая фаза Смуты уже прошла. Их привлекли в 1615-17 годах в качестве
посредников на переговорах со Швецией об условиях возвращения Новгорода России.
За свою деятельность английский посол получил богатые подарки: «золотой кафтан,
обшитый лучшим собольи мехом, ценою в пятьсот рублей, к нему высокую черную
шапку лисьего меха, пятьдесят прекрасных собольих шкурок, пять тысяч беличьих
шкурок, золотую цепь в шестьсот крон и чашу из золота, украшенную рубинами и
сапфирами». Подарки были, конечно, богатые, но сравниться с захватом и контролем
над всем русским Севером и Волгой явно не могли.
К 1615 году и шведы начали понимать то, что уже понял в 1612 году польский
король. Включить новые земли в состав шведского королевства не удавалось,
население все с меньшей охотой кормило шведские войска, это вело к росту
грабежей и насилия на временно оккупированных территориях. Начинала разгораться
партизанская война против шведов. Новгородцы отправили посольство в Москву с
просьбой простить им все бывшие «вины» и начать срочные мирные переговоры, что и
было успешно сделано.
Активизация военных действий привела к падению веса копейки до 0,52 граммов и
ухудшению качества изготавливаемых монет. Также шведы начали чеканить фальшивые
копейки. Жульничество было особого свойства. Русское правительство проводило
выкуп всех старых копеек, выпущенных начиная с Ивана Грозного и вплоть до
Василия Шуйского и даже польского королевича. Они чеканились из расчета 300
копеек из гривенки. Теперь по всей территории Руси их стали обменивать на
копейки с именем Михаила Федоровича, которые чеканились по весовой норме
четыреста копеек из гривенки. Сдававшие получали за рубль старых копеек рубль
десять копеек новыми, то есть дополнительно десять новых копеек.
На новгородском монетном дворе с ведома, а скорее всего по прямому указанию
шведов, строго контролировавших чеканку, были изготовлены «воровские» снасти для
чеканки новых, якобы старых копеек с именами Дмитрия Ивановича и Василия
Ивановича. Они были значительно легче старых русских монет. Получалось, что
легковесные вроде бы старые копейки менялись на столь же легковесные новые, но к
каждому обмениваемому таким образом рублю в придачу получалось ещё десять
копеек. Шведское командование и король, как организаторы схемы, получали прямую
и очевидную выгоду.
Делалось это на самом высоком уровне, о чем сохранилась переписка между шведским
королем, шведским гарнизоном в Новгороде, Государственным казначейством и
Счетной конторой, включая подробные инструкции относительно организации прибыли
от чеканки копеек. Было отдано распоряжение о покупке «двух или трех бочек
золота» («бочка золота» – это счетное понятие эквивалентное 100 тысячам
серебряных риксдалеров) необходимых для чеканки копеек, а за счет этого
сократить расходы на содержание шведских военных гарнизонов: «Мы можем с
замечательной выгодой покрыть все расходы этими копейками». Они должны были быть
«так же хороши или даже лучше тех, которые чеканят теперь в Москве». Цена копеек
определялась в 42 за риксдалер и равнялась той, по которой ефимки покупали в
Москве. Также шведы надеялись, что эти копейки будут использоваться «не только
по всей России наравне с другими, но и в Польше, и в Литве, а также в Данциге,
Риге и прочих приморских городах».
Давая такое распоряжение, шведский король фактически давал команду на
широкомасштабный выпуск фальшивых денег, и с точки зрения русских властей это
было прямым преступлением. Король понимал это, поэтому просил сохранять всё это
мероприятие в тайне, но не стесняться в выборе средств для максимального
повышения доходов от чеканки. В завершении своего послания король выразил свое
желание, «чтобы монетная чеканка производилась чем больше, тем лучше, тем
большую выгоду мы будем иметь от неё. Так что мы надеемся, что получим то, что
просим для Ставки, и сможем таким образом содержать в большинстве мест наши
войска без особых вспоможений из Швеции. Но на все это требуется время и
терпение. Так где же ещё мы сможем найти подобные выгоды? И мы предоставляем вам
все полномочия в настоящем деле, в чем подписываемся. Густав-Адольф». После
получения подобных распоряжений для повышения доходов от чеканки шведы снизили
вес копеек с 0,52 до 0,48 грамма.
В начале 1616 года между русской и шведской сторонами при посредстве англичан
начались переговоры, которые длились более года и завершились в феврале 1617
года подписанием мирного договора. Первоначальные требования шведов постепенно
снижались с 200 тысяч рублей до 20 тысяч. Однако в результате этого мира Россия,
возвратив себе ряд городов и областей, оказывалась полностью отрезанной от
Балтийского моря. Свободными оставались лишь побережья Белого и Баренцева морей.
В результате этого договора значительные доходы от обложения налогами всей
русско-балтийской торговли стали поступать в шведскую казну.
В 1618 году в Европе разразилась Тридцатилетняя война, в которую оказались
втянуты все европейские страны. В этом конфликте Дания являлась естественным
союзником России. Датчане в марте 1619 года организовали торговую компанию,
которая планировала торговать на севере России без посредничества русских купцов
и основать свою торговую факторию на реке Печоре в районе Пустозерского острога.
Об этом в мае 1619 года датский король уведомил русское правительство и просил
оказать купцам помощь и покровительство. Однако допускать иностранных купцов на
внутренний рынок русское правительство совершенно не собиралось. Поэтому в
июльском ответе королю было сказано: «В Печору с моря корабельного ходу нет,
место там пустое и пристани для пустоты и лихого проезду быть невозможно». А
коли датчане хотят торговать, то пусть едут в Архангельск и торгуют там под
присмотром государевой таможенной службы наравне с другими иностранцами.
Датчане предпочли понять текст ответа буквально и собственным примером
опровергнуть сказанное, организовав пристань на Печоре. Датские купцы «на свой
страх» снарядили экспедицию и послали суда на Печору. Об этом датский король
известил царя Михаила Федоровича. На это русские власти официально заявили, что
снимают с себя и своих людей всякую ответственность за возможное несчастье с
датчанами, отправившимися в этот путь. Датчане действительно потерпели крушение,
их самих задержали, а товары и имущество описали. По мнению царских чиновников,
исходя из описи, это была не торговая экспедиция, а «как бы лазутчество».
Поэтому летом 1621 года их отправили обратно в Данию и просили короля больше
«датских людей на Пустоозеро не пускать». Во второй половине 1620-ых годов
началась активная торговля русским хлебом с Данией, и все существовавшие ранее
трения были на время забыты.
Несмотря на длительный тяжелый период, связанный со Смутным временем и
иностранной интервенцией на территории России, экономика страны быстро
восстановилась после пережитых потрясений. Ей никто не мешал, принимая десятки и
сотни разнообразных законов в год, и население российского государства с самого
низа и до самого верха вновь вернулось к предшествовавшему неспокойным временам
накоплению богатства. Торговали все слои общества, и это отмечали бывавшие на
Руси иностранцы. В стране было чем торговать, а отсутствие каких-либо
законодательных ограничений способствовало активному накоплению богатства всеми
слоями общества. Швед Кильбургер писал, что русские «от самого знатного до
самого простого любят коммерцию», а «в городе Москве помещается больше торговых
лавок, чем в Амстердаме или хотя бы в ином целом княжестве». Препятствий в этом,
в отличие от Франции или Испании, где дворянам запрещалось заниматься торговлей
и промыслами, или Голландии с Англией, где эту деятельность монополизировала
господствующая верхушка, никто не чинил. Торговать было традиционным занятием
для русского человека, и возврат к мирной жизни означал новый период бурного
развития торговли. В целом же до реформ и войн Петра I российский рынок был
значительно более оживленным, чем в XVIII веке, когда большинству крестьян
просто стало нечем торговать.
Крупнейшим центром торговли, как и до Смутного времени, была, естественно,
столица, в которой помимо Красной площади имелись также обширные постоянные
рынки в Китай-городе, Белом городе, Земляном городе. Свои рынки были во всех
других девятиста двадцати трех городах, насчитывавшихся в России к середине
XVII века. Шла чрезвычайно активная ярмарочная торговля. Возникшая в XVI веке в
Холопьем городке на Верхней Волге ярмарка в 1620-х годах переместилась в город
Макарьев и тем положила начало знаменитой Макарьевской ярмарке, существующей и
поныне в Нижнем Новгороде. Её оборот уже в те времена достигал 80 тысяч
рублей. Значительные ярмарки были в Архангельске, Тихвине, Верхотурье.
Посетивший в середине XVII века Россию Павел Алеппский писал, что «торговля
московитов деспотичная, это торговля сытых людей». В Османской империи, откуда
он прибыл, тоже было много базаров, но там для мелких торговцев продать хоть
что-либо означало обеспечить кусок хлеба себе и семье. Перед русскими проблема
так не стояла. По словам Павла, «говорят они мало, как франки», и если кому-то
не нравится запрашиваемая цена, то он волен искать подобный товар где-нибудь в
другом месте. Павел Алеппский сохранил и передал потомкам слова салоникского
еврея, принявшего крещение и жившего в России о том, «что евреи превосходят все
народы хитростью и изворотливостью, но что московиты и их превосходят и берут
над ними верх в хитрости и ловкости». Однако иностранцы отмечали и признавали и
высочайшую честность русских. Адам Олеарий в своем «Описании путешествия
Голштинского посольства в Московию и Персию» упоминал, как рыбаку на Волге по
ошибке переплатили за улов 5 копеек. Тот пересчитал и вернул лишнее. Пораженные
таким поведением немцы предложили ему взять сдачу себе, но он отказывался от не
заработанных денег и взял только после неоднократных просьб.
Хотя в торговле в различной степени участвовали все сословия, еще до Смутного
времени на Руси стали выделяться профессионалы, специализирующиеся на торговле,
а после его окончания размах их деятельности уже не уступал их западным
коллегам. Прежде всего это относится к крупным купцам и промышленникам, имевшим
оборот не менее 20 тысяч рублей в год. Царь персонально жаловал таким
коммерсантам чин «гостя», и человек, получивший его, фактически входил в состав
самой верхушки государственной структуры. Считалось, что раз он сумел нажить
большое состояние и управлять им, то является ценным специалистом, и его опыт
надо активно использовать на благо всей страны. Все гости были приближены к
царю, получали право непосредственного доступа к нему, освобождались от податей,
им разрешалось покупать вотчины. Обычно они выступали в качестве советников и
финансовых агентов правительства. Через них казна вела заграничную торговлю, им
обычно поручали руководить сбором налогов, таможенных и кабацких пошлин,
передавались подряды на крупное строительство, на поставки для армии, на ведение
государственной монопольной торговли — пушной, винной, соляной. Так что чин
«гостя» давал и особые привилегии, позволявшие богатым людям становиться еще
богаче. Гости, в свою очередь, привлекали различных субподрядчиков из более
мелких купцов. Шляхтич Станислав Немоевский так охарактеризовал гостей:
«Крестьяне, которым наравне с боярами принадлежит заведование всяким
управлением».
Наиболее известными из таких «крестьян» были, наверное, Строгановы. За их
огромную финансовую помощь при освобождении страны от поляков и восстановлении
после Смуты им было присвоено особое звание «именитых людей». Василий Шорин вел
значитальную торговлю внутри России, с Персией, Средней Азией, был таможенным
головой в Архангельске. Гость Епифаний Светешников вел торговлю с Сибирью,
эксплуатировал соляные промыслы в Усолье, на соляных промыслах разбогатели и
гости Шустовы и так далее. В допетровской России было много богатых людей,
сделавших свое состояние трудом на благо свое и всей страны, а не разворовавших
и переделивших то, что было создано их предшественниками.
Несколько ниже гостей в торгово-промышленной иерерхии шли гостиная и суконная
сотни, насчитывавших около 400 человек. Гостиная сотня преимущественно торговала
с Востоком, суконная — с Западом. Входившие в них купцы тоже пользовались
значительными привилегиями и занимали видное место в финансовых делах
государства. Они становились выборными головами и старшинами на ярмарках, в
городских и рыночных структурах. А к низшему разряду торговцев, мелких
лавочников и ремесленников относились выходцы из крестьян и жители черных слобод
и сотен, платившие подати.
Как уже отмечалось ранее, Россия задолго до Петра I и его экстравагантных
экспериментов была крупнейшим центром международной торговли. Русские купцы
постоянно бывали и вели дела в Копенгагене, Стокгольме, Риге, в Германии и
Польше. Караваны русских купцов регулярно отправлялись в Азов, Кафу, Стамбул, а
через Астрахань - в Закавказье и Персию. В Шемахе существовала постоянная
русская торговая колония. В Персию и Турцию ездили и посредники, торговавшие от
имени царя, причем с Персией был договор о беспошлинной торговле, так же
торговали и агенты шаха в России. Это соглашение распространялось на все
товары, привезенные с посольствами.
В XVII веке северными «воротами» России являлся Архангельск, западными — Псков и
Новгород, южными — Астрахань, восточными — Тобольск. Немец Айрман в Москве был
удивлен, описывая множество «персиян, татар, киргизов, турок, поляков…
лифляндцев, шведов, финнов, голландцев, англичан, французов, итальянцев,
испанцев, португальцев, немцев из Гамбурга, Любека, Дании», «которые частью
поселились здесь же под защитой царя, частью проживают только ради наживы». «Эти
нации все имеют свои особые лавки, открытые ежедневно, там видны чудеса за
чудесами, так что по непривычке к их странным обычаям или национальной внешности
часто более обращаешь внимание на их персоны, нежели на их чудесные товары».
Любопытно и то, что если покупатель желал что-то у них выбрать и сторговаться,
то он «в любое время найдет переводчика, который быстро сумеет навязать свои
услуги». Было много русских людей, умевших говорить по-шведски, по-польски, по-
фински. Знатоков немецкого языка было мало, но и тогда проблема решалась и в
качестве языка международного общения использовался шведский.
В Архангельск каждый год приходили десятки кораблей, привозивших сукно, часы,
зеркала, вина, трикотаж. Татары и ногаи вели большую торговлю скотом и ежегодно
пригоняли в Москву на продажу огромные табуны коней. В качестве пошлины с них
брали 10% лошадей для русской кавалерии. Из Ирана в Астрахань поступали сафьян,
бархат, платки, ковры, бирюза, индиго, ладан, и прежде всего шелк-сырец.
Бухарские купцы везли хлопчатобумажные ткани, лучшую в мире бумагу,
изготовлявшуюся в Самарканде, китайские товары — фарфор и шелковые изделия.
Шелковой торговлей в Астрахани и Москве занимались в основном армяне. Через
Среднюю Азию торговали и индийцы, в Бухаре был целый квартал купцов из Индии. В
1630-х годах они поселились и в Астрахани. Им было разрешено основать свой
«Индийский двор». Он был обнесен стеной, внутри были построены дома, лавки, даже
действующий храм Вишну. Через этот канал в Россию текли индийские драгоценности,
благовония, пряности. В России индийских купцов называли «агрыжане» — от Агры,
столицы Великого Могола. Вслед за Астраханью их представительства возникли в
Москве и Нижнем Новгороде. Постепенно они стали заниматься торговлей не только
своими, но и кавказскими товарами, заняв второе место после армян. «Агрыжане»
постепенно обратились в христианство и ассимилировались с русскими лишь в
XVIII веке, когда связи с Индией прервались в результате усилившегося влияния в
этом регионе Англии.
России находилась на перекрестке основных сухопутных торговых путей, и активно
использовала это чрезвычайно выгодное географическое положение. Причем выгода
эта имела целый ряд аспектов. Международная торговля обогащала казну. От
таможенных пошлин, составлявших 5%, в Архангельске и Астрахани существовал
постоянный приток в страну денег, которыми были драгоценные металлы – золото и
серебро. Среднегодовая прибыль от пошлин в Астрахани была около 12 тысяч рублей,
в то время как в Архангельске рекордным стал год, когда она достигла 300 тысяч
рублей или 6 тонн золота. Рост международной торговли способствовал развитию и
обогащению отечественного купечества. Правительство России четко отслеживало
национальные интересы, запрещая иностранцам торговать напрямую друг с другом,
«через голову» русских, и не давало всяким пришлым купчишкам садиться себе на
шею. Когда англичанин Марш не уплатил вовремя долг, у него без лишних разговоров
конфисковали товары. Ему еще повезло, поскольку в таких случаях, невзирая на
подданство, могли и выпороть. Попытки голландцев хитрить и обманывать
закончились тем, что они сразу же лишились полученных поначалу льгот.
В стране существовали и активно функционировали крупные хозяйства — боярские
вотчины, большие монастыри, обычно имевшие широкую и разветвленную экономическую
базу, включавшую в себя не только развитое сельскохозяйственное производство,
садоводство, овощеводство, но и ремесленные, промышленные, торговые структуры.
Так, в 1641 году в закромах Троице-Сергиева монастыря хранилось 2 тысячи тонн
зерна, в кладовых — 51 бочка пива с собственных пивоварен, десятки тонн рыбы с
собственных ловов. На конюшнях числилась 401 лошадь. В казне монастыря
насчитывалось 14 тысяч рублей, а корабли, принадлежащие монастырю, можно было
встретить и в Белом море, и у берегов Норвегии.
Главными центрами ремесленного производства были города. Ремесленные общины
имели как сходство с европейскими цехами, так и заметно отличались от них.
Француз Фребе писал: «Цехи в России не подавляют талантов и не делают помех в
труде». Как и в иностранных цехах, здесь действовали свои внутренние законы,
осуществлялся контроль за качеством продукции, но отсутствовала регламентация
цен, контроль за количеством изготовленных товаров, применяемыми технологиями и
инструментами. Вступить в ремесленную общину было несложно, а выйти из нее было
гораздо сложнее, поскольку она лишалась рабочей единицы. Сбыт продукции шел либо
крупным торговцам для перепродажи, либо были централизованные поставки для
государственных нужд или на экспорт. Торговали и сами.
Период правления Михаила Федоровича ознаменовал начало настоящей промышленной
революции в России. В ответ на развернувшееся после Смуты активное городское
строительство, возникли и стали расширять свою деятельность кирпичные заводы —
казенные, частные, монастырские. Потребности Москвы обеспечивал завод,
находившийся недалеко от Спасо-Андроникова монастыря. Был реконструирован
Пушечный двор. По оценкам иностранцев, он стал крупным «литейным заводом». В
Москве при Михаиле были построены две «пороховые мельницы», были расширены
Золотая, Серебряная, Оружейная палаты, появились казенные швейные мануфактуры —
Царская и Царицына мастерские палаты, шелковая мануфактура — Бархатный двор. Еще
один канатный двор был построен в Архангельске. На нем работали 400 человек.
Крупными предприятиями в Москве были Верхняя (государственная) типография, а
также Хамовная изба, где трудились десятки ткачей. Их работники получали
казенный оклад, то есть, были классическими, как бы сказали сейчас,
бюджетниками. Олеарий в своей работе отмечает: «В Москве принято, чтобы по
приказанию великого князя ежемесячно все царские чиновники и ремесленники
получали в срок свое жалование; некоторым оно даже приносится на дом». Вообще,
как свидетельствует исторический опыт, цари считали своим долгом заботиться о
благополучии своих работников и подданных. Когда мастер ствольного и замочного
дела Афанасий Вяткин подал царю челобитную, указывая на свой многолетний
безупречный стаж и жалуясь, что в результате пожара разорился и не может
обеспечить приданое дочерям, то царь пожаловал ему на приданое 20 рублей. Без
возврата. А 20 рублей тех денег, это не какой-то там нынешний миллион или два
современных российских фантиков, которыми нынешние временщики, находящиеся у
власти, могут пожаловать родственников погибших в очередной техногенной
катастрофе.
В разных городах работали красильные и белильные мастерские, возникли и
сложились такие известные центры народных промыслов, как Палех, Хохлома,
принадлежавший князю Пожарскому Холуй, центр керамического производства в Гжели.
На всех крупных реках, а на Волге — во всех городах, функционировали верфи. В
Угличе, Ярославле и Устюге добывали селитру, в Вятке серу. На Урале нашли медь,
велись разработки свинцовых и оловянных рудников.
Росли объемы операций и у уже сложившейся ранее торгово-промышленной верхушки.
Если в XVI веке у Строгановых функционировали 27 соляных варниц, то в
XVII веке — уже более 200. Ежегодно они добывали 7 миллионов пудов соли,
обеспечивая половину потребности страны. Крупными предпринимателями были
Светешников, которому принадлежали большие кожевенные предприятия в Нижнем
Новгороде, Емельянов, владелец мастерских по выделке льняных тканей во Пскове,
да и многие знатные люди - бояре Романовы, Морозовы, Одоевские – также создавали
в своих вотчинах поташные, винокуренные и другие заводы.
Не мешали русские власти и иностранцам, предлагавшим различные заманчивые
прожекты. Вот только просто так, как сегодня, на различные схемы денег не
давали. Деньги тогда действительно ценились. Поэтому выделить какую-то сумму в
долг могли, но с обязательным возвратом, чтобы, если дело окажется убыточным, их
понес предприниматель, а не казна. А лучше, когда иностранцы реализовывали свои
проекты за свой же счет.
Однако если дело было действительно выгодным и полезным, то власти всячески
поощряли и поддерживали подобные начинания. В 1635 году начал свою работу
Духанинский стекольный завод, построенный итальянскими специалистами, а в
1637 году был введен в строй и начал выдавать продукцию - орудия, ядра, железные
полосы и заготовки - металлургический завод Марселиса и Виниуса в Туле.
Поскольку сразу стало понятно, что дело будет очень выгодным, как для
владельцев, так и для казны, то та же компания предпринимателей получила
разрешение на строительство новых заводов — в Вологодской губернии, на Ваге,
Шексне в Костроме. Через несколько лет после запуска производства Россия начала
экспортировать в европейские страны пушки - до 800 стволов в год.
Завершая рассмотрение периода правления царя Бориса и разнообразных Дмитриев-
Лжедмитриев, можно сказать лишь одно. Когда в России правили цари с такими
именами, ничего хорошего для страны ожидать не приходилось. В результате их
руководства богатая Россия благодаря их усилиям становилась лишь беднее. Голод,
войны и смуты следовали практически непрерывно. Беспрерывная раздача русских
богатств и разграбление их разнообразными иностранцами ещё более ослабляло
финансово-экономический потенциал страны и тормозило её развитие. Следует также
отметить, что чем меньше центральная и местная власть со своими законодательными
инициативами вмешивалась в экономику, тем эффективнее она работала, а это
способствовало росту богатства как отдельных людей, так и общества в целом.
Красные против белых. Первая кровь
На короткое время оставим наши родные пределы и перебремся в страну, которой уже
было посвящено немало внимания. Это Англия. Там 30 января 1649 года произошло
событие, выбивавшееся из обычного ряда событий того непростого времени. Был
казнен английский король Карл I. До той поры народ с королями обычно так не
поступал.
Что же послужило причиной для вооруженного конфликта на протяжении нескольких
лет сотрясавшего Англию и столь печального финала? Причиной, как и в подавляющем
большинстве подобных случаев, были деньги.
Всё началось в 1625 году, когда Карл I потребовал у первого созванного им
парламента утвердить субсидии на войну с Испанией. Парламент согласился выделить
королю сто сорок тысяч фунтов стерлингов, но при условии введения нового
краткосрочного налога, который сильно затрагивал интерес сквайров и йоменов.
Короля такое решение не устроило, и он распустил парламент. На следующий год
была сделана новая попытка созыва парламента, который был вновь также быстро
распущен. Следующие одиннадцать лет король обходился без парламента. Он вводил
новые налоги, в том числе так называемую «корабельную пошлину». Использовались
самые разные поборы и злоупотребления, лишь бы собрать деньги, что всё сильнее
раздражало население. Однако все собираемые средства уходили в бездонную бочку
любимой забавы королей – войны. В итоге король оказался по уши в долгах, и чтобы
как-то покрыть расходы ему пришлось прибегнуть к созыву парламента.
Однако заседание началось совсем не так, как планировал Карл. Палата общин
потребовала от короля, чтобы он отчитался о том, что было сделано в Англии за
тот период, пока король правил без парламента. Карл не нашёл ничего лучшего, как
вновь распустить парламент, чем возмутил население.
В 1640 году депутаты распущенного парламента вспомнили о «Великой хартии
вольностей». «Хартия» строго регламентировала, что король заботился о
благосостоянии народа, а тот, в свою очередь, присягал ему на верность. Если же
король нарушал свои обязательства, то народ через парламент мог призвать короля
к ответу. Королю пришлось созвать парламент, на котором Кромвель первым
потребовал суда над главой королевской администрации в Северной Англии и
Ирландии, королевским казначеем и одним из архиепископов, задравшими налоги до
непомерного уровня. Парламент поддержал требования Кромвеля, и король был
вынужден пожертвовать своими министрами, которые и были вскоре арестованы, а
через некоторое время и казнены. Король остался фактически в одиночестве, а
власть в столице полностью перешла к парламенту.
В январе 1642 года король предпринял попытку силового решения проблемы
парламента. Он сам с 500 солдатами явился в парламент арестовать пятерых главных
преступников, но те в последний момент успели скрыться через другой выход и
принялись по предместьям поднимать народ «на защиту парламента». В Лондоне
началась смута, и оппозиционеры стали мобилизовывать городское ополчение. В
целом, народ оказывал пассивное сопротивление королевским планам, а сотрудники
правоохранительных органов отказались исполнять королевский приказ разогнать
толпу.
По итогам неудачной попытки король собрал в Оксфорде совет, на котором и было
решено, что Карл едет на север, собирает войска и выступает против столицы и
парламента. Впервые за всю историю король поднял мятеж против своего
собственного народа, обычно-то бывало всё наоборот. Сторонников короля называли
«кавалерами», а парламента — «круглоголовыми».
Расположившись в Йорке, Карл начал собирать войска, в которые входило как
дворянское ополчение, так и наемные солдаты. Для всего этого ему требовались
деньги. Он ожидал поступления средств с обозом, но этому не суждено было
случиться. Первым развязал боевые действия депутат парламента Кромвель.
Созданный им вместе с зятем отряд сначала по инициативе Кромвеля захватил склад
оружия в Кембридже, а затем погромил и захватил обоз, везший королю деньги. Это
одновременно оставило короля без средств для ведения войны и придало
дополнительный серьезный вес фигуре самого Оливера Кромвеля.
Поскольку в результате вылазки Кромвеля казна фактически осталась в Лондоне,
король мог занять средства лишь на внешнем рынке. По мнению некоторых историков,
хотя документально это и не подтверждено, Карл обратился за деньгами к еврейской
общине в Испании. В качестве залога под этот заём король планировал использовать
серебряную посуду, но Кромвель его в этом опередил, сформировав на свои
собственные средства два отряда и взяв королевское серебро под свою охрану. В
результате король лишился драгоценностей на двадцать тысяч фунтов стерлингов.
Тем не менее, деньги на войну король всё-таки где-то нашёл.
Но и Кромвелю нужны были деньги для ведения войны. И вот здесь впервые в
организации революций появляется третья сила. Она обычно невидима, но от того ее
действия ничуть не менее важны для успехов той или иной стороны. И обычно, когда
происходит революция, побеждают те, кто ее организует и финансирует, особенно
если там складывается благоприятная ситуация для этого.
Поскольку Англия была первой европейской страной, откуда король еще в конце XIII
века полностью изгнал евреев, финансисты-евреи Франции, Голландии и Германии
решили, что было бы справедливо опробовать технику организации революций прежде
всего на Англии и в полном объеме поддержать антироялисткие силы во главе с
Кромвелем.
Когда у короля Карла I начались разногласия с парламентом, голландский банкир-
еврей Манассия бен Израель дал команду своим агентам в Англии вступить в контакт
с Оливером Кромвелем. Здесь, пожалуй, стоит упомянуть, что Манассия бен Израель
был женат на внучке уже упоминавшегося ранее Исаака Абраванеля.
Кромвелю были предложены огромные суммы денег, если он воплотит в жизнь планы
иностранных банкиров по свержению Карла. Манассия бен Израель был не одинок в
этом предприятии, его поддерживали такие же как и он единоверцы, ростовщики и
менялы из Германии и Франции. Главным поставщиком вооружений для Кромвеля стал
португальский еврей Фернандес Карвахаль, которого часто в истории называют также
Великим Евреем. С его помощью «круглоголовые» были преобразованы в образцовую
армию. Именно он снабжал войска Кромвеля самым лучшим вооружением и снаряжением,
которое можно было в то время купить. Благодаря влиянию и поддержке Фернандеса
Карвахаля другой португальский еврей де Суза (де Соуза) был назначен послом
Португалии в Англии. Он же возглавил еврейское революционное подполье в Англии.
Это, наверное, был первый случай в истории, когда посол одного государства
активно участвовал в подготовке и организации революционного движения на
территории другого государства. Впоследствии такая схема использовалась при
организации революций практически во всех ведущих странах. По мере развития
заговора на территорию Англии тайным путем начали проникать сотни специально
подготовленных боевиков или, как бы сказали сейчас, революционеров. Именно в
доме де Сузы, защищенном дипломатической неприкосновенностью заговорщики или
революционеры готовили свои заговоры и интриги, не привлекая к себе ненужного
внимания. (Прим. автора – Да, кстати. Уже после того как была написана эта
книга, в начале октября 2012 года глава Совета Федерации РФ В.Матвиенко
встречалась со спикером британского парламента баронессой де Соуза. Так что по
прошествии трехсот лет британская демократия по-прежнему находится во всё тех же
крепких, надежных, проверенных и цепких руках.)
Англия той поры была переполнена и различными религиозными противоречиями между
различными группами общества. Католики, протестанты, конформисты, нонконформисты
активно боролись между собой, отстаивая свои собственные интересы. В этот котел
противоречий заговорщиками с целью еще большего разобщения населения,
государства и церкви было внедрено новое религиозное течение, получившее
название кальвинизм. Вопреки распространенному мнению кальвинизм имеет еврейские
корни. Дело в том, что у его автора, также как и у его родителей, первоначально
была типично еврейская фамилия Коэн. Как несложно догадаться, создать с такой
фамилией течение в христианской религии было довольно проблематично. Поэтому,
когда Коэн начал выступать публично, он несколько видоизменил ее и сначала стал
называться Кауином, а в английской версии она стала звучать, как Кальвин. Ему
удалось добиться такого влияния в Швейцарии, что его стали называть «женевским
Папой». Неудивительно, что в дальнейшем практически все революции на протяжении
последующих 350 лет выковывались именно в Швейцарии. Возможно, кто-то скажет,
что причислять Кальвина к евреям, это какая-то неудачная выдумка, но в 1936 году
в Париже еврейская организация «Бнай Брит» с энтузиазмом отмечала во время
одного из своих праздничных мероприятий, что Коэн-Кауин-Кальвин был еврейского
происхождения.
Помимо этого именно в первой половине XVII века стали популярными идеи о
приближении времени прихода Мессии. Они включали в себя идеи возвращения евреев
в землю Израилеву с независимым суверенитетом. Христианские авторы считали, что
апокалиптическим станет год 1666 от рождества Христова, и эти идеи были
чрезвычайно распространены в Англии того времени. Причем до такой степени, что
Манассия бен Израель в своем письме к Оливеру Кромвелю и парламенту приводил их
в качестве причины, почему стоит разрешить евреям вернуться в Англию: «Мнения
многих христиан и мое совпадают в том, что мы все полагаем, что время
возвращения нашей нации в свою родную страну чрезвычайно близко.»
Помимо религиозных противоречий революционные лидеры занимались и подготовкой
вооруженных масс, в задачу которых входило дальнейшее ухудшение экономической и
политической обстановки в стране. Об этом свидетельствует в своей двухтомной
истории Карла I еврей Исаак Дизраэли, отец будущего министра Бенджамина
Дизраэли, известного затем уже как лорд Биконсфилд. И.Дизраэли отмечал, что
значительную информацию по данному вопросу он получил из записей Мельхиора де
Салема, также еврея, бывшего в те времена французским посланником к британскому
правительству. Уже Дизраэли уделил внимание тому факту, что английская и
французская революции имели большое сходство и развивались по аналогичным
сценариям. В дальнейшем по тем же самым моделям осуществлялись революции в
России и Германии. Но вернемся к Кромвелю.
Ближе к концу августа 1642 года Карл поднял в Ноттингеме свое знамя. Это
означало официальное объявление войны. Но война объявлялась не парламенту,
такого английские законы не предусматривали, а графу Эссексу, на что монарх имел
полное право. Юридическим поводом для этого стала не государственная измена
проходимцев-парламентариев, а то, что граф Эссекс нарушил королевские
прерогативы, так как только король мог по закону мобилизовывать милицию. В целом
же ситуация сложилась странная. У пришедшей в Лондоне к власти парламентской
верхушки было огромное преимущество и ресурсы — порты, главные города, флот,
деньги, оружие, но они сами были не против королевской власти, а только хотели
сделать ее подконтрольной.
Оппозиция рассчитывала продемонстрировать силу и примириться с Карлом, но у нее
было серьезное опасение: независимо от условий соглашения с королем было неясно,
будет ли король выполнять эти условия. Поэтому парламент погряз в обсуждении
«гарантий». Депутаты никак не могли придумать, что из себя должны были
представлять эти «гарантии», чтобы Карл не смог их нарушить.
Пока в парламенте шла болтовня, армия Эссекса топталась на месте. Но и е армии
короля собрались люди, ни разу не воевавшие. Начались боевые действия. Когда в
октябре противники сошлись в бою при Эджехилле, верх одержали роялисты.
Карл победил и утвердился в 50 км от Лондона. Сразу идти на Лондон он не рискнул
и решил сперва очистить от противника остальную страну. В результате хуже всех,
как обычно, пришлось простому народу. Парламент усиленно собирал налоги «для
защиты короля», король – «для собственной защиты», а отряды двух армий, не
мудрствуя лукаво, просто грабили и обирали крестьян.
В 1643 году Карлу начали помогать французы. Королева Генриетта-Мария, сестра
Людовика XIII, высадилась в Бриджингтоне с отрядами наемников, запасами оружия и
денег. На западе страны парламентскую армию частично уничтожили. Остатки
воинства разбежались, был взят Бристоль. На севере были разбиты пуританские
части Фердинанда и Томаса Ферфаксов, занят Йоркшир. Королевские войска
развернули наступление на Лондон, с севера — войско Ньюкасла, с запада —
корнуольские отряды, в центре — племянник короля принц Пфальцский Руперт.
Оппозицию спасало лишь то, что роялисты действовали крайне медленно. Первые
сражения показали, что войска короля превосходят по выучке и боеспособности силы
парламента.
У пуритан ситуация была еще хуже. Разногласия и личные ссоры их командиров вели
к тому, что отряды не могли и не хотели действовать согласованно, игнорируя
приказы. В результате лондонская милиция была окружена у Оксфорда, но из-за
нерешительности и плохой координации королевских войск все-таки одержала верх в
нескольких боях, отстояв ряд городов. В итоге Лондон остался за оппозицией.
Боевые действия то возобновлялись, то прерывались неизменно заходившими в тупик
переговорами. Обе стороны не доверяли друг другу, и выработка любых условий
оказывалась бесполезной — все упиралось в те же самые «гарантии».
В этих английских неурядицах восходила заезда полковника Кромвеля,
действовавшего в Восточной Англии. Он тут арестовывал роялистов и «папистов»,
применяя к ним «очень суровые меры». Также он относился и к нейтральным
гражданам, желавшим остаться в стороне от смуты. Для Кромвеля они были «все
равно, что паписты», и с ними он поступал столь же жестоко, что и с прямыми
врагами. С отрядом в 800 человек Кромвель выиграл несколько стычек, и на фоне
общего печального положения дел парламентские газеты активно пропагандировали
его успехи, объявляя их «славными победами» и создавая требуемый имидж спасителя
страны.
Успехи же объяснялись важным новшеством. Кромвель формировал свой отряд из
различных радикальных элементов: анабаптистов, квакеров, левеллеров. Он ввел в
полках общую молитву и впервые в истории создал институт проповедников-
пропагандистов. Кромвель сурово карал нарушителей, но жалование платил четко, и
это было лучшей гарантией дисциплины. В отличие от других частей у Кромвеля не
было ни пьянства, ни грабежей. Газета писала о его солдатах, «что в деревнях,
куда они приходит, прыгают от радости и присоединяются к ним. Как было бы
хорошо, если бы все войска были дисциплинированы таким образом». Далеко не все
«прыгали от радости», поскольку с церквями и священниками воинство Кромвеля не
церемонилось, громя все вокруг и вешая священников.
Англия была в хаосе. Из-за отсутствия денег на грани мятежа были парламентские
войска. Введение новых налогов, каких не было при короле, приводило к тому, что
на грани мятежа оказывались крестьяне и горожане. Цены росли, промышленность
остановилась, среди рабочих начался голод. Верхушка оппозиции искала выход из
сложившегося тупика. И тогда парламент поддержал начинания Кромвеля. Их решили
внедрить в Восточной армии генерала Манчестера, к которому Кромвеля назначили
заместителем. Также парламент заключил союз с шотландцами, пообещав им ввести в
Англии синоды пресвитеров по шотландскому образцу, и те прислали 22 тысячи
солдат. В июле 1644 года произошло сражение при Марстон-Муре. Численность армий
не превышала 8 тысяч человек. Отряды, реорганизованные Манчестером и Кромвелем,
показали высокие боевые качества. Кромвель атаковал на левом фланге, одолел
врага, и его подчиненные не кинулись грабить обозы, как это было принято, а
перегруппировались и ударили во фланг роялистам, выручив кавалерию Ферфакса,
терпевшего поражение.
Армия Карла отступила, а парламентская пропаганда раструбила о «великой победе
при Марстон-Муре», приписанной исключительно Кромвелю. Газета «Перфект Дьюриел»
даже писала о нем, как «об одном из Спасителей (как ему было предназначено
Богом) этого Израиля». Сейчас невозможно сказать, насколько писавший эту заметку
был в курсе контактов Кромвеля с международными еврейскими финансовыми кругами,
но попадание этого сравнения в цель было абсолютно точным.
Какого-либо серьезного военного значения битва при Марстон-Муре не имела. Уже
через месяц после этой победы роялисты разгромили в Корнуолле армию Эссекса, а
потом в Беркшире разбили Манчестера.
Разразился скандал. Кромвель обвинял в поражении Манчестера, а тот возлагал вину
за поражение на Кромвеля, чья кавалерия в нужный момент не выполнила приказ и не
двинулась с места. У Кромвеля имелись сильные союзники в парламенте, да и сам
будущий диктатор был ловким и беспринципным политиком. Он выдвинул идею «Билля
о самоотречении», согласно которому никто из членов парламента не мог занимать
военных и гражданских руководящих постов. Под столь скромный и благородный акт
попадали и Эссекс, и Манчестер, и Кромвель. Билль был принят, главнокомандующим
назначили Ферфакса, поручив формировать «армию нового образца», а Кромвелю, как
специалисту по созданию такой армии, было предоставлено «временное освобождение»
от требований билля. Он стал заместителем Ферфакса и вдобавок объявил себя
персональным покровителем «свободы совести».
Кромвель внимательно и критически рассмотрел итоги первых сражений и при наличии
иностранной финансовой и военно-технической поддержки предложил парламенту
создать армию нового образца. Ею стала революционная регулярная армия, вошедшая
в историческую науку под названием «Новая модель». Вдобавок ко всему она была
построена на классовом принципе. Отдельное внимание Кромвель уделял
идеологической подготовке своих войск. Единственным отличием между ней и
созданной через 276 лет по тем же самым принципам Рабоче-крестьянской Красной
Армией была, пожалуй, лишь их идеологическая сторона. У Кромвеля – это были
пуритане и их религиозно-идеологические взгляды, у Ленина и Троцкого – марксизм
и идеи мировой революции, а вместо пуританских проповедников, действовавших в
армии Кромвеля, Троцкий ввел в РККА политических комиссаров.
Концепция Кромвеля была принята. Парламент учредил новую регулярную армию,
финансирование которой осуществлялось централизованно общественными средствами,
а поставки оружия в том числе шли и из-за рубежа. Вновь сформированная
идеологизированная, дисциплинированная, вооруженная лучшим возможным на то время
вооружением «армия нового образца» в 22 тысячи человек практически сразу
продемонстрировала свою эффективность.
Боевое крещение армии нового образца состоялось в середине июня 1645 года близ
местечка Нэсби. Когда стало всходить солнце, солдаты Карла І, одетые в белые
кафтаны, увидели на юге своего противника. Это была ярко освещенная линия
красных мундиров солдат Кромвеля. Именно тогда «белокафтанники» и воскликнули:
«Вот она - Красная армия изменников короля!» Когда парламент принимал
постановление о регулярной английской армии, была предусмотрена унифицированная
форма одежды войск — «красный мундир из сукна хорошего качества». Именно тогда в
народе армия парламента получила название «Красной армии», а королевская —
«Белой армии». Фридрих Энгельс много лет спустя написал серию статей по военной
истории и военному искусству для «Новой американской энциклопедии», да и
большевики тоже неплохо знали военную историю. Тем более что и в одном и в
другом случае были, по сути, одни и те же люди, которые могли проконсультировать
по данному вопросу современных им революционеров. И нет ничего удивительного в
том, что некоторые аспекты построения армии Кромвеля и ее название было
позаимствовано большевиками без излишних ссылок на первоначальный источник. Но
ни английским солдатам Кромвеля, ни красноармейцам Советской России никто и
никогда не рассказывал о том, что красное знамя всегда было традиционным
символом революционно настроенных евреев Восточной Европы.
Первое боевое крещение армии нового образца прошло вполне успешно. Были
захвачены 5 тысяч пленных, вся артиллерия и обозы противников. Король с
2 тысячами войска отступил, но «круглоголовые» теперь действовали активно. Была
одержана победа в Лэнгпорте, занят Бристоль. После этого пуритане осмелели, и
покатились репрессии. Был принят «Билль о лишении прав». Под него задним числом
подвели и казнили архиепископа Кентерберийского Лода и других противников. Пошла
вакханалия конфискаций владений роялистов, церкви и короля. Затем было ещё
несколько лет боевых действий, которые подробно описаны в соответствующей
литературе, но нас, пожалуй, может заинтересовать лишь финал этого вооруженного
конфликта.
Европейские монархи помощи Карлу I не оказали. Когда парламентские войска 24
июня 1646 года освободили Оксфорд, король отправился в Шотландию, надеясь
уговорить местных графов поддержать его, но целей своих не достиг и в итоге
сдался шотландцам. У Кромвеля была хорошо поставлена агентурная работа, и в
декабре 1646 года Кромвель достиг договоренности с шотландскими военачальниками.
Парламент выплачивал шотландцам 400 тысяч фунтов стерлингов, а именно такой была
сумма, которую король был должен и не заплатил шотландским наемникам за участие
в войне против парламента, а те передали Карла I в руки Кромвеля и парламента.
Ничего личного, только бизнес. В январе 1647 года короля сдали «круглоголовым» и
препроводили в замок Холденби. Несмотря на своё пленение король жил более чем
комфортно. Парламент не считался с затратами на его содержание, в расчете на
переговоры с Карлом І с целью получения для себя привилегий. Также перед
парламентом появилась ещё одна проблема, которую надо было как-то решать,
восстание в Ирландии. Складывалась ситуация, когда Кромвель понял, что если все
эти действия не прекратить, то парламент договорится с королем, и он тогда
окажется разменной монетой, а платой за парламентские привилегии будет его
голова. Поэтому Кромвель сделал всё, что было в его силах, и добился того, чтобы
над королем состоялся народный суд, который и вынес ему смертный приговор,
приведенный в исполнение январским днём 1649 года.
Так получилось, что в 1920-ые годы в Голландии был обнаружен считавшийся
потерянным в период наполеоновских войн том записей синагоги Мюльгейма. В нем
содержалась информация о письмах, написанных в адрес руководителей синагоги, и
их ответах своим корреспондентам. Переписка велась на немецком языке.
Одно из писем датировано 16 июня 1647 года и гласит: От ОК (т.е. Оливера
Кромвеля) Эбенэзеру Пратту: «В обмен на финансовую помощь буду выступать за
допуск евреев в Англию. Это, однако, невозможно до тех пор, пока жив Карл. Карла
нельзя казнить без суда, для которого в настоящее время отсутствуют веские
причины. Поэтому рекомендую, чтобы Карл был убит, но не буду иметь ничего общего
с поиском убийцы, хотя и готов оказать помощь в организации его побега.»
Ответ Пратта Кромвелю датируется 12 июля 1647 года: «Буду гарантировать
финансовую помощь как только Карл будет убран, а евреи допущены. Убийство
слишком опасно. Необходимо дать возможность Карлу совершить побег. Его поимка
сделает возможным суд и казнь. Поддержка будет достаточной, но бессмысленно
обсуждать условия до начала процесса.»
Возможность бежать была предоставлена Карлу 12 ноября того же года. Естественно
его вновь схватили. Историки обычно отмечают, что это было сделано в рамках
стратегии, разработанной Кромвелем. После нового ареста Карла события в Англии
стали развиваться быстрыми темпами. Прежде всего Кромвель зачистил парламент от
большинства тех, кто, по имеющимся у него данным, оставался лояльным к королю.
Однако, несмотря на эту жесткую акцию, итог заседания парламента 5 декабря 1648
года был для Кромвеля неприемлемым. Большинство депутатов (129 против 83)
согласились, что «уступки, предложенные королем, были приемлемы для
урегулирования [проблемы].»
Если бы такое или аналогичное решение было принято, то Кромвель не получил бы
средства, обещанные ему международными финансовыми кругами того времени через их
агента Эбенезера Пратта. Поэтому Кромвель нанес новый удар. Он приказал
полковнику Прайду очистить парламент от тех депутатов, кто голосовал в пользу
урегулирования разногласий с королем. То, что произошло потом, получило название
«Зачистки Прайда». Часть депутатов просто не пустили в здание парламента, часть
арестовали, а те, кто остался лояльным Кромвелю, голосовали так, как надо.
Зачистка Прайда считается единственным военным переворотом за всю историю Англии
и важнейшим событием «Славной революции» и последовавшей за этим гражданской
войны. В результате оставшиеся парламентарии узурпировали абсолютную власть, а
их, в свою очередь, контролировал Кромвель. Итогом их деятельности стало решение
Верховного суда о начале судебного следствия по делу короля Англии. Две трети
членов суда были из армии Кромвеля.
Однако сразу же возникла проблема. Заговорщики не смогли найти ни одного
английского юриста, готового выдвинуть уголовные обвинения против короля Карла.
Тогда Карвахаль проинструктировал агента Манассии бен Израеля в Англии еврея-
иностранца Исаака Дорислауса, что должно быть в обвинительном акте против Карла,
представшего перед судом. В результате Карл был признан виновным по обвинению,
выдвинутому не английским народом, а международными еврейскими финансовыми
кругами. В конце января 1649 года Карлу отрубили голову. Месть за изгнание
евреев из Англии королем Эдуардом I свершилась. Оливер Кромвель, выполнивший
возложенную на него задачу, получил свои тридцать сребреников.
Стремление придать видимость законности расправе революционеров над английским
королем свидетельствует о том, что на этом поприще делались лишь самые первые
шаги. Через каких-то двести пятьдесят лет революционеры уже не вспоминали об
этом, а по указанию своих начальников разнообразные юровские и их помощники из
ОПГ Яшки Свердлова без особых размышлений просто расстреливали в подвалах особ
царской крови и членов их семей.
Гражданская война обошлась Англии в 100 тысяч жизней. Численность армий была
крошечной, и подавляющее большинство жертв пришлось на мирных жителей. Они были
казнены или умерли от голода, лишений и эпидемий. Победа «славной революции»не
принесла Англии ни мира, ни благополучия стране. Углублялся дальнейший раскол
общества и вражда между различными религиозными группами. Впереди у англичан
были новые войны, новые потоки крови и жестокая диктатура Кромвеля.
Однако ликвидация короля была лишь первым шагом евреев-ростовщиков на пути
установления контроля за экономикой и правительством Англии. Следующим
чрезвычайно важным и затратным для властей предприятием на этом пути должна была
стать война. Для войны нужны огромные суммы денег, а это замечательный способ
для банкиров резко увеличить суммы национального долга. Чем дольше идет война,
тем больше долгов у правительства, тем больше денег берется у крупных и
международных банкиров и ростовщиков в долг, и тем больше выплаты по этим
долгам. Международные финансовые круги всегда остаются в выгоде, поскольку
финансируют все стороны конфликта, и получат выданные в долг деньги вне
зависимости от того, кто выиграет. Ведь победитель, занимая у них деньги,
обязуется погасить банкирам и долги проигравшей стороны.
Период с 1649 по 1694 год, когда был организован Банк Англии, был переполнен
событиями, но все они хотя и медленно, но постепенно двигали Англию в правильном
направлении.
1649 год. Кромвель на еврейские деньги вел войну в Ирландии, захватил и казнил
ирландских лидеров. Английских протестантов обвинили в преследовании ирландских
католиков.
1650 год. Восстание Монтроза против Кромвеля. Захвачен и казнен.
1651 год. Карл II вторгся в Англию, потерпел поражение и бежал обратно во
Францию.
1652 год. Война Англии с Голландией.
1653 год. Кромвель объявил себя лордом-протектором Англии.
1654 год. Англия вовлечена еще в несколько войн.
1656 год. Начались проблемы в американских колониях Англии.
1657 год. Кромвель умер, его сын Ричард назван протектором. Через два года снял
с себя полномочия, настолько ему надоели разнообразные интриги.
1660 год. Генерал Монк занял Лондон. После смерти Кромвеля на престол взошёл сын
казненного короля Карл II. От Красной армии Кромвеля не осталось ничего кроме
цвета мундиров, которые до сих пор носят на парадах королевские гвардейцы, и
структурной организации различных родов оружия. Но суть и механизм схемы,
впервые опробованной в Англии, не исчезли бесследно. Ими воспользовались во
времена Великой французской революции, затем их применил для построения своей
армии Наполеон Бонапарт, а в 1918 году после успешно реализованной по тем же
шаблонам революции в России Лев Давидович Троцкий создавал Рабоче-крестьянскую
Красную Армию. Но об этом мы ещё поговорим в дальнейшем.
1661 год. После того, как наружу выплыла правда об интриге, затеянной Кромвелем
и его сподвижниками Айртоном и Бредшоу, в обществе начались серьезные волнения.
Тела умерших выкопали из земли и повесили на виселицах в лондонском Тибурн
Хилле.
1662 год. Вспыхнули столкновения между протестантами различных конфессий. Нон-
конформисты преследовались англиканской церковью.
1664 год. Новая война с Голландией.
1665 год. В Англии началась великая депрессия. Безработица и нехватка
продовольствия подорвали здоровье людей. Вспыхнула Великая эпидемия чумы.
1666 год. Англия вовлечена в войну с Францией и Голландией.
1674 год. Англия и Голландия заключили мир. Концепция иностранных финансовых
кругов поменялась. Они начали продвигать голландского принца Вильгельма
Штадтгальтера. Сначала на пост капитан-генерала голландских вооруженных сил.
Затем он стал Вильгельмом, принцем Оранским. Затем была организована его встреча
со старшей дочерью герцога Йоркского Марией. Герцог был в одном шаге от того,
чтобы стать королем Англии.
1677 год. Принцесса Мария Английская вышла замуж за Вильгельма, принца
Оранского. Теперь требовалось посадить Вильгельма на английский трон. Для этого
было необходимо избавиться от Карла II и герцога Йоркского, ставшего
впоследствии королем Яковом II.
1683 год. Заговор с целью убить Карла II и герцога Йоркского и попытка их
убийства провалилась.
1685 год. Карл II умер, а герцог Йоркский стал королем Яковом II Английским.
Немедленно началась кампания по дискредитации нового короля. Герцога Монмута
убедили и/или подкупили начать восстание с целью свержения короля. Герцог был
разгромлен, схвачен и казнен. Триста восставших были мучительно казнены, а еще
около тысячи человек были проданы в рабство. Отношение населения к королю
стремительно ухудшалось. Этому способствовали недальновидные и непопулярные шаги
короля Якова II. Чтобы поменять Якова на Вильгельма требовалось уже совсем
немного.
1688 год. Вильгельм Оранский получил указание от своих хозяев высадиться в
Англии. Одним из наиболее твердых и последовательных споснсоров дома Оранских
был банкир Антонио (Исаак) Суассо. Вообще семейство Суассо на протяжении
нескольких десятилетий уже занималось финансовыми вопросами различных
европейских королевских домов. Первым крупным агентом европейских королей из
этого семейства был Авраам Лопес Суассо, обслуживавший в Гамбурге интересы
шведской королевы Кристины (1632-54). Его сын Антонио (Исаак) Лопес Суассо жил в
Гааге и выполнял поручения испанского короля Карла II, причем настолько успешно,
что король в 1676 году присвоил ему баронский титул. Когда Вильгельм III
предпринял в 1688 году свою экспедицию в Англию, Суассо дал ему без процентов 2
миллиона гульденов и даже не попросил расписки, сказав только: «Если вы одержите
успех, вы можете со мной расплатиться; если вы не одержите успех, я проиграю.»
Естественно Суассо был полностью уверен в успехе предприятия Вильгельма, иначе
он не дал бы ему и ломаного гроша. В 1714 году сын Исаака женился на дочери
Моисея Мендеса да Косты, управляющего Банком Англии. Семейство да Косты
перебралось в Англию в 1655 году после победы Кромвеля, а Моисей Мендес да
Коста, известный также под именем Энтони да Косты, стал в Англии XVIII века
настолько преуспевающим банкиром, что вошел в совет директоров Банка Англии.
Можно встретить мнение, что у него были только акции Банка Англии, но сам он
совсем не был директором банка, однако в данном случае информация,
предоставленная «Еврейской энциклопедией» представляется более достоверной, чем
другой источник. Подобный факт свидетельствует о том, что даже если при своем
создании в Банке Англии формально и не было акционеров с еврейскими корнями, то
уже через двадцать лет Банк Англии был поставлен под контроль и управление
банкиров-евреев.
Следует отметить, что в конце XVII – начале XVIII века финансово-банковская
олигархия в Лондоне состояла из еврейских семей Суассо, Мокатты, Гольдшмидов, да
Косты и Монтефиоре. Веком позже Натан Мейер Ротшильд, перебравшийся в Лондон в
1805 году, вскоре после своего переезда женился на племяннице Моисея Монтефиоре.
Фактически этот акт означал, что Ротшильды приняты в высшие круги евреев-
сефардов, управляющими финансовым миром Лондона. Так что Ротшильды не возникли
внезапно и на пустом месте, а они были чрезвычайно умными и подающими надежды
еврейскими банкирами, которых поддержали другие очень богатые и влиятельные
банкиры-евреи, стремящиеся к контролю мировых финансовых потоков.
Заканчивая этот эпизод, следует отметить еще один интересный момент. В 1727 году
Моисей да Коста подал в суд на «Русскую компанию», известную также как
«Московская компания» или «Московская торговая компания», о которой мы говорили
несколько раньше. Дело заключалось в том, что Моисею отказали в членстве в
данной компании на том основании, что он – еврей. Генеральный прокурор принял
решение, что Моисей должен быть допущен в состав компании, но, похоже, он
посягнул на кусок, который пока был ему недоступен. В ответ компания обратилась
в английский парламент с просьбой так изменить ее устав, чтобы она получила
право отказать да Косте, что и было удовлетворено законодателями.
Высадка Вильгельма была осуществлена в начале ноября 1688 года. У Якова не было
никакой поддержки, поэтому он бежал во Францию.
1689 год. Вильгельм Оранский и Мария провозглашены королем и королевой Англии.
Яков не собирался сдаваться без борьбы. Поскольку он был католиком, Вильгельм
Оранский был назначен банкирами оплотом протестантской веры. В середине февраля
Яков высадился в Ирландии, а 12 июля был разгромлен в битве на Бойне. И с тех
пор этот праздник оранжисты отмечают ежегодно. На поле боя друг против друга
стояли люди различных христианских конфессий, а финансировали тех и других
зарубежные банкиры, стремившиеся установить свой полный контроль над экономикой
и политикой Англии. Необходимым шагом в этом направлении должно было стать
учреждение Банка Англии, как фонда вечного процента, который выплачивало бы
банкирам все население Англии на протяжении неограниченного промежутка времени.
Создавалась вечная долговая кабала, но об этом эпизоде английской истории мы
поговорим уть ниже.
Ни один из тех, кто непосредственно участвовал в войнах и революциях не получал
какой-либо длительной выгоды. В результате революций и войн не было достигнуто
каких-то постоянных или удовлетворительных решений, касающихся экономических,
политических или иных вопросов.
Была лишь одна небольшая группа людей менял, ростовщиков, финансистов и
банкиров, финансировавших эти войны и революции, а также их приятелей и агентов,
снабжавших армию и флот оружием, боеприпасами, снаряжением, продовольствием и
прочим.
Бунты времен Алексея Михайловича. Соляной и медный бунты
В период правления царя Алексея Михайловича в столице произошло два крупных
восстания, о которых следует упомянуть, поскольку они имеют самое
непосредственное отношение к деньгам и взаимоотношениям между властями и
народом.
Бунт 1648 года получил название «Соляного бунта» и представлял собой реакцию
низших и средних слоев населения на политику действующего правительства.
Возглавлял его в то время боярин Борис Морозов.
Предыдущие действия властей привели к тому, что в стране существенно выросли
налоги и пышным цветом расцвели коррупция и самоуправство. Это повлекло за собой
рост недовольства населения и требования изменить государственную политику.
Правительство решило несколько снять социально-политическое напряжение с помощью
частичной замены прямых налогов косвенными. Часть прямых налогов была снижена, а
некоторые вообще отменили.
Казалось бы, всё хорошо. Но... В 1646 году дополнительной пошлиной правительство
обложило товары, которые широко использовались в повседневной жизни, в том числе
и соль. Её цена подпрыгнула с пяти копеек до двух гривен (20 копеек) с пуда (16
килограммов), то есть фактически действия правительства привели к
четырехкратному росту цены на неё. Потребление соли резко сократилось. И,
возможно, в иных обстоятельствах это было бы и не так страшно, если бы не тот
факт, что соль в тот период была основным консервантом. Подорожание соли привело
к резкому сокращению срока годности многих продуктов питания. Недовольство,
особенно среди крестьян и купцов, переросло в открытое и всеобщее возмущение.
Обстановка накалилась до такой степени, что в 1647 году налог на соль властям
пришлось отменить.
Всё выглядело так, что больше причин для волнений не существует. Однако за
период 1646-1647 года по налогам образовалась недоимка, которую фискальные
органы государства продолжали взыскивать с населения с помощью прямых налогов, в
том числе и ранее отмененных. Это окончательно переполнило чашу терпения народа,
который решил обратиться с челобитной к царю.
Большая толпа народа на Сретенке остановила лошадь царя Алексея Михайловича,
возвращавшегося с богомолья из Троице-Сергиева монастыря, и подала ему
челобитную с указанием обид, которые народ потерпел от влиятельных сановников.
Одним из основных пунктов челобитной было требование созыва Земского собора и
утверждения на нём нового законодательства. Глава правительства боярин Морозов
приказал стрельцам разогнать собравшихся. Народ такие действия властей крайне
возмутили, и в ответ в стрельцов полетели камни и палки. Так начался бунт.
На следующий день 1 июня 1648 года горожане ворвались в Кремль и, не поддаваясь
на уговоры бояр и патриарха, вновь попытались вручить царю челобитную. Бояре
разорвали её в клочья и бросили обратно в толпу. Такие действия привели народ в
ярость. В Москве «учинилась большая смута». 2 июня на сторону горожан перешла
большая часть стрельцов. Город оказался во власти восставших горожан. Толпа
громила и убивала бояр, которых народ называл «изменниками». Восставшие
разгромили дворы наиболее ненавистных им бояр, окольничих и дьяков. Попутно
досталось и купцам. Был разгромлен дом гостя Шорина, собиравшего «пятую деньгу»
во всём государстве. Белый город и Китай-город были подожжены.
Народ ворвался в Кремль и потребовал, чтобы ему выдали начальника Земского
приказа Л.Плещеева, ведавшего управлением города и возглавлявшего полицейскую
службу, инициатора соляного налога думного дьяка Н.Чистого, боярина Морозова и
его шурина П.Траханиотова. В этот же день Чистой был убит. Плещеевым царь
пожертвовал, чтобы немного успокоить горожан. 4 июня Плещеев был выведен палачом
на площадь и там растерзан разъяренной толпой.
Окольничий П.Траханиотов, возглавлявший Пушкарский приказ, испугался за свою
жизнь и бежал из Москвы. Народ считал беглого окольничего одним из главных
виновников наложенной на соль пошлины и, следовательно, одним из основных своих
недругов и жаждал расправы над ним. 5 июня царю пришлось отправить за беглым
окольничим в погоню отряд в пятьдесят стрельцов, которые захватили его и
привезли в тот же день связанным в Москву. П.Траханиотов «за ту их измену и за
московский пожег» был перед миром казнен на Пожаре.
Боярин Морозов отделался легче всех, его просто сослали на время в Кирилло-
Белозерский монастырь. Народные волнения дали возможность дворянам потребовать
от царя созыва Земского собора, и царь согласился с этим. Также были сделаны
уступки восставшим – отменено взыскание недоимок, что повлекло за собой снижение
напряженности. Несмотря на то, что волнения продолжались до февраля 1649 года в
ряде городов Российского государства, пик был уже пройден. Правительство выдало
стрельцам двойное денежное и хлебное жалование и тем самым раскололо ряды
восставших. Это позволило властям провести широкие репрессии в отношении вожаков
и наиболее активных участников бунта.
Как видно, в случае Соляного бунта причиной столь массовых выступлений стала всё
более ужесточающаяся налоговая политика государства. Бунт произошёл даже в
условиях достаточно стабильной экономической ситуации на Руси, а в условиях
современного кризиса нынешние власти неизбежно пойдут на дальнейшее увеличение
налогового бремени населения. Произойти это может либо в виде прямых или
косвенных налогов, акцизов и иных сборов, не важно, как это будет называться,
главное – их суть. И когда их уровень превысит некий допустимый уровень, то
вполне возможно повторение аналогичных событий трехсотпятидесятилетней давности.
Следует отметить, что бунт оказал крайне положительное влияние на такую сферу
государственной жизни, как законодательство. Итогом волнений стал созыв в 1649
году Земского собора и принятие на нём Соборного уложения, то есть свода законов
Русского государства. Он впервые охватывал все действующие правовые нормы, в том
числе и «новоуказные», то есть принятые во время и после Смутного времени. Об
эффективности этого документа свидетельствует тот факт, что принятое в 1649 году
уложение действовало вплоть до 1832 года, то есть 183 года, до принятия Свода
Законов Российской империи.
И хотя рассматриваемая ниже тема несколько отличается от основной темы данной
книги, но представляется целесообразным кратко остановиться на ней. За период
прошедший от принятия Судебника 1550 года до Уложения 1649 года в стране было
принято 445 указов, то есть законов. Получается, что за почти сто лет в год в
среднем принималось менее 4,5 законов. В самый интенсивный период
законотворчества 1631-1640 годы было принято всего 98 законодательных актов, то
есть в среднем менее десяти в год.
Сравните это число с тем количеством законов, которые, например, в 2009 году
приняла Государственная дума России. Их было пятьсот, о чём с гордостью говорили
и обычные депутаты, и глава этой законодательной ветви власти. И это не считая
указов, подписанных президентом.
Обычно, на уроках истории, да и в исторической литературе особенно советского
периода, многие авторы изо всех сил старались создать впечатление того, что
боярская Дума была инструментом неповоротливым и неэффективным, что бояре сидели
там долгими днями, думали думу, но ничего путного из этого не получалось.
Возможно, было и такое. Однако более вероятно, что принятые ими законы потому и
смогли проработать почти двести лет, что были хорошо продуманы, и в целом
способствовали поступательному развитию всего общества. Возможно, я ошибаюсь, но
у меня есть большие сомнения, что хотя бы один из тех пятисот принятых в 2009
году законов проработает не то что двести, а хотя бы двадцать лет. Однако
современная российская Дума не стала останавливаться на достигнутом, приняв в
2010 – 750, а в 2011 году более 1000 законов, что делает ее похожей не столько
на боярскую Думу, сколько на составителей Талмуда, постоянно вносящих коррективы
и принимающих все новые законы, регламентирующие каждый момент жизни
правоверного еврея. Старая боярская Дума оформляла в виде законов сложившиеся в
обществе традиции, в то время как нынешняя российская Дума пытается навязывать
обществу в виде законов некие правила, сочиненные чиновниками в интересах
отдельных олигархических групп и обеспечивающих им законные права и привилегии
на грабеж национального достояния. А на вопрос, кто работал или работает
эффективнее в сфере законодательства, вы можете дать ответ себе сами.
Около 1650 года в обращение были введены три новые серебряные монеты. По
свидетельствам всех хроник, они имели все характеристики фальшивых денег,
поскольку выглядели как настоящие, но их вес был существенно ниже их номинала.
Народу было запрещено использовать эти монеты в оплату за иностранные товары,
поскольку правительство опасалось, что это приведет к росту цен на импортируемые
товары.
Немногим позже власти сочли целесообразным понизить реальную стоимость даже
медных монет. Разница цен между официальным номиналом и реальным, то есть
количеством содержавшегося в них металла, стала столь велика, что крестьяне
отказывались привозить свои товары на рынок. Современники свидетельствуют, что в
этот период за 160 копеек царь покупал такое количество меди, что из них можно
было начеканить монет с общим номиналом в 100 рублей. Это означало, что
номинальная стоимость этих монет в 65 раз превосходила их реальную стоимость.
Теперь вновь вернемся в прошлое и рассмотрим событие, произошедшее в Москве 25
июля 1662 года, вошедшее в историю под названием «Медный бунт». Как мы уже
говорили ранее, в Московском государстве того времени не было собственных
золотых и серебряных рудников. Золотом и серебром за приобретение русских
товаров – пушнины, воска, льна, пеньки и так далее – расплачивались иностранные
купцы. Говоря современным языком, торговый баланс России того времени был
положительным. Часть российского экспорта иноземные гости покрывали встречными
поставками в страну вина, оружия, металла, одежды, драгоценных камней и иными
предметами роскоши, а за оставшееся платили звонкой полновесной монетой, из
которой и чеканили русские монеты.
Затяжная война России с Польшой из-за Украины потребовала огромного напряжения
средств и расходов. Современной возможности просто напечатать деньги на
продолжение войны у властей тогда не было, поэтому приходилось придумывать, где
их взять. Тогда и было предложено выпускать медные деньги по цене серебряных. То
есть на медной копейке решили написать, скажем, «копейка серебром» и велели
считать её таковой.
Такая чеканка началась в конце 1655 года параллельно с продолжавшейся чеканкой
серебряных копеек уменьшенного веса. Медная копейка по виду не отличалась от
серебряной и была приравнена в ней в цене. Из пуда меди изготавливали копеек на
400 рублей. Необходимо отметить, что в рассматриваемый период времени медь была
в 60 раз дешевле серебра. Медные деньги имели принудительный курс обмена и
приравнивались к серебряным того же веса.
На начальном этапе медная монета имела хождение наравне с серебряными деньгами.
Население поначалу спокойно восприняло появление новых денег. Правительство
собирало налоги серебром, а раздавало жалованье медью. Пока количество медных
денег было невелико, всё было нормально. Однако вскоре, уже в 1656 году, выпуск
медных денег на государевых монетных дворах в Москве, Новгороде и Пскове стал
чрезмерным и привёл к обесцениванию медных денег. По свидетельству одного
австрийского дипломата, казна за пять лет выпустила медных денег на номинальную
сумму 20 миллионов рублей. На этой операции правительство получило более 19
миллионов рублей чистой прибыли, так как затраты на медь, пошедшую на чеканку
монет, составили всего 320 тысяч рублей. Это было крайне выгодно для властей, но
в результате они получили классическую инфляцию. Через некоторое время за 1
рубль серебром давали 17 рублей медью, наряду с этим произошел резкий рост цен
на товары. Царский указ, направленный на фиксирование товарных цен, ничего дать
не мог.
Активная спекуляция на разнице курсов серебряных и обесцененных медных монет
совершенно расстроила рынок. Серебро исчезло из обращения. Возникла реальная
угроза финансового краха. Около 1659 года властям стало понятно, что необходимо
вернуться к прежней системе денежного обращения. Но для войны нужны были деньги,
и государственная чеканка медных монет продолжалась.
Реальность была такова, что царь Алексей Михайлович не смог удержать свои медные
деньги на плаву. И рубль в медной монете, стоивший до 1 марта 1659 года 104
копейки в Москве и 103 копейки в Новгороде, резко упал в цене. На 1 января 1663
года в Москве за один серебряный рубль давали 10 медных рублей, а на 15 июня это
соотношение уже снизилось до 15 медных рублей в Москве и до 12 рублей в
Новгороде. Иными словами, реальная ценность медного рубля равнялась 6,66% от
номинала в Москве и 8,33% в Новгороде. Результатом стал общий рост цен. Вину
естественно, как и всегда в таких ситуациях, возложили на жуликов и спекулянтов,
и многие были осуждены на этих основаниях.
В отличие от редкого на Руси серебра и тем более золота, с медью всё было
гораздо проще. Поэтому в результате сложившейся финансово-экономической ситуации
в стране произошёл взрыв фальшивомонетничества. Несмотря на угрозу смертной
казни в виде заливания в горло расплавленного металла и рубки отдельных частей
тела, деньги активно подделывались, и поток фальшивых денег захлестнул страну.
Власти провели розыск и выяснилось, что деньги подделывались непосредственно на
монетных дворах. Этим занимались мастера Денежного приказа, участие в этом
принимали и целовальники, приставленные контролировать чеканку монеты. Уважаемые
и состоятельные люди закупали медь в Москве и Швеции, привозили на монетные
дворы вместе с царской медью и велели чеканить монету. Изготовленные деньги
вывозили вместе с царскими деньгами, но царские – сдавали в казну, а свои
отвозили к себе. Богатым людям просто хотелось стать ещё богаче.
Вероятнее всего в этой схеме прокололись именно мастера и работники монетных
дворов. Пока чеканились серебряные деньги, они жили сравнительно скромно, но как
только появились медные деньги, мастера поставили себе деревянные и каменные
дворы, жены их оделись в боярские наряды, а также на серебряную посуду, дорогую
еду и прочие товары денег они тоже не жалели. Резкий и необоснованный скачок
личного благосостояния конкретных физических лиц не прошёл незамеченным мимо
правоохранительных органов. Начались аресты, но, как это обычно бывает,
пострадали именно рядовые исполнители. Их казнили, рубили им руки и пальцы,
ссылали, а богатые и уважаемые люди от столь неприятных для себя последствий
откупились. Подносили, как тогда говорили, «посулы большие» или, говоря
современным языком, давали крупные взятки царскому тестю И.Д.Милославскому, а на
местах воеводам и приказным людям, а те «ворам помогали и из бед избавляли».
Расстройство нормальных рыночных отношений сильно ударило по городскому
служилому и трудовому люду, а также купечеству, занятому во внутренней торговле,
в результате чего и вспыхнул «Медный бунт» 1662 года.
Поводом послужила безнаказанность бояр в подделке медных денег, возмутившая
народ. В один прекрасный летний день на Лубянке были обнаружены листы,
обвинявшие И.Д.Милославского, нескольких членов Боярской думы и крупного гостя
Шорина в тайных сношениях с Польшей. Основания эти подметные письма под собой не
имели, но это и не было нужно. Главное, чтобы нашелся правильный повод.
Достаточно примечательно, что эти же самые лица были одними из главных объектов
ненависти и в период прошлого, Соляного бунта. В итоге, как и четырнадцать лет
назад бунтовщики вновь напали и разгромили дом уже упоминавшегося во время
Соляного бунта гостя Шорина, а потом направились к царю Алексею Михайловичу в
Коломенское.
Царю пришлось выйти к народу. Дальнейшие события нарушали весь придворный
этикет, но деваться Алексею Михайловичу было некуда. Простые люди окружили царя,
держали его за пуговицы и спрашивали: «Чему верить?» В итоге Алексей Михайлович
дал слово расследовать дело, и один из толпы бил с царем всея Руси по рукам.
После этого народ двинулся обратно в город.
Однако им навстречу двигалась новая толпа людей, настроенная гораздо более
агрессивно. Они вновь окружили царя и уже стали требовать отдать им изменников
на расправу. Но к этому моменту были уже подтянуты стрельцы и солдаты, которым
царь и отдал приказ рубить бунтовщиков. Перебиты и арестованы были более семи
тысяч человек. Сто пятьдесят человек было повешено, остальных пытали, отрубали
руки и ноги, клеймили раскаленным железом и ссылали в дальние края на вечное
поселение. Части арестованных связали руки, посадили на большие суда и утопили в
Москве-реке. Всех грамотных москвичей заставили дать образцы почерка, чтобы
найти, кто писал «воровские листы», но зачинщиков так и не нашли.
Ни гости, ни купцы не поддержали бунтовщиков, и царь по достоинству оценил их
верноподданические чувства. Несмотря на разгром бунтовщиков, им удалось достичь
своей цели. В 1663 году новгородский и псковский медного дела дворы были
закрыты, а на монетном дворе в Москве возобновили чеканку серебряной монеты.
Медные деньги изъяли из обращения. Частным лицам было предложено либо
переплавить их на котлы, либо сдавать в казну, где за каждый сданный рубль медью
платили сначала десять, а потом всего две серебряных деньги. Таким образом,
держатели медных денег могли получить с каждого рубля по пять копеек, а потом и
вовсе одну копейку.
Медные монеты правительство принимало по цене 1% от их номинала, но поскольку их
реальная внутренняя стоимость равнялась 1,6% от номинала, то многие решили не
обменивать их, а сохранить их у себя и сделать из этой меди предметы домашнего
обихода. Так что сильнее всех как всегда пострадали самые бедные слои населения.
Как легко видно, причиной бунта стал подрыв покупательной способности медных
денег относительно денег твердых и обеспеченных. Аналогичный процесс происходит
и на наших глазах. Разница лишь в том, что вместо меди используется ещё более
дешевая бумага. Чем сильнее будет ухудшаться экономическая ситуация, тем больше
центральные банки различных стран и их правительства будут печатать бумажных
денег, провоцируя не только и не столько инфляцию, сколько гиперинфляцию,
безудержный рост цен на товары и дальнейшее ухудшение уровня жизни людей. В
определенный момент может настать либо полный крах и паралич денежного
обращения, либо возмущение народных масс ухудшением своего положения может
перейти в более радикальную форму.
Снова об Англии. Вильгельм III Оранский и создание Банка Англии
Необходимо отметить, что одной из важнейших причин, подталкивавших Вильгельма
Оранского к занятию английского трона, было желание возглавить великий
европейский союз против ошеломляющей мощи Франции, напрямую угрожавшей его
родине. И как только Вильгельм достаточно укрепился на троне, он немедленно
объявил войну Людовику XIV. Английский парламент горел желанием поучаствовать в
войне и с готовностью проголосовал за военные поставки, но их было крайне мало и
получить их было трудно. Сначала власти хотели использовать старые схемы
финансирования войны, но успеха на этом поприще они не добились. Поэтому в 1690
году парламент прибег к системе краткосрочных займов. Они были встречены
благоприятно, но оказались крайне затратными в более длительной перспективе
затяжной войны. Тогда в 1692 году был предложен 99-летний план повышения
таможенных пошлин, чтобы покрыть проценты по планируемому займу в 1 миллион
фунтов. Подписавшиеся должны были получать 10% годовых до 1700-го года, а затем
7000 фунтов в год должны были делиться на всех остававшихся в живых. Когда их
число сократится до семи человек, то по смерти каждого из них доля умершего
должна была переходить государству.
Схема выглядела чрезвычайно привлекательной, но уровень доверия к правительству
был столь низким, что удалось собрать всего 108 тысяч фунтов. Кроме того
пришлось внести поправку, по которой подписчики могли получать 14% и могли
назвать своего преемника. Но и в этом случае было собрано всего 881493 фунта.
Денег для войны не хватало, и активность боевых действий практически сошла на
нет. Казалось, что катастрофические последствия правления короля Карла II либо
разорили банкиров, либо напрочь отбили у них желание авансировать правительство
как раньше. Власти были вынуждены прибегнуть к унизительному плану занимать у
каждого, кого они могли бы вынудить дать им денег. Им пришлось вынудить
городской совет Лондона обязаться выделить жалкую сумму в 100 тысяч фунтов, а
члены совета просто оказались вынужденными идти побираться по дворам, чтобы им
дали хоть какие-то деньги. Причем делалось это не бесплатно. Различные премии,
дисконты и комиссии за отданные членам лондонского совета деньги составляли 30 –
40%.
В условиях непреодолимых финансовых сложностей правительство обратило свое
неусыпное внимание на схему «общественного» банка, уже существовавшего к тому
времени в ряде итальянских государств, и на авансцену вышел или был выдвинут
заинтересованными лицами Уильям Паттерсон, побывавший во многих странах,
изучавший деятельность иностранных финансовых учреждений и предлагавший ряд
схем, оказавшихся неудачными. С тех пор схема с различными иностранными и
местными финансовыми советниками и консультантами, деятельность которых приводит
к банкротству целые страны, стала широко распространенной, и я бы даже сказал
модной. Международные банковские круги хотят бдительно контролировать и
направлять деятельность всяких там национальных правительств, а это удобно
реализовывать с помощью именно таких советников и консультантов. Они направляют
и контролируют действия местных властей, сами ни за что не отвечая. Абсолютная
свобода рук при полной безнаказанности. Очень напоминает деятельность ЦК КПСС
последнего периода его существования, не так ли?
Однако этот шотландец из Дамфрисшира стал действительно знаменит благодаря своей
Дариенской схеме, разорившей буквально половину Шотландии. Поэтому сейчас мы
продолжим разговор о Банке Англии, а о Дариенской схеме Паттерсона поговорим
чуть ниже.
В 1693 году Паттерсон предложил англичанам собрать и запустить в обращение 1,25
миллиона фунтов, за плату в 100 тысяч фунтов в год. Основная идея, заложенная в
организацию Банка Англии, заключалась в том, что банк создавался как «фонд
вечного процента», то есть инструмент, создающий постоянный национальный долг.
Важно помнить, что именно извлеченный из небытия и возведенный на английский
трон незначительный голландский принц дал свое добро на создание Банка Англии,
организованного частными лицами как «фонд вечного процента». Вне зависимости от
того, кто был непосредственными учредителями этой структуры, Вильгельм тщательно
выполнял свои обязательства перед теми, кто посадил его на трон. Причем, что
интересно, на начальном этапе создания Банка Англии сэр Джон Хублен и Уильям
Паттерсон вели от имени английского правительства переговоры с банкирами, чья
личность так и осталась секретом.
Банкиры согласились оказать посильную, в размере 1,25 миллионов фунтов, помощь
английскому правительству в обмен на возможность диктовать свои условия. По
этому вопросу было достигнуто полное согласие. Причем часть этих требований
включала в себя:
«1. Что имена тех, кто дает кредит, останутся в тайне; и им будет предоставлено
разрешение учредить Банк Англии.
2. Что директорам Банка Англии будет гарантировано законное право установить
золотой стандарт для валюты, согласно которому –
3. Они смогут предоставлять кредиты на 10 фунтов стерлингов на каждый 1 фунт
стерлингов золота, который они имеют на депозитах в своих сейфах.
4. Что им будет позволено консолидировать национальный долг; и обеспечить
платежи основной суммы долга и процентов путем прямого налогообложения
населения.»
Таким образом, за 1,25 миллиона фунтов стерлингов король Вильгельм Оранский
фактически продал простых англичан в долговое рабство. Амбиции его иноземных
спонсоров были вполне удовлетворены. Они получили право выпускать и
контролировать валюту всей нации, а имея это право, им уже было все равно, кто
сидит на троне.
Международные банкиры никогда и не рассчитывали на то, что Англия когда-нибудь
расплатится со своим долгом. Совсем напротив. Англия должна была платить вечно,
и чем дальше, тем больше. Но это был первый и вполне успешный эксперимент,
создававший на международной арене предпосылки для вовлечения всех без
исключения наций в эту схему, когда еще вчера суверенные нации оказывались бы с
каждым прошедшим днем все более глубоко увязшими в долге перед иноземцами.
Неудивительно, что перспективы этого проекта открывались самые широкие, и идея
была воспринята благосклонно. Сразу же нашлась масса состоятельных лиц, желающих
поддержать проект Паттерсона. Как только процесс, что называется, пошел,
Паттерсон был отодвинут на второй план, а лидирующую роль в этом проекте заняли
обладавший огромным состоянием торговец Майкл Годфри (Michael Godfrey), брат
сэра Эдмондбери Годфри, и ряд торговцев, тесно связанных с Ост-Индской
компанией. В группу поддержки также входили члены ведущих гильдий Лондона,
многие из которых были членами парламента или были непосредственно связаны с
правительством Сити. В дальнейшем шесть из двадцати шести членов Совета
директоров Банка Англии становились лорд-мэрами. Все члены Совета директоров
были протестантами и были тверды в своей поддержке «Славной революции», в
которой протестанты одержали верх над католиками. И хотя контроль над деньгами
не был единственной причиной английской революции 1642 года, религиозные
различия тоже подливали масла в огонь, но денежная политика играла в этом
конфликте чрезвычайно важную роль.
Хотя Паттерсон в дальнейшем и продолжал помогать и консультировать по вопросам
организации работы банка, именно Годфри считался и министрами правительства, и
парламентом, как тот самый эффективный управленец, от которого зависела судьба
всего проекта.
Король Англии Вильгельм III, которому в этот период остро нужны были деньги для
продолжения войны, также более чем благожелательно воспринимал идею с созданием
банка, способного поддержать деньгами королевские военные усилия.
Инициаторы создания нового банка изначально планировали сделать эмиссионный
банк, то есть банк, выпускающий свою собственную валюту. Они прекрасно знали,
что самой прибыльной статьей дохода ювелиров и золотых дел мастеров были их
собственные «ноты», то есть обязательства, обращавшиеся на сравнительно
небольшой территории, где их все признавали. Этот же подход мог резко увеличить
доходы и нового банка, если тому удалось бы выпускать свои ноты, которые
признавали бы и принимали на гораздо более обширной территории, чем это могли
обеспечить и контролировать отдельные мастера по золоту.
Комитет палаты общин английского парламента отверг схему Паттерсона, посчитав,
что такой подход в дальнейшем будет угрожать различными негативными
последствиями. Тогда заинтересованные лица пошли другим путем. Эти далеко идущие
и, можно даже сказать, исторические предложения были несколько позже намеренно и
в завуалированной формулировке включены в конце обычного финансового билля,
относящегося к вопросам налогообложения торговли спиртным, элем и таможенных
платежей. Использованная схема маскировки подлинной сути и содержания документа
привела к тому, что новое предложение было одобрено парламентом. В дальнейшем
эта методика принятия различных документов по банковскому законодательству стала
вполне обычной повсеместной практикой. Если жульническая схема работает успешно,
то зачем от нее отказываться, не так ли?
Этот законодательный акт получил королевское одобрение 25 апреля 1694 года.
Устав банка предусматривал, что для поощрения физических лиц предоставивших
добровольный кредит правительству в размере 1,25 миллионов фунтов для целей
войны с Францией ежегодно будет направляться 100 тысяч фунтов. Банк будет
представлять собой корпорацию, обладающую всеми обычными привилегиями, и банку
будет запрещено занимать или выдавать какие-либо свои долговые обязательства
больше, чем на 1,25 миллиона фунтов за исключением того случая, когда это будет
разрешено парламентом.
Таким образом, получалось, что банк передавал весь свой капитал в размере 1,25
миллиона фунтов государству в обмен на ежегодные выплаты в 100 тысяч фунтов.
Считалось, что этих ежегодных платежей будет достаточно, чтобы поддерживать
доверие к выпускаемым банком обязательствам. Одновременно он получал возможность
выпустить в обращение на 1,25 миллиона фунтов своих бумажных нот (то есть
обязательств) для использования в коммерции. В результате этой схемы количество
денег в обращении было увеличено на 1,25 миллиона фунтов. Это был первый случай
в истории, когда банковские обязательства выпускались под общественное
обеспечение, схема сколь соблазнительная, столь же и опасная.
Когда противники банка попытались добиться того, чтобы предоставление разрешения
на создание банка было отложено, их попытка была пресечена королевой. На этот
счет она получила чёткие указания от короля Вильгельма III, воевавшего в это
время на территории континентальной Европы. К разрешению на создание банка 15
июня была приложена большая королевская печать, и в качестве дополнения
прикладывался проект предлагаемого устава банка. Бухгалтерские книги Банка
Англии были открыты 21 июня.
Банк обманчиво назывался Банком Англии. Это было сделано сознательно, чтобы
народ доверчиво полагал, что это учреждение является частью правительства. В
реальности таковым он не был. Это было частное предприятие, и как любое другое
частное предприятие банк продавал свои акции, чтобы с чего-то можно было начать
свою деятельность.
Первый взнос в размере 10000 фунтов стерлингов в капитал банка внесли король и
королева Англии. За ними последовали взносы еще 1267 индивидуальных акционеров.
Всего 11 человек внесли максимально разрешенный взнос в сумме 10000 фунтов. 633
человека, которые внесли более 500 фунтов, получили право голоса на собрании
акционеров. Предполагалось, что инвесторы, имена которых никогда не
раскрывались, внесут в общей сложности 1,25 миллиона фунтов золотом, но реально
было внесено всего лишь 750 тысяч. Первое собрание участников и голосование, на
котором был избран совет директоров, состоялось во вторник 5 июля 1694 года.
Устав был зарегистрирован 27 июля 1694 года.
Формально, помимо королевской четы среди крупнейших участников банка были
исключительно уважаемые англичане, поэтому в различных работах можно прочитать,
что никакие иностранные или международные финансовые круги в создании Банка
Англии участия не принимали. Возможно. Однако, как показывает исторический опыт,
они не стремятся афишировать свое участие в том или ином проекте и зачастую
используют подставных лиц или номинальных держателей акций. Тесные контакты
многих английских коммерсантов с их иностранными контрагентами не должны
вызывать сомнений, также как и наличие взаимных финансовых обязательств. А это
открывает отличные возможности для создания схемы именно такого контроля Банка
Англии через подставных, хотя и крайне уважаемых в определенных кругах лиц.
Поэтому кто конкретно и поименно был реальными собственниками и
выгодоприобретателями, а также контролировал и направлял деятельность Банка
Англии, сказать практически невозможно.
Создание банка позволило королю Вильгельму III получить кредит в размере 1,25
миллионов фунтов стерлингов на продолжение войны. За это банку предоставлялись
долгосрочные банковские привилегии, включавшие также эмиссию нот, а
задолженность правительства обеспечивалась за счет прямого налогообложения
населения Англии. Помимо этого банк также управлял национальным долгом, а в
возобновленном в 1781 году варианте устава он становился банком банков. Но до
этого было пока далеко.
Выгода для Англии и Вильгельма была очевидна. Банк позволил подлить нового масла
в затухавший огонь войны, и она вспыхнула с новой силой.
Майкл Годфри, занявший к этому времени, пост заместителя управляющего банком,
опубликовал рекламный памфлет, посвященный банку. Он поздравлял всех с огромным
успехом этого чрезвычайно удачного эксперимента. Он также отмечал, что если в
начале 1694 года обязательства правительства обычно шли с дисконтом 25 – 30%, не
считая обычных процентных выплат по обязательствам, то с образованием банка, тот
стал принимать их по номиналу. В результате вместо большого дисконта они стали
торговаться с премией. Поэтому они лучше чем деньги, поскольку по ним, если их
держат, выплачивается 7 – 8% годовых, а этого без банка добиться было бы
невозможно. К дополнительным плюсам он относил тот факт, что деньги вкладчиков,
хранящиеся в банке, всегда находятся в их распоряжении, а это то же самое, что
отдавать их на хранение золотых дел мастерам или держать у себя в сундуках.
Попутно он обвинял и конкурентов, заявляя, что если бы вкладчики хранили в
течение четырех – пяти лет свои деньги в банке, это не позволяло бы ювелирам и
золотых дел мастерам «обрезать» монеты, а это может со временем стоить нации 1,5
– 2 миллионов, необходимых на их ремонт. По его оценкам, за тридцать лет нация
потеряла от 2 до 3 миллионов фунтов в результате нарушения своих обязательств по
хранению денег золотых дел мастерами, а этого не произошло бы, если бы банк был
создан раньше.
Следующим просто удивительным и беспрецедентным достижением банка называлось
серьезное снижение в стране процентных ставок. И это при том, что нация уже
шесть лет вела войну, потратила на нее 30 миллионов фунтов, а значительное
количество драгоценных металлов было либо вывезено за рубеж, либо захвачено
противником. Такого не бывало за все предыдущие войны. И Годфри предсказывал,
что через несколько лет, благодаря банку, удастся понизить ставку до постоянной
величины в 3% годовых.
Проект Банка Англии был проектом, продвигаемым партией вигов. Поэтому у них и их
друзей он находил самую теплую поддержку, а у их противников столь же яростную
критику и противодействие. Несмотря на удачный старт, банк не получил
монопольного права на банковское дело. Хотя Вильгельм и был королем, но он лишь
управлял, а не правил. В правительство Вильгельма входили как виги, так и тори.
А у последних были несколько иные интересы. Ресурсы Банка Англии направлялись
исключительно на поддержку коммерции. Тори же в основном представляли интересы
землевладельцев, поэтому они продвигали схему с созданием конкурирующего банка,
действующего в интересах сельского хозяйства, и значительно больших размеров.
Предполагалось, что его капитал будет равен 2564000 фунтам, то есть практически
вдвое больше, чем у Банка Англии, что капитал будет также передан правительству,
как и у Банка Англии, но его участниками будут исключительно землевладельцы,
которые будут получать доход в размере трех процентов годовых. Этот банк
называли земельным банком. Тори активно поддерживали свой проект, а Банк Англии
и его сторонники столь же активно этому противодействовали. Тем не менее
искушение получить еще 2,5 миллиона фунтов у властей было столь велико, что
парламент в апреле 1694 года дал на это согласие. Однако на этом весь пыл
фактически и иссяк. Министр финансов по поручению короля внес в уставный капитал
этого учреждения 5 тысяч фунтов, но помимо этого взноса к моменту окончания
подписки на доли была внесена всего 2,1 тысячи фунтов. Проект оказался полной
неудачей. Однако такое развитие событий оказало катастрофическое влияние и на
Банк Англии.
Для лучшего понимания происходившего необходимо кратко обрисовать существовавшее
положение дел в Англии в сфере чеканки монет, а для этого необходимо отступить
на несколько лет назад. По закону 1666 года каждый мог принести на монетный двор
свое золото и/или серебро и перечеканить драгоценный металл в монеты без каких-
либо расходов со своей стороны. Именно тогда впервые начали чеканить золотую
гинею. Предполагалось, что она будет равна 20 шиллингам серебром. Но
законодательно никаких соотношений между золотыми и серебряными монетами не
вводилось, и никого не заставляли принимать их исходя из такого соотношения.
Общество могло само устанавливать, сколько серебряных шиллингов содержится в
золотой гинее. И в рассматриваемый период гинея была эквивалентна 22 шиллингам.
В обращении было значительное количество настоящих и поддельных монет.
Серебряные монеты постоянно «обрезали», и к 1694 году они потеряли почти
половину своего веса. К концу 1694 года гинеи стоили уже 30 шиллингов в
«обрезанной» и деградировавшей серебряной монете. Обмен с Голландией шел в
«обрезанной» серебряной монете. Голландцы брали английскую монету на 25% ниже ее
номинала, и ее курс продолжал падать. В Ирландии 100 английских фунтов были
эквивалентны 70 фунтам.
В апреле 1690 года нехватка серебряных монет начала создавать серьезные
неудобства в обществе. Золотых дел мастера в связи с этим пожаловались в
парламент. Они указывали, что огромное количество серебра и монет было вывезено
из страны, что евреи и купцы недавно скупили значительные запасы серебра и
экспортировали его за рубеж, выплачивая на 1,5 пенса за унцию больше его
установленной цены. Это привело к тому, что стало выгодно переплавлять
серебряную посуду, слитки и монеты и вывозить металл, в результате чего за
последние шесть месяцев металл для чеканки монет на монетный двор вообще не
поступал. В результате новые деньги не чеканились.
Эти обвинения были подтверждены парламентским комитетом. Было показано, что
выгода от переплавки монет на экспорт была около 25 фунтов на каждой 1000
фунтов. Монетный двор платил за унцию серебра 5 шиллингов 2 пенса, а его обычно
продавали за 5 шиллингов 3 ? пенса. В результате этого расследования парламент
принял один из своих бессмысленных и бесполезных законов, запрещающих экспорт
драгоценных металлов. Он ничему не помог, а состояние дел с чеканкой становилось
все более удручающим.
В мае – июле 1695 года в казначейство поступило 572 мешка серебряной монеты
номиналом по 100 фунтов стерлингов каждый. По стандарту вес должен был быть
равен 18451 фунтам. Реально же монеты весили всего 9480 фунтов. Такое же
соотношение весов и номиналов было практически по всей стране. В связи с этим
разгорелся спор, стоит ли чеканить новые монеты исходя из старых стандартов
веса, пробы и номинала, или их надо деноминировать.
Министр финансов Уильям Лаундс (William Lowndes) распорядился подготовить отчет
о чеканке монет. Это было чрезвычайно полезно с точки зрения истории вопроса, но
в результате его прочтения у него сложилось впечатление, что последовательные
мошенничества английских королей с уменьшением веса драгоценного металла в
монетах приводили к росту стоимости монеты. Его доктрина базировалась на том,
что повышение наименования монеты ведет к тому, что и стоимость монеты
возрастает. Иными словами, если пенс назвать фунтом, то все и будут воспринимать
его как фунт. Поэтому он предложил либо выпускать новые монеты со старым
номиналом и сниженным весом, либо монеты старого стандарта пересчитывать по
более высокой цене, то есть 60 пенсов старого стандарта теперь будут равны 75
пенсам.
Все то время, пока шли все эти рассуждения и дебаты, Банк Англии принимал
обрезанные монеты по их номиналу. Его бумажные ноты оплачивались по требованию
предъявителя. Оплачивал он их полновесной монетой. Долго так естественно
продолжаться не могло. Получалось, что на каждые семь унций серебра, полученных
в обрезанной монете, он выдавал 12 унций серебра в монете полновесной. Итог
всего этого мог быть один и единственный – немедленный набег на банк. Успехи
Банка Англии создали ему массу недоброжелателей среди частных банкиров,
ростовщиков и прочих представителей финансовой отрасли, поскольку они понесли
существенные потери доходов от деятельности банка. Поэтому ими была предпринята
совместная попытка уничтожить банк. Старательно собирая все доступные ноты,
выпускаемые банком, они внезапно 5 мая 1695 года предъявили их к оплате. Но…
руководство банка, зная о цели данной акции, отказалось их оплачивать, продолжая
выплаты обычным клиентам. Противники банка подняли шум, что банк обанкротился,
но публика никак на это не отреагировала. Население понимало причины скандала и
не особенно беспокоилось. Однако общая острая нехватка серебра продолжалась, и
банк был вынужден полностью остановить свои платежи.
Руководство банк проинформировало своих клиентов, что сможет выплачивать 10% от
предъявляемых обязательств в течение двух недель с момента предъявления, но
поскольку спрос продолжался они не смогли выполнить даже эти обязательства.
Вскоре они заявили, что смогут выплачивать лишь 3% от предъявляемых обязательств
в течение трех месяцев. К 3 августа банкноты Банка Англии шли с дисконтом 14 –
15%, а казначейские обязательства - с дисконтом в 30%. Монетный двор потихоньку
продолжал чеканить новую серебряную монету, поэтому расчеты в ней шли по
номиналу, в отличие от расчетов банкнотами.
После того как Банк Англии прекратил свои выплаты, было сделано две попытки
получить средства у участников банка, но обе они были безуспешными. Парламенту
требовалось восстановить кредит доверия к банковским нотам и казначейским
обязательствам. В октябре 1696 года произошло заседание парламента. К этому
времени банкноты шли с дисконтом в 22 процента, а казначейские обязательства –
со скидкой 40, 50 и 60%, хотя с другой стороны банкноты и казначейские
обязательства обменивались по паритету.
В 1697 году был принят законодательный акт, предусматривавший увеличение
капитала банка. Капитал должен был быть увеличен на четыре пятых за счет взноса
казначейских обязательств и на одну пятую банкнотами Банка Англии. И те, и
другие обесценившиеся обязательства принимались по номиналу и рассматривались
как капитал. Это первый в истории случай, когда долги рассматривались во всех
отношениях эквивалентными платежу реальными деньгами. На эти вложения должно
было выплачиваться 8% годовых. Срок деятельности банка был увеличен на
двенадцать месяцев после 1 августа 1710 года и выплаты всех парламентских
долгов. Документом предусматривалось, что в период действия Банка Англии на
территории Англии решением парламента не может быть учреждена аналогичная
организация.
Одной из возможных причин, почему банкноты Банка Англии шли с таким большим
дисконтом, было то, что самой мелкой была банкнота номиналом 20 фунтов и в
текущих расчетах практически не использовалась. Поэтому казначейством было
принято решение начать выпускать обязательства с номиналами 5 и 10 фунтов.
Вначале они шли с небольшим дисконтом, но несколько позже, когда их начали
принимать по паритету в оплату налогов и выплачивать по ним ежегодные проценты,
они поднялись до номинала. На начальном этапе выплачивалось 10%, но после того
как казначейские обязательства поднялись выше номинала процентные выплаты по ним
были уменьшены до 4% . В рамках этой программы было выпущено казначейских
обязательства на 2 миллиона фунтов стерлингов.
В уставный капитал Банка Англии в рамках этого решения парламента было внесено
чуть более 1 миллиона фунтов. Двести тысяч банкнотами и восемьсот тысяч
казначейскими обязательствами. В результате большое количество обязательств
банка и казначейства было изъято из обращения, что повысило стоимость
оставшихся. И уже в течение года беспроцентные банкноты шли по номиналу, а
процентные бумаги - с премией.
Здесь есть смысл сделать небольшую паузу и вновь вернуться к покинувшему проект
с Банком Англии Паттерсону, а также бросить беглый взгляд на текущую
экономическую ситуацию.
Уровень конкуренции в мировой торговли того времени был чрезвычайно высок, а
Шотландия в 1690-ых годах находилась на обочине этой мировой тенденции.
Паттерсон выступил с предложением превратить Шотландию в мировую торговую
державу, а для этого учредить колонию под названием Новая Каледония на Панамском
перешейке. Плохие урожаи, рост влияния и растущая экономическая зависимость
Шотландии от Англии подталкивали шотландцев к идее нового большого проекта,
способного вывести их на лидирующие позиции в мире. Население и власти были
единодушны в необходимости подобного предприятия. В результате в 1695 году был
образован Банк Шотландии и создана Шотландская компания, капитал которой должен
был формироваться по публичной подписке, а сама она должна была торговать с
«Африкой и Индиями». Желавших отдать свои деньги за долю в этом предприятии
оказалось немало. Несмотря на сопротивление короля Вильгельма III и британской
Ост-Индской компании у вновь образованной структуры вначале нашлось немало
подписчиков в Амстердаме, Гамбурге и Лондоне. Но противодействие англичан в деле
сохранения монополии своей внешней торговли было столь велико, что возможные
английские и голландские потенциальные источники финансирования этого проекта,
таковыми и остались. Денег оттуда не поступило. Это ограничило предприятие
исключительно шотландскими источниками финансирования.
Однако энтузиазм в Шотландии был столь высок, что буквально за несколько недель
в Эдинбурге компании удалось собрать 400 тысяч фунтов стерлингов. Свои вклады в
эту сумму внесли все слои шотландского общества. По местным меркам это была
колоссальная сумма, составлявшая пятую часть всего богатства Шотландии.
Первоначальная цель – создать аналог английской Ост-Индской компании и торговать
с Африкой и Индиями – была уже благополучно забыта, а вместо нее был выбран
чрезвычайно амбициозный проект Паттерсона с учреждением шотландской колонии в
Дариенской бухте на Панамском перешейке. Акции Паттерсона были выкуплены
компанией, а его самого из совета директоров компании выкинули.
Предприятие оказалось крайне плохо организованным, внешнеполитическая обстановка
неблагоприятной, а условия работы колонии в тропическом климате были чрезвычайно
трудными. Итогом всего этого стал крах Дариенского проекта. Совокупные же убытки
равнялись четверти всех имевшихся в Шотландии денег. Если добавить к этому еще и
плохие урожаи, имевшие место в этот период, то ситуация в Шотландии была просто
катастрофической. Шотландская аристократия практически обанкротилась. Высшие
круги Шотландии осознали, что после этого удара им уже никогда не удастся стать
самостоятельной великой державой, и если хочется получить свою долю от
английских успехов в международной торговле и роста империи, то есть прямой
смысл в более прочном союзе с Англией. Именно поэтому крах Дариенской схемы чаще
всего и называется одной из основных причин для заключения англо-шотландского
союзного договора 1707 года, окончательно объединившего Англию и Шотландию в
одну страну. Важнейшим элементом этого союза был вопрос о национальном долге
Шотландии и стабилизации ее валюты. И если вопрос о долге англичане
проигнорировали, то шотландский фунт получил жесткую привязку к английским
деньгам. Он стал стоить один английский шиллинг. Поскольку шотландская
аристократия неудачно вложилась в Дариенский проект, то она была готова лишиться
своей былой независимости естественно за разумную компенсацию. И англичане им ее
предоставили. В рамках союзного договора 1707 года Шотландия получала 398085
фунтов и 10 шиллингов и больше не претендовала на какие-либо возмещения. Так что
по большому счету можно считать, что англичане купили себе союз и объединение с
Шотландией. Выступал ли Паттерсон как английский или чей-либо иной агент, каждый
может решить для себя сам. Но вернемся вновь в Англию.
В завершение этого этапа истории о Банке Англии необходимо остановиться на
событиях 1709 года. В этот период налоги покрывали лишь половину расходов
правительства, поэтому требовались срочные меры по исправлению ситуации. В
результате решения парламента уставный капитал банка был вновь увеличен, а банк
сохранял свои привилегии еще на 21 год после августа 1711 года. Но не это было
самым важным. Гораздо важнее было то, что вводился запрет на аналогичную
деятельность на территории Англии любой организации, количество учредителей
которой превышало шесть человек. В результате этого решения законодательно не
допускалось возникновение каких-либо конкурентов, способных представлять хоть
малейшую угрозу для Банка Англии. И этот документ обеспечивал сохранение такого
положения вещей более века.
Это был еще один шаг в нужном направлении, но эксклюзивности в банковской сфере
Банк Англии добился только в 1742 году при очередном возобновлении права на свою
деятельность. В решении парламента уже речь шла о «привилегии эксклюзивной
банковской деятельности».
К счастью, тогда еще не было однозначной трактовки того, что понимается под
банковской деятельностью. Поэтому эксклюзив относился только к одному его
разделу – выпуску банковских обязательств или банкнот. Второй раздел банковского
дела, связанный с чековым обращением, а чек – это требование на деньги, остался
для законодателей в стороне и под эксклюзив не попадал. Это было связано с тем,
что чековое обращение в тот период было развито слабо. Когда же со временем
экономисты поняли, что в монополии Банка Англии существовала брешь, это сразу
привело к буму образования в Лондоне акционерных банков. Но это было гораздо
позже, и хотя и создавало определенную конкуренцию, но на позиции Банка Англии в
сфере монопольного выпуска банкнот никак не влияло.
Схема, заложенная при создании Банка Англии, когда бумажная валюта опирается на
общественный долг, была в некотором роде одним из воплощений теории денег Джона
Лоу. Но в сравнении с Лоу, когда количество денег, находящихся в обращении,
ограничивается объемами покупки земли за двадцатилетний период, схема Банка
Англии не имеет никаких ограничений. Размеры общественного долга могут быть
любыми. И именно это мы видим сейчас на примере США и других промышленно
развитых стран. Количество дензнаков в обращении постоянно растет, и не делается
никаких попыток для уменьшения национального долга. То, что это закончится
финансово-экономической катастрофой, не должно вызывать сомнений. Именно так до
сих пор заканчивались все эксперименты с бумажными валютами, ошибочно
принимаемыми населением за деньги. И нет оснований полагать, что на этот раз
история будет развиваться по какому-то иному сценарию. И дело здесь не в какой-
то злой воле людей, а в проявлении действия объктивных экономических законов.
Некоторые эпизоды периода правления Петра I и его последствия
В краткий период правления Федора Алексеевича с 1676 по 1682 годы монетные дворы
чеканили монеты всех номиналов – копейки, денежки и полушки. Часть монет при
этом сохраняла неизменный вес 0,45 – 0,46 граммов серебра в копейке, а у другой
содержание серебра было снижено до 0,39 – 0,41 грамма, причем понижение веса
монет продолжалось и в дальнейшем. Затем было одновременное правление братьев
Ивана и Петра при регентстве царевны Софьи, а с 1696 года после смерти Ивана
монеты стали чеканить только от имени Петра. Одновременно с этим вес копейки был
вновь снижен, на этот раз до 0,27 - 0,28 граммов. Сто таких копеек
соответствовали одному талеру – крупной серебряной европейской монете весом 27 –
28 граммов. Мелкие копейки были крайне неудобны в повседненвном использовании, и
Петр называл их «старыми вшами». Шведский посланник в России так характеризовал
копейки: «…С ними обращаться неприятно, так как они маленькие, сколькзие и легко
падают через пальцы…»
Крайне неудобным в совершении ежедневных сделок было и отсутствие монет более
мелких номиналов. В период сбора урожая на копейку можно было купить 100
огурцов. Положение не спасали и самые мелкие монеты – полушки и четверть
копейки. В обращении их было крайне мало, так как их чеканка была для казны
убыточной. Особенно страдали от отсутствия мелкой разменной монеты сибирские
города, где шла активная торговля продовольствием. Покупатель, которому
требовалось несколько огурцов и один калач, а не целая четверть ржи или пшеницы
оказывался в сложном положении, поэтому копейки нередко разрезали пополам или на
три части. Так в обращении появились «сеченые» деньги. Следует отметить, что
схожим образом через сто лет поступали и в США, когда из-за отсустсвия мелкой
монеты монету в 8 реалов или доллар рубили на 4 или 8 частей. Поскольку ценным в
монете был именно металл, каждый кусочек полностью сохранял свою внутреннюю
стоимость и ценность для участников рынка. В связи с нехваткой денежной
наличности зачастую также использовались местные денежные суррогаты.
Для удобства использования мелкой монеты при крупных сделках поступали
примитивным, но действенным способом. Копейки заранее отсчитывали на требуемую
сумму в несколько рублей, заворачивали «в бумажку», а затем, если требовались
крупные номиналы, расплачивались ими. Иногда чеканили копейки с тройным весом –
алтыны, но их чаще всего использовали как награды.
Россия вплоть до середины XIX века зависела от поступления денежного металла –
золота и серебра – из Европы и ее заокеанских колоний. Добыча этих драгоценных
металлов на территории России началась в конце XVII, а промышленная разработка
месторождений лишь с середины XVIII века. Поэтому в рассматриваемый период
денежный металл поступал точно также, как и во времена Ивана Грозного в виде
серебряных и золотых монет в результате внешней торговли. С 1649 года право
покупки иностранной монеты было вновь монополизировано казной, причем была
установлена твердая цена на покупку наиболее распространенной в Европе монеты –
талеров. На Руси их обычно называли «ефимками». Их государственная покупная цена
равнялась 50 копейкам, а перечеканка в рубль автоматически повышала его ценность
в два раза. Купцы фактически играли роль подрядчиков по закупке талеров для
казны. Другой статьей поступления денежного металла были таможенные сборы с
товаров, в том числе и с самих талеров. Новый торговый устав 1667 года
предписывал брать с иностранных купцов таможенные пошлины только ефимками.
Первоначально серебряным талерам отдавалось преимущество перед золотыми
монетами, поскольку серебро шло в переплавку, и казна получала от этого
дополнительную прибыль. Позже пошлину начали взимать и золотой монетой.
Вопрос о монетной реформе назревал еще в период правления царя Алексея
Михайловича, а с учетом того, что Петра изначально не готовили к царствованию,
есть все основания полагать, что проводимые в период его царстования
преобразования были в значительной степени подготовлены его предшественниками.
Это, однако, ничуть не умаляет заслуг Петра и его окружения в ее осуществлении.
Во время Великого посольства в Европу Петр I имел возможность ознакомиться с
организацией денежного дела и работой монетных дворов. Он посетил Монетный двор
Англии, расположенный в замке Тауэр, и беседовал с его смотрителем Исааком
Ньютоном. Последний помимо физики длительное время занимался алхимическими
опытами, пытаясь получить философский камень, превращающий любой материал в
золото. Потерпев неудачу на этом поприще, Ньютон принял решение занять гораздо
более спокойное и денежное место смотрителя королевского монетного двора. Во
время этих визитов царь и его сподвижники могли ознакомиться с самым современным
оборудованием и технологиями, которые использовались западновевропейцами в
производстве денег. По указу царя из Англии и Германии были привезены плющильные
(прокатные) и гуртильные машины, станки для вырубания из металла кружков,
гурчения и чеканки монет. С помощью водной или конной тяги мельничные колеса
приводили в движение механизмы машин. Первые печатные машины оснащались
«молотовыми снарядами», замененными позднее на винтовые прессы. Они
соответствовавли новейшим технологиям монетного дела того времени, и с тех пор
монетное производство Российской империи всегда находилось на высоком уровне.
Реформа денежного обращения, начавшаяся практически на самом исходе XVII века,
осуществлялась постепенно более 20 лет. Она предполагала преобразование всей
денежной системы государства с целью укрепления национальной валюты как внутри
страны, так и на международной арене, и стабилизацию денежного обращения. В её
результате должна была быть повышена эффективность национальной экономики.
Для успешного проведения денежной реформы потребовалось решить массу
разнообразных задач, направленных на модернизацию денежного обращения. Было
необходимо привести к единому денежному обращению всю территорию России,
особенно Украину, Прибалтику и другие регионы, находившиеся в сфере обращения
иностранной валюты. Требовалось создать гибкую монетную систему, использующую
различные металлы; определить разумные весовые нормы и пробы серебряных, золотых
и медных монет разного достоинства; перейти в чеканке монет на более высокий
технологический уровень – от ручного к машинному производству. Также важным было
и увеличить доходы казны от чеканки монет для покрытия расходов, связанных с
ведением Северной войны.
Для более полного удовлетворения потребности в монете Петр I увеличил число
монетных дворов. Помимо единственного оставшегося на тот момент монетного двора
в Московском Кремле в 1697 году для чеканки серебряных проволочных монет был
открыт и второй монетный двор в Китай-городе. Его называли Красным или
Китайским. В 1700 году на Красной площади в здании Земского приказа,
находившегося на месте нынешнего Государственного исторического музея был
построен новый каменный монетный двор. Там также делали серебряные проволочные
копейки. Затем появились монетные дворы в начале Никольской улицы, а также на
территории Кремля Набережный монетный двор у Боровицких ворот. В 1701 году новую
серию серебряных монет машинной чеканки выпустил Кадашевский монетный денежный
двор, открытый в Кадашевской слободе Замоскворечья. Такое смешанное название он
получил из-за того, что тогда словом «монета» назывались номиналы машинной
чеканки, а словом «денежки» – проволочные копейки, отчеканенные вручную. Всего
же за восемь лет проведения денежной реформы в начале XVIII века в Москве
появилось шесть монетных дворов. Затем в период 1707 – 1709 годов монетный двор
был открыт в Севске, где в небольшом количестве чеканились тымпфы или чехи. Это
были 12-копеечные монеты, равные польским монетам в 18 грошей. Они
предназанчались для обращения на небольшой территории, отторгнутой в период
Северной войны у Польши. Монетный двор в новой столице Санкт-Петербурге был
учрежден в 1721 году. Он находился на территории Петропавловской крепости.
Сначала в нем чеканились только золотые монеты, но через год после начала работы
он стал выпускать и монеты из серебра.
К моменту начала подготовки денежной реформы в России было только три медных
рудника – один в Карелии и два на реке Мезени. Количество добываемой там меди
даже не окупало расходов на их разработку. В начале 1690-х годов около Нерчинска
были обнаружены залежи серебряной руды. Добывали ее греческие мастера за свой
счет. В качестве вознаграждения им полагалось казенное продовольствие и по два
пуда металла с каждых десяти добытых. Однако в этот начальный период добыча
серебра там была незначительной.
Власти всемерно поощряли действия по поиску залежей золотых, серебряных и медных
руд. Для придания этому процессу заонного основания в ноябре 1700 года Петр I
издал указ о сыске золотых, серебряных, медных и других руд «в Московском
государстве, на Москве и в городех». Всем желающим было разрешено искать руду,
не считаясь с правами владения, на помещичьих и вотчинных землях, то есть, без
согласия их владельцев. При добыче руды в пользу владельца земли должен был
уплачиваться определенный процент. Чтобы управлять новым видом деятельности в
том же году был учрежден Рудный приказ, на основе которого была создана затем
Берг-коллегия.
В результате этих шагов были получены определенные положительные результаты. Под
конец царствования Петра I ежегодно добывалось до 9000 пудов меди. Основанный в
1704 году завод в Нерчинске давал до 15 пудов серебра в год. Но добыча золота
так и не была налажена, а полностью обеспечить потребности государства в
собственном металле за годы царствования Петра I так и не удалось. Даже на
чеканку монет металла отечественных заводов не хватало, поэтому продолжали
использоваться традиционные источники сырья. Государство по-прежнему покупало
талеры за границей, что заметно удешевляло производство монет, распространило
откупную систему на некоторые виды промыслов с взиманием платы в ефимках,
собирало серебром и золотом пошлины на ввоз и вывоз товаров, а на некоторые
товары (шелк-сырец, икра, лен, клей, щетина, поташ, ревень) ввело
государственную монополию на продажу. Был также введен запрет на вывоз из России
золотых и серебряных монет.
Все предметы роскоши, импортируемые из-за границы, облагались пошлиной. В
Архангельске она составляла 4 – 5% цены товара, в других местах размер пошлины
достигал 10% с провозных и 6% с местных товаров. Вино и сахар облагались особо.
С вывозимых за границу товаров уплачивалась пошлина, также собираемая золотом и
серебром. Полученные деньги предписывалось сразу отправлять на монетные дворы
Москвы. Покупкой металла и обменом старых денег для чеканки монет было
предписано заниматься Купецкой палате, учрежденной в апреле 1711 года. В ней
трудились наиболее зажиточные купцы, а монетные дворы выделяли ей значительные
суммы для приобретения металла. Специальные доверенные лица палаты скупали
драгоценные металлы на ярмарках. Все предлагавшие золото и серебро на продажу
должны были приносить его в палату. Любые действия в обход данного учреждения
влекли за собой штраф и лишение имений. Потребность в серебре и золоте была
столь велика, что Петр I ограничил производство парчовых тканей 50 пудами
серебра в год. Местом их производства был выбран Санкт-Петербург, а начиная с
1720 года ношение новых тканей из серебра и золота было просто запрещено.
Монетного сырья постоянно не хватало, и власти, как и всегда, прибегали и в годы
правления Петра I к «порче монеты». Были даже предложения придать повышенное
достоинство медной монете, невзирая на ее незначительную ценность. Оправданием
такому завышенному номиналу должен был служить авторитет (повеление) царя. Но до
этого дело не дошло. Проблема добытого на территории России сырья для чеканки
монет была в большой степени разрешена во второй половине столетия, когда вошли
в действие золотые и серебряные рудники Урала.
Проводя денежную реформу, Петр I решал те же задачи, что стояли и перед его
отцом Алексеем Михайловичем в 1654 году. Замысел властей прежде всего состоял в
том, чтобы ввести в обращение крупные серебряные монеты, а их мелкие
составляющие заменить медными. Фактически власти стремились изъять настоящие
деньги из рук самых широких слоев населения и заменить их суррогатами, так как
медные монеты, планировавшиеся к использованию, по своему весу были существенно
легче, чем должны были бы быть исходя из реальной стоиомсти меди. Широкие круги
населения медным монетам по понятным причинам не доверяло, поскольку народ
отлично помнил о Медном бунте 1662 года. Преодоление этого недоверия оказалось
большой трудностью для властей при проведении реформы. Поэтому власти проводили
свою линию последовательно и в несколько шагов. Денежную реформу Петра I можно
разделить на три этапа: первый – 1698 – 1704 годы; второй – 1705 – 1717 годы, и
третий – 1718 – 1724 годы.
На первом этапе реформы на фоне постоянной нехватки серебра главной задачей было
постепенное введение в обращение медной монеты. Перед введением в обращение
медных монет власти предварительно проводили пропагандистскую работу с
населением. Правительство оповестило народ о предстоящих нововведениях в
денежной системе. Листы с текстом царского указа вывешивались в людных местах, а
в церквях текст указа о порядке выпуска и обращения медных монет зачитывался и
разъяснялся. Медные монеты выпускались параллельно с до-петровскими серебряными
проволочными копейками. Они имели те же изображения и год чеканки.
Предварительная работа, проведенная с населением, прием медных монет в виде
любых платежей в казну и гарантия полного равенства медных и серебряных копеек
помогли избежать недовольства народа. За несколько лет население привыкло к
обращающейся на рынке медной монете, и медная копейка утвердилась на рынке.
Круглые медные монеты – полушки и полуполушки, изготовленные способом машинной
чеканки, появились в 1700 году и начали свое хождение наряду с серебряной
проволочной копейкой ручной чеканки. До этого времени монеты правильной круглой
формы получались лишь случайно и имели характер медалей и жетонов. На
отчеканенных по иностранному образцу монетах была легенда на русском языке.
Когда иностранцы сделали Петру замечание о том, что деньги со славянской
надписью не будут приниматься за границей, поэтому надо легенду хотя бы на одной
стороне монеты сделать на латыни, царь отреагировал на это резко отрицательно.
В 1701 году была отчеканена серия новых серебряных монет. Это были полтина,
полуполтина, гривенник (гривна), пятаки или десять денег. Они также имели
круглую форму и изготавливались машинным способом. Денежная система России
располагала всеми мелкими фракциями, известными на Руси еще с XVI века, но ее
основой всё так и оставалась старая проволочная серебряная копейка, чеканка
которой продолжалась до 1718 года. Систему новых номиналов к концу первого этапа
реформы в 1704 году пополнили отчеканенные серебряный рубль и алтын (3 копейки),
а также крупная круглая медная копейка. Именно серебряный рубль и медная копейка
должны были стать основными монетами в новой денежной системе.
До реформы, как уже говорилось ранее, рубль существовал исключительно как
счетная единица. Россия стала одной из первых стран XVIII века., в основу
денежной системы которой был положен десятичный принцип соотношения номиналов.
Один рубль равнялся ста копейкам, хотя серебряная копейка была 77-й пробы, что
заметно ниже, чем у рубля. Что-то подобное в той же Америке появилось почти на
девяносто лет позже, а в Англии и ее колониях – лишь в ХХ веке.
Новый рубль уже изготавливался как отдельная монета, содержащая 25 – 26 граммов
чистого серебра. Общий его вес составлял около 28 граммов, он имел 84-ую или 82-
ую пробу и был приравнен к талеру, основной денежной единице Европы. Эта
унификация параметров с характеристиками европейских монет способствовала успеху
вхождения России на европейский рынок на равноправной основе. Наряду с этим
надписи на родном языке делали его самостоятельной национальной монетой.
Но если с серебром все было довольно просто, то с медью происходило именно то,
что и должно было происходить, и ради чего в значительной степени и затевалась
вся эта реформа. Стопа, по которой чеканилась медная монета, уже на первом этапе
изменялась несколько раз. Если в 1700 году из пуда меди чеканили монет на 12,8
рубля, то в 1702 году уже на 15,4 рубля, а в 1704 году – на целых 20 рублей.
Подобный подход к чеканке монет с пониженным весом, но прежним номиналом, дал
казне миллионные прибыли, хотя и понизил курс рубля.
При Петре I впервые в России были введены в обращение российские золотые монеты.
Это произошло в 1701 году. Золотых монет чеканилось немного. Соотношение цен
между серебром и золотом в Европе в то время составляло 14 – 15 к 1, а в России
– 13 к 1, поэтому золотую монету было выгодно вывозить из России, а не ввозить.
В России был введен строжайший запрет на вывоз из страны драгоценных металлов и
монет, но многие иностранные купцы тем не менее тайно занимались подобным
промыслом. Невыгодные условия ввоза золота в Россию ограничивали его поступление
из Европы, поэтому в этот период сырье для золотых монет в значительной степени
привозили из Китая. Его называли коробчатым золотом, так как оно поступало в
Россию в виде золотого песка, упакованного в коробочки весом в три четверти
фунта. В России из золота чеканили червонцы и чрезвычайно редко двойные
червонцы, причем иногда номинал на золотых монетах вообще не обозначался. Такие
монеты в обращении ходили по 2 рубля 60 копеек. Червонцы по своим
характеристикам - весу 3,4 грамма и 93-й пробе - равнялись западноевропейскому
дукату.
После завершения первого этапа реформы российская денежная система приобрела
довольно законченный вид, и можно было переходить ко второму этапу. В этот
период власти отказались от чеканки мелких серебряных монет талеровой пробы.
Проведенный эксперимент с понижением веса медной монеты был признан властями
успешным, и с 1711 года он был распространен в несколько измененном виде и на
серебряную монету. Сначала серебряные рубли и другие монеты стали чеканить с
пониженной 70-й пробой, а с 1713 года для мелкой монеты была установлена 38-я
проба. Естественно использование Петром I монополии государства на чеканку
монеты и снижение доли серебра в монетах дало возможность увеличить поступления
в казну, хотя снижение содержания в монетах драгоценного металла привело к
падению их реальной стоимости, а, как известно, следствием этого является и
подрыв всей экономики страны.
Российские золотые монеты не играли существенной роли в денежном обращении
страны. Тем не менее, их унификация с иностранными золотыми монетами была
продолжена, и, начиная с 1712 года, они чеканились только в виде червонцев,
имеющих форму голландского дуката («на голландский манер»). Несколько позже, в
1716 году, в России был начат выпуск червонцев с надписью на латыни, что должно
было облегчить расчеты русских купцов в Европе. Эти действия царского
правительства было бы неправильно называть подделкой монет, поскольку все
основные характеристики западноевропейских дукатов по весу и пробе тщательно
соблюдались.
Наряду с этим российские власти предпринимали активные меры против наводнения
российского рынка фальшивой монетой. Подделке российских монет способствовало
продолжение использования старых и несовершенных способов чеканки, и этим
активно пользовались иностранцы. Фальшивые деньги поступали в страну, и их
приток через Архангельск заставил власти применить жесткие меры. Если фальшивых
денег было меньше рубля, то их конфисковывали, оставляя владельца на свободе, но
если серебряных денег одного чекана было больше рубля, то обладателя следовало
задерживать и пытать. Владельцев поддельной монеты отправляли в Москву. Только в
1712 году было прислано 33 человека, но это не останавливало фальшивомонетчиков.
Тогда в качестве контрмер в 1714 году был запрещен ввоз серебряной и медной
русской монеты, а иностранным купцам было предписано платить монетой своего
государства. Прием русских денег после тщательного досмотра был разрешен только
в Риге.
На третьем, заключительном, этапе реформы также произошло немало серьезных
изменений по всем направлениям. В 1718 году гладкое ребро монеты (гурт) было
заменено или гуртовой надписью, или узором: сетчатым на медных монетах;
решетчатым – на гривенниках, рублях и полтинах; и точками – на червонцах. На
некоторых рублях и полтинах делалась гуртовая надпись.Полностью было прекращено
изготовление серебряных проволочных копеек. С 1723 года на рубле герб в виде
двуглавого орла был заменен крестообразной монограммой, составленной из четырех
«П», за что в народе их называли крестовиками. Основное место в чеканке заняли
монеты крупного достоинства 70-й пробы, а дробные серебряные монеты чеканились
38-й пробы.
Из-за резкого подорожания китайского золотого песка также был прекращен выпуск
высокопробных золотых монет, соответствовавших международным стандартам. С 1723
года вместо них стали чеканить золотые двухрублевые монеты 75-й пробы по 100
штук из фунта лигатурного золота. Эти монеты весили около 4 граммов, что
соответствовало золотнику. К этому времени увеличилась добыча серебра на
Нерчинском руднике, а из него было выгодно добывать и примеси золота. Из добытых
в Нерчинске металлов чеканили не только монеты, но и памятные медали в честь
заключения в 1721 году Ништадтского мира, завершившего Северную войну.
Естественно не обошли стороной перемены и медную монету. В 1718 году копейка как
номинал исчезла вообще, ее заменила полушка, а с 1723 года – пятикопеечник,
который чеканили по стопе 40 рублей из пуда меди. Вновь это было очень выгодно
для казны, так как пуд меди стоил в это время около 5 рублей. К тому же времени
на производство пятикопеечной монеты требовалось столько же, сколько и для более
мелкой, а номинальная цена почти в пять раз превышала ее действительную
стоимость. Следствием этого шага стало появление большого количества фальшивых
монет. Русскую монету номиналом в 5 копеек подделывали чаще всего, и в больших
количествах эти поддельные монеты ввозили в Россию из Стокгольма. Это заставило
правительство поумерить свои аппетиты и уменьшить монетную стопу до 10 руб.
монет из пуда. В указе Петра I от 24 января 1718 г. говорилось: «Гривенники,
полтинники и рублевики делать из чистого серебра против копеек, а медные делать
получики тонкие, дабы ворам отливать было нельзя». В 1724 году вновь была начата
чеканка медной копейки, но выпуск пятикопеечных монет продолжался до 1730 года.
Низкопробность русских монет существенно затрудняла ведение внешней торговли,
так как иностранные торговцы соглашались принимать русскую монету не по ее
номиналу, а за ее действительную цену, которая была ниже номинальной. Такая
ситуация делала российскую торговлю убыточной. Часто иностранцы вообще
отказывались принимать платежи русской монетой. В ответ власти делали шаги
вполне характерные для административно-командной, а не рыночной экономики. В
1719 году правительство даже назначило штраф, который должен был уплачиваться
при отказе принимать золотые 75-й пробы. Все эти изменения в финансовой сфере
особенно на третьем этапе денежной реформы Петра I имели долговременные и в
основном отрицательные последствия для денежного хозяйства России.
Реформа Петра I в сфере денежного обращения в России имела большое значение, но
как и в подавляющем большинстве петровских деяний у нее были свои плюсы и
минусы. С одной стороны, к концу его царствования в России сложилась новая и
вполне передовая для своего времени монетная система, гармонично использовавшая
десятичный арифметический принцип и отличавшаяся простотой счета.
Денежная реформа, проведенная при Петре I, по последовательности проведения и
достигнутым для властей результатам была одной из самых удачных реформ,
проводимых в России. Постепенность и рационализм при изменении существовавшей
денежной системы помогли властям избежать острого социального недовольства и
протестных выступлений населения.
Монеты Петровской эпохи приобрели европейский вид. С технологической точки
зрения крайне важным стал осуществленный постепенный переход на машинную технику
чеканки монет. Новые монеты приобрели правильную круглую форму и определенный
вес. Они были удобны в обращении, так как каждый номинал легко опознавался на
ощупь. На основной части аверса монеты располагался портрет царя, на реверсе -
государственный герб. Легенда содержала имя и титул царя, дату выпуска и
номинал. Гурт монеты оформлялся надписью или узором. Подделать такую монету было
намного сложнее, чем старую проволочную.
Российский монетный рынок, изначально опиравшийся исключительно на серебро и в
очень малой части на золото, то есть на драгоценные металлы, теперь, как и в
странах Западной Европы, стал базироваться на трех металлах: золоте, серебре и
меди. Для выдачи жалования войскам и при платежах за рубежи страны по-прежнему
использовались серебряные и золотые монеты. Иначе ни войска не стали бы воевать,
ни иностранцы поставлять свои товары.
Именно в этот период в обращение вошли золотые червонцы. Они перестали выполнять
наградные функции, поскольку при Петре I появились специальные ордена и медали,
и превратились в обычное средство платежа преимущественно во внешней торговле.
Их количество было сравнительно небольшим, на долю золотых монет приходилось
2,3% общей суммы чеканки.
В денежном обращении России в первой четверти XVIII века впервые появилась
крупная серебряная монета – рубль, во многом определившая дальнейший ход
экономического и хозяйственного развития страны. На долю рубля приходилось 88,5%
общей суммы чеканки. В среднем с 1698-го по 1724 год ежегодно выпускалось
серебряной монеты на 1,1 миллиона рублей.
Впервые в истории мирового денежного хозяйства именно в России проба серебряных
и золотых монет, установленная государством, закреплялась законом.
В роли мелкой разменной монеты стали использоваться медные деньги. Их доля в
общей сумме чеканки составляла 9,2%. Медная монета предназначалась исключительно
для внутреннего использования. Она была крайне эффективным на коротком этапе
инструментом для казны, но стремление власти снизить ее реальную стоимость за
счет снижения веса монеты и ее реальной внутренней стоимости относительно
изображенного на ней номинала делала ее столь же коварным финансовым ресурсом,
подрывавшим экономику страны.
Несмотря на все царские нововведения население, хотя и приняло новые монеты, но
наибольшее доверие продолжало испытывать к старым, хотя и невзрачным, но
проверенным временем серебряным копейкам. И если при повседневном использовании
народ рассчитывался новыми серебряными и медными копейками, то в кладах по-
прежнему сохранялись старые серебряные копейки, считавшиеся в народе наиболее
ценными и надежными.
Как всегда при проведении реформ были свои плюсы и минусы. К ее положительным
сторонам можно отнести то, что в результате реформы Петра I денежная система
России была не только приведена в соответствие с европейскими стандартами, но и
по ряду моментов стала самой передовой. Новейшие европейские технические
достижения создали технологический фундамент, позволивший не только изменить
внешний вид монет, но и подтолкнуть дальнейшее развитие денежного дела и
связанных с ним технологий в России. В результате реформы была создана гибкая и
прежде всего удобная для повседненвного использования монетная система. Она
опиралась на единое денежное обращение и десятичный счет. Эти удобства ускорили
развитие отечественной промышленности и торговли. Благодаря проведенным реформам
в экономику Российской империи были быстро и успешно включены Украина и
Прибалтика. Единое денежное пространство позволило быстро интегрировать эти
новые регионы в состав страны.
Отрицательными моментами для общества явилось то, что реформа способствовала
укреплению экономических позиций абсолютизма. В ее результате за властью было
окончательно закреплено монопольное управление денежным обращением, обладание
ценными металлами и получение новой доходной статьи от эксплуатации монетной
регалии, когда вместо обеспеченных реальными ценностями денег чеканились медные
монеты, чья внутренняя стоимость была существенно меньше указанного на них
номинала. В результате денежной реформы государство полностью поставило под свой
контроль и сконцентрировало в своих руках все денежные потоки.
Вместе с тем проводимые Петром I действия во внутренней и внешней политике, в
том числе и Северная война, отчетливо отразились на характере денежной реформы и
всей финансовой политики правительства. Действия властей, порой не считавшихся с
законами денежного обращения, стали все больше носить фискальный характер.
Строительство флота, ведение войн, развитие промышленности и торговли требовали
все новых источников гарантированного дохода. В этих случаях правительство
активно использовало инфляционный налог. Массовая порча монеты выражалась в
снижении ее веса или уменьшения содержания в ней драгоценного металла при
сохранении старого номинала. Наличие в обращении серебряной монеты 77-й и 70-й
пробы вызывало утечку за границу более высокопробных монет (84-й и 77-й пробы),
так как они не перечеканивались. Усиленное использование инфляционного налога,
порча монеты и введение множества новых налогов дополнительно давали казне
суммы, сопоставимые с размером государственного бюджета конца XVII века. Передел
монеты принес правительству Петра I в 1701 году 791729 рублей, в 1702 году –
1296978 рублей, в 1703 году – 738647 рублей дополнительного дохода.
Однако подобные действия наносили прямой ущерб и имели отрицательные последствия
как для экономики страны в целом, так и для положения народа. На протяжении
всего периода денежной реформы содержание драгоценных металлов и особенно меди в
отчеканенных монетах неуклонно снижалось. Это помогало правительству увеличивать
доходы казны, но вместе с этим приводило к обесцениванию денег, падению курса
рубля и его покупательной способности. Как следствие, цены на потребительские
товары выросли в несколько раз. Это ухудшало материальное положение народных
масс, что в свою очередь вело к уменьшению реальных доходов государства и
общества в целом. Проводимая Петром политика вместо плавного и постепенного
развития Российского государства привела к тому, что страна оказалась загнанной
до полусмерти. После смерти Петра I усиленная порча монет продолжалась еще в
течение пяти лет. И хотя к упорядочению денежного обращения приступили в начале
1730-х годов, относительная стабилизация наступила только в середине 1760-х
годов, то есть более чем через тридцать лет после окончания финансовых
экспериментов.
Сейчас зачастую можно услышать или прочитать мнения, что Петр I был таким
великим деятелем потому, что он вел войны и преобразования, но за весь период
своего правления у него не было долгов. С формальной точки зрения оно конечно
так, но ему и не нужно было влезать в долги. Вместо этого он посчитал вполне
достаточным полностью подорвать покупательную способность серебряных и золотых
денег, а затем выпустить большое количество медной монеты. Последние фактически
вытеснили из обращения все иные монеты и оставались практически единственной
формой денег в стране до начала правления Екатерины II.
Официальный подрыв покупательной способности денег был тем более катастрофичен
для экономики страны, что у него был союзник и/или конкурент – это частные
фальшивомонетчики. Официальное сообщение 1740 года обвиняет нечестных соседей
России – Польшу и прочих – в подрывных действиях против государства. Меры
воздействия по степени своей жестокости мало чем отличались от тех, что
предусматривались против фальшивомонетчиков веком раньше. Согласно царскому
указу, любой въезжавший на территорию России из-за границы и имевший при себе
медные копейки должен был быть повешен. Но если ему везло и удавалось сообщить
Сенату о своем бедственном положении, то казнь обычно отменялась.
В 1730 году потеря покупательной способности медных денег стала столь велика,
что даже само правительство отказывалось принимать медные деньги в уплату
налогов. В 1731 году власти приказали населению переплавить имеющуюся у него
медь в предметы повседневного обихода. Некое ощущение обязательств по обмену
старых денег на новые по паритету у властей все-таки оставалось, но советники
настойчиво возражали против этого, заявляя, что это окажется непомерным бременем
для казны. В 1744 году возможный убыток от такой операции оценивался в четыре
миллиона рублей, что выходило далеко за пределы имевшихся в распоряжении
средств. Тем не менее, чувство, что что-то все-таки должно быть сделано, власть
не оставляло. И в мае 1744 года было объявлено, что начиная с 1 августа старые
петровские пятаки будут приниматься казной не иначе как эквивалент четырех
копеек, с 1 октября 1745-го – как три копейки, а с конца августа 1746 года – как
две копейки. После этого до 1754 года никаких изменений не было, а, начиная с
этого года, из пуда меди начали вновь чеканить медные монеты на восемь рублей
номинала. Фактически с этого момента медные деньги вновь стали обеспеченными,
тогда как с 1728 по 1740 год из пуда меди чеканили монет на 40 рублей. В 1755
году последние петровские и иные пятикопеечные монеты были обменены на
двухкопеечные. Было серьезное опасение, что для обмена могло поступить большое
количество поддельных монет, но опасения оказались напрасными. В официальном
отчете 1757 года говорилось, что для обмена было представлено денег на три
миллиона двести пятьдесят тысяч рублей, что было более чем на двести пять тысяч
рублей меньше, чем отчеканило само государство. Многие просто предпочли
зафиксировать убытки и переплавить денежную медь во что-то более полезное, а
фальшивомонетчики прекратили их изготовление, когда производство таких монет
перестало быть прибыльным.
Созданная на рубеже XVII – XVIII веков в Российской империи денежная система в
дальнейшем практически не изменялась и в основных своих чертах сохранилась до
начала ХХ века. Соединенные Штаты Америки перешли на подобную систему лишь более
чем через пятьдесят лет, Европа – в конце XVIII – начале XIX века, а Англия –
лишь во второй половине XX века.
Можно совершенно по-разному оценивать период правления царя Петра I. Однако для
нас интересен один существенный аспект. Если до прихода Петра к власти в Россию
поступало достаточно денег от внешней торговли, а деньгами тогда были именно
золото и серебро, то в результате правления Петра Алексеевича по российской
экономике был нанесен чрезвычайно серьезный удар. В России перестало хватать
денег. Это означало, что финансовая система, несмотря на все позитивные
нововведения царя и его соратников, оказалась подорванной в результате царских
реформ, войн и прочих непродуктивных действий, а подрыв финансовой системы
неизбежно вел и к ослаблению российской экономики в целом. Подобные действия
царя сопровождались и серьезным уменьшением численности населения страны.
Историки могут всячески восхвалять период правления царя Петра и называть его
Великим, но с точки зрения экономики и финансов его деятельность подрывала
могущество страны, что прежде всего сказывалось на простом народе. За время
правления Петра обычные люди стали жить существенно хуже.
Нечто подобное мы видим в России и сегодня, когда, с одной стороны, происходит
безмерное обогащение бюрократическо-олигархической верхушки, а, с другой,
тотальное обнищание подавляющего большинства населения страны, и, как следствие
подобного процесса, его вымирание.
Для того, чтобы остановить этот процесс, необходимы коренные изменения в
экономике страны и распределении общественного богатства, а это не будет
возможным, по меньшей мере, до тех пор, пока российская, как впрочем и вся
остальная мировая, экономика будут использовать в качестве своей основы не
твердые обеспеченные деньги, как финансовую основу для общественного развития, а
бумажные дензнаки, представляющие собой ничем не обеспеченные долги частных
лавочек, громко называемых центральными банками различных стран. И лишь тогда,
когда вместо долгов в качестве валюты начнут использоваться твердые деньги, а
ими на протяжении всей известной истории человечества были золото и серебро,
начнется как восстановление нормальной экономики страны, а следом за этим и
естественный прирост российского населения.
Заключение
В этой работе мы рассмотрели события, происходившие в Московии и России и за ее
пределами, но непосредственно влиявшими на ее жизнь, в период с XV по середину
XVIII века. Этот период представляется чрезвычайно важным, поскольку без
понимания финансовой подоплеки происходивших тогда событий многое из того, что
происходило в тот период, выглядит странным и нелогичным, а это, в свою очередь,
вызывает вопросы, почему то или иное событие в гораздо более близкие к нам
времена происходили именно так, а не иначе.
Понимание финансовых процессов и интересов конкретных физических лиц, их групп,
а иногда и целых государств, того, как, куда и почему перетекали деньги, дает
вполне ясное понимание того, какие интересы преследовались потомками этих людей
в длительной исторической перспективе. Причем речь здесь идет не о каких-то пяти
– десяти годах или даже жизни одного поколения, а о событиях и тенденциях,
длящихся на протяжении десятилетий и столетий, когда прапраправнуки продолжают
попытки претворить в жизнь или даже реализуют то, что задумывали их далекие
предки. Особенно ярко этот принцип был воплощен в знаменитой английской фразе:
«У Англии нет друзей и врагов, у Англии есть интересы.» С учетом того, что за
английскими интересами стоит не абстрактная страна, а вполне реальные люди, то
это именно их интересы.
По этой самой причине значительное место в данной книжке было уделено самому
началу взаимоотношений между Московией и Англией и событиям, связанным с самой
первой революцией, произошедшей в Англии и приведшей к казни английского короля
Карла I, дальнейшему возведению на престол заинтересованными лицами короля
Вильгельма III Оранского и создания в их интересах «фонда вечного процента»,
называемого Банком Англии и предназначенного для вечного грабежа с помощью
налогообложения народа этой страны все теми же лицами и их потомками. На
сегодняшний день именно эта модель экономического рабства господствует во всем
мире.
Можно много рассуждать о демократии, отстаивании нынешними властями тех или иных
государств интересов населения и тому подобном, однако в мире извечно
существовал и существует всего один предельно простой и непреложный
экономический факт. Тот, кто платит дань другому, тот и находится в зависимом от
этого другого положении. И не имеет значения, как именно называется этот платеж
– дань, дар, налог или как-то еще. Суть от названия и возникающих в результате
этого взаимоотношений не меняется. Также как и не меняется роль того, кому
население вынуждено отдавать часть заработанных им средств. Тот, кто получает
такие деньги, был, есть и будет оставаться эксплуататором обычного простого
человека, а факт того, что сейчас наиболее модной схемой стала эксплуатация
каждого трудящегося человека от имени всего народа, является наиболее жестокой и
циничной схемой из всех, какие только можно было придумать.
Сейчас выходит много работ, которые обычно относят к книгам, объединенным некоей
теорией заговора против народов тех или иных стран или даже всего человечества в
целом. По мнению автора, этот факт свидетельствует о том, что их авторы при
наличии чрезвычайно интересного зачастую фактического материала, приведенных в
этих книгах, выделяют лишь один фрагмент из общей экономической, социально-
политической или исторической картины. Это ведет к довольно однобокому
восприятию общей картины, как некоего заговора отдельной группы
высокопоставленных, в том числе государственных, лиц против народа или его
части. Более широкий взгляд на происходящее, как в длительной исторической
перспективе, так и по охвату событий, свидетельствует о том, что некая отдельная
«теория заговора» становится совсем не заговором, а длительной, последовательно
и неуклонно проводимой в жизнь политикой. Лица, в чьих интересах проводятся те
или иные экономические и политические решения зачастую не видны, но их указания
и рекомендации воплощаются в реальные дела гораздо эффективнее, чем приказы и
распоряжения королей и президентов. Все дело в том, что именно они дают деньги,
а, как известно, кто платит, тот и заказывает музыку.
В середине XVII века произошла первая проба пера, когда эти незаметные, но уже
тогда довольно мощные силы, опробовали методику установления своей власти в
отдельно взятой стране. Впервые влиятельные финансовые силы, базировавшиеся за
ее рубежами, осуществили в ней революцию, причем не стали удовлетворяться только
финансово-экономической составляющей своей власти, а помимо этого установили и
политический контроль над отдельно взятой страной. Была впервые обкатана модель
взятия власти и замены реального главы государства марионеткой, полностью
подконтрольной и зависимой от лиц, приведших ее к власти. Разменной монетой в
этой схеме стал английский народ, вынужденный уже на протяжении трехсот с лишним
лет расплачиваться за то, что никому неизвестный ранее голландский принц стал
его королем.
Начиная с этого момента, Англия превратилась в надежный оплот продвижения
интересов транснациональных финансовых структур по всему миру и базу для
организации революций в других странах. В XX веке эта роль в большой степени
перешла к ее ставшему со временем гораздо большему по размерам партнеру и
наследнику – США, хотя и по сей день действия англичан в этой области никак
нельзя списывать со счетов.
Более внимательное рассмотрение революционных процессов в различных странах
свидетельствует о том, что нет, пожалуй, ни одной мало-мальски значительной
революции, которая не финансировалась бы из-за рубежа. Именно в этом заключается
принципиальное отличие революций от народных бунтов, вызванных действительным
недовольством или невыносимым положением народных масс.
Наиболее яркими примерами последних лет, лишь только подтверждающими эту истину,
стали события, так называемой, Арабской весны. У автора нет особенных сомнений
насчет того, что совершенно различные события и процессы были объединены
заинтересованными в этом лицами под единым названием, хотя происходившие в
разных странах процессы были столь же различными. Если в Тунисе и Египте в
результате роста цен на продовольствие и ухудшения общего экономического
положения населения произошли народные бунты, которые привели к свержению
правивших там режимов, то в Ливии имела место классическая революция. В
последнем случае вооруженные выступления групп боевиков против правления
Муаммара Каддафи вначале были организованы и профинансированы заинтересованными
лицами из-за рубежа, а когда стало понятно, что сил местных повстанцев явно
недостаточно, то иностранные государства не остановились перед прямой военной
интервенцией против суверенного государства и правительства. Основным
результатом этой кампании стал, помимо установления западноевропейскими
нефтяными компаниями контроля над нефтяными и газовыми запасами Ливии, захват
144 тонн ливийского золота, позволившего несколько оттянуть неизбежно
надвигающийся крах основанной на бумажных и ничем не обеспеченных валютах
современной мировой финансовой системы. Именно золото и угроза отказа Ливии от
дензнаков и перехода на обеспеченные деньги и были основной причиной для этой
интервенции.
По свидетельству Генерального штаба Германской империи: «Для революции, как и
для войны, нужны всего три вещи: во-первых, деньги, во-вторых, деньги, и в-
третьих, деньги. Нет денег – нет революции!» В дальнейшем именно революции стали
играть одну из важнейших составляющих современной истории и определять нынешнюю
картину мира. Поэтому именно этой теме будет посвящена следующая работа данной
серии. А поскольку деньги никогда и никуда не исчезают, они, несмотря на все
ухищрения по их сокрытию от посторонних глаз, дают отличную возможность
понаблюдать за тем, как и в чьих интересах организовывались революции в
различных странах.
Л.А.В.
09 мая 2012 года
Моя электронная почта: ecnsr@mail.ru
Страница в «Живом журнале»: http://alexandrlezhava.livejournal.com
Оглавление
Выражение признательности и благодарности. 1
Введение 2
Китайские эксперименты с бумажными деньгами 3
Правление Ивана III Васильевича 5
Испания конца XV века 16
О борьбе с ересями в Московии и духовной жизни 20
Политика и экономика царстования Ивана Грозного 28
Отношения между Русью Ивана Грозного и Англией до и в период правления Елизаветы
I 31
Достижения России периода правления Ивана Грозного и их цена. 36
Смутные времена царя Бориса 38
Лжедмитрий I 51
Царь Васька, Лжедмитрий II и прочие самозванцы 55
Минин и Пожарский. Второе ополчение 61
Красные против белых. Первая кровь 75
Бунты времен Алексея Михайловича. Соляной и медный бунты 83
Снова об Англии. Вильгельм III Оранский и создание Банка Англии 87
Некоторые эпизоды периода правления Петра I и его последствия 94
Заключение 102
Свидетельство о публикации №212100500531
И теперь понятно, откуда есть пошла великолепная китайская графика. "Следует отметить, что, уже начиная с 1107 года,
правительство печатало бумажные деньги с использованием шести разных цветов,
тонкой проработкой внешнего вида, а иногда использовало и различные уникальные
волокна в бумаге, чтобы избежать подделок."
Валерий Ланин 25.10.2018 11:37 Заявить о нарушении