УСУ ГУК НКО

Так называлась организация, куда мы всё же попали по вербовке майора Степанова. А полностью называется эта организация: Учётно-Статистическое Управление главного управления кадров Народного комиссариата Обороны Союза Советских Социалистических Республик.
Примерно в ноябре или в декабре 1944 года был получен приказ о том, чтобы мы, выбранные Степановым, явились по адресу: Ярославское шоссе, Москва. Прилагался список,  в котором была и моя фамилия.
Здание огромное. Мы разместились в одном крыле этого здания, на четвёртом или пятом этаже. Сейчас хорошо не помню. Но здание было огромное. Потолки высокие. У нас были трехъярусные койки, и всё-таки с самой верхней койки нельзя было дотянуться щёткой с длинным черенком до потолка в комнате.
В этом же крыле, на первом этаже были расположены столовая и другие подсобные службы. А этажом ниже, были умывальники и туалеты. Удивляюсь, что тогда нет ничто, несколько раз в день туда и обратно, и даже не замечаешь этого движения, порхаешь как птица.
Выше нас располагался клуб. Здесь тоже находилась резервная офицерская часть, первый взвод которой состоял исключительно из героев Советского Союза.
Всё здание имело форму буквы «П», противоположное к нам крыло было местом нашей работы. Вот здесь то и занималось большое количество вольнонаёмных и военнообязанных сотрудников.
Работа по существу была пустая. Управление получало огромное количество писем разыскивающих своих близких. По письму справлялись в картотеке, если там не оказывалось, то по установленному бланку запрашивались по адресу последней полевой почты, и таким же стандартным бланком отвечали разыскивающему. На каждого была дана определённая норма по всем видам работ: по картотеке, по ответам, по запросам. Вначале и мне пришлось выполнять эту работу, “гнать норму”.
У нас числился офицерский состав, от младшего лейтенанта до полковника включительно. Солдаты и генералы к нам не относились.
Письмо получалось и прочитывалось. Если из письма было неясно, когда и куда был взят товарищ, о котором дан запрос, то запрашивался военкомат, а тому, кто разыскивал, сообщалось, что нами сделано. Ответ стандартный, отпечатанный в типографии и оставлено место, чтобы кое-что вписать: как-то дату, адрес военкомата. Если же разыскивающий, сообщал последнюю полевую почту, то запрашивали туда и так же отвечали об этом родным. Если в письме, указывали последнюю полевую почту, то письмо передавалось в группу работающей на картотеке. Огромное помещение в несколько рядов, в несколько ярусов картотеки, по алфавиту. Находили карточку, прикалывали к письму и передавали исполняющему ответ.
Для ответов существовали несколько форм бланков, различной величины и формы, и приспособленный к запросам и ответам. Их можно подразделить так: ответ домой, запрос в военкомат, запрос в последнюю полевую почту. Ну и, конечно, результаты. Ранен, находится на излечении в эвакогоспитале ..., пал смертью храбрых, пропал без вести и т. д.
Работа скучная, бездумная, механическая. Странно было видеть как офицер, капитан лет 28-30 изо дня в день машинкой обрезает конверты, которые у него забирают. А функцию этого работника мог бы выполнить ученик второго класса, и только за то, чтобы его кормили. Другой, с не меньшим чином, не читая письма, прикалывает их к небольшой карточке и укладывает их в стопку. Унося их по мере накопления на другой стол, где уже идёт сортировка, к которой они ни какого отношения не имеют.
Всеми нами руководил подполковник Фёдоров. Более непосредственное начальство, майор Ананьев, майор Степанов (что приезжал в Кучино) и капитан, фамилию позабыл: чёрный, красивый, кудрявый.
Меня сунули тоже в общую кашу по писанию запросов. Это за большой длинный стол. Тут я и познакомился с Иваном Ивановичем Брусенцовым. Он родом из Башкирии, из деревни Грачёвка Мелеузовского района. Комсомольцем он уехал в Забайкалье в Читинскую область на золотые прииски. Был сначала горняком, потом начальником продовольственного снабжения, а в последнее время председателем профсоюза. У него были знакомые в Москве в системе золотопродснаба. Так что он мало жил в казарме.
Здесь был капитан из города Семёнова Горьковской области. Он был дома работником типографии. Намного старше меня. Он у нас всегда выдавал талоны на питание. Был инженер химик из города Загорска по фамилии Судаков, тоже пожилой. Так как Загорск от Москвы недалеко, то он иногда ездил домой. Вообще публика была самая разнообразная, но жили дружно, особенно наши.
Как-то майор Ананьев передал мне письмо, адресованное Сталину, и попросил проверить его и подготовить не стандартный ответ. Я прочитал письмо, сходил на картотеку, нашёл там, где служит по последним данным этот человек. Сделал запрос в часть, где он служил, а потом написал ответ автору письма от руки. Ананьев передал мою писанину на машинку. Затем на этом письме расписался  подполковник Фёдоров.
С тех пор меня перевели в отдельную комнату. Ко мне стали поступать письма, адресованные руководителям Партии и Государства. Мне дали группу людей для поисков в картотеках. Никаких норм мне не устанавливали, но работа пошла интереснее, живее.
Все операции проходили под моим наблюдением. Приходилось иногда решать сложную задачу, чтобы найти человека. Я от руки писал ответы, запросы, указывал, куда было адресовано письмо. Таким образом, я сразу стал известен своему начальству, так как под моими письмами подписывался сам подполковник. И ту работу, которую до меня вёл майор Ананьев, целиком переложили на меня. Мне тоже стало лучше. Всё-таки проявляешь какое-то творчество. Мысленно говоришь с человеком, который беспокоится о судьбе дорогого ему человека. Надо ответить, вселить надежду, утешить. Даже сообщая горькую истину, надо сделать это как можно мягче, чтобы острота потери не сломила человека. Так что я всё-таки нашёл своё дело, отошёл от конвейера. Вскоре меня избрали парторгом роты. Работы прибавилось.
Получил сообщение из дома, что от Вити ничего нет. Запросил аналогичное УСУ по рядовому составу. А через несколько дней получил из дома, что он жив и, наконец, пришло письмо и от него домой.
А в это время меня  пригласили в нашу политчасть, и осторожно, намёками стали готовить к неприятному сообщению. И наконец сказали, что получено сообщение из УСУ, что ваш брат “пропал без вести”. Но вы не расстраивайтесь, всякое бывает, даже погибшие оказываются живыми. Я вижу, что они как-то странно смотрят на меня, видя, что я не переживаю о потере брата. Я сказал, что сведения, данные УСУ неверны. Из дома получил письмо, что брат на днях прислал весть, что он находится в той же части. Он был на южном фронте, был в Румынии, а потом в Чехословакии. Они обрадовались, что избавлены от миссии, сообщить что-нибудь неутешительное.