Халвяной Катарсис

Мы открыли холодильник и обнаружили среди общих пустот кусок халвы. Ее привез наш друг. Странно было видеть что-то съедобное, а еще и сладкое, а следовательно не столь необходимое, на коем нужно было экономить, в нашем холодильнике. Мы ополовинили кусок и сжевали его с чаем. Я упал на кровать, и он тоже. Я изрядно заболел. Нос крутило невыносимо, горло все так же драло. Я не мог курить. Нет еды. Наша старая грязная лачуга. Кончились деньги. Квитанции по уплате коммунальных услуг. Оказалось, что государство решило поебать нас настолько, что уплаченные нами деньги ушли не туда, куда нужно, и что теперь нам придется оплачивать один счет по второму разу. И всем насрать, что у нас нет денег. И всем просто насрать. Мы ничего не докажем, ничего не добьемся. Нам нужно просто заплатить. Именно так все в нашей стране и происходит. Именно поэтому все по старому. Мы молчим. Мы платим. Мы сами виноваты. Я злился. Коротышка тоже. Мы лежали, укутанные в одеяла. Смотрели в потолок и злились. Я периодически запуливал в глубь комнаты салфетку, в которую нескольким раньше отправил порцию соплей. Коротышка говорил, что он на пасху отправится к басурманам, сошьет себе рясу, возьмет того бородатого детину, у которого он оставался, и они пойдут по кладбищам святить могилы. Коротышка сказал, что за это отваливают неплохие бабки. Что люди ведутся. Я сказал, что не имею ничего против тех, кто верит в бога, кто-то верит в силу Дарта Вэйдара, кто-то в то, что он допишет книгу, а кто-то в бога. Я сказал, что не люблю тупых ведомых увальней. Которые крестят своих детей, ничего не смысля в этом, слушают толстых попов и делают прочее дерьмо. Я сказал, что забирать у таких людей деньги – в этом нет ничего страшного. Потом мы подумали, что некоторые из этих слепцов отдают свои последние деньги, и что, они так или иначе их отдадут, но это не дает нам повода быть причастными к этому. Мы поругали государство. То, как оно кинуло нас на бабки. Я сказал, что было бы неплохо провернуть какую-то аферу, и что-то придумать. Коротышка сказал, что поговорим мы об этом завтра, что он отрубается, у него все болит. Я вспоминал те пару часов, во время которых мы трусили нашими грязными тыквами в прокуренном клубе, вспоминал того придурковатого паренька, который пытался заклеить барабанщика, того старого и бедного олдфага и думал о том, что мне нужно что-то придумать, иначе я останусь ни с чем навсегда, и на один из таких концертов придет пьяный и старый, ничего не имеющий чувак, который будет мной.