День рождения троллейбуса

Сегодня я был на дне рождении. День рождения троллейбуса. Ленточка, перекрывающая дорогу, несколько тупых детишек с листиками, на которых нарисован все тот же ненавистный троллейбус. Старые бабушки, ведущие душевную беседу о том, что государство печется о нас. Я думал, как бы им сказать, что бесспорно печется, старательно тыкая в нас своим незримым, но весьма ощутимым членом, оно печется, оно добросовестный страстный любовник, который печется настолько, что мы обесчувственные лежим в изнеможении, настолько наполненные семенем его любви, что даже не в силах после сего действия встать и выкурить сигарету. Я не стал говорить об этом бабушкам. День рождения, как никак. Вокруг троллейбуса собрались все его друзья, и вот он понесся вперед, разрывая красную ленточку. Сегодня ему продлили маршрут еще на пару остановок. Я подумал, что этот металлический бесчувственный кусок дерьма куда счастливей меня, и что его день рождения куда помпезней. Домой пошел пешком. В жопу троллейбус.
Морковка. Кабачковая икра. Грибы. Всегда любил. У прилавка стояла халда. Еще один подтип халд. Данные представители обвешивают вас, кидают в ваш пакет с овсяным печеньем надкусанные печеньки, которые они сами попробовали и убеждают вас с в том, что эти грибы, о которых вы их спрашиваете, совершенно свежие, свежайшие я бы сказал, как воздух на елисейских полях или как свежая порция протеина, которую вы спустили на салфетку, как вы уж там сами хотите. Сегодня нам говорили об абсолютной истине, которая на всех одна, и лишь избранные способны познать тот самый путь просвящения. Поэтому я решил, что не буду покупать грибы. Не слишком то я готов ко встречи с абсолютной истинной. А ведь она бесспорно есть, никто и не сомневался. Мы все просто здохнем. Мы рождались, для того, чтобы здохнуть, и здыхали, чтобы потом рождались другие. Порой смысл кроется в том, что его просто нет. Халда, которая пыталась втюхнуть мне грибы вряд ли задумывалась когда-нибудь над этим. Но я не лучше ее. Никто не лучше. Наши живые примеры перед глазами. Мы идем в университеты, мы мечтаем. Халды обманывают нас, подсовывая не свежую еду, недовешивая овсяное печенья, мы обманывает себя, что мы станем другими, мы добьемся большего, мы будем лучше их. Мы все одинаковы. Думаете, нет? Скажи те об этом государству, когда оно достанет свой член, чтобы как следует попечься о вас.
Сегодня я проходил мимо бомжа. Он беспомощно сидел на газете, постеленной на земле. Вероятно он устал после того самого, чем он занимался с государством, и теперь просто отдыхал. Я нес морковку и кабачковую икру. Я сделал вид, что не заметил его. Его осмеивала толпа проходящих людей. Я подумал, что я ни капельки не лучше их. Одни проходят мимо, делая вид, что не заметили, они жалеют, они причитают о том, какой бедный человек, и до чего его довела жизнь. Им его жаль, где-то там внутри, не снаружи, а через минуту, они опять погружены в свои мелочи, из которых состоит вся их жизнь. Другие обращают внимание, смеются, ведь они лучше, они чисты и одеты, они лучше, как им кажется. Я не лучше их. Если бы я действительно что-то хотел, я бы отдал ему свою морковку и кабачковую икру. Я просто сделал вид, что не заметил его.
Решил сделать себе чай. Чайник с бадягой, в которой плавали старые пакетики. Ни нашел ни одной спички. Позвонил соседке. Она спросила, что мне нужно, и узнав о моей нужде, протянула сквозь щелочку спичечный коробок. Я понял, что она неодета. Вероятно, занимается тем самым с государством, подумал я. я нагрел воду. Из еды только крупы.  Гречка и подливка из крупы и нескольких помидор. Праздничная гречка. Мой день рождения. Не такой помпезный, как у троллейбуса, но все же. Открыл холодильник. Жаль, что у меня нет виски. В холодильнике полно льда. Настолько много, что я решил не загромождать место другими продуктами. Праздничный чай, британский сэр, все тот же.
Позвонил друг. Поздравления там, все дела. Всякие пожелания на предмет того, чего у меня никогда не будет. Договорились встретиться. Пошли к леску, рядом с которым странный памятник. Меньше людей, больше природы. По дороге встретил пребывающего в алкогольной прострации старичка. Он попросил у меня сигарету, и пока я доставал последнюю, рассказал мне, кем он работает, что его выгнала из дому жена, а он как раз получил зарплату, а тут как раз друзья, и он как раз все пропил. Я сказал, со всеми бывает, надеясь на то, что со мной этого никогда не случится, но трезво понимая, что вполне возможно, и протянул ему сигарету. Проезжал мопед. Три вояки. Они на расстоянии и при быстром изучении нас, предположили, что мы пидоры, и в слух во всю глотку озвучили свое предположение. Мы пошли дальше. Лесок. Странный памятник. Меньше людей больше природы. Я принялся рассказывать другу про свою концептуальную идею, колоритность своих персонажей, про то, что я придумал завершение книги, которая так никогда и не завершится, и  все останется по старому, и вот уже через несколько лет, проходящий мимо ублюдок сделает вид, что не заметил меня, а я буду сидеть на газетке, мечтая о морковке и кабачковой икре. Подъехала машина. Вылезло двое в форме. Далее я увидел нашего недавнего знакомого, которого я угощал сигаретой, выслушивая его жизненную историю. Мы предположили, что субъектам в форме очевидно захотелось подышать вместе с ним свежим воздухом, насладиться природой, именно поэтому они привезли его в лес. С мыслями о том, как о нас печется государство, мы очень резво покинули лесок и странный памятник.
Мы проходили мимо магазина, где рядом на пластиковом стуле разместила свои бескрайние телеса одна из тех, которых мы называем девушками. Правда вот к ней сей эпитет относился едва ли. Она громко поинтересовалась, когда мой день рождения. Я сказал, что сегодня. Она извинилась, что сегодня уже не получится, но в следующий она подарит мне машинку для волос. Я поблагодарил ее за заботу и пошел дальше.

Халды с квасом. Они мало чем отличаются от тех халд, что обвешивают вас в магазинах. Я купил себе стакан кваса. Чумазая девочка. В куценьких штанишках. Она вцепилась в огромную тараньку обеими руками и принялась медленно пятиться с ней. Его голубые глаза смотрели на халд со страхом и мольбой. Я думал, маленькие дети не любят тараньку. Очевидно этот тип детей вообще не знает того, что любит, и не знает тех, кто любит. Халды начали яростно гоготать, со словами, положи на место, а то сейчас получишь. Не думайте, я не лучше. Если бы я действительно чего-то хотел, я бы купил эту тараньку и отдал этой чумазой девочке. Я просто взял свой квас и ушел, как уходил тогда с морковкой и кабачковой икрой.
Мы сели с другом в троллейбус. Не в тот, у которого был день рождения. В другой. Мы проехали несколько остановок. Весь путь напротив нас сидели два старика. Мы говорили о моей книге, о том, что произошло за этот день, и о том, что должно случиться, мы ехали есть нашу праздничную гречку и пить праздничный чай, британский, не сомневайтесь, сэр. Я не знаю, о чем говорили те старики. Возможно о книге, который один из них так и не дописал, о том, что произошло в их жизни, о том, что должно было случится, но так и не случилось, и не случится уже никогда, они ехали кушать обычную, совсем не праздничную гречку, и чай, который даже не британский, сэр.