Роза. Глава 9

 

   Роза, лежа на кровати, услышала, как повернулся ключ в замке новой входной двери, это   Катя, она   от еврейской общины прислана для помощи по хозяйству. Может обед приготовить или убрать в квартире или что другое, - постирать, например, ей все равно, она два раза в неделю готова оказать любую помощь. У Розы сейчас такой момент, что и стакан воды  бывает сил нет взять и не два раза в неделю, а чуть ли не каждый день. Ей особо помогать некому – сестра сама такая, чтобы кто помог, племянник – он же молодой парень, занят   на работе, да и не будет он сидеть возле тетки даже от большой любви к ней, - нет у него на то времени да и желания, если положа руку на сердце, тоже нет. Денег, нанять кого-нибудь по уходу, взять неоткуда,- все, что присылают, уходит на лекарства и на то да сё. Ой, как невесело стало ей, Розе, жить на этом  свете.   
 
   Единственные ниточки тонюсенькие такие, что почти их не видно, - это телефонные звонки. Но что-то последнее время и они не очень в радость, тяжело стало говорить, не только словами ворочать, но и придумывать что говорить? Сколько можно говорить о болезни, о лекарствах, о своем поганом самочувствии, которое все хуже и хуже. Все уже давно выучили, какие у неё лекарства,  в каком боку и как у неё болит. А о чем еще она может говорить? Самой тошно себя слышать. Она потянулась за таблетками, сил нет терпеть боль, сколько она пьет этих обезболивающих, тоже, наверное, не полезно. Врач сказал, пейте, лучше выпить во вред таблетку, чем мучиться болью. Так она и живет все последнее время, выбирая плохое из худшего. Вошла Катя, она не раздевалась, только сняла обувь и надела свои тапочки, она  должна узнать у Розы Моисеевны, что ей делать сегодня, может быть, надо в магазин сходить. И хотя Катя знала лучше Розы, что делать и надо ли идти в магазин или, скорее, в аптеку, но есть порядок и потом - мало ли что может прийти в голову хозяйке, потому лучше все-таки спросить.
- Здравствуйте, Роза Моисеевна, - сказала Катя, подходя к кровати, на которой лежала Роза, - как чувствуете себя?
- Здравствуй, Катюша. Как во время ты пришла. Дай мне, пожалуйста, воды, а то у меня уже закончилась, - сказала Роза, указывая глазами на пустой стакан, стоявший на тумбочке рядом с пачками таблеток, градусником  и грязной тарелкой  от вчерашнего ужина или обеда. В тарелке гуляла муха, она чувствовала себя хозяйкой, но приход Катюши её насторожил.
Катя махнула на муху  и наполнила стакан из бутылки с водой- она стояла здесь рядом. « Что-то совсем плоха Роза Моисеевна», - подумала Катя.
- У Вас, наверное, еды совсем нет? – сказала она, глядя на тарелку с намертво прилипшими к ней крупинкам гречки (когда такое было чтобы чистюля Роза тарелку не помыла), - давайте приготовлю Вашу любимую овсянку.
- Что ни поем, от всего боль в животе, хоть не ешь ничего, - то ли Кате, то ли себе тихо и грустно сказала Роза. - Хочется рыбки. Я тебя попрошу, Катюша, сходи на базар, купи щучку небольшую  и потом свари мне её. Лучше бы, конечно, поджарить, но боюсь… желудок и так никакой. Где деньги, ты знаешь, вчера, как раз, пенсию принесли.
-  Хорошо, Роза Моисеевна. Тогда я пошла, а как вернусь, все здесь поприбираю, Вы лежите, не вставайте. - Катя подходит к креденсу – изюминке мебельного гарнитура еще от Розиного  деда Льва Лазаревича, никто не мог понять, как ему и всем после удалось, несмотря на революции, войны, погромы, многочисленные переезды и перемены мод сохранить этот громоздкий шкаф-тумбу, будто потерявшую  свою верхнюю часть, - берет  деньги с таким расчетом, чтобы хватило и на щуку и на хлеб и, мало ли на  что еще,- бананы еще любит Роза. Она не спрашивает, что купить, если не будет щуки. Нужна только щука – это Катя знает, будет искать.

   Катя ушла. Роза уже выпила таблетки, боль поутихла, но Роза знала, что не надолго, потом опять терпеть и опять, когда совсем уже не вмочь – таблетки. Просвета нет, организм не борется. Не хочет он бороться, надоело все организму, жизнь такая надоела.

   Роза вспомнила, как трудно было в прежнее время достать щуку.  «Да что щуку,  - все надо было доставать, то ли дело сейчас – были бы деньги, а так все есть. А вот денег – то и нет», - подумала Роза, опять возвращаясь к ушедшему хорошо, где все надо было доставать. Но тогда, хотя и надо было все доставать или из-под прилавков, или  у знакомых, или по блату, или другими какими способами, щуку Роза ела во много раз чаще, чем сейчас при этой долбанной рыночной экономике с её изобилием предложений при отсутствии её Розиных возможностей.
Ни за что не попала бы она в такую ситуацию со своей болячкой - будь Союз на месте. Её сразу бы скорая отвезла в больницу, как только случился приступ. Там бы сделали операцию и лежала бы она в палате на десять человек, пока полностью не зажили бы раны, кормили бы вполне сносной едой, родственники завалили бы непонятно откуда взятыми апельсинами (бананами – нет, бананов не было, только в Москве и то не всегда) И не стоило бы ей все это ни копейки. Нет, конечно, она всех отблагодарила бы, она что – не понимает, что врачи получают зарплату ниже уборщицы. Сейчас тоже скорая увезла, - дала им пятерку.  В больнице её посмотрели и назвали цену операции. Увезти то скорая увезла, а вот назад пришлось самой добираться, еле такси поймала, тот пятнашку содрал, понимает, что деваться некуда, он потому ночью и таксует, что дерет, сколько сам  хочет. Она, как и все тогда, ругала медицину, «даром лечиться - лечиться даром»- кто не повторял эту крылатую фразу, конечно, придуманную самым большим юмористом, и, конечно, евреем.  « Наши хорошо шутить могут, - подумала Роза, - только что-то сейчас не слыхать их шуток, - 70 лет  шутили, теперь смылись все, а она тут отдувайся, ешь плоды ихних шуточек». Да, не до шуток ей сейчас, совсем не до шуток.

   Роза, пока не такая боль, спустила ноги и села на кровати, потом  вставила ноги в тапки  и пошла на балкон, захотелось воздуха. «Как перед смертью», - мелькнуло в голове. На улицу со своего этажа она давно уже не спускалась. Балкон был крошечный, но она его любила, как любила всю свою квартиру, хотя и смеялись те же единокровки юмористы над хрущевками, а за эту хрущевку ведь ни копейки не платил никто, все бесплатно, и перебрались в нее из коммуналки, где она выросла в одной комнате с родителями и сестрой, а потом и мужем сестры и племянником, родившемся  тоже там в коммуналке.  Очередь, конечно, была скаженная, хорошо, что на заводе отец работал, там с квартирами было полегче, Розе в своей проектной конторе квартиры не видать бы сроду, в проектных квартиры давали тоже, но очень мало и только сильно приближенным к начальству. Роза была от начальства на приличном расстоянии и потому благ особых не имела, ну разве что бесплатная путевка на месяц в санаторий или еще какая мелочь, когда, к примеру, надо было за шмотками в столицу мотнуться, ей выписывали командировку, приходилось, правда, кучу заказов выполнять – кому чулки, кому трусы, даже презервативы возила, но зато все оплачивало государство – и проезд, и гостиницу и питание, а заодно и поручение какое-нибудь пустяшное для своей организации выполнит. Отчего бы не ездить. Все   ругали совдеп, хотелось, как на Западе, чтобы в магазинах все было, особенно шмотки.    И откуда  была такая любовь к одежде – шутка ли - за сапоги отдавали месячную зарплату, Розе еще что, - родители прокормят, а тем,  у кого семья и родители не очень-то поддерживают тягу ребенка к  модным тряпкам, - тем, как выкручиваться? Однако, как-то выкручивались: занимали у коллег, выпрашивали у папы с мамой, садились на селедку с хлебом и картошкой, голодали, - все ради модной одежки или обувки. Как это было ужасно, когда даже трусы нельзя купить, в магазинах трусов полно, но какие это трусы… Роза представила весь спектр женского белья, особенно байкового, а цвет, где только брали такие краски, ей стало смешно от воспоминаний, какая это все была чепуха в сравнении с ее теперешними проблемами. Завалить трусами и сапогами всю страну оказалось совсем не сложно, а где теперь ее бесплатная медицина,  где почти что бесплатная коммуналка, почему она должна платить за все, что принадлежит ей, или ей уже ничего не принадлежит? Теперь за свое же она должна платить кому-то. А кто он такой этот кто-то, чем он лучше её, почему у нее забрали, а ему отдали? Да разве только у нее, Роза посмотрела на дома вокруг, вон их сколько, а он один. Опять прыщавые одолевают.

   «Господи, как болит голова, будто в тиски зажали, и закручивают тиски и закручивают, болит не переставая, таблетки уже не действуют, надо пойти лечь, а то так и рухну здесь на балконе», - подумала Роза и вошла в комнату.   Одни и те же мысли носит она от балкона до кровати вот уже сколько дней и, чем больше она думает о своем унижении, внезапно и непонятно за что свалившемся на нее, тем сильнее болит голова, о шве и говорить нечего. Что шов, шов заживет рано или поздно, а вот голова… Роза  берет пачку с таблетками, стакан с недопитой водой и садится на кровать. «Как мало действуют таблетки, - думает она, от боли устав настолько, что уже и соображалось плохо, - а что если  их выпить больше… Все?!»   Молнией пронзило  сознание,   все вдруг стало ясно и понятно, она  стояла,  в пучке света, с пачкой таблеток в руке:« Ну, конечно, надо выпить так, чтобы дольше не болела голова, как она раньше не понимала это», хуже не будет, хуже некуда.
-  А если, все-таки…
-  Что если?
-  Ничего.

 ВалРад. 6.10.12.