Жертва Гуманной Идеи

  - Ваша честь, господа присяжные! - Начал свою речь Прицепин, пухлый лысоватый коротышка с розовыми щеками и заплывшими глазками. - Только что уважаемый обвинитель с пылом и страстью развернул перед вами убедительную картину моего полного нравственного падения. И я признаю все пункты обвинения безоговорочно и в полном объёме. Все вы являетесь членами комитета по профилактике телесных наказаний детей и, более того, посвятили свою жизнь научным изысканиям о вреде оных и написали множество работ, с которыми я имел счастье ознакомиться. Суть всех ваших научных постулатов сводится в основном к следующему: ребёнок, который подвергался рукоприкладству даже за вопиющие нарушения и непослушание, никак не может в дальнейшем стать гармоничной развитой нравственной личностью.
 Я потому с таким интересом читал и перечитывал ваши статьи, некоторые абзацы коих даже помню наизусть, что сам в детстве постоянно подвергался физическому воздействию в воспитательных целях. - Прицепин оглянулся на своего адвоката, невысокого сухонького горбоносого старичка с живым бойким взглядом и седой шевелюрой - тот вынул из папки толстенную потёртую тетрадь и засеменил к судье.
- В моей медицинской карте зафиксированы случаи перелома костей черепа, носа, пальцев...
- Что ещё не является доказательством насилия со стороны взрослых, - раздражённо встрял прокурор. - Эти травмы можно было получить, играя в футбол.
- Да! - засиял Прицепин. - Потому, всякий раз будучи выпоротым, я бегал к врачу  и заявлял, что заигравшись, падал задницей на решётчатый люк, вследствие чего на означенном месте отпечатались красные полосы.  Вы можете ознакомиться с такими записями, которых не так уж мало.
- Возможно, - заявил прокурор, - но это не относится к существу рассматриваемого дела.
- Если, ваша честь, позволите мне договорить, - обратился Прицепин к председательствующему, - то я докажу, что очень даже относится.
- Продолжайте, - кивнул судья, с любопытством листая тетрадь.
- Будучи страстным читателем ваших научных трудов, господа присяжные,  ярым поклонником ваших гуманных идей, я долго размышлял и пришёл к горькому и неумолимому выводу, что при всём желании, я не могу позволить себе стать достойной, нравственной и законопослушной личностью. Стань я таковым, - я бы наглядно и убедительно опроверг всю вашу научную деятельность, я бы превратил в труху все ваши научные выводы, опорочил бы ваши идеи и таким образом вонзил бы нож в спину делу гуманизма во всём мире. Стань я хорошим, всякий мог бы заявить во всеуслышание: "Вот вам Прицепин Павел Сидорович - в детстве дубасили его почём зря, а на тебе - какая достойнейшая личность! По воскресениям в церковь ходит, не курит, не пьёт, честно работает, ко всякому добр и всем помогает!" Нельзя  было допустить, этого, господа присяжные, из уважения к вашей научной деятельности, из почтения к вашим идеям, к вашей гениальности! Несмотря на все свои душевные муки, я стал плохим. И пусть я пострадаю, но я счастлив, что ваши идеи, господа присяжные, восторжествовали, что истина и ваша научная репутация остались незапятнанными! Я закончил, ваша честь, - сказал Прицепин, достал платок и смахнул нависшую на реснице слезу.
- Господа присяжные, - сказал судья, закрывая тетрадь. - У вас имеются вопросы к обвиняемому?
Сидевшие за отдельным длинным столом пожилые  холёные мужчины с напряжёнными побледневшими, а у некоторых покрасневшими, лицами,  молчали.
- Нет, -  наконец, словно очнувшись, выдавил старшина.
 Присяжные по команде председательствующего удалились на совещание, которое длилось довольно долго, и скучающий судья, поигрывавший молоточком, постоянно взглядывал на часы.
 Наконец присяжные вернулись в зал заседания.
 " Не виновен!" - повторил, вставая, каждый из них.
"Не виновен!" - судья в сердцах долбанул молотком по столу.
"Не виновен!" - хором воскликнули Прицепин и его адвокат.