Игра воспоминаний

Роман.
Автор: Ян Йа








Игра воспоминаний

















Благодарность всем тем, кто помогал мне как морально, так и физически.
Я благодарна очень Кате за терпение. А то есть кормление и то, что не дала мне себя запустить.
Тане за то, что выслушивала все идеи, даже самые глупые и помогала. Так же и тем, что вдохновила меня такой прекрасной идеей.
Кристине за прекрасные отзывы и терпение в ожидании этого романа.
Другим читателям за комментарии черновиков. И просто отзывы.
В общем он родился!




















От автора.
Прежде чем прочесть подумай. Надо ли тебе это? Тут мой мир, мое мнение, мой взгляд на мир. Люди разные, а мнений тысяча. Кому-то эта история может показаться глупой, наивной или еще хуже вообще неприемлемой. Я не обременяю себя описанием мест, событий. Зачем? По атмосфере ваш мозг сам это придумает.
Это может показаться смешным.  Так как я не пользовалась специальной литературой, а посвятила произведение лишь  тому, что хотелось писать. Это позывы душ Джимми и Джонни.
Но, надеюсь, есть те, кому покажется эта история интересной и захватывающей, ибо написана она с душой небывалой красоты, которая  порой убивает…
История сама по себе, мне кажется, необычной. Это жизнь Джонни и Джимми. Сначала я хочу ознакомить вас с Джимми.  Психически неуравновешенный человек, который таковым себя не считает. Мы видим его жизнь, состоящую из воспоминаний. Но как такового мы его не знаем, чем он занимался до диагноза, его жизнь, родственников, привычки.  Мы знаем лишь то, что он нам сообщает посредством воспоминаний.  Его сложно понять на первый взгляд.  Часто в тексте можно увидеть, как он рассуждает  о людях.  Их свойства, свои свойства. Сравнения всего и вся. Одиночество и усмешки. Даже некую симпатию в каких-то отдельных моментах. Его некое абстрактное мышление. Может кто-то найдет отклик понимания. Но это не так…
Джонни. Что о нем можно сказать? Он не жаждет убивать, он жаждет спокойствия и одиночества. Он наблюдатель. Не более.  Мы увидим просто человека, который поделился чужими размышлениями, столько необычными или будничными.  Короткое мгновение человека, которого не существует. Вместе с Джимми. Один эпизод с Джонни. Он в палате, в которой когда-то жил Джимми. Читает записи на стене. Он читает их нам. И понимает тайну, которую хотел рассказать Джимми, но ничего не предпринял. И репортеры, и психиатры постоянно ведут за ним наблюдение.  Джонни это знает и посмеивается над глупостью людей. Что думают, что они с Джимми одинаковы и он, Джонни приведет их больницу к славе. Но это не так. Это просто сожитель Джонни с Джимми, которого когда-то казнили. Они не пересеклись, один уже умер, другой занял его место в палате. Поселился вместе с его душой.
Это просто жизнь двух людей, не связанных друг с другом. Кто знает, что было бы, если бы они сошлись вместе.
Итак, начнем погружение в столь странный и абстрактный мир, где много сравнений. И сразу предупреждаю. Этот рассказ не стоит читать просто так. Нужно жить им, чтобы понять. Вчитываться, будто от этого зависит твоя жизнь, ибо с первого раза ты ничего такого, что я хочу сообщить  - не увидишь…
Ян Йа








Часть первая
Джимми















Глава первая.
Знакомство с Джимми.
Жизнь, состоящая из кусочков воспоминаний
Или о том, как на свет появился тот, кто не живет, а ждет конца, вспоминая, то, что всегда будет принадлежать только ему – время.

Я всегда любил предаваться полезным и интересным делам. Ага. Особенно как сейчас. Щелкаю на разноцветные, стертые старые и потерявшие свой изначальный свет  кнопки пульта, в обширном поиске нормального ночного телеканала, где не показывают интим с тремя  девушками или где не прокручивают лотерею и поднадоевшие рекламы американцев про всякий бытовой хлам. Такое чувство, будто все пропало куда-то. Не очень тихий рокот старого холодильника; он так ворчит, потому что в нем нет еды, как  и в моем желудке; тиканье часов, что слышно в тишине, так же отчетливо, как и голос человека за стенкой. Этот, мой сосед, кажется шизофреник.  Он разговаривает сам с собой и у него часто бывают приступы. Это очень напрягает, первое, что он делает -  это приветствует несуществующего собеседника. Позже устроит демагогию насчет устройства политики в 18 веке, но ответов собеседника невозможно услышать по понятным причинам, зато отчетливо можно понять  каждый ответ  шизофреника.   Не интересовало. Но одно меня пугало по-настоящему. Это то, как он проламывает своей лысой черепушкой перегородку наших измерений, то, что нас держит взаперти – стену камеры.
Вскоре что-то произошло подозрительное, но есть в этом плюс: хотя бы не раздается звук, будто молния где-то рядом, от чего вскакиваешь как безумный и падаешь с кровати,  и старик без травмы головного мозга. Да и шума меньше.  И есть минус: появилась некая пустота, нехватка привычного шума, а так же неизвестность – самое тяжкое из грехов людей, которые они восполняют глупостью… И сейчас я занимался этим же…Я хотел узнать.
Но все пошло как-то не так.
4.00  утра. Я просто сидел спиной к стене. Больше не было возможности как - либо сидеть. Смотрел на стенку, что была заполнена записями. Моими. Они были ключом к моему «я».  Я любил писать. Это доказывало, что я  - есть и меня не выдумали странные люди, которым вдруг стало скучно.
Я закрываю глаза и вижу это…
Чтобы не смотреть на то, как его голова начнет свои путешествия по старому уже порядочно износившемуся серому матрацу я сел под стол, по-турецки. Повернулся спиной к стене, что стала такой необъятной, коричневой со странными  слизистыми наростами  из которых начали появляться нечеткие, но объемные темного - зеленоватого с грязно-желтым переливом, подобно опавшим листьями осенью, размывающих дождем, в неясную и прохладную погоду, провода. Это были провода, что так рьяно  устремились в сторону меня и, ползая, будто ощупывая каждый сантиметр стенки, чтобы увидеть что-то интересное. Я этого не видел. Но очень хорошо представлял.
Это было настолько обыденно, что я  просто закрыл глаза в предвкушении того страха и скованности в теле, который парализует каждую клеточку моего тела и сознание заволакивает туман.  Так происходит каждый раз. Издаются какие- то непонятные и раздражающие звуки, как будто дрель, но при этом это получается так странно, что становится не по себе от этого жуткого звука. Я еще никогда не смотрел на это. Вот настал момент, когда все звуки смешались, и я начал чувствовать соляной вкус во рту. Меня начинало тошнить.  Монотонное тиканье часов, шум холодильника, непонятный запах, исходящий от дыры, движение этих щупальцев, вой ветра за окном, голос из телевизора. Все смешалось. Я ничего уже не понимал. Хотелось зажать уши, но руки не слушались, хотел закричать, но язык онемел, я лишь мог беспомощно уставиться в экран телевизора  и чувствовать, чувствовать, как  по лицу скатываются капельки пота, одна за другой. А щупальца все обследовали стену, кровать, стол. Вот они уже под столом. Они нашли меня. Теперь мне остается лишь покориться этому зову. Смириться с этим холодным прикосновением щупалец. Они  оставляют след своей слизью. И, вскоре, когда многие щупальца находят меня, они начинают обволакивать мое тело. Добираются до лица: слизь проникает мне в уши, глаза, рот, ноздри -  каждую пору на моем теле. Заполняя меня собой. Дышать нечем. Паника. Сладость обмана. Чуть-чуть . «Погоди не уходи. Я хочу еще» -  кричит мой разум, прося еще раз пережить это. Но. Оно не слушается и уходит, дожидаясь следующего утра. Чтобы снова завладеть мной и почувствовать надо мной свое превосходство.  Это повторяется из раза в раз. Не согласованно. Спонтанно. В одно и то же время. Но при этом, сколько  не готовишься, все равно не хватает смелости взглянуть своему «я»  в глаза и  поэтому нет выбора: ты просто отдаешься ему  без остатка.
Если бы даже я захотел сбежать, то все равно  переезжать было бы некуда, да и если   было куда, то там я стал бы чужим. Мое место тут. В здании, в котором типов как я – полно.
Прототипов много. Жалкие подделки есть везде. И тут их тоже достаточно. Таких как я - мало. И поэтому эту связь надо беречь, если она появится…

Глава вторая.
Соседи.
У меня появляются соседи время от времени. Но они не подозревают об этих щупальцах.  У этих больных  свои скелеты и страхи. Которые они прячут под бредом. Или таки называемыми приступами, чтобы оказаться в изоляторе или наглотаться таблеток, чтобы уснуть и не увидеть свое настоящее «я». Трусы.  Они не могут даже свою сущность принять, что тут говорить, если ты сидишь в палате с чужим «я», что так упорно пытается вырваться на свободу. А эти люди в больничных халатах мешает ему вырваться. Поэтому он терроризирует тех, кто рядом. Мое «я» ничего не делает. Оно просто рядом. Оно просто убивает своим желанием.
Соседи у меня разные и  подолгу не выдерживают. Ведь им приходится выдерживать давление не только своих страхов, но и чужих, а конкретно – моих. А это нелегко.  Достаточно представить, что они видят, если прислушиваются к звукам исходящим из вне во внутрь…
Так уж завелось. Как только умрет старик, там поселиться другой. Он будет онанировать на  фотографию неясного происхождения, даже лица или сюжет уже не разобрать: фотография настолько была старой, поношенной, что годилась разве что в туалете, она была в сперме этого человека. Запах распространялся на всю нашу комнату. Это было забавно. Наблюдать как он, на своей койке держа в одной руке листок, в другой свой старый сморщенный половой орган, который не реагировал на трение руки  старика. Но при этом имитация возбуждения и упорность соседа по комнате достигала  всегда одного - успеха. Он кончал. Не испытывая ни сладости, ни приятных чувств – ничего. Это было для него делом обычным то же самое, как если бы кто-то из ваших знакомых почесал нос, или поправили прическу. Просто не контролируемый требующий себя жест. И вы не отдаете отчет, почему вы его делаете.  А просто это как привычка. К которой у вас нет не неприязни или наоборот. Просто жест. Просто привычка. Он после этой милой привычке, но весьма вонючей;  рассказывал кому-то в стенке, что это его жена  великая дама 20 века – Мерлин Монро.
А я при этом  буду так же сидеть  под столом, поглядывая на несуществующий  телевизор. Слышать несуществующее тиканье часов.  Правда  в том, что их никогда тут не было и не будет. Это опасно, да и ни к чему. У нас – особое время. Свое.
Вскоре этот сосед переведется. Шоковая терапия стала для него последним, что он чувствовал. Мало кто еще знал,  что уже тогда запрещали такую милую терапию, но мало кто прислушивался к этому. Все были уверены, что она помогает…забавные.
Эти люди в халатах думают, что все глупые, однотипные и ничего не понимают, что их ничего не интересует, кроме своих забот, но есть хитрые, они претворяются, знают все, то чего не должны знать они.
Нельзя показывать,  что ты как - будто что-то знаешь, иначе они придут к тебе с милой улыбочкой – заберут и ты больше никогда не почувствуешь своего времени. Будет только их время.
Много таких тут побывало. Глупые врачи, они даже не представляют, насколько они узко, даже по-другому мыслят, и у них никогда не получиться мыслить как они, как мыслю я. Никогда. Если только эти лабораторные крысы попробует запах крови, вкус крови и страх людей. Липкий и очень вонючий. Охота на страх.
 Люди,  чьи родственники тут находятся, посещают их каждое воскресенье, как - будто на кладбище ходят,  к мертвым, спорить не буду для них, не знающих,  все именно так и происходит. Мы тут живем и умираем. Всех  уже похоронили  в тот момент, когда тут оказались.  Есть даже те, кто здоров по их меркам, но сюда сдан из-за наследства. Деньги… бедняжки они действительно начали сходить с ума, даже похлещи  кого -  либо. Когда тебя не понимают, считают отбросом, когда еще недавно боготворили. Тяжело такое принять. Тут даже есть  наивные старики  и их деньги, что у них отбирали и сажали сюда пожизненно,  в итоге  участились попытки самоубийств.
Есть цена деньгам, но нет цены жизням людским. Забавно. Поистине.
Ни людей в этих палатах, ни врачей  - ничего не ждет, кроме как повседневных обиходов, инъекции,  а нас - эти дурацкие таблетки, издевки  и каждодневная еда. Ужасно, я ее не воспринимаю, но  меня заставляют ее есть. Когда -  то я ел нормальную еду. Или нет. Мои ли это воспоминания?! Уже не важно.
Там в том мире. Там было много магазинов, наполненных людьми, и едой: она была разной, и вкусной; ты мог выбрать, что нравилось. А тут даже выбора не оставляли.  А эта воскресная ванна?! Что за непонятность? Зачем поливать нас из шлангов, как цветы? Мы же не вырастим, и света мало получаем. Хотя очень часто напоминаем овощей, особенно, кто подвергся «изучению» особенно очень и очень неудачному. Осуждение вы можете заметить в моих словах. Зря ищете. Неужели люди этого достойны, хоть этой капельки посвященья?!  Нет!
Глупые, глупые люди. Зачем все это? Неужели нас нельзя выпустить? Бессмысленно тут нас держать, мы все равно покажем свою силу миру, и покажем, насколько он безнадежен.
Моя жизнь была странная. Но я не сожалею о ней.  Только дураки сожалеют о чем – либо. Она не была цельной, а как - будто соткана из разных воспоминаний.  Вязаная жизнь, не правда ли странно? Хм.  Самое дорогое, что есть у каждого. Все пытаются это как – то запечатлеть, чтобы в старости своим внукам показывать доказательства, что то’ была правда и самому окунуться в то время. Быть там. Стать снова молодым и безнадежным. А не то, что сейчас старая рухлядь.  Рассказывать, что знавал Джимми, сам лично лечил. Умолчать, что это он отвечал на все вопросы. Умолчать, что дед своего внука бывший неудачник – психолог. Которому не нужно было лечить других, потому что он сам нуждался в этом больше всех.  То, как воровал лидокаин для себя, будучи наркоманом, прописывая их другим пациентам. Который в помине не нужен, Джимми был в их числе. И он узнал этот страшный секрет.
И с того момента старику было страшно находится с этим непонятным существом из другого измерения.

Глава третья.
Воспоминание первое – вопрос никчемности.

Сейчас я хочу окунуться в свои воспоминания из внешнего мира.
Причина всего его безумства.
 «Людьми легко управлять  благодаря  этим красивым бумажкам, которые имеют для них очень большую цену. Надо же. Он разглядывал 100 долларовую купюру, которая изображала на лицевой стороне -  Бенджамина  Франклина, на обратной —Индепенденс-холл. Ничего особенного, а они все из-за них умирают, предают, дерутся – странные люди. Да на что люди способны, кроме как убивать свое творенье?  Ничего особенного. Все как всегда. Смерть, борьба, шпионство, предательство, двойные игры и интриги в правительстве, в политике. А все из-за чего? Правильный ответ – деньги.
«Безумство тогда овладело мной, но не то, что обычно посещает безумцев, ищущих правды. Нет. Что-то несравненно чище»…
 Чтобы хоть чем-то себя занять он как обычно начал наблюдать за компанией друзей. На первый взгляд обычная, но если присмотреться, то можно заметить, что  один обманывает свою подружку, она, же спит с его братом.  А младшая по возрасту, чем ее подруга ( есть предположение, что она младшая сестра , так как они очень похожи, к тому же  моложе, раскованней, соответственно, и еще хватает упрекающих взглядов старшей девушки,  а значит  она младшая сестра )  И при этом все делают вид. Что счастливы, хотя по ним это сложно сказать. Каждый знает секреты другого, но успешно делает вид, что даже не подозревает. Всех все устраивает.
Сегодня я работал как представитель одной из крупнейших фирм по производству полезной еды. Мне предстояло выбрать пару человек и провести с ними опрос. Но я все отягощал это неприятный момент. Не очень хотелось этим заниматься, но дела, дела, дела еще раз дела.
 Как решил вдруг подойти к этой компании, слишком занятной она мне показалась. Вечер. Всем весело. Одному мне скучно и безразлично. Ведь и мне надо отдыхать, не имитируя эти жалкие эмоции.
Глядя на опрос, он перевел оценивающий взгляд  на компанию друзей. Девушка. Крашеные волосы, открытая одежда, даже можно сказать вызывающая. Открытое декольте, короткое платье. Красное. Взгляд потаскушки. Типичная самка. Скорее сделает миньет, чем заплатит. Ей лет 28 спит с парнем сестры, потому что так хочется, младшая сестра, живет не своей жизнью, любит раскованность. Узнать ее характер было не сложно. Весьма типичная американка. Таких много, но все, же надо что-то решать. И кивком, определив, что они его цель. Улыбнулся.  Парень старшей сестры заглядывается,  на других девушек, не стесняясь. Свободные отношения? Или то, что еще его удерживает рядом с ней? Наверняка для родителей. Чтобы они думали, что их сын примерный семьянин и выбрал хорошенькую,   по их мнению, девушку. Зануду и скромняшку. Она прекрасно знает, что больше все равно на нее не заглянет, кроме таких же зануд и чудиков. Но видимо ее не прельщало встречаться с неудачниками и поэтому она закрывает глаза на мальчика с благополучной семьи. Красивый по человеческим меркам. Стильно одет, есть тату  на левой  руке в виде лепестков розы с шипами, и прокол в ухе. Рокер наверно.  Но не неудачник. Но видно, что ему больше по вкусу типичные американки, как ее младшая сестра. И он без стеснения с ней спит.  В какой -  то мере старшая сестра торгует младшей  ради близости с этим парнем.
Старшая сестра. Скромная. Хорошо одета, но в отличие от своей младшенькой сестры не вызывающе, наоборот, как- будто стесняясь своего тела. Бежевая кофточка до локтей, небольшой вырез до груди, золотая тонкого сплетения цепочка. Распущенные волосы. Улыбка невинности. И упрекающий взгляд в сторону сестры. Наверно она не любит быть в компании сестры. Таким образом, она не выделяется и даже не  привлекает внимания. Сестра затмевает ее.  Я смело могу сказать,  что ее это не устраивает.  Она чувствует себя рядом с ней никчемной и жалкой. Та это видит, но не помогает ей. Она тоже никчемна. Каждый из них обречен быть им.
Нетвердой походкой, с невменяемым взглядом, нет, не психически больного человека, а скорее человека, увидевшего нечто забавное и съедобное, он подошел к их столику и произнес, тихим, насмешливым голосом, который вселял настоящий ужас, но не тут, ведь это ресторан и Америка, мало ли тут всяких странностей? Странно было бы, если их не было. Тогда поистине нужно  было пугаться.
- Прекрасная фигура, позвольте поинтересоваться, чем вы питаетесь?
Трое друзей  переглянулась. Они сначала не поняли его и думали, что это какой-то невменяемый, но заметив у него в руках вопросник, молча дали знак, что они готовы слушать его дальше.
У всех у них крутилась одна мысль. «Поскорее бы этот странный мужчина ушел. Уж слишком он вселяет неосознанный страх. Это пугает!»
-Я продолжу, на чем я остановился? Ах, да! Это  опрос. По-поводу вашего питания – вежливо поклонился он – в наше время молодежь питается больше fast food, чем полезной едой. Наша фирма «х-х-х» проводит этот опрос, для того, чтобы предусмотреть все желания своих клиентов и сопоставить результаты питания молодых людей. 
На них он наверно потратил минут десять не больше. Он не записывал их ответы. А слушал. Но не слышал. А вместо этого разглядывал людей в ресторане, что пришли сюда хорошо поесть. Развлечься.
Голодные, объевшиеся; тонкие или толстые. Скорее всего, в меру упитанные сказали бы сами люди, стараясь как можно глубже вдавить в себя свой пухлый и круглый, выпирающий живот. Жалкие.  Все на одно лицо. У них есть лицо. Оно одно.
«У меня нет лица».
Он улыбался вежливо, его глаза ничего не выражали.  Ярости не было и  в помине, для него это была игра. Бессмысленная гонка. Просто работа, просто обязательство делать, то, что считается тут нормальным.
Он только одного понять не мог за все общение с этой компанией. Зачем они живут? Ради чего? Где их вежливость? Как можно ковыряться в паху парня сестры, когда тебя опрашивают  и рядом сестра? Поистине забавно наблюдать это. Вероломство людям не чуждо. Как и предательство. А это не одно и то же?
 Ему сделалось смешно. Те, кого он ненавидит больше всего – развеивают его скуку.
Эти люди, для чего они? Для того, чтобы ему не было скучно? Эх, вот так вот сидишь, слушаешь вас и удивляешься, откуда в вас столько ненужного? Хочется иногда взять вас и уничтожить, но нет вас – нет и меня. Поэтому я вас терплю, но до тех пор, пока не появится вам замена, а она будет, я уверен!
 «Они слишком глупы»…
«Или же я чересчур наивен»….

Глава четвертая.
Воспоминание – осознание.
Из одного воспоминания он окунулся в другое. Это произошло в мае 1980 году, в парке.
«Сидя в парке, он  читал. Было неинтересно читать про очередные реформы, убийства и бунты американцев, и поэтому  мужчина часто отвлекался  и смотрел на то, что его окружает. Деревья, чьи кроны зеленели и двигались от ветра. Они качались в разные стороны, и шелестели недавно появившимися листочками.  Весна пришла, но не ушли они. Свежий более- менее тепло- прохладный ветерок разносил всякие запахи, что раздражали нос и нет, наоборот приятны на запах, например, запах  подгорелых хот-догов – раздражал, а запах мороженного и листвой – радовал своей естественностью.
Везде бегали малыши и их мамаши, мало того, было шумно.
Не люблю шум. Часто мимо пробегали спортсмены, таких тут было предостаточно. Интересно наблюдать, когда некоторые личности пытаются казаться уникальными, выделываясь таким образом, что как - будто они все умеют. Так  многие делают; наверно что-то связано с самоутверждением. Или это просто мода, а я стал не модным, как радиоприемник, что валяется и пылится в чулане у какого-нибудь среднестатистического человека. Сейчас я сижу и смотрю на этих птиц, что возятся около меня. Так и хочется их съесть или свернуть шею. Просто я начал так думать, сделал себе установку,  заинтересованный, почувствуют ли они, птички с маленьким мозгом, мое желание убить их?  То, какой сигнал я посылаю им? На чем основан инстинкт самосохранения? Разве не на том, чтобы  убегать, когда чувствуешь опасность? Тогда как ее чувствуют? Каков принцип работы? В чем заключается смысл  и как работает механизм?  Разве не это спасает немногих догадливых животных? Воробьи, голуби  и немного ворон, что бегали вокруг меня, вдруг всколыхнули крылышками и крыльями, улетели в испуге. Я это чувствовал, они приняли сигнал. Неужели это сработало? До них дошли мои желания? Все возможно. Я наблюдал, как эти птички перелетели к другим людям и околачивались там. Им  давали еду. Хитрые твари. Только не очень вкусные, крысы из складских помещений, что я жарил вчера, были вкуснее, в них хоть мяса было больше, и они походили на хот-дог, только вместо теста - шерсть. Так сказать мой любимый деликатес вкупе с дешевым виски, купленным где-то неподалеку, и гарниром служил кетчуп и горчица, на всякий случай, если крыса не вкусная будет. Но, кажется, я поднаторел в этом деле, и они получаются все аппетитней и аппетитней. Я познакомился с местными бездомными на складе, угощал своим деликатесом, они ели с большим аппетитом, но когда спросили, что я приготовил, странно отреагировали. Выплюнули все и сбежали со складских помещений. Больше я там их не видел, это хорошо, хотя не для кого больше их готовить. Месяц ели, не спрашивали, а вдруг спросили и забоялись. Ха! Разве это не странно? Смотреть, как они проглатывали одну за другой, даже так умильно благодарили меня за угощения! Чтобы они не особо паниковали, вначале перед тем, как приготовить,  отрубал головы и хвосты, а кости, что кости, они и  в курице есть.
Когда надоело там сидеть, и вспоминать былые дни, решил пройтись по центру города. Я шел и осматривался, как будто впервые в жизни прохожу тут. Собственно говоря, так наверно и было. Я уже не тот, что раньше. Поэтому я - это моя новая личность. Все старое стерто, как ненужное. И теперь я переживал другие эмоции, по другому поводу, и совершенно другим человеком»…

Глава пятая.
Воспоминание – свобода граничит  с заключением.
«Если честно я не задумывался, чем я так их заинтересовал. Они боятся меня. Неудивительно. Когда на тебя смотрят как на ошметок дерьма и высокомерно показывают свой профессионализм, показывая тебя никчемным. Кушать чужие пальцы, пытаться попробовать на вкус медицинские сестринские ножки. Ручки я не стал пробовать. Мало ли где они побывали. А ножки не волосатые и хорошенькие. Успел только укусить. Не более.  Я пометил ее. Теперь она моя. Вскоре я вернусь за ней. Этой ночью. И она узрит меня. И мое семя будет навеки в ней. Она – мое продолжение. Она пытается меня понять ради интереса. Потому что ей тоже скучно. Как и мне.
Она меня развлекает. Так же как и я ее. Она чувствует меня. Но не себя. Хочет себя считать похожей на меня. Это крайне забавно. Наблюдать, как человек пытается стать зверем, не имея опыта или знания тем, кем она хочет стать. Но я ей помогу. В ней будет мое продолжение. Я не умру до тех пор, пока будет она. Умрет она, появится другой. То есть я бессмертен?
Она лучше, чем этот психолог. Что каждый раз приходит со своим перегаром. В мятом костюме, и кучей проблем, которые отражается в его опухшем, не бритом лице.  Разве меня это должно волновать?
Сколько прошло с тех пор как меня лишили передвижения? Теперь я даже нос не могу почесать. Прикованный к креслу. Нет не инвалидному. А для бешенных, наверно. Руки пристегнуты, ноги тоже. Рот в наморднике. Они боятся меня. Когда ко мне заходят, то закрывают мне глаза. Чтобы я не увидел их страх.  Но они ошибаются. Я чувствую его, а не вижу.  Наивные. Сколько бы они не говорили,  чего бы ни делали им все равно не спрятаться от меня. Ночью я – король. Мой помощник сам ветер. С приходом ветра наступает свобода. Свобода  -  о которой люди никогда не мечтают. Которая им не нужна. Поэтому я могу ими управлять. Они хотят этого.
Каждый день я привязан телом, но не духом. Ночью я освобождаю свое тело. Это легко. Хоть и сам директор меня связывает каждый раз, но благодаря этой медсестре я могу выбираться. Но я не ухожу. Зачем? Тут столько забавного. По-моему это грех – отказывать себе удовольствие.
Вечер почему-то длился медленно, и казалось, будто он бесконечен. Когда же солнце зайдет? И наступит ночь? Мое время.  То время, когда можно творить все что захочется? Медсестры уйдут домой, а ночлежка всего лишь будет разгадывать, пожелтевший от пролившегося чая – кроссворд. Еще чуть-чуть. И хаос посетит это здание. Свобода придет вместе с ветром. А ветер- это гарантия свободы. Слова словами, но когда, же ночь? Настало время проучить их. Неужели они думают, что умнее меня? Я все вижу, знаю, чувствую ваш страх. Каждую ночь заведующий нашим отделением просыпается от кошмара, он мокрый от пота и от него пахнет соблазнительным страхом. Он так притягивает. Я напоминаю животное вот в такие моменты, которое  чувствует страх и хочет насладиться им. Знает, где искать. Я подобно ветру – просочусь туда, куда, казалось бы, ничто не просочиться. Я незаметен и кровожаден. Я жажду мщение за мое заточение. Плата – жизнь. Я хочу почувствовать. Заведующий должен поплатиться, это по его вина, из-за его глупого страха, я прикован к этому креслу. Но по ночам я – свободен. Весь людской мир, наполненный предрассудками и ненужным хламом – мой!!! Меня разбирало любопытство, как отреагирует, тот, кто заточил меня сюда, кто боится меня больше смерти, в своей кровати.
Ночь. Солнце зашло за горизонт. Оранжевые отблески последние следы присутствия солнца – ушли. Начались сумерки. Появился ветер. Не из, откуда в никуда. Свобода.
Осторожные шаги, тишина. Слышно было лишь  спокойное дыхание пациента, который жаждал чувствовать. Он шел, почти не крадясь, потому что знал, что в эту ночь никто не проснется. Да и кому просыпаться? Пациентам? Им это не нужно. А ночуют тут лишь сотрудники с крепкими нервами. Да и то. Они тоже предпочитают глотать снотворное, чтобы не сойти с ума от тишины или, наоборот, от шума, как будто тут проезжает поезд, наполненный кричащими душами, которые жаждут спасения или же - свободы. Страшно. Джимми тоже бывает, пробегает дрожь от этих звуков в одни из тихих ночей. Но не это сейчас важно. Он уже подошел к ординаторской, где спал он, Уолтер Патчет.
Он даже не подозревает о том, что Джимми его «навещает по ночам». Но вскоре это будет известно, но ничего не поменяет. Джимми так же будет наведываться к нему в гости.
Вот он зашел и теперь оглядывает комнату, которая залита лунным светом, и где спит врач. Он слегка похрапывал, несмотря на то, что спал с открытым ртом, скорее всего насморк и проблемы с сердцем. Джимми вот никогда не болел.  Он не разглядывал ни тело, ни лицо доктора, он просто бегло посмотрел на то, что могло вызывать могущество, и не понимал, почему все боятся его.
В больнице все слушаются его, потому что боятся его кары. Но что в нем такого страшного? Сейчас он спит, и я могу сделать с ним все что захочу.   И никто мне не помешает. Он обычный? У него еще есть шанс показать мне, что он необычный. Не разочаровывать меня. 
Когда я в первый раз его увидел, почувствовал его силу. Они тоже его боятся.  Как и меня. Мы похожи?  Не исключено. Но это было давно. Сейчас это немощный для меня человек, который спит и не подозревает, кто рядом с ним.
Я начал проникаться к нему симпатией. Когда мы  с ним разговаривали, я был уверен, что он похож на меня. Но позже. Когда я все-таки решил его посвятить толику в наш мир, он испугался. Я почувствовал. Виду он не показал, но с этого момента во мне зародилось зерно сомнения. Тот ли он за кого себя принимает? Как всегда перед обследованием он пригласил меня к себе в кабинет, только мы начали что-то обсуждать, как  его вызвали. Буйный клиент прибыл. Он извинился и ушел, светя своей аурой. Я решил воспользоваться его уходом на пару минут и подошел к его неаккуратно заставленному всяким хламом столу. Для такого человека странно иметь на столе такой ужасный беспорядок. Стол был завален бумагами, некоторые из которых были в каких-то пятнах. Нелицеприятно. Даже закрыты печати и расписания и все нужные в первую очередь для его работы документы были  похоронены в хламе ненужного мусора. Тут даже фантики есть от шоколада и конфет, так же весь кабинет пропах неприятным запахом крепких сигарет. Скорее всего «Mallboro» красные. Отвратительно. Его врачебный халат остался тут. Я без зазрения совести решил туда глянуть.  И не зря. Карманы у таких вот халатов огромные туда все что хочешь, запихивай, прямо как волшебный  рюкзак, ты в него клади все, что душе угодно, а он остается такой же формы. Но впитывает в себя все, как черная дыра. Забавно. Такое определение карманов врачебных халатов придумал один из пациентов, кто ходил со  мной на опыты к врачам. Больше его нет, и вряд ли я увижу его. Слишком он напоминал здорового…  А такие тут как известно не нужны.
Но вернемся, я залез в первый попавшийся карман, левый, кажется, и нащупал там ручку, блокнот. Сначала  я так и подумал, маленькая книжечка. Но вынув,  понял, это действительно книжка, маленькая,  скреплена металлической проволокой. Название было крайне забавно. «Как стать одним из них». Усмешка, переходящая в смех, после прочтения предисловия. Надо же, уже выпустили руководство по тому, как стать похожими на психопатов и как нас укротить. Ха-ха-ха!!!
Это было так смешно и забавно. Я купился на дешевку. Я чуть было не рассказал какой-то подделки свои мысли. Смех. Одной рукой я закрыл смеющееся лицо, в другой книжку, помахивая ей. Получилось весьма театрально. В этот момент зашел Патчет.
Я все еще смеялся и потряс перед его носом книгой.
- Где вы это достали, признаюсь, что купился! Надо же гипноз, определенные фразы и вуа   ля: я - ваш! Вы заплатите за это. Вы хотели украсть мое время. Доктор. Мне вас жалко. – Эти слова он произнес уже сзади него. Шепча на ухо. Опасная близость, надо было его тогда убить. - И неужели весь этот спектакль для того, чтобы я начал говорить, то  чего они, ученые,  давно ждут? Забавные. Раз так, значит, и преподадим урок. Вы так не считаете?  Что там написано в книге. «Если больной что-то говорит, соглашаетесь с ним и способствуете ему, и тогда он увидит в вас своего союзника и будет в полной вашей власти, к тому же, как говорится, вы разминируете бомбу».  Поздравляю,  вы создали и активировали бомбу. Так следующее, вот, как раз про нашу ситуацию « Если вы в опасности и больной вам угрожает, то уверяйте его, что вы на его стороне, что вы как шпион на две стороны. Применяйте все ранее вами изученные методики, чтобы убедить его или же молите о пощаде, так чтобы,  больной почувствовал себя вершителем всего…» и так далее. Я спрашиваю вас, вы действительно использовали ее, или это муляж?
Тот в ответ ничего не сказал. Лишь побледнел еще больше, только уже больше от стыда, чем от страха.
Джимми  задумчиво глядел на нее.
- Я,  пожалуй, ее почитаю, вы не против?
И не спеша вышел в коридор, как ни в чем не бывало. Там его поджидали мед братья – амбалы. С этого момента он стал опасным и поэтому его привязали к этому стулу. Но книгу разрешили читать.  И по прочтению этой не менее странной книги,  пришел к выводу, что Уолтер прекрасный актер и его талант погибает почем зря.
Но что-то я отвлекся от того из-за чего я тут, в ординаторской, где спит док.
Глядя на расслабленное тело и занавески. Посмотрел то на них, то  на врача. Тень прошла по его лицу. У него возникла хорошая  мыслишка.
Он как лежал, так и лежал, раскинутые расслабленные ноги и руки в разные стороны. Будто поджидал когда придет Джимми и сделает, то, что сделает.
Подойдя к занавескам, тихо и аккуратно снял их с карниза, не спеша положил их на кровать. И так же аккуратно начал связывать Патчета ноги и руки к кровати. Решил так же надеть  абажур на его голову, так, что, если доктор проснется, то никого не увидит и потеряется в пространстве и  спросонья не поймет, где он и кто он. Это забавно будет наблюдать. Итак, с этого момента месть начинается.
И решил сказать бредовую фразу, которые так  любит говорить сам доктор. Бессмысленный набор слов, но так смешно звучит. А с его актерским талантом это вообще шикарно выходит. Теперь понятно, почему он тогда сразу его не распознал.
Первое, что пришло ему на ум, конечно не идеально, но все, же отвлечь его должно.
- Правота ваших слов не оправдывается, тем, что вы себя так ведете, а так  же как вы себе позволяете делать такие промахи в вашей работе, вы неквалифицированный врач.  – Как ни в чем не бывало  басом начал свой первый диалог за  пол года  Джимми.( С тех пор, как его закрыли в той комнате и посадили на тот стул,  он не разговаривал). Он обращался к не понимающему сонному  заведующему Уолтеру Патчету. Тот никак не ожидал увидеть тут своего пациента, которого он так крепко, собственноручно застегнул. Уолтер растерянно и испуганно уставился на пациента Джимми. Ему казалось, что это сон, и в этом сне он никак не ожидал увидеть Его! Именно так с большой буквы. Уолтер восторгался пациентом и в  то же время боялся.  Ведь кто знает, что он сделает в ту секунду, когда был спокоен. И вот он проснулся от того, что хотел перевернуться на другой бок, но у него это действие не получилось. В то же мгновение он почувствовал онемение конечностей. Сколько он так пролежал, час, два, а может больше? Оглянулся, так же поворачиваться мешала странная штука. Она становилась шире от основания к удалению. И это весьма мешало смотреть. Да и пространство стало уже. Он видел перед собой только потолок. Ночь. Луна светила. И ее лучи попадали на потолок. Была тишина. Абсолютная. Или у него от страха уже глюки и на самом деле сейчас не тихо и сейчас день и вообще  это сон! Уверенный в том, что все-таки это сон. Он зажмурился. Один раз. Второй. Джимми не мешал ему. Он прекрасно видел, какие операции над своим телом и тщетные попытки надежды на спасении делает доктор. Так же он видел, как надежда потихоньку его покидает и на смену ему приходит страх и отчаяние.  На лице Джимми непроизвольно появилась улыбка. То самое отчаяние, которое когда-то давно испытал сам больной. Оно ему хорошо знакомо. Если раньше днем Уолтер был доктором, а Джимми – пациентом. То теперь все наоборот. Джимми лечил Патчета.  В лечении они отличались только в способе лечения не более. Каждый видел сам, как нужно лечить.
Джимми решил, что уже хватит наблюдать за тем, как доктор отчаянно пытается высвободиться, точнее раньше пытался, минут пять назад, а теперь безвольно висел над кроватью, он оставил попытки спастись. Но вонять страхом не перестало. Молчание и пристальный взгляд добили Патчета. Он боялся.
«Ему страшно!» - ликование, ведь больше нет того Патчета, которого нужно было бояться, который был властен. Потом на смену ему пришло разочарование. Нет противника. Но снова на замену разочарования к нему пришло утешение. Ведь будет с кем играть. Пока не надоест. Усмешка.
Вот тут о себе напомнил и доктор. Весьма забавным способом. Начал изводиться конвульсиях, будто приступ. Конечно, это он и был – приступ страха. И вскрикнул как чайка на море, предвещая дождь.
-Что? Вы кто такой? Где я? – вполне ожидаемые вопросы. Скучно. И он это придумывал целых (тут Джимми взглянул на часы, что висели над кроватью) двадцать минут, после его фразы! Непостижимо уму! Как долго люди приспосабливаются.
-Вы, Уолтер, в  палате, как видите, извините, как чувствуете, привязаны  к  кровати. Не надо было так поступать! Вы же знаете, как больные относятся к тому, что их обманывают! Поверьте, каково же было мое удивление при прочтении этой книги! Я даже не подозревал, что твое руководство такое эффективное, хоть и на первый взгляд и глупое. Оно конечно, слегка странное, но ваш талант плюс скромные советы автора сделали свое дело! Вы тут, а я рядом. И не спрашиваете, как я тут оказался. Теперь, каждую ночь в полнолуние вы принадлежите мне. Это ваше наказание. Даже после смерти, я не оставлю вас в покое. Вы хотели украсть у меня его!
Голос был тихий, учтивый и в чем-то даже ироничный. Монотонность успокаивала доктора и он даже не очень то,  и понял о чем он, но соглашался, кивая головой.
Джимми в данный момент пользовался услугами автора той книженции, очень хорошие советы, а главное продуктивные и перспективные. В принципе так же он и получил свободу.
Джимми решил, что этих минут  наслаждения на эту ночь ему хватило, и он насладился бессилием врача, поняв, что он не более чем обычный человек. Что его угроза, это лишь маска, которую он раскрыл. Развязал  его и вытащил абажур. На шее остались следы от лампы. Две полосы. Красные. Кожа в районе этих двух полос была бледной и отливала немного синевой. Но крови не было. Так же на руках и ногах остались следы от занавесок. Такие же, только как-то изящнее и немного с кровью. Все-таки зря он дергался. Но это уже его проблемы, но думаю так даже лучше. Ведь это будет памятью ему, что это был не сон, а правда. И завтра он придет к нему, чтобы узнать  приснилось ли ему этот весь ужас и, удостоверившись,  отдаст на растерзание этим лабораторным крысам.
Но в любом случае Джимми это не остановит.
С сожалением он ушел обратно в палату, с некоторой неловкостью, ибо еще не привык развязывать себя и обратно связывать.
Так продолжалось долгое время. До самой казни Джимми.
Каждую ночь новолуния он приходил. Как и обещал Джимми. Сначала он ненавидел эти ночи. Но прошел какой-то промежуток времени и он стал ждать их с нетерпением. Чтобы насладиться. Этого Джимми не ожидал, как и то, что сам ждал этой ночи. Ждал ли он ее ради мщения или потому что привык и ему это нравилось? Только ли их связывала месть или какие-то другие чувства побуждали делать это? Он не мог понять, что двигало им. Но он принимал как есть тот факт, что уже не может без этого, как и сам доктор. Для них это стало смыслом жизни. Их жизни. И как ни странно, у них было свое время, которое они разделяли друг с другом.
Скажу еще более. После смерти пациента, доктор покончил с собой: повесился на работе. В тоже время, как и Джимми и это все ради того  чтобы отправиться в путешествие вместе с Джимми  и чтобы  дальше разделять их время вместе.
Нельзя утверждать была ли это любовь или нет. Но мы может с уверенностью сказать, что они были похожи, хоть и такие разные».
Глава шестая.
Размышления о сумасшествии.
«Никогда не играй по тем правилам, которые тебе малоизвестны или не соответствуют твоим целям. Никогда не прогибайся, следуй своим задачам. Когда есть шанс высвободиться от пут чужих правил – освобождайся, пока это возможно. Я знаю эти правила. Я создал их сам, и никто не сможет их распутать, потому что их никто не видит. Это как паутинная сеть, которая в таких темных местах подсознания человека, что даже не стоит пытаться искать ее. "То, что следует искоренить, должно быть уничтожено".  - Глупые высказывания фанатиков, которым было место на земле. Когда к тебе приходит истина, неужели она пропадет даром? Эти глупые фанатики даже не знают, что значит быть не в себе. Как чувствуют себя люди в этих спертых от пота камерах, да вы правильно поняли, не в палатах. А именно в камерах.  Эти ванны, поливание как цветов. Это невнимание и грубость. Разве не это сумасшествие?
Те границы,  что разум не позволяет переступить.  Ведь это грозит расстройством нервной системы, а так же попаданием в такие места, как эти, где ты никому не нужен. Разве это кому-то надо страдать ни за что? Хотя, скорее за  свои взгляды и  свободу  действий. Кому охота выделяться среди других людей, быть эмоционально изгоем и взять ответственность за  себя? Не бояться сделать, то, что будет осуждено другими. Люди сами по себе разве не ненормальные? Хотя бы взять всякие показы мод. Что за безвкусица? Что за глупое сочетание цветов?  А бедные животные? Что с ними делают, ради одного показа мод и ради того, чтобы просто покрасоваться, что у тебя есть такая вещь или просто, что ты можешь себе это позволить.  Когда – то в том мире, он был знаком с множеством людей. И многих он не понимал в той же равной мере, как и его. Политика отношений была ему не чужда, но он ей и не пользовался. Дипломатией  тоже не страдал. Ради чего?
Он сидел и думал. Необычно, конечно сидеть прикованным ремнями к стулу. И наблюдать, как последние  остатки разума тебя теряют. Да. А что? Может быть,  сумасшествие это не плохо? Ну, подумаешь, что будешь странен? Разве от этого зависит твоя свобода?
Одиночество, что окружает тебя, что помогает тебе сосредоточиться именно на себе. Ты впускаешь его в свою обитель. Вы становитесь одним целым до тех пор, пока ты можешь дать, то, что считается платой для одиночества. Это все чувства без остатка : боль, радость, горечь, обида, счастье, равнодушие. Пока не появится любовь. Ради которой ты готов на все, потому что  ты пожертвуешь всем, чтобы любить. Отдашь все, кроме любви.  Тогда одиночество уйдет, придет горечь и не покинет тебя вместе с другими чувствами. И тогда контракт будет закончен. И никогда не вступит снова в силу, потому что ты уже никогда не станешь прежним.»

Глава седьмая.
Рассуждения Джимми перед казнью.

Признать себя. Показать миру, на что ты способен. Для чего? Я живу, лишь тогда, когда показываю свою настоящую сущность, тем, кому уже не суждено ее больше увидеть, как и весь мир. Я показываю ее своим жертвам. Это лихорадочный блеск их страха. Он так притягивает меня. Что я не могу ничего с собой поделать. Все мое нутро приятно потягивает этой сладострастной болью, некий упрек моих желаний возникает у меня внутри. Противоборство двух людей. Меня и моей жертвы. Они хочет жить лишь тогда, когда на грани смерти. Страх, желание. Если отпустить и взять слово, то они его не сдержат.  Это очевидно. Тогда зачем они мне обещают, то, чего мне не нужно, но при этом, не могут  дать, то в чем я нуждаюсь, и это приходится забирать. Правда цена  получения для меня бесценна, для них же не имеет смысла. Первое что они предлагают мне – это деньги. Наивно полагая, что я в них заинтересован. Нет, я заинтересован в нечто другом.  И это  их жизнь. Чувства. Мысли. Они не готовы отдать мне их. Тогда я силой забираю, люди упрямые, кто захочет отдать на поглощение монстра свое «я»? разве что тем, у кого нет ничего, кроме боли. Но такие люди не нуждаются во мне, как и я в них. Мы обходим друг друга стороной. Но прекрасно чувствуем друг друга. Если нам суждено встретиться, то это не хорошо. Лишняя морока.  Но если произойдет схватка за человека, что заинтересовал нас. То бой неизбежен. И только один из нас выйдет победителем. Такое уже случалось. Не скажу, что я силен, просто везение. Или да, силен, ведь я победил тех, кому нечего терять. А такие очень яростные и опасные существа.  Они сравнимы с теми щупальцами.
Но не будем о них. Их нет тут.
Выделяться, значит показать себя. Показать себя значит быть таким же, как и все. Лишь не выделяясь, ты выделяешься сам по себе. Без своей или посторонней помощи. Мало таких людей. 
Люди позволяют себе многое, я задумался об этом сейчас, потому  не могу себе ничего позволить. Как вы помните, я связан по ногам и рукам. Да еще и в наморднике. Но ночью… Я -  свободен.
Они, люди в белых халатах надеются, что я смогу разговориться и у них будет причина сделать из меня овоща!  Или прославиться, что у них есть такой индивид. Пф… мечтайте! Я сделаю, все, чтобы вы поплатились за свои ошибки. Вы боитесь меня, я чувствую ваш запах страха. Он вкусный, аппетитный.
 
Глава восьмая.
Воспоминание – люди.

Это произошло давно, сравнительно давно, когда еще  я был во внешнем мире. Это был один из повседневных будничных дней. Весна 1978 год. Когда мне было 28 лет. В больницу я попал в возрасте тридцати трех лет в 1983 году, осенью,  и провел там десять лет. Осенью 1993 году мне было 43 и тогда уже назначили казнь через повешенье. Но сейчас я просто вспомнил свои ощущения в метро, не более того.

« Серые будни не радуют, а то, как же, когда это меня радовали люди, кишащие и напоминающие муравьев в метро?  В мои повседневные обязанности входило ездить в метро. Чтобы добираться до места назначения. А то есть работы.
Ничего личного, но, люди для него подобны всего лишь муравьям. Можно подумать, что это комплимент, но это не так. Бессмысленная спешка, маленький размер, привычка браться за то, что не под силу.  Суета, легко сбиваемые с пути, беззащитные. Строители.
Разве не эти причины, чтобы их не любить?
Не люблю метро. Хочется убить всех людей в такие моменты. Думаю, когда я  в метро, то схож с людьми, потому что они тоже готовы убить, тех, кто у них на пути и кто наступает им на ноги. С той разницей, что я действительно могу убить.
У меня не появляется жажды как у других. Я убиваю не потому что мне приспичило. Нет.  Так же мне не очень нравится это делать. И делаю  я это не из мания величия, что я такой несравненный. Еще раз нет. Скорее всего, потому что мне скучно. И некоторые люди так и кричат своим бренным телом «Сделай это!». Разве я в силах отказать в этой маленькой услуге?
Но чаще всего мне приходиться это делать, потому что они пытаются раскрыть меня и узнать, то, чего не должны знать, и пытаются украсть, то, что им не принадлежит. Украсть мое время. Кажется, я уже когда-то говорил или писал. Я не люблю, когда суют нос в чужие дела и когда воруют, то, что никогда не будет принадлежать другим.
 И вот я езжу в метро. Рассматриваю людей. Мне не хочется на них смотреть, так же как и на баннеры или приклеенные к окнам, и на стенках вагона рекламы. Но выхода нет. Они везде. Бывает яркие как попугаи или совсем невзрачные. Взгляд так и натыкается на них.
Часто слышу фразы типа «Люди индивидуальны», «Люди неповторимы!». Так ли это?
Например, в криминологии придумали систему распознавания преступника: по росту, по ногам, рукам, черепу.
И в психологии можно привести свою систему: по привычкам, взглядам на жизнь, словам, по стилю разговора. Вид и подвид. Классификация. ПФ…
 И после этого вы говорите, что они индивидуальны?!
Такие мысли  всегда посещают Джимми в поезде. Ибо люди  одинаковы и одежда не преграда, чтобы понять человека. Желание одинаково одеваться, быть похожим на кого-то, навязанные взгляды на жизнь, какие-то непонятные правила. Кто их дал и какой дурак  начал их повторять, так что это стало местным достоянием?»



Глава девятая.
Предпоследнее воспоминание – охота.


Передо мной сидит человек. Нервно теребя мое личное дело. Оно стало, выглядит так же жалко, как и этот мужчина в сером костюме.  Кремового цвета папка посередине мой номер опознавания и имя с фамилией, сбоку мой диагноз и пометка «обследуется  у ученых», это означает я на особом счету, но теперь дело  мятое, грязное в сальных отпечатках пальцев и разводах. Неужели всем так и не терпелось  грязными руками трогать его?  Правда между делом и психиатром  отличие в том, что все-таки в моем деле наверно есть что-то интересное для ученых. Не типично.
Этот милый психиатр, что разговаривает со мной по воскресным четвергам. Интересно, как он может меня лечить, если сам погряз в дерьме? Его одежда  как обычно мятая ( я уже упоминал об этом), вид его прически неухоженный, ногти не подстрижены вовремя, так что видна грязь под ногтями.  Несчастный, побитый вид, запах перегара и пота. Ужасно. Но мне интересно, когда мы с ним разговариваем, то по большей части про него. Кажется, это он нуждается во враче больше, чем я. Разве это хорошо?
Он забавный, когда я использую его терминологию, он сразу робеет, чувствует мою власть, в глазах мелькнет злоба, но потом смиренное отчаяние и помощь.  Как крыса.
Прекрасно помню,  как я охотился на них в подвале  - это было незабываемо.
Когда я мог еще передвигаться, то наслаждался этим. Когда я мог свободно это делать. Смешок.
« В тот  день нам на обед давали вкусную еду. Из-за того, что был день открытых дверей. И все были счастливы. Многие любили это день лишь из-за того, что нормальная еда была. А кто-то был рад тому, что навещали родственники. Что они не забыли. Однако это лишь иллюзия. На самом деле все обстоит все иначе. Они ждут. Ждут, когда они умрут  и все наследство перейдет им. Или когда не надо будет платить за проживание этого не нужного старого мясного со странностями хлама. Хотя есть еще и молоденькие барышни, которые сходили с ума из-за того, что их не понимало общество или просто им нравилось быть не в себе. Резаные руки, вены.  Странное поведение. Все это не нравится  родителям, и они отправляют их в такие вот заведения. Бедняжки. Но это не касается меня. Хотя они пытались привлечь свое внимания. Все-таки для них я тоже не лишен симпатичности или импозантности. Для них я загадочен. А то что необъяснимо или неизвестно всегда желаемо, не так ли? Про себя я смеюсь над этими бедняжками, которые придумали у себя в голове, то чего не существует в природе, фантазируя кого-то своего, но не меня. Мне их даже жалко. Но почему я заговорил о них? Потому что они в моей охоте тоже сыграли свою роль. И отнюдь не последнюю. Ведь благодаря ним я смог осуществить все – не прося разрешения  у старшей ключнице. Согласитесь, то, что запрещено всегда приятно делать. Я долго наблюдал за крысами, что поселились в кладовой, там много еды, которую они любят: ячмень, крупы, но мне нужен был  бытовой хлам. Чтобы осуществить свои планы. С помощью барышень я смог получить пропуск, чтобы пройти на склад и взять нужные вещи. И спокойно взял то, что мне нужно. Веревка. Иголки. Свечи. Спички. Крупа.
 Не очень приятно осознавать, что ты ешь, то почему ходили, то, что перебирали эти грязные лапки или, то на чем они оставляли свой след. Это было недопустимо.  И я решил поохотиться. Зеленка и сажа. Обряд.
Теперь пора. Охота начинается.
Беспрепятственно прошел в кладовую, дежурил.  Они появились ближе к ужину. Ужин тоже обещали, что будет хорошим.  Я в этом сомневался.
Но продолжим. Я сидел и ждал их. Вот послышалось шуршание. Они тут. Сколько их? Пять? Семь? Одна? Неважно, даже одной мне хватит. Он перестал дышать, мыслить. Чувствовать. Он слился с мебелью. Он стал неодушевленным предметом. Он перестал существовать как человек. Крысы перестали бояться. Поняв, что  людей тут нет. Они несмело вышли из укрытия. Осматриваясь. Их маленькие черные глазки блестели. Шурша, передними лапками они подбирались  крупам. Вскоре послышался, скреб их лапок. Они потеряли страх. Он подождал еще чуть-чуть, когда они окончательно начали хозяйничать. Пора.
Резкий выпад вперед. Схватил одну серую крысу за хвост. Она пищала. Остальные же пища, разбежались. Она пищала, извивалась. Он поднес ее к своему лицу. Он желал увидеть этот животный страх, ему было интересно, куда подевалась та наглость? 
В это же мгновенье он вдруг улыбнулся.
- Тебе нечего бояться, я не убью тебя, но проучу.  А то ведь знаешь. В моем возрасте. Как-то не солидно издеваться над крысами, которые питаются в подсобке. Если бы я был моложе. То, да. Но сейчас я не тот, что раньше. Сейчас я учу… но не издеваюсь.  Обычно я  убиваю...
Довольный своими мыслями, он засунул ее себе в карман.  Не здесь же продолжать. Нет. Не подходит. Другое место. Ближе не менее к нему. То была его палата. Ему было все равно, если даже его с ней обнаружат. Он же психопат. Он шел, и никто его не задержал, да и шел он как обычно, неспешно, глядя на всех, как на еду. Все отводили взгляды. Ведь они знали, кто он.
Но он не успел доделать свою работу. Свое художество.
 Ему помешал мед брат. Увидел у него крысу всю в иголках в  одной руке, в другой – иглы, которые еще не успел воткнуть. Так же в зубах у Джимми был сгрызенный хвост серой крысы, которая уже напоминала красного непропорционального ежика.  Кровь была. Везде. Так же и в глазах Джимми читалось желание крови. То, что в нем спало- проснулось. Он хотел убивать.
Мед брат это почувствовал, нежели увидел. Так всегда. Инстинкт? Но зря он сделал, то, что сделал. А именно прервал и тем самым пробудил желание убивать.
-Ну-ка,  Джимми, отдай-ка мне это! – тихим, немного испуганным голосом для дебилов, проговорил он ему.  Так говорят, когда боятся.
Кому такое понравится? Вот и ему не понравилось. А желание все  возрастало и возрастало. И Джимми как-то не хотел себя останавливать. Это убийство, как и предыдущие и последующие  -   было осознанным.
Сейчас он знал, что сделает. Это знал и медбрат. Поэтому он начал отходить. Поднимая ладони к верху, показывая, что он ничего плохого не хотел. А страх так и плещет в его зрачках. Такой соблазнительный и манящий.
Джимми улыбнулся. Так как улыбаются взрослые маленьким детям, которые не понимают то, что делают и их надо наказать. Джимми тоже собирался наказать, только по – своему и так, что этот  парень, похожий на обезьяну, больше никогда не ошибется, потому что мертвые не ошибаются…

Глава десятая.
Рассуждения перед смертью. Приоткрытая дверь в прошлое.

Сегодня день моей казни. Забавно. Я не чувствую ни капли сожаления не о чем сделанном.  А так же о не сделанном.  Зачем?
За все свои 30 минут сидения на этом кресле у него затекла задница. Несмотря на то, что последние полгода, он провел в таком положение, даже когда спал. Хотя спал он редко, тем более так. Ведь ночью он был свободен. И он вспомнил почти самые знаменательные дни. Он убивал и учил.
Легкое разочарование прошлось по  его лицу. У него не было больше шанса. Хотя когда-нибудь это произошло бы. Всему есть предел. Когда-нибудь это должно было прекратиться. Эти убийства скотинообразных людей. Отдых.
Мое прошлое. Оно обыкновенно, а люди требуют чего-то необычного, сенсационного. Психологи как один утверждали, что все дело  в том, что у меня происходило в детстве, даже проводили расследование. Но  не думаю, что многого  добились. Нет, я не скрывал, что было, когда  я был маленьким. Все было даже прекрасно. Но я не помню. Даже под гипнозом. Лишь ощущение тепла и любви. Которую мир не смог мне дать.  Думаете, поэтому у меня желание убивать? Повадки монстра в милой оболочке? Тогда что послужило рычагом?  Ведь до этого я был приемлем для социума. Или просто общество смотрит на меня другими глазами?
Меня показывают по телевизору,  и кто-нибудь подражает мне сейчас во время показа вечерних новостей.  Идет по улице, воображая мое лицо, гадко улыбается, чуть ли не пускает слюну, с ножом в руках, под воздействием наркотиков, принятых для храбрости, идет убивать. Какую-нибудь слабую одиноко бредущую женщину, что устала после дневной смены и спешит домой.  А он уже рядом за спиной, дышит ей буквально в затылок, она это чувствует, что этот наркоман по ее душу и ускоряет шаг, моля своего Бога, о том, чтобы он ей позволил добраться живой до дома, к детям, что ее ждут, голодая. Но они ее не дождутся, потому что этот молодой парниша, будущий наркоман насмотрелся телевизора и возомнил себя маньяком. На самом деле он был ничтожеством. Убивать женщин, которая кормит своих детей. Непозволительно.
И это то чего хотели добиться люди? Массовые мероприятия по  уничтожение себе подобных? А может акцию такую сделать?  « Убейте пятерых по цене двух»?  хотя разве сейчас происходит не это? Скрытая акция. 
 Я не против. Но жалкое подражание меня выводит из себя.  Ну, что поделать, людям лишь бы, как маленьким детям нужно все повторять за другими. Так было есть и будет.
А сейчас время сна.
В последний раз он открыл глаза и увидел много народа, что смотрели его публичную казнь. Так же стояли телекамеры. Разве что интервью не спрашивали. Стало смешно. Смешок.
-Спокойной ночи, козлята, ваш волчок уходит на покой.
Сказал он это и ему одели мешок на голову. И произошло повешение. Сначала хотели электрический стул, но потом решили сэкономить.
Много фильмов вышло.
Много людей посещало поликлинику. Персонал сменили, как и поведение с больными. Позже официально отменили шокотерапию.
Только через год утихла история, но наплыв туристов не прекращался.
Джимми был бессмертен…



Глава одиннадцатая.
Сама смерть. Начало пути в бессмертие.

Сметь наступила мгновенно. Боли Джимми не чувствовал. Разве что удивление, что появилась так неожиданно в виде спокойствия. Он не говорил и не писал что-то вроде «я не умру, я всегда с вами». О нем уже слагали байки, режиссеры и драматурги писали сюжеты к фильмам про него. Журналисты придумывали что- то сенсационное. Слава пришла к нему в виде бессмертия. Теперь никто его не забудет.  Он добился такой славы. О которой многие актеры мечтали. Он добился этого, просто делая, что хотел…















Часть вторая
Джонни







Глава последняя.
Знакомьтесь и прощайтесь, Джонни – читатель чужой жизни.

Со временем понимаешь, что умение мыслить - одна из великих приобретений человека. Думать, анализировать. Но, к сожалению, наше любимое  общество, состоящее из вида homo sapiens,  деградирует и больше не нуждается в такой штуке как мозг с разными прибамбахами, что так рьяно и самоотверженно изучают лабораторные крысы в белых халатах и накрахмаленным воротничком. Иногда возникает чувство, будто они с другой планеты, так же как и сумасшедшие с другого измерения. Собственно говоря, меня к таким и приписывают, не зря же я сейчас нахожусь в душной медицинской приемной комиссии. А их к первым относятся  "лабораторные крысы" и их планета пытается втиснуться в мое измерение. Мы несовместимы, однако же они упорно хотят изучить неизведанную территории, которая по сути не в их юрисдикции, но кого волнуют такие несущественные мелочи?! Стены в кабинете салатового цвета, от чего ощущение, что ты находишься в большом просторном контейнере, который забит под завязку глупыми учеными в белых и голубых халатах с внушительным профессорским видом, но, увы, не опытом...
Почему так называемый Бог не дал людям инструкцию для правильного применения инструмента под названием мозг?!
Кажется, что это забавно, когда они жалуются, что из-за нас, больных на голову, у них - здоровых, появляется нехватка времени. Хотя я не склонен считать себя ненормальным, скорее просветленным, независящем от системы. Но кажется насчет меня у врачей свои мысли. Расстройство нервной системы, маниакальность, паранойя. Все по классике, когда я прочитал свой диагноз, то не сдержался от смеха. На меня уставилась пара недоуменных глаз. Еще бы, теперь я их клиент и в моем измерении придется потесниться для парочки планет...
Это печально. Эти доктора хоть знают, что такое быть таким как я?! Или для этого я тут и нахожусь. Среди пыльных полок с архивами пациентов, что наверняка уже откинули копытца из-за шоковой терапии или просто от персонала. Я видел тут амбалов вместо медбратов. Впечатляющий персонал. И за что они меня сюда посадили? За то, что я показал той дамочке с ее собакой место? Я не люблю, не спать ночью, у меня четкое расписание.  Ее собака постоянно писала на мой забор. А она всегда ходила как шлюха и была гламурной... Ужас был на нее смотреть. Ну, подправил я ей макияж. Стер ее косметику, аккуратно, как был способен и подстриг. Ее коричневые искусственные кудри меня  раздражали. Казалось они вот - вот свалятся. Но она бы начала мне противиться. Поэтому заранее я связал ее, в ее же саду, на заднем дворе, где не видно было нас со стороны дороги, заклеил рот, предварительно его вымыв. И начал свою работу. К вечеру я закончил. Мне кажется или она теряла сознание и возвращалась. Неважно. После этого я ушел домой с довольным видом. Всю ночь и день было тихо. Но потом пришли они. Справки, уколы, анализы, присмотр...  Устал от общества.  Общества белых халатов, считающих себя умными...
Они хоть слышали слово "личностное пространство?" Видимо нет.
И вот я сижу тут и слушаю, что мне придется жить тут  до моего выздоровления.  Дураки. Я  - то знаю, что не болен. И что я никогда не выйду отсюда. Это странно. Мне 27 лет, не женат, нет девушки. Одинок. Зовут Джонни. Простой житель города под названием N***...

Они всегда повторяются. Одна  и та же тема, один и тот же ответ, вопрос, одна и та же интонация. Я не слушал, что он говорит.  Зачем? Мне это не интересно. Но кажется, этого странного человека за дверью это нисколечко не интересует, поэтому он продолжает, как, ни в чем не бывало меня что-то спрашивать. Даже не дожидаясь ответа, я слышу, как он скрупулезно что-то пишет своим обгрызенным карандашом в блокноте, который в линеечку. Скорее всего, у него неровный карикатурный почерк и по вечерам после каждого интервью он разбирает по часу, что же он  там настрочил. Но это не беда, ведь его работа состоит не в том, чтобы сказать правду, а в том, чтобы заинтриговать читателей, дать им, то, что они хотят. Ложь. Кому интересна нудная и  голая правда? Если только это не касается политических лиц во время избрания в депутаты или еще чего-то такого… Никому не хочется, кроме этих долбанутых на всю голову ученых понять нас, да и то они хотят изучить нас как обезьян в свое время.
И вот моя камера что ли, даже не  знаю как назвать эту комнатушку пятнадцать на пятнадцать, кровать, туалет в углу под раковиной, окно  с решеткой, сделанное из непроницаемого стекла. Стены салатового цвета.
Когда-то  тут жил пациент Джимми. Всеми известный и почитаемый.  Прошла по стране волна убийств и всяких митингов этих глупых людей. Прошлое его неизвестно оттого и он стал еще популярнее, каждый пытался придумать ему его. 
Джонни не был таким же, но из-за того, что его поселили сюда, в его палату, возникло много ошибочных мнений, что он -  это Джимми. Но это не так. Он не убивал, не думал убивать, он просто жил. С детства он был на учете у психиатров. Весьма банальная жизнь. И вот он докатился, что оказался в больнице с  этими странными людьми в халатах, что так наивно полагают, что они квалифицированные врачи. Меня пробирает на смех.
Жалкое подобие чего-то. А сами больные? Разве это они? Нет. Это уже не люди. Уже не они.
Прав Джимми. Пока его поселил сюда. В первые три недели он читал надписи на стенах.  Очень занимательные заметки. Например, как эта «…Сегодня я увидел её.  Она навещала кого-то из пациентов. Скорее всего, брала интервью для своей книги. Она приходила каждый день и консультировалась с пациентом.  Видимо, несмотря на то, что он находится тут он …»(неровности, трудно читаемо и Джонни пропустил это)…следующая запись… «Медсестра оказалась не той, кем себя представляла. Пустышка.  Когда я решил ее посвятить. Показать. Она испугалась. Вела себя не так как я ожидал. Я не разочарован, просто странно. Она собирала материал для этих «вынюхивателей информации»? И  тогда пришло время, чтобы она этого больше не смогла сделать. Она стала мне обузой». Запись следующая, уже другим почерком.
« Меня связали. Бояться меня? Закрывают мне глаза, в надежде, что я не увижу их дрожащие колени, испуганные глаза. Не буду спорить. Мне это даже нравится.  Интригует. Завтра меня казнят.  Мне жалко Патчета. Как он будет без меня?  (Это он про врача, что покончил жизнь самоубийством в день казни Джимми?) для нас будет отдых. Мое сердце наконец-то пришло  в себя. Стучит быстро. Прекрасно. Хоть что-то развеяло мою скуку. Даже люди не вызвали такой бурной реакции.  Не хотелось бы напрасных убийств, но это очевидно, что они будут. Наверно год с лишним. Такое бывает. Я умер, но бессмертен. Я подобен философом или писателям, которых читают из  века в век».
А вот эта запись уже заинтересовала его еще больше. Ведь она говорилась про опыты, которые проводят  над ним, эти лабораторные крысы.  И про то, что хочет рассказать Джимми.
«Они думают, что будут в безопасности, если спрячут меня, если добьются моих признаний.
Порой они забирают меня на эксперименты. Кажется, они пичкают меня наркотическими средствами. Я уже не я. Они добиваются от меня того, что я не знаю. Они пока не видят мои записи. Им еще в голову не пришло обследовать эту стену. А скоро ее увидят все.  В каком-то даже роде я на это очень надеюсь. Много ли таких как я? Мне их не жалко. Я не могу позволить этим ученым завладеть своим разумом. Они ковыряются там, как зубные врачи в полости рта у больного. Сверлят, ищут. Придумывают.  Теперь я понял, что значит быть на особом счету у  этих ненормальных. Это значит медленно умирать, теряя свой рассудок. Кажется, эта запись будет самой длинной, ибо я хочу написать это всем. И тем, кого сюда поселят, чтобы они больше не могли надеяться на свободу и спокойную жизнь. Тех, кого сюда селят уже живые мертвецы.  Будущие образцы для ученых. Слава всем нужна. Один раз ее, получив уже никто, не сможет от нее отказаться…»
О чем он? Слава? Опыты?
Дальше читать не имело смысла. Просто как обычно рассуждения и не больше. Теперь понятно. Понятно, почему все это проводится. Что ж, неужели судьба?
Я читал и думал. Что это человек не может быть психопатом. Я прочитал все читаемые записи, размышления, мысли, выводы – он просто не может быть обычным сумасшедшим, каких тут тысяча.
Получается, его намеренно убили. Улики. Неудачный эксперимент?  Меня тоже это ждет?
Он знал? И ничего не сказал.
Тогда почему ученые не стерли эти записи?
Странно.
Вот, что я думал, пока мне надоедали эти журналюги. Я забаррикадировался от них. Благо тут есть туалет. А еда пока меня не волнует. Вечером они уйдут,  и я выйду ужинать. Каждый день не радует своей однообразностью. Так же  не интересно видеть диалоги меня с ними…
Вот вся моя жизнь…

Умер он через пять лет. От рака.  Это официально. Неофициально. Не выдержал очередного эксперимента. Их проводили над ним около четырех лет.  Какие именно неизвестно. Но были они не менее жуткими, чем у Джимми. Наркотики убивали его. Сначала мозг, позже и само тело. Он терял рассудок. Он спасался лишь записями Джимми. Теперь он понимал смысл написанного, но было слишком поздно.
Он никому не давал интервью. Ни с кем не разговаривал. Был крайне нелюдим.  Так бывает.
Ведь он знал, одно слово и ему конец. Мучительный конец. Джонни не был к такому готов. Он был трусом.
Вот так  и закончилась не примечательная  жизнь соседа Джимми.
Печальный конец постигает всех людей, что не готовы принять себя, те, которые бояться.