Брэндон. Сцена первая

Громкий свисток чайника на кухне вывел Брэндона из прохладного оцепенения. Вывел, да ещё к тому же заставил оторвать бездумный взгляд от ярко светящегося лунным светом монитора ноутбука. Чайник надрывался так громко, что Брэндону показалось, будто на его кухне гудит паровоз, оповещая о скором отправлении. Большой, чёрный паровоз, с красной линией на боку и высокой кабиной машиниста. По правому борту – оживлённая станция, десятки, сотни людей снуют туда-сюда, покрикивая, перебегая от вагона к вагону, торопясь и волнуясь. И всё это – там, за стенкой, на маленькой кухне. Брэндон всегда отличался богатым воображением.
Быстро моргнув уставшими глазами пару раз, он встал. Сладко потянувшись, поправив сползшие на кончик носа очки, Брэндон побрёл по неосвещённой квартире в сторону кухни, где адским котлом на плите кипел чайник.
Весь мир был наполнен немотой, только приглушённый звон, издаваемый ударяющейся о стенки чашки ложкой, нарушал эту вселенскую тишину. Три кубика сахара уже давно растворились в свежезаваренном «Earl Grey», а Брэндон продолжал монотонные круговые движения, подперев свободной рукой небритый подбородок и глядя в окошко монитора.
Когда Брэндону было двенадцать, он уже точно был уверен в выборе своей будущей профессии. Худощавый мальчик в очках с толстыми стёклами и выразительным взглядом тёмных глаз, он хотел, нет, желал стать писателем. Брэндон бредил славой Рэя Брэдбери и Эдгара По, своих самых любимых авторов. Ночами, втайне от домашних, он писал коротенькие рассказы в толстую тетрадку. Эту тетрадь в плотной зелёной обложке на двенадцатилетние ему подарил его дедушка, Самуэль Ван Хаунтен, отставной майор ВВС Её Величества, седобородый старик с улыбающимися глазами и обветренным красным лицом. «Только никогда не бросай начатого, - произнёс сиплым басом дедушка, вручая взволнованному и счастливому внуку эту драгоценность, - никогда не останавливайся на полпути. Это как самолёт при взлёте: ты просто не имеешь права остановиться, раздумать, расхотеть, когда шасси уже оторвались от земли. Иначе – погибель». И дедушка назидательно воздел узловатый палец к небесам. В тот момент Брэндону подумалось, что его дед очень похож на доброго волшебника. Вот только островерхой шляпы не хватает, а так...
Читать Брэндон научился рано. Уже в пять лет он переворошил толкиновского «Властелина колец» от корки до корки. Он с невероятной лёгкостью запоминал стихи Эмили Диккенсон, Генри Лонгфелло и Уолта Уитмена, а в шесть даже попробовал написать продолжение «Сонной лощины» Вашингтона Ирвинга.
Брэндон рос, что называется, в своём мире. На уроках в школе, когда мисс Пибоди, строгая учительница в безупречно белой блузке, долго и старательно объясняла новый материал, Брэндон мечтал. Мысли его были очень, очень, очень далеко от квадратных уравнений, которыми была испещрена вся чёрная гладь классной доски. И пока сонный класс с мнимым воодушевлением искал этот пресловутый Х, Брэндон...
...будучи отважным странствующим рыцарем, сошёлся в смертельном единоборстве с драконом, что каждый год требовал с жителей малюсенького королевства приносить ему в жертву самую красивую девушку...
...бороздил галактические просторы, управляя космическим кораблём невиданных размеров: капитан Брэндон искал далёкую планету на самом краю Вселенной...
...без тени страха бросался на абордаж вражеского фрегата, первым врывался в каюту капитана противников, размахивая широкой саблей...
- Брэндон Хаунтен! Сколько можно витать?!
Действительно, сколько?
Брэндон никогда не писал быстро. Точнее будет сказать: никогда не старался заставить себя писать быстро. Для него создание новой рукописи было истинным наслаждением, моментом глубочайшего, эдакого всеобъемлющего счастья. Пальцы стучали по клавишам, и из-под них вылетали всё новые и новые персонажи, события, целые миры... Всё, что секунду назад было в брэндоновой голове, чёрным шрифтом Times New Roman разбегалось по ширине листа, каждая буковка занимала своё место на строке.
Нет, ему нравилось не всё. Далеко не всё. Легче, намного легче было бы перечислить всё то, что Брэндона устраивало в его произведениях. Всё то, на что он смотрел с любовью, к чему относился с бережным трепетом молодого папаши. Всё то, что не оказывалось после распечатки в мусорной корзине, не бросалось в огненную пасть камина и не складировалось на дно ящика письменного стола. А ведь это, наверное, САМОЕ ужасное, что вообще может статься с рукописью.
Брэндон это хорошо понимал, уяснил это как никто другой. Сколько, сколько, сколько его писательских опытов лежит там, в тёмном деревянном четырёхугольном плену... Сколько недовытесанных характеров, сколько надклеенных вселенных... Брэндон с унынием посмотрел на злосчастный ящик. Наверное, из того, что покоится в его недрах, можно слепить целый сборник... А может, этого материала хватит и на пару крупномасштабных романов, кто знает... Или, чёрт возьми, на какой-нибудь цикл. Брэндон протянул руку к ящику и, замирая от внезапно охватившего его волнения, потянул его на себя.
Внутри лежала стопка помятых листочков. Их было не меньше трёх десятков. Сверху донизу, с обеих сторон они были испещрены, исцарапаны, изрыты мелким печатным текстом, от которого начинало рябить в глазах. Рябило и от свежих идей, невероятных событий и происшествий, ярких, сочных характеров, колоритнейших персонажей. Рябило в глазах и захватывало дух. Здесь была практически вся жизнь Брэндона. Множество жизней. Множество неоконченных жизней.
В груди что-то неприятно заныло. Он снова погрузил эти неокрепшие, недолепленные рукописи во тьму ящика письменного стола. Нужно дать им время. Пусть отлежатся. Пусть... Брэндон сдавленно вздохнул и решил, что пора возвращаться к начатой работе.
Нет, от вновь увиденного легче ему определённо не стало.
Время, когда ему было достаточного одного вечера, чтобы выплеснуть густую краску своих мыслей на бумагу и превратить их в рассказ, безвозвратно ушло. Каждый новый давался ему с неимоверным трудом. Бывало так, что Брэндон, собираясь начать писать в пятницу вечером, просиживал за компьютером до утра понедельника, не напечатав ни единой строчки. И только будильник, взрывавший гробовую тишину мастерской Брэндона, как бы насмехаясь, трезвонил: «Пора в редакцию, собирайся, дорогуша!». И писатель шёл к редактору. И снова просил отсрочку. И снова её получал, хотя старый брюзга Джо Картрайт, глава издательства «Литера Нэшанл», что-то недовольно бормотал о сроках, безалаберности и неспособности некоторых людей собраться и сдержать обещание.
Домой Брэндон возвращался в отвратительном настроении. В такие минуты он горько жалел, что у него нет никого и ничего, на чём можно было бы выместить злобу.
Психологи советуют приобрести и подвергать регулярным побоям боксёрскую грушу, когда на душе кошки скребутся. Но ни груши, ни желания тренироваться в рукоприкладстве на ней у Брэндона не было. В течение всего этого года у него не было никаких желаний вообще.

Продолжение следует.