Луна, окно, город

2.08.2020 – 1.10.2009
Луна, окно, город

Луна в осеннем небе налилась белым сиянием, она почти круглая. Ещё несколько дней, и будет полнолуние. Я вернулся в Москву, отметив это еженедельное событие пивом и вином. Захмелел и протрезвел. Мне стало грустно. Одиночество приняло безупречно круглую форму. Одиночество полное. Одним краем глаза наблюдаю луну, а вторым краем заглядываю в темноту души своей. Спокойная душа ещё живого человека неподвижна и безмолвна. Грусть поднимается туманом из глубины пространства, которое отражает небо как зеркало, но в этом отражении ничего, кроме луны накануне полноты. Отражённая луна, обращающая свет невидимого сейчас солнца в молочный белый.

Отражение отражения, ушедший день, холод и тишина.

Ночью я был окружён теми, о ком читал днём. Под утро антропология поменялась на географию, смотрел на Куршскую косу с высоты птичьего полёта. Коса оказалась раздвоена на конце, как клешня краба, с мостиком через раздвоение. И ещё много чего было, что растаяло и ушло в начале восьмого.

Утро холодное. Выбираться из-под одеяла не хочется. Выбравшись, иду к окну, посмотреть на город. Окно спальни выходит на запад. В нём вид на изрядную часть столицы, от университетской высотки слева до Останкинской башни справа. Вид на башню закрыт недавно отстроенным высотным домом, с пентхаузами наверху. Но я помню иглу Останкинской и смотрю на неё так, словно игла мне видна.

Ещё я вижу дом московского генерал-губернатора, что на Тверской: классический фасад, белые колонны. Вижу цепочку распахнутых домов-книжек Нового Арбата. Вижу шатёр гостиницы "Пекин". А вот и Театр Советской Армии, он белый, вдруг засветился весь. Ну да, низкое солнце над городом. Театр стал блеклым, зато недавно построенный дом, что рядом с новым корпусом Склифосовского, сияет. Всё прочее серо. Облачная занавесь над городом в прорехах, солнце местами зажигает стены бездымным огнём, показывает пальцем-лучом то на один дом, то на другой.

Верхняя часть Театра Армии, похожая издали на корабль с флагом на мачте посредине, в двух местах перекрыта тёмными ещё сталагмитами узких башен. Скоро они увенчаются золотыми полумесяцами. Это минареты центральной мечети. Рядом бывший спорткомплекс Олимпийский. Тут же православное золото в луковицах, упавших с неба, но луковицы закрыты жилыми зданиями, я могу их рассматривать только так, как рассматриваю шпиль Останкина – в себе самом.

Перехожу в кабинет, окна которого выходят на восток. Здесь небо набухло серыми тягучими облаками, на горизонте дымит труба, здания банков, гостиница Ленинградская, сменившая хозяев, потерявшая верность сталинскому контуру, шпиль Казанского вокзала, высотка на Красных Воротах, осенняя охра плотных ещё крон деревьев в дворовых просветах. С этой стороны всё расположено теснее, кучнее, скучнее. Зато на столе, боком стоящем к окну, раскрытый ноутбук. Нажимаю кнопку и записываю то, что увидел утром первого октября две тысячи девятого года от Рождества Христова, прислушиваясь, как шуршит струйка времени в песочных часах дня. В нижней колбе уже образовалась крошечная Фудзияма. Пора отправляться в город.