29. Рахлины - буржуазные и пролетарские

   
                –  Вы Рабинович?! Скажите, а тот               
                Рабинович, которого  вчера
                арестовали - он вам, случайно, не   
                родственник?
                –  Ой, ну что вы?!  Даже не однофамилец!!!

                Советский еврейский анекдот


…Вот и мы – «не однофамильцы»… Я – из курских, белгородских, харьковских  Рахлиных. А они – литовские, датские и… якутские! Может, и  было когда-то давно между нами родство, но сегодня уже не просматривается.  Впрочем, общее есть: советская власть  арестовывала с одинаковой охотой  и ту ветвь, и другую... Такое  уж,  как  говорится, было время!  И такая власть.

*
Передо мной – изданная  недавно  в переводе на русский язык книга:

«Рахиль и Израэль РАХЛИНЫ.  16 лет возвращения. Сибирская сага. (Москва, Издательство «Зебра Е», 2005).

Насколько мне известно,  в израильских книжных магазинах её  нет. Мне досталась случайно. А книжка очень примечательная, и  хочется поскорее рассказать читателю об описанной в ней одиссее ХХ века  Тем более, что в английском оригинале  эта «сага»  вышла ещё в начале 80-х годов и  на несколько лет стала бестселлером в Дании, переведена на целый ряд иностранных языков – и вот лишь теперь появилась небольшим тиражом на языке той страны, где и происходили  события. Это мемуары супружеской четы, причём ни муж, ни жена – отнюдь не писатели, и весь слог, вся архитектоника повествования отличаются полным отсутствием какой-либо  литературной позы или изыска, столь напрягающих читателя во времена постмодернизма. Вместе с тем, композиция книги глубоко продумана: рассказ идёт то от имени жены (в главах «Рахиль»), то – от мужа   (в главах «Израэль»), то – от обоих («Рахиль – Израэль»). Автор предисловия, знаменитый Василий Аксёнов, в 80-е годы познакомившийся с авторами книги в Копенгагене, отмечает: «Такой принцип привносит в книгу особую ноту то ли библейской притчи, то ли современной прозы, или и того и другого. Главное, он даёт нам почувствовать неотделимость этих двух людей друг от друга,  их готовность к самопожертвованию ради любимого существа или к их совместной гибели. Вот это и делает «Шестнадцать лет возвращения» уникальным человеческим документом».

Книга тепло встречена российской либеральной общественностью, в «Московских новостях»  её положительно отрецензировал  писатель более молодого поколения – Виктор Ерофеев.

«Сюжет»  повествования, хотя он и развивался  более полувека тому назад, получил в наши дни новую злободневность. Известно, какие напряжённые отношения сложились в последние месяцы и недели между Россией и странами Балтии вокруг последствий пакта Молотова – Риббентропа. Судьба  семьи авторов книги – яркая иллюстрация к этому нелёгкому спору.

Израэль  Рахлин  был представителем третьего поколения владельцев фирмы  в Литве по экспорту лошадей.  Ввод советских войск в эту страну и её добровольно-принудительное вхождение в «дружную семью советских республик»  мгновенно лишили молодого предпринимателя  и прежнего статуса, и состояния. Выпускник Лейпцигского университета, он стал работать плановиком-экономистом  на государственной фабрике. К этому времени Израэль был уже шесть лет женат. Он и Рахиль познакомились в Копенгагене,  гражданка Дании  по взаимной страстной любви вышла замуж за   преуспевающего литовского коммерсанта, за первые годы брака у них родилось двое детей: Шнеур (1935) и Гариетта (1940). Несмотря на национализацию имущества, семья (в её составе – и мать Израэля) продолжала мирно жить в маленьком городке Кибартай  у самой границы с Польшей.. Важно отметить, что глава семьи был инвалидом с детства: после перенесённого полиомиэлита  у него плохо действовали мышцы обеих ног…

Тем не менее,  всех пятерых   НКВД  14 июня 1941 года внезапно  подверг аресту и под конвоем, вместе с сотнями других таких же безвинных людей самых разных занятий и состояний,  погрузил в товарные вагоны по формуле «40 человек = 8 лошадей». Исходя из самой простой арифметики, вчерашний конеторговец и его семья были, таким образом, приравнены впятером к одной лошади… Эшелон, составленный из «скотских» вагонов (термин авторов),  повёз  всю  массу ничем не провинившихся, не подвергшихся суду, но, тем не менее, запертых на замок людей  далеко на восток. Куда? Никто не удостаивал их ответом…

Уже в дороге стало известно о начале войны. Авторы неоднократно   отмечают, что депортация фактически спасла их от смерти: вся родня и друзья, оставшиеся в Литве, погибли от рук  нацистов и их прислужников. Но должны ли спасённые быть благодарны Сталину и его власти?  Выселяя    часть  граждан  в отдалённые районы Союза, он ничуть не думал об их благе. Супруги Рахлины совершенно справедливо  оценивают своё спасение от нацизма  как «исторический парадокс». Любопытно такое их свидетельство:  некоторые литовцы (не евреи!) с сожалением говорили о  депортации, которой подверглись: ведь «коренному населению» нацистский  геноцид  не грозил.
 
С обнажённой  откровенностью, в иных случаях неизбежно граничащей с натурализмом, описаны в книге условия скорбного пути. Что делать человеку в запертом на замок, да притом и часами пребывающем в пути вагоне, если одолевает  естественная надобность? Да, в полу проделали отверстие. Полбеды – мужчине, а  как же трудно на ходу им пользоваться женщине!  Но  разве могли рассчитывать на человеческую заботу властей  люди, приравненные, как мы видели, к лошадям?!

Так или иначе, после долгого, мучительного пути   зарешеченный эшелон прибыл в Алтайский край.  Многих мужчин отделили от их семей, везли в особых вагонах, чтобы по дороге передать в «исправительно-трудовые»  лагеря. Израэль мог  почувствовать себя «на коне» благодаря своей инвалидности: заведомо больные в лагере не нужны…

А вот на Крайнем Севере без него и его семьи обойтись не могли! Через недолгое время  их  отправили по этапу  из  относительно  благоприятных для здоровья алтайских степей в одну из самых сложных климатических  зон советской империи -  к устью реки Лены, на самое побережье моря Лаптевых. Мы опустим здесь подробности печального путешествия без вины виноватых в неведомое, обуявший их ужас, усиливавшийся по мере того, как тайга уступала место тундре,  мощные деревья – чахлой карликовой растительности. Но эти подробности есть в книге! Не забудем, что чета ехала  снова в «телятниках», на грузовиках, на запряжённых волами телегах, а потом и в трюме баржи  вместе с двумя маленькими детьми и старухой матерью… И вот оно – после почти месячного пути – место назначения: «Ни деревьев, ни кустарников, ни травы. Ничего живого. Шёл дождь».  Не было также домов и хоть какого-нибудь навеса, чтобы от дождя укрыться.  Место для ночлега, однако, нашлось в севшей на мель старой барже…

И всё-таки  в душах  еврейских «спецпоселенцев» (а они составляли значительную часть ссыльных из Литвы) нашёлся могучий  ресурс  надежды. Рахиль вспоминает, как в момент окончания пути, когда не её одну охватило отчаяние, кто-то запел  «Хатикву» (песню сионистов, ставшую потом Гимном Государства Израиля; "ха -Тиква" (ивр.) - и все остальные подхватили:
                «Пока сердце бьётся в груди,
                Ты с надеждой должен идти».

Этот эпизод – один из самых проникновенных и трогательных во всей книге.

Люди были вынуждены  работать в рыболовецких  бригадах, на рыбзаводе. Израэль вместе с другими мужчинами принял участие в строительстве… юрты.  И они построили её!  В этом  убогом, но спасительном жилище поселилось несколько семей. На 70 кв. метров – 26 человек.
«Северный ветер кричал: «Крепись!», - поётся в советской песне. Не у всех нашлись силы выполнить этот призыв. «Вскоре среди депортированных начались болезни, и за короткий срок многие умерли», вспоминают авторы. Непосильный труд, «северный ветер», полярная ночь, отсутствие витаминов подорвали здоровье и Израэля. Он заболел цингой. С огромным трудом и далеко не сразу удалось добиться разрешения всесильного НКВД на переезд  в  «южный» и «курортный» город…Якутск! Но и отсюда вскоре семья была выселена в находившийся неподалёку крошечный городок Покровск:  присутствие спецпоселенцев  в столице автономной республики  не поощрялось…

Невозможно  пересказать все злоключения  семьи Рахлиных, оказавшейся, притом, не самой невезучей – и, более того, в конечном счёте удачливой (иначе не было бы рецензируемой книги!). Пришлось пережить и трагедию:  в возрасте 62-х  лет заболела, умерла и навсегда упокоилась в вечной мерзлоте мать Израэля…   При многочисленных и не всегда добровольных переездах с места на место случались неожиданные происшествия – например, пароход ушёл по Лене к Якутску со всей семьёй, не имевшей с собой ни денег, ни продуктовых карточек, которые остались у не успевшего погрузиться на борт Израэля… Были даже и в полярной ночи радостные события: например, рождение в 1947 году третьего ребёнка – Самуэля.  Кем только не пришлось работать главе семьи: он был и рыболовом, и землекопом, и огородником, и бухгалтером, и, наконец, учителем немецкого языка в школе,  переводчиком в научно-исследовательском институте. Рахиль тоже работала: воспитательницей в детском саду, няней в яслях.

Повествуя  обо всём пережитом,  авторы  без какой-либо заданности и назидательности, словно невзначай, передают атмосферу любви, уважения и взаимной поддержки в семье. Впрочем, они прекрасно осознали поистине спасительное, цементирующее  значение  своего супружеского союза для судьбы всей семьи. Мне хочется сделать выписку, которая на многое проливает свет в этой книге:

«Разумеется, мы не пытаемся  идеализировать наши взаимоотношения. Как и в любой другой семье, были и несогласия, и ссоры, возникали разные сложные ситуации, когда от обеих сторон требовались терпение и  уступчивость. <…>   Однако все эти годы мы знали: что бы ни случилось, мы всегда поддержим друг друга, и никто из нас никогда не сомневался, что он был и будет любим».

(Мне, однофамильцу, отрадно сознавать, что и в нашей ветви Рахлиных на протяжении нескольких поколений преобладала такая же доминанта супружеских и внутрисемейных  отношений, - приятно было бы счесть это «фамильной» чертой…)

В повествовании супругов  описано много моментов, когда по совершенно непонятным причинам жизнь депортированной семьи внезапно осложнялась: то вдруг и в самый кратчайший срок  их «перебрасывают» в другой город, то увольняют с работы… Никогда за 16 лет они не могли быть уверены, что визит к начальству на очередную регистрацию (а  спецпоселенцы обязаны были «отмечаться» то раз в неделю, то два) не принесёт какой-нибудь новой и совершенно неожиданной неприятности. По установленному «порядку» дети, едва достигнув 16-ти лет, также  получали статус спецпоселенцев. Правда, старший, Шнеур, автоматически от него освободился, поступив в институт. Но вот, для сравнения, другая история – её описывает живущая ныне в Лондоне израильтянка Сильва Дарел (она же – Рубашова-Эльдар) в автобиографической повести «Воробей на снегу». Подобно Рахлиным, семья Сильвы в полном составе была выселена (но не из Литвы, а из Латвии) в Сибирь. В подростковом возрасте Сильву (одну из двух дочерей) мать отправила к родственникам в Каунас, где девушка окончила школу с  медалью и поступила в один из ленинградских вузов. Она училась уже на третьем курсе, когда её вдруг арестовало тогдашнее МГБ и по этапу, со всеми сопутствующими унижениями, водворило… на место ссылки!      

Надо ли объяснять, что советскую власть спецпоселенцы (литовско-датские Рахлины – в том числе) не любили и любить не могли.  Страну, в которой вынуждены были жить и мучиться, они, как сами признаются, никогда не считали своей. Тем примечательней то полное отсутствие озлобленности, когда речь в книге заходит о людях, рядом с которыми им пришлось жить: о русских, якутах, китайцах, корейцах и т. д. Сами доброжелательные и уживчивые, они памятливы на добро и много  раз с благодарностью повествуют о той помощи и поддержке, которые  получали от  добрых людей, - иногда даже от занимавших начальственные посты. Нередко должностные лица помогали семье спецпоселенцев с риском для своего служебного положения.  Вот один из самых ярких примеров – о нём рассказывает Рахиль. В 1946 году в Москве  вновь, после вызванного войной перерыва, открылось посольство Дании. Обратиться туда  по почте с запросом о судьбе своих родных   она, естественно, боялась: власти  могли расценить это как попытку  ссыльнопоселенки связаться с иностранным государством, и последствия было невозможно предугадать. В это время Яков Иванович Климов, директор селекционной станции, сотрудником которой был Израэль, собрался в командировку в Москву. Израэль попросил своего начальника   «взять письмо и проследить, чтобы оно попало в датское посольство». Климов (конечно же, член партии) «без каких либо колебаний» согласился выполнить просьбу – и сдержал своё слово. Так впервые  Рахиль установила связи с родиной, и хотя до освобождения оставалось ещё долгих  11 лет, первый шаг к нему был сделан.

Не обошли супруги в своём рассказе и тему антисемитизма, - как и он не оставил в покое их семью. «В наших условиях нелегко было придерживаться  еврейских традиций и обычаев, на которых мы выросли - пишут супруги в одной из совместных  глав. – Мы не были ортодоксами, но отмечали все наши праздники, как могли». В книге показана  трогательная солидарность еврейских ссыльных семей, их постоянная взаимная поддержка – как духовная, так и материальная. Когда  Рахлины решили купить дом, а денег не хватило, друзья без колебаний  одолжили им крупную сумму.

Отмечая наличие глубоких корней антисемитизма в России, авторы вместе с тем показывают его на фоне множества других  национальных антагонизмов в стране «ленинско-сталинской дружбы народов», - в частности,  описывают факты столкновений (иногда кровавых) русского и якутского населения…

Вообще, книга, первоначально предназначенная для европейского читателя, изобилует описанием специфического российско-советского быта военной и послевоенной поры. Рассказано о дефиците самых необходимых для жизни товаров, о восхищении, которое вызывали  в российской глубинке «экзотические»   западные вещи (в минуту нужды Рахиль продала одной из местных дам свою красивую ночную сорочку, а потом увидела, как эта дама щеголяет в ней… на городской улице!). С юмором описан  визит вице-президента  США Генри Э. Уоллеса на Покровскую селекционную станцию. Мероприятие было организовано в российской  традиции возведения «потёмкинских деревень», а на банкет  выделялась  крупная сумма. Вице-президент Штатов выпил стакан молока и уехал, не притронувшись к разносолам и напиткам, а заготовленные яства  прибрала к рукам местная снабженческая  шайка, устроив пьянку на одном из островов.  После чего счёт за съеденное-выпитое был предъявлен евшими-пившими руководству селекционной станции!. Израэлю было поручено защитить интересы своего учреждения в суде, с чем он блестяще справился, объяснив суду, что не станция заказывала визит и банкет…

Забавно и умилительно читать, как пытаются  объяснить авторы своему читателю  некоторые детали сибирского  обихода. Например, валенки – это, оказывается, «фетровые сапоги»: гениально просто!  А техника осушения  воды от тающей наледи на стёклах внутренних рам – все эти жгутики материи, по которым вода отводится в висящие на подоконнике бутылочки, названа «дренажной системой»!  Легко понять, как должен был осточертеть этот свирепый и жалкий быт людям европейской культуры, никогда не мечтавшим его испытать, и так радуешься, когда их  злоключениям приходит конец, и при помощи посольства Дании в СССР они получают визы и отправляются  в Копенгаген. Вспоминаются счастливые финалы сказок великого датчанина  Ханса Христиана Андерсена: возвращение Герды с Каем из чертогов Снежной Королевы или брак Дюймовочки с принцем эльфов!
 
Но и достигнутый семьёй катарсис не дался ей без  нервотрёпки и осложнений. За семью Рахлиных хлопотал сам тогдашний  премьер-министр Дании Х. К. Хансен во время переговоров в Москве с советской делегацией в составе секретаря ЦК КПСС Н. С. Хрущёва, председателя Совета Министров СССР Н. А. Булганина, его заместителя А. И. Микояна, министра иностранных дел В. М. Молотова… Хрущёв удивился, что такую важную встречу датская сторона начинает со столь «пустякового» вопроса, как воссоединение  какой-то безвестной семьи со своей роднёй. Однако советские руководители были вынуждены пообещать, что вопрос будет решён положительно. Действительно, вскоре Рахлиных, живших уже в Иркутске (их статус спецпоселенцев в эти новые, «оттепельные» времена  был отменён) вызвали в местный ОВИР, чтобы сообщить об… отказе в выдаче виз!

Позже выяснилось: причиной отказа послужила позиция датского правительства, протестовавшего против ввода советских войск в Венгрию. Твёрдость, проявленная датской стороной, всё же заставила советские власти  пойти на попятный, визы были выданы, и в июле 1957 года Рахлины  приехали в Данию. По-особому значительным это событие оказалось для младшего из них – родившегося в Якутии Самуэля. Яркий и забавный штрих: в вестибюле Хельсинкской гостиницы, где остановилась в ожидании теплохода семья, десятилетний мальчик увидел маленькую комнатку, в единственную дверь которой зашли одни люди, а через несколько минут дверь отворилась, но из неё вышли люди совсем другие… Так выходец из страны шаманов впервые познакомился с лифтом!

Ныне Самуэль Рахлин – известный международный журналист, много лет проработавший в Москве корреспондентом датского телевидения, а сейчас в этом же качестве пребывающий в Вашингтоне. Образование получили все  трое детей: Шнеур стал химиком, Гарриетта – биохимиком… Кстати, она замужем за профессором медицины  Тель-Авивского университета Эльснером,  живёт в Кирьят-Оно. Израэль Рахлин в Дании работал сначала бухгалтером, а затем – учителем русского языка в гимназии. Он и его жена завершили жизненный путь в глубокой старости.

Переводчик книги на русский Елена Панкова в кратком вступлении пишет: «История семьи Рахлиных близка моему сердцу ещё и потому, что ни мой дед, ни моя мама, ни миллионы других людей, переживших сталинщину, никогда уже не смогут рассказать нам свои истории». С этой мыслью перекликается в своём послесловии Самуэль Рахлин: «Пусть книга моих родителей станет ещё одним маленьким огоньком вечной памяти тем, кто перешёл это поле, и всем тем, кто на нём остался».

*
Мой рассказ о книге завершён, однако хочу высказать несколько мыслей, возникших у меня как у всё-таки однофамильца этой примечательной семьи.  Известно, что в истории России была такая дворянская фамилия – Муравьёвы. И различались среди них те Муравьёвы, которых вешали, и те, которые вешали.

Казалось бы, и о нашей фамилии  можно сказать, лишь чуть перефразировав строки  Маяковского: «Рахлины бывают разные: которые – пролетарские, а которые – буржуазные» Так вот: я  - потомок «пролетарских», - тех, что устанавливали советскую власть. А книгу написала чета тоже Рахлиных,  но «буржуазных», которых эта власть арестовала и мучила долгих 16 лет. Но  в эти же (да и в предшествовавшие) годы не меньшим, а пожалуй что и более жестоким репрессиям подверглась и наша ветвь этой фамилии. Вот передо мною фото 1933 года -  три брата Рахлиных:: Давид (мой отец, он слева), Абрам и Лев. Лёву посадили в 1936-м: он во время чистки откровенно признался, что испытывал сомнения в политике коллективизации. За свою «партийную искренность» попал в Ивдельский концлагерь на Урале, сроком на 8 лет.  В 1942 г. комиссован по состоянию здоровья, отпущен к жене и детям – умирать. Но – не умер, а   дожил до реабилитации и даже орден получил. Я, начав прозревать, в семейном откровенном споре как-то раз доказывал ему на  конкретных примерах преступность власти. «Ну, ты подумай!», - призывал я его в запальчивости. А он мне – одними губами, тихо-тихо: «Лучше не думать…» Научили!

Абраша был арестован в 1949-м, дали 10 лет, из которых первые несколько пробыл в московской «шарашке», а потом – в Инте. Папу (и маму) забрали в 1950-м, обоим  определили «перевоспитываться трудом» 10 лет в  так называемых режимных (особых) лагерях – «за  антисоветскую агитацию и участие в контрреволюционной организации» (кого агитировали?! какая организация?!  –  Ничего конкретного в приговоре не было). Обоих отправили в Воркуту, но маму позже по этапу перевели в Мордовию. Всех их в 1956-м реабилитировали, даже партбилеты вернули. Но здоровья не вернёшь. Отец умер в 1958-м –  56-тилетним, мать пережила его на шесть лет, но это уже была не жизнь, а  мучительное угасание.

И вот я спрашиваю себя: что же это за власть такая, для которой и буржуазные, и  пролетарские Рахлины  равно были  «антисоветским элементом», «врагами народа»? Кажется, в африканских лесах  есть порода дикой свиньи: нарожавшая поросят матка идёт по зарослям тропического леса и по дороге топчет без разбора  своих детёнышей  - всех, кто под ноги попадётся. Вот так же вела себя советская власть! Рахлиным при ней – причём всяким: датским и вятским,  пролетарским и боярским – пришлось одинаково  скверно.

Да ведь и бесчисленному множеству  других фамилий -  не лучше!