Кукла. II. 4

Лишь мрачный лабиринт - ваши мечты
Где есть только вход и нет пути назад
Где есть высокий пьедестал,
И ты можешь лишь одно -
Узреть, что тщетны все попытки найти выход
И сталь кинжала или пистолета с одинокой пулей -
тому доказательства
Не лучше ль слепо бегать в лабиринте,
Ведь наверху поймешь, что и отсюда нет пути вниз
И крики твои не достигнут ушей той глупой суеты
Так будь он проклят, чертов лабиринт,
Пусть под обломками его сгинут
Уродства, несчастья и ложь
И я с этой высоты буду петь вам последнюю колыбельную,
Покуда не рухну и сам с улыбкой торжества
На дно этой глупой преисподней
И всё к чертям!



Удивительно, но самым дорогим воспоминанием Адама об отце была кукла... Кукла, подаренная отцу Энджелом, заочно Адамом не любимым, но которую он хранил очень бережно и страстно, ото всех скрывая. И скрывал вообще что-либо о своем отце и своих истинных чувствах, вынашиваемых им планах. Пока в один день эта кукла не исчезла бесследно.
Он оставил драгоценную для него куклу с матерью и её новым мужем, когда уехал от них, ни слова не говоря, чтобы жить одному - одному со своими глубоко затаенными обидами и неясной болью. Если бы Адам верил в то, что он так упорно пытался отвергнуть, он бы мог подумать, что Энджел захотел по каким то причинам вернуть свой подарок. Но он бы так никогда не подумал и сейчас был безутешен, размышляя, кто же достоин мести за пропажу дорогого ему символа. Не ведая о том, что, как и когда-то, этот символ станет воплощением Энджела, противостоящего его отцу, чьим воплощением в свою очередь стал сам Адам. Красота и созидание против отчаяния и саморазрушения.

Но был у Адама быстрый карандашный набросок, сделанный как-то его однокурсником, когда тот один раз зашел к Адаму и в ожидании его набросал именно эту куклу.
Адаму все же очень хотелось вернуть подарок отцу - это было редчайшим, если не единственным за всю жизнь, проявлением сентиментальности с его стороны. И уже не помня как, оказался он перед дверью магазина Соль с наброском в руках и полный решимости исполнить свой план, однако...


Для каждого человека этот город свой, совершенно особенный и неповторимый, непохожий на этот же самый город - или города? - других. Несмотря на то, что тысячи людей шли сейчас по одним и тем же улицам, расположенным в одной крохотной точке на карте, каждый из них двигался в своем собственном мире, параллельном мирам остальных, даже не задумываясь о своей потусторонности для других, для всех окружающих его пришельцев.

И для Адама старая часть города и все находящиеся там старинные домики и маленькие лавки были чем-то диким. Он вырос в атмосфере большого и шумного мегаполиса, и теперь ему казалось, что он снова школьник и снова его с классом повели в музей, где время остановилось, создавая свою особую, ещё одну реальность.

Окошки маленьких домиков вокруг были словно зеркала или картины, обрамленные в причудливые рамы, и с любопытством наблюдали за нежданным гостем, появившемся здесь вдруг, когда садящееся солнце, отражаясь в них ярким пламенем, слепило глаза. А колокольчики маленьких магазинчиков чудесно дополняли своим звоном легкую и прозрачную картину и жизнь постепенно сбавляла скорость и ритм, готовясь к приближающемуся вечеру и ночи, торопясь встретить темноту под защитой тепла каминов и света старых абажуров.
Но был здесь и совсем дикий уголок на одной из самых крайних улиц старой части города, окружавших его и ограждавших от леса и полей. И напомнил он Адаму о тех мистических романах и классических детективных историях из Лондона, которые он так любил читать в детстве вместе со всякими современными урбанистическими триллерами.
Темная улица, темный переулок, готическая резьба и деревянная вывеска "Королевство утраченных воспоминаний", украшавшая фасад маленького одинокого дома, чью башенку венчал мрачно поскрипывающий флюгер, отражающий беловатый свет из просветов ставен на ближайших окнах.

"И какой черт занес меня сюда, в такую даль и в такое время!", мрачно думал Адам, стоя напротив магазинчика Соль, который казался неживым и давно покинутым. На двери не было ни единого знака, ни таблички  "закрыто" или часов работы. Лишь только темная витрина с миниатюрами для кукольных домиков и десятком безмолвных глаз и неподвижных лиц, которые словно из самой своей глубины обращали к нему свои мольбы.

На мгновение его идея сделать куклу показалась ему абсурдной и даже его самого удивила, но он лишь хищно улыбнулся и твердым шагом направился к двери в магазин и рывком открыл её, всполошив стайку хрустальных колокольчиков, напоминавших по форме капли слез, на что они отозвались потревоженным роем тонких голосов.

Дверь за Адамом захлопнулась и он оказался в тесном сумраке, в окружении стеклянных витрин с невообразимыми куклами и кукольными домиками, зеркал, слабо освещенных невидимыми источниками света. Инстинктивно обернувшись к двери, он смог увидеть всё такие же зеркала и отражающихся в них бесчисленных кукол и свое бледное в таком свете лицо, обрамленное черными волосами. Естественно, не увидел он среди десятков и сотен отражений ни двери, ни окна, ни стойки кассира - только бесконечный лабиринт из отражений. Подвешенные к потолку невидимыми нитями, многогранные панели с написанными на них мистическими картинами, ложными окнами витражей и таинственными дверьми, странными фигурами в старинных разорванных костюмах, болезненно искаженными масками вместо лиц, клоунами, словно пришедшими из ночных кошмаров и инфернальными существами. И все эти панели вращались от легчайшего движения воздуха, создавая все более и более пугающие отражения в зеркалах, сменяя друг друга... Но Адам видел пока лишь быстро сменяющие друг друга картины и исчезающие двери. Это его ничуть не встревожило, но он почувствовал раздражение от подобных фокусов и в этот самый момент он увидел прямо перед собой какое то ещё движение - из темноты  в осветившемся проеме возник силуэт в длинном плаще-мантии и карнавальном костюме.  Он возник из ниоткуда и, хитро улыбаясь, облокотился о стойку, подперев подбородок. Адам резко двинулся в его сторону, но тотчас ударился головой о стекло.

- Послушайте! Что за черт? Могу ли я поговорить с владельцем магазина?

Выдержав продолжительную паузу, незнакомец из зеркала произнес, медленно и отчетливо:

- Чем могу быть вам полезен? Зачем вы потревожили их покой?

На какое-то мгновение всё погрузилось во тьму, в которой слабым мерцающим свечением осветилось окно-витраж с выложенным цветными стеклышками изображением старинного церковного шатра, похожего на старую афишу.  Перед этим окном сидел за электро-органом музыкант в длинном белом покрывале. И в зеркалах отразилась нижняя часть его лица и руки, замершие над клавишами. Когда на темной возле окна стене загорелась Луна, он заиграл... Взглянув на его лицо, Адам впервые за все время пребывания здесь вздрогнул, подумав "Это не человек...". На пальцах, неторопливо перебегающих по клавишам, были видны механизмы суставов.  В этот момент на другой стене загорелась старая неоновая вывеска и музыкальный автомат, приобретя четкие очертания, заскрипел танго, скача иглой под дорожкам пластинки и меняя ритм, создавая почти нестерпимый диссонанс игре создания возле органа.

Но представление продолжалось, и пламя свечей, вспыхнув, озарило третью стену, отражаясь в большом зеркале, оправленном в тяжелую раму, украшенную резными фигурами мифических существ, клыкастыми пастями горгулий и крыльями летучих мышей. Словно призрак, перед зеркалом возник туманный и размытый образ обворожительной женщины в вечернем алом платье и, заколдовав шум музыкального автомата и переливы органа, зазвучал её прекрасный, чарующий, как у Лорелеи, голос.

И лишь только одной темной двери, полускрытой рваным и пыльным лоскутом, роль, кажется, не досталась. Она оставалась в тени. Мрачная и одинокая. И от неё веяло холодом. Или, может, именно такой и была её роль? 


Утро было ранним. Цвет неба перечеркивали темно-голубыми разделительными линиями тени полуопущенных жалюзи. Лекции начинались поздно и вставать рано нужды не было тоже, а глаза еле открылись, встрепенувшись, словно потревоженные кем-то птицы. Тихо и пусто. Не ощущалось ничего, кроме абсолютной тишины, пустоты и приятного одиночества. Но все же что-то не давало покоя, кроме мысли о том, что же могло помешать сну в самый лучший для этого час. Было что-то ещё, хотя ничего необычного заметно не было. В конце концов мозг вышел из состояния сна и совсем недавний ещё посетитель страны грез недовольно вздохнул и повернулся на бок, раздумывая, стоит ли все таки встать или позволить себе ещё немного полежать в постели и, задумчиво зевая, подумать о проекте для института, который надо было сдать через 2 недели. Времени, конечно, достаточно для подобного проекта, но не тогда, когда приходится выкраивать из того, которое можно было бы посвятить репетициям. А последние два дня отведенного срока это будет действительно не очень много. Он снова повернулся, поднял глаза и...

- Кто вы? - широко раскрыв глаза Адам поднялся в кровати на колени, уставившись на безмолвно смотрящее на него лицо, прислонившегося к спинке его кровати молодого человека.

- Я твоя муза. Назови меня как хочешь. Хочешь Арлекином? Или Домиником... И я поведу тебя к твоим мечтам... Я стану у тебя на глазах тем, о чем ты до сих пор даже и мечтать не смел. Я буду любым, каким ты только пожелаешь, предупреждая даже твои мысли, прежде ты не успеешь их осознать. И вместе мы исполним все то, что было бы гораздо труднее тебе сделать самому. Ты будешь тем, кем всегда мечтал... А рядом буду я. Всегда другим, но желанным, если ты этого захочешь. Или всегда одинаковым... Как ты пожелаешь. Стоит лишь твоему сознанию придумать какой то образ и тотчас он будет перед тобой. Все мыслимое и даже немыслимое тобой будет оживать. Я буду воплощать все твои идеи. И мы будем рядом. Разве не об этом ты всегда мечтал?

Он огляделся и глубоко вдохнул: "Что за.. что?"

Гость не исчез, все так же тихо сидя, прислонившись к изголовью кровати. И казался вполне реальным.
Вглядевшись пристальней в это лицо, Адам с недоверием подумал, что это все проделки его сознания, уставшего в попытках совместить дурацкую учебу в угоду своей матери с поиском реализации идей для его группы и репетициями с бестолковыми музыкантами, которых приходилось всему учить и самому направлять, как маленьких детей учат пользоваться столовыми приборами или писать. Презрительно хмыкнув, он отвернулся от непрошеного гостя и пошел умываться. Ледяная вода освежила и взбодрила его. Он поставил чайник, чтобы  глотнуть кофе перед уходом и вернулся в комнату, чтобы выбрать одежду из разбросанных и висящих где только можно вещей,  так как шкафа у него здесь не было. Вернувшись обратно в комнату, он застал незнакомца сидящим на его стуле, положив нога на ногу, и читающим его конспекты в точно той же позе, в какой обычно сидел Адам. А одет он был в точности так, как недавно думал Адам, было бы неплохим костюмом для него как участника группы, из которой он пока ничего толкового сделать не смог, хотя старался изо всех сил. Такое почти точное сходство с его идеей за исключением мелких деталей его поразило, но в то же время было интересно воочию увидеть то, о чем он думал. Но мысли об имидже закрыло собой другое впечатление. Адам замер, не в силах что-либо сказать. Лицо гостя... Это лицо... Он не сразу понял, что же в лице не так, кроме того, что в общем человек был довольно похож на Адама своими эстетическими предпочтениями. Тут мысли Адама наконец пришли в равновесие и он понял, что этот человек похож на его отца. Но твердым голосом он произнес:

- Вы все ещё здесь? Я не поклонник таких шуток и психические расстройства мне сейчас тоже совсем ни к чему. Убирайтесь. Я и сам справлюсь. И дьяволу душу продавать не собираюсь. Всё.

Он рывком выдернул из-под спины незнакомца свою футболку, висевшую на спинке стула, накинул сверху куртку, выхватил из рук его "видения" тетрадь и вышел, хлопнул дверью.
Умудрившись все-таки опоздать на лекцию, он вошел в аудиторию, даже не извинившись и не поздоровавшись. Преподаватель был возмущен, но только прошипел что то ему вслед, привыкнув уже к почти всегда хамскому и вызывающему поведению студента. Когда прозвенел звонок, Адам в задумчивости поплелся в буфет, размышляя над произошедшим утром и злясь, что забивает себе этим голову. В буфете к нему сзади подошел один из шестерок, которому нравилось, судя по всему, напрашиваться на оскорбления Адама. Вместе с ним к нему подошла и парочка навязчивых студенток, которые вели себя как королевы красоты почти со всеми, кроме тех, кому было на них глубоко плевать. И к кому они явно тянулись - видимо, по этой же самой причине.

- Ты не представишь нам своего друга, Адам? Он выглядит куда более милым и приветливым, чем ты! Хоть ты и мнишь себя крутой рок-звездой, это не извиняет твоего отношения к людям.

- Другу?!! - Адам резко развернулся, явно сильно разозленный. И произнес это слово так, словно в его жизни вообще никогда не было места чему то подобному. Тут он увидел своего утреннего посетителя, который тихо стоял рядом, оперевшись о кофейный автомат и скрестив на груди руки, словно дожидался пока Адам сделает свой выбор относительно напитков. - Какому другу? О чем вы?, - уже тише и спокойнее продолжил он. Гнев и раздражение его быстро испарились.

- Ха-ха-ха! Очень смешно! Почему же он тогда ходит рядом с тобой все утро?

- Меня зовут Доминик, - просто ответил незнакомец.

- Что??? - снова повысил голос Адам, второй раз услышав от него имя своего отца. - Кхм. Мы с ним не знакомы. Проваливайте вместе с ним и оставьте меня одного.