Муха

             Мне было 12 лет, когда я попал в детский дом… Понятно – автокатастрофа. Меня с родителями в машине не было. Бабушка после случившегося прожила совсем мало, после похорон меня и определили в это милое заведение. Сжал зубы и старался молчать, отвечая только на те вопросы, которые были необходимыми, как мне казалось.
      – Фамилия?
      – Дмитрий Савловский.
      – Очередной дебил, – прошептала она, – я спросила не имя, а фамилию.
      – Савловский моя фамилия.
      – Поляк что ли?
       Я молчал.
      – Я спрашиваю.
      – Некорректный вопрос, – ответил я как можно спокойнее.
      – Смотрите на него! Ты что, очень умный?
      – Это недостаток?
       У неё округлились глаза, и она вышла куда-то. Я разглядывал этот «Приёмный покой». Какой тут может быть покой? Белая больничная кушетка. Очевидно, ещё будут осматривать врачи, белый застеклённый шкаф с какими-то папками, видимо, личные дела подследственных, пардон, воспитанников… Тут двери открылась и появилась та самая дама в сопровождении мужчины, который посмотрел на меня как-то странно и спросил:
         – Что-то не так, паренёк?
        – Не знаю. И даже не знаю, кто вы такой. Я встал и представился: «Дмитрий Савловский».
        – Оч. приятно, – ответил мужчина. – А я директор детского дома номер 238.
       – Директор – большой человек! А номер 238 мне обязательно знать?
       – Нет, не обязательно. В каком ты классе учился?
       – Я и сейчас учусь, – ответил я, – в пятом.
       – Наверное, отличник?
       – Нет. Обычник.
         Они переглянулись.
      – Ну, хорошо, – сказал директор, – ты пока осматривайся, привыкай. Всё может измениться в лучшую сторону. Но школу придётся посещать другую…
         Меня осмотрели, обмерили, всё записали и, наконец, отвели в большую комнату, где за столами сидели мальчики примерно моего возраста. Ко мне сразу же направился паренёк и спросил:
     – А ты кто?
     – Человек.
     – Ну, надо же! Человек, а я думаю, что ты просто муха. Прихлопнуть тебя – один миг!
     – Прихлопни!
     – Дождёшься!
       В это время зашла воспитательница и представила меня, познакомила с ребятами, того, кто первым ко мне подошёл, звали Андрей, других я пока не запомнил. А ко мне прицепилась кличка «Муха». Я понимаю, что в детских коллективах без клички-прозвища не обойтись. Но почему именно муха? Что у меня крылья, я летаю, пристаю к людям, надоедаю? Вскоре нас позвали в столовую, мне определили место. В металлических блестящих тарелках стояло на столах сразу же первое – гороховый суп и второе – какая-то светлая каша с большой котлетой. Вообще-то я хорошенько проголодался. Потому справился со своим обедом очень быстро, запил первое и второе стаканом компота. Всё показалось мне вкусным. Я вообще-то люблю столовскую пищу.
      – Вот жерло! – услышал я, уже не сомневаясь в том, что это Андрей развлекается.
      – Какой жральник, такой и пердальник, – ответил ему кто-то.
          «Ну, и юмор у них», – подумал я.
          Между тем, день закончился, мы в спальне. Я немного напряжён, ожидаю каких-нибудь приколов, проказ, направленных на меня, но кроме моих ботинок, оказавшихся под одеялом посреди ночи, так ничего и не произошло. Случилось на следующий день. Конечно же, Андрей, который сразу, с первого знакомства, воспылал ко мне особыми чувствами, затеял драку в туалете. А где же ещё? Здесь мы никому не видны. Он сделал мне подножку, я растянулся на мокром полу, встал, расставил ноги пошире и впаял ему по уху со всего маху, а он не удержался на ногах и чуть-чуть не стукнулся головой об угол железного  умывальника. Тут уж я подхватил его под руку:
        – Тихо, тихо, – бормочу, – так и голову разнести можно!
        – Ну, братан, ладно. Я сам виноват. Хорошо, что никто не слышит. Пошли. Лады. Давай пять! Спасибо, что поддержал.
        Больше Андрей меня не цеплял. А прозвище осталось.
        – Муха – женского рода, – пытался я доказывать.
        – Может, Мухач, – предложил кто-то, но не поддержали. Так и остался Мухой.
       Ночью мне приснилась бабушка и её кошка Пуська. Кошку, когда бабушка умерла, забрала соседка. «Почему Пуська оказалась кому-то нужной, а я нет?», – думал я во сне…
        И проснулся. Вот и стал я Мухой, а был человеком. А как бы я доказал, что я не муха, а человек. Самое верное – убить кого-то. Муха никогда не сможет убить такую же муху. А человек человека может убить… Что ещё? Муха летает, у неё есть крылья. Ну, это просто – и у человека есть крылья – пароплан, парашют, дельтаплан, самолёт, наконец. И Человек летает.
        Что ещё? Муха жужжит. И человек может точно так же жужжать, подумаешь. Я укрылся с головой и попробовал жужжать. Вполне похоже получилось. Ещё? Человек думает, а муха нет. А откуда мне это известно, что она не думает? Хрен  знает.
        Я не заметил, как уснул. На этот раз мне приснилась мама. Я старался не думать о ней и об отце. Почему она приснилась, я не знаю, но она сказала что-то просто удивительное:
      – Только у человека есть чувство юмора. Он может смеяться и над чем-то смешным или над кем-то, но он может посмеяться и над собой. А муха не может:
     – Откуда ты знаешь про муху?
        Ответа не было, потому что я проснулся…
        Сердце колотилось оглушительно, торопливо… Значит, и я кому-то нужен, не только Пуська. Мама со мной!