Владимир Игнатьев - Призраки реальности

Владимир Игнатьев:
ПРИЗРАКИ РЕАЛЬНОСТИ

Кода-то давным-давно один классик русской литературы, пророк грядущих бесов и эксперт по преступлениям и наказаниям, назвал Петербург «самым умышленным из городов». А другой, встретив на Невском проспекте сбежавший нос майора Ковалёва, искренне уверовал в то, что нет в мире города более призрачного и ирреального. И оба были совершенно правы. Ибо умышленные имперские ансамбли Дворцовой площади или Московского проспекта, евклидова геометрия Васильевского острова и спутанные лобачевские лабиринты переулков Петроградки – это коварные ловушки, попав в которые однажды, имеешь все шансы навсегда оказаться в плену у местных призраков. Но не сделаешь ни единой попытки совершить побег…
Фотограф Володя Игнатьев, ошарашенный однажды гипнотической выморочной декадентской красотой непарадного Петербурга, сдался «городу над вольной Невой» добровольно и сознательно. Вернее, когда это случилось, он ещё не был фотографом. Но внутри уже бушевал бурлящий коктейль из возвышенного восторга и мистического ужаса, который требовал адекватного выплеска вовне. Фотография казалась самым доступным и универсальным медиумом в общении с городом и миром эпохи информационных революций…
Цифровые технологии, по единодушному мнению сегодняшних «актуальных» философов, окончательно стёрли границы между профессионализмом и дилетантством. Дигитальная «мыльница», компьютер и Интернет – вот и всё, что нужно для презентации своих взглядов на окружающую действительность всему прогрессивному человечеству. Однако в этой простоте таится ехидная насмешка пресловутого Высшего Разума. Снимай ты свои впечатления хоть самым навороченным «Кэнноном» и обрабатывай их хоть самым продвинутым «Фотошопом», но коли не найдёшь какой-то свой, совершенно личный, не похожий ни на кого, но «отзывающийся» в каждом, ракурс, свет, композицию, то так и сгинут все твои высокотехнологичные поделки в бесконечных виртуальных помойках Всемирной Паутины… К счастью, заложенный в нас Природой и отчасти воспитанием, инстинкт Прекрасного пока ещё помогает отличить творения художника от навязчивой агрессии бессчётных электронных симулякров. По самому простому принципу: «цепляет / не цепляет»…
Фотографии Владимира Игнатьева – цепляют. Он снимает город и горожан так, что в пределах одного кадра совмещаются, сплетаются, перемешиваются в неразделимый симбиоз «строгий стройный вид» Петербурга и его зыбкая призрачная субстанция. Городские пейзажи взглядом Игнатьева – не совсем пейзажи, а порой – совсем не пейзажи. Функциональная геометрия крыш, труб и антенн где-то в закоулках запущенного и проржавевшего центра, подсвеченная неверным сумеречным сиянием балтийского неба, превращает кадр в почти абстрактное полотно на стыке Мондриана с Кандинским, где эмоциональная экспрессия важнее конкретных деталей, из которых она сложилась. Или панорама Финского залива – моментальное свидетельство взаимоперетекаемости бесконечного неба/моря, в котором реальная яхта выглядит китчевой аппликацией расшалившегося пост-модерниста.
Также и портреты петербуржцев или жанровые сценки. На многих кадрах изображение находится как бы чуть-чуть не в фокусе, слегка размыто, чересчур «зернисто». Но это не огрехи несовершенства камеры или печати, а сознательный авторский приём. Игнатьев снимает портреты не постановочные, а скорее репортажные. Он не знаком с большинством своих моделей, а потому тактично старается не вглядываться в них слишком пристально и навязчиво. Это не портреты конкретных людей с именем и биографией, но некие личные впечатления от тех, кого во времена оные принято было называть «петербургские типажи». На заре художественной фотографии первые «промышленные фотографы», вроде легендарного Карла Буллы, выпускали даже такие серии почтовых открыток для туристов: «Петербургский городовой», «Петербургский приказчик», «Петербургская барышня» и так далее. Владимир Игнатьев продолжает эту традицию в новом тысячелетии, снимая пешеходов, укрывшихся под зонтами от неизбывных наших дождей, или клубных «круглосуточных тусовщиков», превратившихся за последние годы в отдельную социальную прослойку. На его фотографиях каждый безошибочно сможет распознать «своих» среди совершенно незнакомых и вроде бы совершенно заурядных персонажей. Этот эффект узнавания, самоидентификации в подсмотренных обстоятельствах, возможно, и есть самая главная «фишка» авторского метода фотографа Игнатьева. А разлитая в его кадрах зыбкость, намеренная «призрачность» изображения, диктуемая, впрочем, самим вечнотуманным петербургским воздухом, придаёт Володиным фото какого-то дополнительного, изысканного шарма.
Конечно, Владимир Игнатьев – ещё не волшебник, а только учится. Среди корифеев питерской школы художественной фотографии, таких как Александр Китаев, Борис Кудряков, Борис Смелов или Андрей Чежин, отыскать свою собственную, отдельную нишу, а ещё точнее – завоевать её, – задача Олимпийского порядка. Для того, чтобы просто поставить её для себя, нужны немалая смелость и хорошая спортивная наглость. Ну, а для того, чтоб выполнить, прежде всего, нужен талант. Володя Игнатьев, изо дня в день с упорством маньяка снимающий и на цифру, и на винтажную чёрно-белую плёнку свои призраки и фантомы петербургской реальности, имеет все шансы эту вожделенную «собственную нишу» выгородить. Получится ли, – время покажет… А пока вглядимся вместе с автором в такую знакомую и такую ошеломительную обыденность сегодняшнего Петербурга.

Дмитрий Генералов
Сентябрь 2010