Смерти не будет продолжение-2

- Пусти! Мне  в  туалет  надо!
- Стоять, сучка! – Как  ни  бежала, задыхаясь, к  себе, точно  гонимая  кошка  на  чердак – поймал  на  лестнице, вывернул  руку. А  дом  точно  вымер - ни  Тани, ни  шофера, даже  Сладкой  Ребенки  не  слышно. – Где  была?
- Пусти! – боднула  в живот, рванулась  к  себе, в  свою  келью, муж  встал  на пороге,  загородив  вход  и  выход.
- Я  спрашиваю – ты  где  была?  На  посту отмечено – в  11.32  уехала.  Думала, раз  машины  нет,   я  ничего  не  замечу? Отвечай, где  была?
-  Я  по  делам.  Честное  слово …
- Нюха, не  смеши. – Он  сел  в  прогнувшееся  под  ним  мягкое  кресло. – У  тебя – и  дела??? В  городе? Ну, какие?
- Я  к  архитектору  ездила.
- Че-го?
- Дом  для  Насти! Должна  же  я  что-то  сделать  для  неё, сама!   Ну, я  и  нашла … Он  молодой, очень  креативный. Говорят – гений. Вот! – Она  взяла  со  стола  прихваченный  в  прошлый  раз  в  конторе  каталог  персональной  выставки  в  ЦДА. –  Мне  нравится.
- Этот  вот  клоун  с трубкой? – палец  с  кольцом  ткнул  в  фото  на  первой  странице. – И  сколько  он  берет, этот  гений,  не  поинтересовалась?
- Нет … - Она  опустила  голову. – Забыла. Но  я  узнаю.
- Ну, да, это  ж  не  тебе  платить …за  это  вот  ***ло …  Это  – что?! А  вот  это? Дом, я  спрашиваю?
- Это  не  дом!  Тут  же  написано – композиция. Креос  номер  восемь.
- Та-ак, с  этим  гением  всё понятно. Дальше  смотреть  не  буду. Этим  вопросом  я  сам  займусь, не  твое  дело. Настя! Дочь, ха-ха!  Тебе    любой  предлог  нужен, чтоб  в  город  улизнуть  и  нажраться.
- А  ничего  другого  ты  не  можешь  представить? Может, у  меня  с  ним  роман?
- С  ним? Не-ееет. Тут  я  спокоен. Ты  себя  в  зеркале  видела? Год  рождения  ещё  помнишь? Нет, если хочешь  дом  от  этого  гения – я  не  против. Заработай  и  оплати. Я  тебе  не  мешал  всё, что  я  тебе  сдуру  надарил,  сдавать  в  скупку за  бесценок, а  потом  нажираться.
-А  почему – не  мешал? Ждал, когда  я  стану – такой, как  сейчас? Это  ведь  ты  мне, когда  слух  пропал  и  жить  не  хотелось, подливать  начал? Знал, что  я  слабая … не  остановлюсь …
- Не  знал, что  ты  дура. Нюха, прикинь, если  одна  останешься,  на  какой  день  околеешь  на  свалке  -   второй  или  третий?  Черный  мешок, братская  могила. Для  бомжей.
- Спасибо.  – Она  что  есть  силы  сцепила  пальцы. – Спасибо  большое …
- Пожалуйста. Улицы  мести  не  сможешь, в  грузчики  не  возьмут,  даже, по-моему,   читать  разучилась. Милостыню  никто  не  подаст, у тебя  вид  такой, что  пнуть  хочетя. Почку  не  продашь, проспиртована. Разве  что  скелет  для  науки -     всякие отклонения  изучать.
- Ещё  чучело  можно  набить … - сказала  она  сквозь  зубы.
- А  чего  набивать, ты  уже  готовое  чучело. В  зеркало  глянь. – Борис поднялся, снова  встал  в  дверях. – Ладно, я  есть  хочу. За  ужином  договорим …
- Я  не  буду. Я  спать  лягу …
- Я  сказал – за  ужином.
Он  взял  со  стола  каталог, свернул  в трубку.
- Борис,  зачем  ты  это  взял? Раз  тебе  не  нужно?
- Чего?
- Каталог  зачем  взял. Оставь  мне …
- А  мне  он  нужен. Жаль, бумага  жесткая. В гараже  ремонт, нужно  чем-то  пол застелить, будет  вместо  газет.
- Оставь,  дай  сюда! – Она  метнулась, хотела  вырвать  из  рук.
Борис  отбросил  её  на  пол. Спрятал  каталог  за  спину.
Она  снова  кинулась  на  него, ударила  в грудь кулаком.
- Ты  чего, тварь? Бешеная? Белая  горячка? Татьяна! Звони …
- Я  говорю, отдай… - Она  извернулась,  по-собачьи  укусила  руку, сквозь  пиджак. Схватила  каталог, прижала  к  животу. Потом  легла  на  кровать, закрывая  собой, сжавшись  в  комочек.
Он  подошел  к  кровати. Стал, покачиваясь.
 Навис.

- Ну, цы-ы-ырк.
Вынул  из  кармана  айфон, установил  опцию.
 Прицелился, сделал  фото.
Поднес  ей  экран  к  самому  носу.
- Смотри  на  себя, красава. Какая  женщина, ва-ах-х … Нюха, любой  нормальный  мужик  бы  тебя  уже  сдал. Я  ещё  потерплю. Да  не  прячь  ты  его, на  ***  мне  это  нужно. Или  ты  чего …это  самое? В  клоуна? Мечтаешь  у  клоуна  отсосать? Да  не  даст  он  тебе  свой  хуй, не  надейся. Да  ты  же  его  и  не  увидишь, гы-ы-ы, я  забыл. Нюха, дай  мне  фото, пожалуйста.  Взгляну  ещё  раз  на  уёбка. Кому  сказал …

Если  я  больна – он  тоже. Это  что, норма?
Вытащил  каталог, выдернул, не  удержала -  зачем  рвать? На  две  части  разодрал, зачем  потом  на  четыре?
Зачем  потом  на  клочки?
Зачем  потом  топтаться  на  них – точно  бьет  чечетку…

- Это  тебя  сейчас  снимать  надо, член …  Московской  областной  Думы. За  такой  кадр  любой  папарацци  удавится.
- Всё  порвал? На …   Дрочи  теперь.
Белые  клочки  разлетелись  по  комнате – по  столу, по  кровати …
- Вот  так. Можешь  собрать  и  похоронить … Останки  клоуна.
- Это  ты сейчас – клоун. Нет, хуже … Ты  просто  дурак.


- Ма-а-а-м, ты  чего, чего? Плачешь?
- Нет. Я  простудилась. Нос течет …
-  Ма-ам, иди  кушать! Я  без  тебя  не  пойду! Я  буду  с  тобой  в  комнате  сидеть…

Блять …

- Как  же  вы  меня  заебали …  Все …
- Не  вугайся!  Вугаться  нельзя! – Настя  подняла  палец. – Свадкая  ****ка  не  велит!

Опять  этот  бред…
Нет, она  все  же  чокнутая.
Двойное  наследство.

Она  спустилась  вниз, в  столовую. Муж там  уже  сидел, во  главе  пустого  стола.
С  газетой  в  руках.
Таня  его  обслуживала.
Напротив  была  плазма. Точно  аквариум.
В  нем  люди, как  рыбы, бились  об  стекло, открывали  рты.
Как  рыбы  в  сети.
Зачем  это  все?
Как  я  сюда  попала? Зачем?

- Я  маму  пъивела! Как  ты  пъосил! Сказала, что  без  неё  кушать  не  буду.

Как  же  все  меня …

- Мам, давай  поигваем! В  естован! Я  буду  тебе  служить …  Помнишь, мы  с  папой  были  в  естоване! Ты  что  хочешь  есть?
- Ничего.
- Как – ничего? Есть  салат! Есть  бъинчики! Есть  тефтельки … Чего  ты  любишь?
- Твоя  мама  не  любит  есть! – хмыкнул  отец. - Она  любит  пить …
- Пить? – Глаза  чуть  не  выкатились  из  орбит. Мокрые, как  у  мопса. – А  что  будешь  пить, молочко? Я  тебе  пъинесу!
- Оставь  меня  в  покое! – не  выдержала   она.
- Оставь  её  в  покое, Ребёнка, иди  ко  мне! – Борис  похлопал  себя  по  колену. Настя  обрадовалась, побежала, уселась, обхватив  за  жирную  шею  ручонками  в  розовых  перетяжках.
Что  из  неё  вырастет? Ясно,  что …
Киндер. Кюхе, Кирхен.
Ну  и  прекрасно.
Я-то  причем?
Или, наоборот – блять … Липнет  ко  всем – как  жвачка. И  к  мужикам  взрослым, на  колени.
- Пап, я  хочу  ещё  бъинчик … С  ваеньем …

Два  сладких  и  жирных  блина. Меня  бы  вырвало …

- Вместо  того чтоб  следить  что  я  пью, ты  бы  следил, что  она  ест! У  неё  уже  лишний  вес. Ей  сладкого  вообще  нельзя давать.   
- Че-го? Ребенка  на  диету? Это  ты  убить  её  хочешь, дистрофичка  сраная!  У  неё  нормальный  вес!
-  Нормальный? У  неё  руки  и  ноги  все  в  складках, и  вот  такое  брюхо! Щёки  из-за  ушей  торчат …
- Заткнись, тварь. Закрой  свою  поганую  пасть. Настя, не  слушай. У  неё  уже  мозги  растворились  в спирту.
- Это  пъавда, мам?  Я  така-а-а-я  товстая?
- ****ь, если ты  не закроешь  хайло, я  тебя  прикончу …   Своими  руками! Настя, иди  к  себе …
- Подожди. - Она  встала, подошла  к  дочери.  - Да, правда, правда! Ты  толстая, как  поросенок! Как  свинья! Над  тобою  все  дети  смеются! У  тебя  даже имени  нет! ****ка! Ни  девочка, ни  мальчик …

Глаза, огромные, круглые, с  длинными  загнутыми  ресницами глядели  на  неё  снизу  вверх.  Без  всякого  страха. Без  всякой  обиды.
С одним  удивленьем …
Приоткрылся  маленький  ротик  над  двойным  подбородком.

- Тупая  овца! Говорящая  сарделька! Пупс  резиновый!

Надо  остановиться. Такого  ещё  не  было.
Никогда …
«Если  я  подниму  руку, то  уже  не  остановлюсь. Буду  бить …   Бить… Бить…»
Настя   закрыла  лицо  ладошками. Потом  вырвалась  и побежала  к  двери.

- А  я  знаю  кто  ты!  Ты  не  мама! Мамы  здесь  нет! А  ты …  - Она  ткнула  пухлым  пальчиком  в  её  сторону. – Звая  ведьма!
- Тань, уведи  её! Запритесь  в  детской  пока! Всю  обслугу  сейчас  предупреди, пусть  по  комнатам  сидят.  Ну  всё, тварь, доигралась …

Она  побежала  вперед, как  гонимая  кошка  на  чердак. Чучело  лося  повернуло  голову.
Чучело  орла  взмахнула  крыльями.
Чучело  белочки  подмигнуло.

Поймал  её  на  лестнице, прижал  к  стене.
Потащил  вниз, за  шиворот, как  щенка  за  шкирку.
- Пусти … Пусти-и-и…
- Тварь, сейчас  встанешь  перед  ней  на  колени  и  попросишь  прощенья. А   ну  пошла !
Она  вырвалась. Упала.
Подогнал  пинком. Потащил  вперед – уже  не  за  шкирку, а  за  волосы.

- Пусти …  Не  буду …Н-не  бу-ду … Хоть  убей. Ты  умеешь …

Впихнул  её  в  комнату, швырнул, как   щенка  на  кровать.
- Сиди. Я  сейчас  приду.

Вытащил  ключ  из  двери  и  запер.
Что-то  новое.
Раньше  не  запирали…

Вернулся  через  полчаса, при  полном  параде.
 Волосы  приглажены, блестят. Галстук, костюм. Умылся, оделся.  Хорошо  пахнет –   дорогим  парфюмом  с  коньячной  нотой.  Не  как  она, из  горла, а  в  своем  кабинете  у  камина, мелкими  глоточками, с  лимоном  на  блюде.
  Все  ясно – в  ночное  собрался. А  он  ещё  ничего. Даже  влюбиться  можно. Особенно  когда  он  в  этом  костюме, синем  в  белую  полосу, скрывающем  живот. И  в  черной  рубашке.

Сел  в  офисное  кресло, у  стола  с  ноутбуком. Уставился  глазами-маслинами. Раньше-то  были  черносливины. Нет, правда, все-таки  красивый  смуглый  мужик  с  орлиным  профилем.
 Только, конечно, пуза  бы  поменьше.

- Ну, что? – не  выдержала  она. – Я  кролик, ты  удав? Дальше  чего?
- «Чаво» …- передразнил  он. – Совсем  деградируешь, Нюха. Скоро  хрюкать  начнешь ...
-  Это  все?
- Нет. Ты  провалила  срок. Контрольный  срок.
- И  что  засим – контрольный  выстрел?
- Нет. Ссылка. Ты  больше  здесь  жить  не  будешь. И  дочь  никогда  не  увидишь. Она  тебя  тоже.
- Ты  меня  отпускаешь? Так  просто  от  тебя  не  уходят …   Твой  помощник  бывший  хотел,  так  через  неделю  его  нашли. В  лесополосе. Зарезанного, как  зверь  на  бойне. Что, клиенты  бывшие  отдают  долги?
-  Нюха, ты  чаво?  Желтой  прессы  обчиталась?
- Я  ничего  уже  давно  не  читаю. А  она  о  тебе  пишет?  Пока  не  на  виду, делай, что  хочешь …    Раньше  хоть  избивать  у  дома  посылал, а  теперь … Над  трупом-то  зачем  издеваться, чтоб  на  маньяка  все  спихнуть?
- Ага, пошел  по  трупам, убираю  свидетелей. Это  ты была  на  виду – когда  голая  по  поселку  бегала  под  дождем. И  когда  в  центре  Москвы  валялась  на  бульваре.  И  когда  при  людях  обоссалась. Все  знают, что  ты  мой  крест. Не  бросаю. Терплю  ради  дочери. Жалеют. Уважают. Так  что  ***вый  ты  свидетель …   На  этой  неделе  поменяешь  квартиру.
- А-а, все-таки  в  дурку  упрячешь …
- Не  в  дурку, дура, а  в  хорошую  лечебницу. Я  не  зверь, как  в  гостинице  будешь  жить. А  станешь  вести  хорошо – отправлю  куда  подальше. В Швейцарию. Или  Швецию.
- Борис, не  надо… Я  не  хочу. Пожалуйста. Отпусти  к маме, и  все.
- Мама  твоя  в  Питере, в квартире, которую  я  для неё купил. Живет  и  на  тебя  не  нарадуется. Ты  хоть  ей  не  разбивай  эту  сказку.
-Да, думаю,  и  в  самом  деле, не  стоит.
- Я  до последнего  терпел. Сегодня  понял – Насте  с  тобой  быть  опасно. Ты  её  сегодня  на  всю  жизнь  покалечила.
- И  что ты  ей  скажешь, когда  обо  мне  спрашивать  будешь?
- Что  мамочка  твоя  бо-бо. И  попала  в больницу. Ходить  к  ней  нельзя, она  заразная. А  потом  сдохла. На  небо  ушла. И  смотрит  на  тебя  с  небес, вместе  с  ангелами. Ей  так, правда, лучше  будет. Я  ещё  могилку  тебе  сделаю. Пустую. Чтоб  навещать.
- И  когда, интересно?
- Скоро. А  пока – живешь  под  надзором. Кушать, какать, писать – все  по  звонку. Кстати, учти – я  все  режущее – колющее  убрал. Медикаменты  тоже. Со  второго  этажа  не  разобьешься.  Так  что  не  мечтай, не получится. Можешь  голодовку  объявить. Транспортабельней  будешь. Нюх,  если  без  шуток, это  для  тебя  единственный  выход. Что  тебя  ещё  в  жизни  может  ждать? Талант  твой  пропал,  ты  его  давно  пропила …
- Неправда. Я  поэтому  стала пить …
- Ой, не  ****и, не  надо. Мать  далеко, ни  друзей,  не  подруг. Их  и  раньше  не  было. У  тебя  вообще  в  жизни  никого. Сегодня  дочь  была, а  теперь  и  её  нет. И  раньше  ничего  не  умела, а  теперь, на  всем  готовом, не  сможешь  и  спички  зажечь. Любить  никого  не  можешь.
- А  ты -  можешь?
- Короче, готовься. Я  терпел. Всё. Могу, кстати, договориться, чтобы  тебе  там  позволяли… так, понемногу. Это  ж  единственное, что  тебя  в  жизни  греет. Платить  буду, я  не  жадный.
- Хорошо. Только, когда  колоть  будут – пусть  лучше  сразу  усыпят. Как  собаку. И  дело  с  концом. Овощем  делать  не  надо …
- А  что  тебя  делать, ты  и  так  овощ. Гнилая  редиска. Ну  все, я  пойду. Ключ  в  кармане. Утром  отопру.
- Погоди … Мне  в  туалет  надо!
- Раньше  говорить  надо  было. Некогда  мне. Поссы  в  одеяло, Таня  постирает. В  дверь  не  стучи, никто  не  откроет.
- Что, женский  концлагерь  на  дому?
- Да, в  бараке  на  голых  досках. Я  же  убийца.
- Я  тебе  другой  вариант  предлагаю. Зачем  столько  хлопот? Пристрели  меня  из  бесшумного, и  всё …  Закопай  и  скажи, что  пропала. Я, правда, сама  уйти  хотела …
- Заявление  же  делать  придется, полицию  принимать … На  ***  мне  этот  геморрой? У  меня  и  так  столько  дел …
- Ах  да, скоро  вы-ы-ы-боры …
- Всё, хватит. Надоело. – Он  встал, подошел  к  двери.
- В  ночное, да?
- Тебе  этого  не  понять.
- А  кому? Твоей  пиар-службе? Слушай, женись  на  ней,  а   меня  отпусти. Она  красивая, молодая, на  тебя  похожа, вы  хорошо  вместе  смотритесь. Будет  тебе соратница  и  боевая  подруга. Какой  с  меня  прок?  Я  ничего  не  потребую, уйду  и  все. Хоть  бы  и  сдохну – не  всё  ли  тебе  равно … Или  ты  меня  ещё  любишь, что  ли?
- Чтоб  ты  потом  за  бутылку  водки  дерьмом  торговала? Какой  я  садист, да  ещё  убийца? Им  только  палец  покажи …
- Борис, прости, а  кто  о  тебе  пишет? «Подмосковная  правда». Были  съемки  по  московской  программе. И  всё … Или  я  что  пропустила?
- Пока. Скоро  всё  будет  по-другому. Очень  скоро. И  ты  мне, тварь …
- Тебя  там, часом, не  в  президенты  готовят? 
 - Ну  все, надоело. С  овощем  разговаривать …

В  двери  повернулся  ключ.
Сколько  сейчас  времени?
Телефон  показывал  без  пятнадцати  девять.
 Всего-навсего.  А  думала – уже  утро.
Она  достала  из  ящика  стола  записную  книжку. Так  и  не  научилась …
Вбивать  номера  в  телефон. Отправлять  эсэмэски  и  емейлы. 
Разумеется, адресат  недоступен. В  такую-то  пору …
Гудок …
 Ещё  один …  Третий … Четвертый.  Пятый …
Ещё  один, и  можно  отбой.

- Контора  Р-раевского! Слушаю!
- Алло. Лев  Сергеевич …
- Ань, это  ты, что  ли?!
-  Лев  Сергеевич. Я  сегодня  вела  себя  очень  глупо. Хочу  у  вас  прощенья  попросить.
- Ань, ты  что, бухая  опять? Или  ещё  обкурилась?
- Я  хочу  сказать…   В  общем, заказа  не  будет. Вы  нам  не  подходите. И  ещё – я  скоро  уеду … далеко… очень  далеко. Дальше  некуда. Лев  Сергеевич, не  поминайте  лихом …
- Ань! Я  не  понял, что  ты сейчас  за  ***ню  несешь … Ты  где?
- Дома. Не  поминайте  лихом …   И  ещё – я  вам  желаю  удачи … Я  вам  желаю  удачи  … Я  вам  желаю …

Гудки. Короткие.
Все  понятно … Юлечка  за  спиной. Руки  положила  на  плечи. Широкие.
 Или  ладонью  закрыла  глаза.
Как  у  Бельмондо – серые, вкось, углами  вниз.
Ну  и  ладно …

Заснуть  и  забыться. Забыться  и  заснуть.
Надо  найти  что-то  острое. Гвоздь … Откуда  тут  гвозди?
Окно  не  разобьешь. Стеклопакет …
Можно  просто  руку  себе  прокусить. Под  одеялом …
А  что, может  получится? Только  не  сейчас …
Не  сегодня….

Она  открыла  одежный  шкаф, достала  с  верхней  полки  плюшевого  медведя – подняла  над  собой, глядя  ему  прямо  в  глаза.
Медведь  был  живой, не  чучело.
Коричневый, с  истрепавшимся  ухом, с  глазами, как  пуговицы.
Купленный  много  лет  в  Ленинграде, в  магазине  игрушек.
Медведь  сидел  на  рояле, когда  она  играла  гаммы.
Медведь  сторожил  на  кровати  в  гостинице. И  в  уборной, во  время  концерта.
Медведь  объездил  с  нею  весь  мир. Рим, Токио, Нью-Йорк, Варшава.
В  Париже  не  пришлось  побывать. И  уже  не  придется.
Ну  и  ладно … Бог  с  ним, с  Парижем.
Она  села  на  кровать, уткнулась  медведю  в  мягкое  брюхо.
С  большим  белым  пятном, соленым  по  краям. Соль  даже  осыпалась, если  поскрести  ногтем.
Потом  легла  на  кровать, не  раздеваясь, поджав  ноги, с  медведем  в  обнимку.


Будильник  звонил, как  бешеный, над  самым  ухом.
Вставать? Куда …и  зачем …
Нет, это  сотовый.
- А…лло?
- Анька? Ты - живая?
- Д-да …
- Так. Ты – где?
- Дома …
- Ты  там  плела  какую-то  ***ню, я  ни  хера  не  понял! Что  случилось?
- Ничего. Всё …в  порядке …
- Погоди! Я  сейчас  подъезжаю …
- Ку-да?
- Да  проснись  ты! Я  сейчас  на  Можайке. Въезжаю  сбоку  в  ваш  поселок. Встану  у  КПП, не  хочу  светиться. Ты  одна?
- Да …
- Муж  твой где? Спит?
- Нет, он  уехал. До  утра.
- Это  хорошо. Та-ак. Собирай  вещи …
- Какие  вещи?
- Самое  необходимое. Паспорт! Страховку. Деньги  можешь  не  брать. Спускайся, и  беги  на  выход. Я  уже  по  Немчиновке  еду, сейчас  вырулю  на  шоссе.

Она  вскочила, раскрыла  шкаф.
 Достала  сумку  через  плечо. Паспорт  был  там, заграничный  тоже, страховки  не  надо, зачем …
Переоделась  в  майку, джинсы  и  джинсовый  пиджак.
 Сняла  с  вешалки  платье – сиреневое, когда-то  очень  ей  шло, теперь  болтается  на  костях, как  на  вешалке.
 Туфли  на  каблуке. Летний  сарафан. Ещё  брюки, капри.
 Карандаш, обломанный, для  подводки, валялся  в  ящичке. Зеркала  не  было  под  рукой. И  в  комнате. Сунула  в  сумочку  карандаш  и  помаду.
 Да, белье. Лифчик  и  трусики – застиранные, без  затей. Лучше  ничего  не  было. Положить  не  во  что, сумки  никакой – сняла  простыню, сгребла  все  туда, завязала  в  узел.
Немного  подумав, развязала, сверху  положив  медведя.
С  пола  зазвонил  сотовый.

- Ань, я  уже  подъезжаю. Ты  мою  тачку  помнишь. Стану  за  десять  метров  от  КПП. Сигналить, думаю, не  стоит, и  так  найдешь …
- Да!!! Сейчас, подожди  минутку …

Сумку  через  плечо, узел  в  руках, дернула  за  ручку …
Забыла.
Меня  же  за-перли.
Окно  не  поддавалось. Вначале.
Р-раз … Два-а …
В  комнату  бурно  ворвался  ветер, влажный, точно  с  моря …
Даже  как  будто  чайки   кричали  над  водами…
Откуда  тут  чайки?
Второй  этаж …  Внизу – трава. Просто - трава. Трава  у  дома …
Больше  ничего.
Она  встала  на  подоконник, выставив  перед  собой  узел  с  увязанными  туда  сумочкой  и  тряпьем.
Высоковато.
А – что  ещё  делать????????
Удар  пришелся  на  локоть. И  одно  колено.
Но, кажется, ничего  не  сломалось.
И  она  бежала, бежала, бежала, теряя  тапки  на  ходу, как  внутренности  из  раны,  запихивая  тряпье  в  развязывающийся узел, по  аллее, мимо  соседских  домов, мимо  лающих  собак, кустов  с  розами…
Чуть  помедлила, прежде  чем  перейти  границу.
Сделала  глубокий  вдох. Дежурный  в  стеклянной  будке, приподнялся  с   места. Она  ему  помахала  рукой, даже  улыбнулась – мол, ничего  особенного.
И  побежала – несмотря  на  растерянный  свисток  за  спиной.

К  машине  с  откидным  верхом.

Белый  «форд-фокус», в  которой  сидел  за  рулем  шикарный  мэн  из  французского  кино.
Черно-белого, старой  «новой  волны». При  всем  параде.
В  замшевом  полупальто.
В  клетчатой   кепке, надвинутой  на  глаза.
С  трубкой  в  зубах.
Вынул  трубку  и  улыбнулся  ей, как  в  кино, растянув  губы  до ушей.
Махнул  ей  рукой, открыл  дверь.
 
Она  трюхнулась  рядом,  еле  впихнув  на  колени  узел  с  барахлом.
Дернула  ручку.
Дверь  не  закрывалась. Как  всегда.

Лёва  потянул  ручку, закрыл  дверь.  Помог  перебросить  узел  на  заднее  сиденье.
- Ну, чего, моя  хорошая? Погони  нету?
-  Нет …  Пока.

Машина  тронулась  вниз, к  поселку, дачному.
 Старые  дачи, построенные  ещё  до  войны, дома  с  наличниками. Ели  и  сосны. Собаки  перелаивались  друг  с  другом.
Свистнуло, пронеслась  электричка, остановилась  на  станции.

-  А  почему  ты …приехал?
- Ну, я  понял, что  ты  опять  набухалась, поругалась  с  любимым  мужем, и  сейчас  пойдешь  в  ванну  топиться, с  бритвой  в  руке. Или  нажрешься  снотворного. И  найдут  тебя  утром, Не  сегодня, так  завтра. Или  послезавтра.  И   решил  тебя  отсюда  забрать.
- Куда?
- Вначале – к  себе. А  там - посмотрим.
- А  почему?
- Ну …если  бы  при  мне  кошка  тонула  или  собака, я  бы  тоже  полез  спасать. Ань, пристегнись Мы  на  шоссе  выезжаем …Я  сейчас  скорость  прибавлю.
 
Она  чуть  не  вскрикнула – только  ветер  в  ушах  засвистел.
Полет, ночной, над  березовой  рощей, над  спальным  районом, над  пустым  и  спящим  сейчас  кубом  «Ашана», над  автостоянкой, над …
Над  крышами  спальных  коробок…
 Над  полем! Над  лесом!
Как  там, у  Булгакова -  «Невидима  и  свободна»!
Невидима!
И  свободна!
Избавитель  сидел  рядом, стиснув  челюсти, так  что  ямка  на  крепком  подбородке  казалась  глубже. Кепка  съехала  на  бок, на  глаза  упал  рыжий  вихор. Взгляд  в  зеркальце  был  отчаянным, лихим. Снова  вспомнился  лейтенант  Лёнька.

- Ань, а  что  у тебя  руки  в  земле?  И  на  щеке  полоса … Ты  носом, что  ли, землю  рыла?
- Я  с  балкона  прыгала, - призналась она, нечаянно  шмыгнув  носом. – Второй  этаж.
- А  ты, однако, романтическая  натура!
- А  ты – нет? Не  романтик?
- Сама  знаешь, что  циник. – Он  снял  кепку, положил  на  колени, тряхнул  головой, чтоб  расправились  вихры.
-  Ну, да, - кивнула  она. – А  ещё  ты …
- Вот  именно. Кстати, я  остановлю  сейчас, мне  выйти  надо …
- Что, опять  понос?
- Нет …  Пописаю. Пока  в  город  не  въехали. Я  в  лесочек  зайду  у  дороги …
- Нет! – Получилось  слишком  громко.- Не  надо  далеко. Мало  ли  что …
 Встань  рядом, чтоб  я  тебя  видела.
- Вот  не  знал, что  ты  извращенка! К  вашему  сведению, однажды  был  невооруженный  конфликт  с  четырьмя  обкуренными  арабами. За  девушку, типа, вступился. Счет  вышел  в  мою  пользу. Правда, я  тогда  был  горячий  и  молодой. Сейчас  не  такой  молодой, но  ещё  не  успел  остыть. Ну, ладно, встану  спиной  к  шоссе. Любуйся, если  хочешь …

Он  открыл  дверцу, занес  ногу  в  блестящем  узком  ботинке  на  асфальт. Дверца  захлопнулась.
Она  смотрела  как  он  удаляется, этой  своей  походочкой.
Остановился, у  края  дороги – чтоб  ботиночки  не  запачкать.
Дальше  смотреть  не  стала, хоть  очень  хотелось. Закрыла  глаза. Руками. И  ещё  зажмурилась.

- А  ты  всё-таки  извращенка, - Лёва  сел  на  водительское, достал  из  бардачка  упаковку  влажных  салфеток, тщательно  вытер  руки. – Что, правда, смотрела?
- Неееет… Честное  слово.
- А  чего  тогда  вся  красная?

Она  опустила  голову.
 Шоссе  было  почти  пустым.
 
-Ань, я  ещё  остановлю. Мне  позвонить  надо.
Она  хмуро  отвернулась.
 Мог  бы  сейчас  тоже  выйти.

- Юль, это  я.   В  общем, наша  с  тобой  Испания   отменяется. Да, можешь  билеты  сдавать!  Я  сейчас  еду, срочное  приглашенье  пришло! Да, вот  именно, опять  все  эти  мои  дурацкие  бьеннале-хреннале …  Нет, ты  не  поедешь  меня  провожать, потому  что  я  уже  подъезжаю  к  Шереметьево … И  звонить  не  надо, я  сам  позвоню. Если  будет  время. У  меня  его  нет. Не  знаю, когда  будет. Сейчас  точно  нет. Вот, уже  зовут  на  посадку.  А  вообще – зачем  тебе  рыжий  еврей  с  лошадиными  зубами, да  ещё  старше  почти  на  20  лет? Со  мною  нет  будущего. Никакого. И  не  может  быть.  Я  не  лучше  всех, я  очень  плохой. Нет, ну  не  надо …
 
Он  положил  айфон  в  карман.
И  насвистывая, взялся  за  руль.

- Зачем  же  так? Ещё  сделает  с  собой  что-нибудь …
- Ещё  ни  одна  не  сделала.
- Неотразимый, да? Герой -  любовник?
- Ты  чё, Ань, какой  я  герой … Я,  скорее  прекрасный  Квазимодо. Ань, вытри  щеку. Сейчас  к  посту  подъезжаем. И  сделай  нормальное  лицо …

Лейтенант  ГИБДД, молоденький, подошел, проверил  права.

За  окном  кончалась  ночь – теплая, с  тонким  новорожденным  месяцем.

- Мне  кажется, я  сто  лет  Москвы  не  видела. Как  будто  только  проснулась.  Какое  все  странное …
- А-а, ну  тогда  мы  с  тобой  по  центру  прокатимся. Пока  пробок  и  народу  нет. Я  верх  откину.

Книжкой-бабочкой  раскрылся  СЭВ.
Проехали  Новый  Арбат – весь  в  огнях.
Теплый  ветер  дохнул  в  лицо.
Сво-бооооо-да !!!

- А  куда  мы  едем? На  Цветной?
- Не-ет, там  моё  бюро, а  мы  едем  ко  мне  домой. На  второй  квартире  ещё  ремонт.

Кремль  показался  издалека – такой, как  в  детстве. Он  изменился  меньше  всех.
Проехали  Пашков  дом, въехали  на  мост.

- Ань, ты  что  там  шепчешь?
- Я  думала, я  кричу. Невидима – и  свободна … Я  сейчас, как  Маргарита, лечу  на  метле. Только  она  голая  над  Москвой  летела … 
- Ты  какая-то  странная … Точно  вообще  жизни  не  знаешь. Я  таких  ещё  не  видел
- Не  знаю! И  знать  не  хочу. 

Они  подъехали  к  знакомому  серому  дому, раскинувшемуся  в  полквартала  на  другой  стороне  реки.
Тот  самый, знаменитый, хранящий  память  о  бессонных  окнах,  ночных  стуках, шагах  по  лестнице  под  конвоем, отъезжающих  в  ночь  «воронках».
Лёва  припарковал  «Форд»  во  дворе, под  окнами.

- Приехали … Чего  сидишь?
Она  вылезла  из  машины, задом, вытянула  узел  с  заднего  сиденья. Лёва  запер  машину  на  ключ, пошел  вперед, к  подъезду, набрал  код.
Дверь  открылась. Он  пропустил  её  вперед.
Место  консьержки  было  пустым. Лифт  подъехал, впустил, довез  до  последнего  этажа.
До  двери, обитой  красным, с  золоченой  ручкой.
- Входи, - он  прошел  первым, включил  свет. Кепочку  положил  на  комод  в  прихожей.

Оранжевые  стены. Желтый  потолок.  Коричневый  пол. Ничего  лишнего. Тот  самый … как  его … уютный  минимализм.
В  комнате  было  две  оранжевых  стены  и  две  белых. Вторая  была  чем-то  вроде  ватманского  листа, исписанная, расчерченная  набросками, рисунками, даже  отпечатками  рук. В  углу, на  возвышении – рабочий  стол  с  кульманом. Напротив, у  окна - круглая  кровать  со  стеганым  покрывалом.

- Ты  здесь  снимаешь?
- Нет, я  её  купил. И  переделал. И  перестроил  немного. Здесь  четыре  комнаты, я  стену  снес, сделал  две, вроде  квартира-студия … Спальня  и  кабинет.  На  хера  мне  четыре  комнаты?
- Нехило  живет  простой  советский  архитектор. А  вторая  где?
- Вторая  на  Усачевке. Ещё  третья  есть, тоже  студия, маленькая  совсем.
- А  на …
- На  какие  шиши? Ну, у  меня  заказов  много. Ещё  бизнес  маленький, строительный, с  другом  на  пару. А  ещё  я  лекции  читаю. Не  только  здесь, но  и  за  бугром. Ань, если  ты  собралась  на  чердак  к  нищему  гению, то  опоздала  лет  на  десять. Сейчас – никакой  романтики. Я  -  рыжий,  модный, успешный, заказов  куча, девушки  любят, на  шею, ****ь, вешаются, молодая  поросль  боготворит. Полмира  объездил – нет, больше, и  ещё  хочу …
- По-нятно. – Она  положила, наконец, на  пол  свой  узел, подошла  поближе. Он  уже  снял  жилетку, повесил  аккуратно  на  стул, оставшись  в  белой  рубашке. – Яйца  прошли?
- Что?
-  Не  болят  больше? Ты  днем, вроде  жаловался …
- Вроде  не  болят …
- И  понос  не  мучает?
- Сплюнь  три  раза!
- Тогда … - она  подошла  ещё  ближе, - я  забыла, как  это  ты  говоришь …
- Йобнуться. Что, прямо  сейчас? Мне  же, хотя бы, помыться  надо …  И  чаю выпить  с  бутербродом.  Я  же  гнал, как  бешеный!
- Хорошо. Я  подожду. Да, помыться  мне  тоже  надо.
- Иди  в  джакузи. Халат  не  взяла? Хм-м-м  …  Возьми  там, в  шкафу  мою  рубашку, любую. Какая  понравится …
- Хорошо. – Она  открыла  шкаф, коричневый, на  пол-комнаты. – Здесь  их  … Ой, не  могу… Здесь  их  целый  склад. Пиджаков, по-моему,  сотня. А  га-алстуков …
- Да  ну  тебя …- Он  смутился, покраснел  по-рыжему, красной  стала  даже  шея.- Иди  мойся. И  в  койку. Можешь  белье  поменять.
- А  кто  здесь  спал – Юля?
- Нет. Я  через  день  меняю. Только  я, честное  слово.
- Тогда  не  буду. – Она  откинула  покрывала. – Никогда  не  спала  на  шелковом  белье. Лёвочка, да  ты  метросексуал  какой-то …
- Я  визуал. Люблю  красивое. В  любом  виде. Хоть  сам, как  видишь, не  Аполлон.
- А  что  - Аполлон, он  мраморный. А  ты  ещё  не  остыл.- Она  сняла  с  вешалки  рубашку – белую, в  синюю  полоску. – Да  и  я  тоже – не  Афродита …

Она вспомнила  про  узел  в  прихожей, развязала, стала  расправлять  вещи  и  складывать  их  на  стул.

- Можешь  пока  в  шкаф  ко  мне  повесить.
- А  там  места  нет, по-моему.
- Ладно, - он  открыл  шкаф, заглянул. – Придумаем  что-нибудь. Ань, кто  так  вещи  мнет? Можно  было  хотя  бы  в  чемодан  уложить …  А  это – от  дочки  на  память?
- Нет, ты  что! – возмутилась  она.- Это  мой! Знаешь, сколько  ему  лет?
- А  тебе – сколько?
- Это  вы  уже  спрашивали. А  теперь  хамите … парниша.
- Ну, ладно, медведь, так  медведь. – Он  взял  его  в руки, поднял  над  собой, посадил  на  кровать. - Он, кстати, на  тебя  очень  похож. Прямо  одно  лицо …
- Что,  больше  не  с  кем  меня  сравнить?
- А  с  кем  тебя  сравнивать, с  Анджелиной  Джоли?

Она молча  сняла  джинсы  и  майку  через  голову. Осталась  как  была, в лифчике  и  плавках. Накинула  рубашку, стала  медленно  её  застегивать.

- Полотенце  у  тебя  есть?
- Погоди, Анька. Знаешь, что? Не  надо  в  ванну!
- А  что?
- А  то, что я  не  могу  смотреть  на  тебя  в  этой  рубашке, у  меня  сейчас  ***  треснет. Быстро, ложись.   А  то  я  сейчас  йобну  твоего  медведя!



     - Только  в  рот  его  не  бери. Он  у  тебя  не  рабочий. И  не  для  такого  размера.
     - Нет, я  только  его  ещё  раз  поцелую.
     - Ты  его  ещё  к  сердцу  прижми.
                Так  она  и  сделала.
 
Потом    перевернулась  на  спину, и  запрокинула  голову  к  потолку.
- А  тебе  точно, понравилось? А  то  я  устал  сегодня …

    Она  кивнула.
Кровать  летела, летела  голова, весь  мир  летел.

-  А  голый  ты  очень  красивый, почти  Аполлон. Ты  что,  в  спорт-клуб  ходишь, мускулы  качаешь?
-   На  ***  мне  время  терять? Я  просто  кушать  не  очень  люблю. Не  то  бы  давно  уже  разнесло  от  сидячей  работы.
 
Она  уткнулась  в  мускулистое, без  единой  жиринки  плечо, потянула  носом. Пахло – от  волос – дорогим  трубочным  табаком. А  кожа – точно  ствол  сосны, в  золотистых  стружках, нагретый  на  солнце.
 Это  все  рыжие, что  ли, так  пахнут?
     - Это  оттуда? Сюда  ранило? – она  пальцем  провела  по  извилине  у  правого  бока. – В  Чечне?
     - Нет, это  аппендицит. Гнойный. Но  резали  в  Чечне. В  военном  госпитале. Только  я  сбежал  оттуда, через  неделю – в  свою  бригаду.
    - Ты сумасшедший?!
    - А  на  ***  там  валяться? Ничего, обошлось. Ну, мне  двадцать  было, что  с  меня  взять. Боялся, что  вообще  тогда  комиссуют. И  потом – стыдно  было. Там  люди  с  настоящими  ранениями, а  я …
    - А  оттуда – есть  что-нибудь?
    - Вон  там, на  левой  ляжке. Осколком. Могло  быть  выше. Мне  вообще, повезло.
    - Погоди! Так  тебя  же  комиссовали  в  конце  концов …   По  ранению?
    - Всё, Ань, мы  эту  тему  закрыли. – Он  резко  приподнялся, сел  на  кровати. – И  вообще, хватит  меня  изучать, мне  уже  неловко. Ты  что, ***в  никогда  не  видела?
     - Пять  лет – не  видела. Даже  шесть. Дочь  на ЭКО  получилась.
     - Страдалица  ты  моя …- Он  погладил  её  по  голове, как  маленькую. – Ну, давай  ещё  раз. Последний. Ань, ты  видишь, какой  я  бледный? Ты  меня  уже … заебала …  А  мне  ещё  вставать  рано.
     - Куда  рано, и  так  уже  рассвет…
 
 Там, над  Москвой – рекой, над  кремлевскими  башнями, над  кирпичными  стенами, над  куполом  «Ударника», над  всею  Москвой  двенадцатого  года  занималось  утро.

    - Запомни: я  очень  поздно  ложусь. И  очень  рано  встаю. Каждый  день.