Я простил тебя, школа!
Прости нам наши шалости, непонимание и вредность! Тогда мы не осознавали, что делали тебе больно...
Ну а Вас, Софья Львовна, сильно потрепала война. Вы потеряли всех своих близких. Но мы-то этого не знали! Ваша ненависть к судьбе переносилась на нас, непонятливых.
Я стал «дебилом» и «тупорылым недоноском». В гневе Вы тащили меня за ухо, вместе с партой, чтобы вышвырнуть из класса. Помните? А я предложил Вам опереться свободной рукой об крышку, чтоб облегчить процесс. Вы послушались, и тут же получили сильнейший удар ручкой с пером. Перо пронзило Вашу ладонь насквозь. Вы взвыли не хуже пожарной сирены и отпустили моё горевшее огнём ухо. А Ваши, ещё секунду назад бешеные от злобы глаза, превратились вдруг в испуганные поросячьи глазки. Я прошу у них прощения, а в ответ готов простить Вас.
Простите меня!
Извини, математика, я не стал твоим. Любовь к тебе не всем даётся...
История древнего мира была снисходительней, но и она однажды взбрыкнула. Я не мог ответить на какие-то там вопросы (по причине неподготовленности к уроку), и Сергей Сергеевич влепил мне заслуженный «неуд». А потом оставил после уроков штудировать рабовладельческий строй. Тема показалась мне вполне актуальной. Педагог сидит напротив и занимается своими делами, а я, уподобленный рабу, должен читать, чем занимались люди в то гнусное и бесправное время. И, что самое обидное, протесты, бунты и восстания рабов жестоко подавлялись!
Идея возникла спонтанно.
- Ну, прочитал? – спросил педагог.
- Прочитал!
- Отвечай.
- Да как-то не зацепилось в голове. Что-то память сбой дала.
- Тогда читай ещё раз, но вслух и с выражением, - снисходительно изрёк Сергей Сергеевич.
С трагическими интонациями принца датского я выдал и про пирамиды, которые воздвигались рабами, и как они мучались с многотонными каменными блоками, и про гладиаторские бои. Про Спартака и его поражение...
- Ну, готов?
- Не... Что-то никак не укладывается...
С чертенятами в глазах я в упор смотрел на Сергея Сергеевича
- Ну что ж, читаем ещё раз!
И я читал ещё раз. И ещё. И снова с выражением. На пятом прогоне язык уже заплетался, но вдохновением служило лицо напротив. Оно, подобно хамелеону, меняло окрас. Синело, краснело, серело, белело... И ещё надувалось как воздушный шар.
По завершению злосчастной главы лицо, с надеждой во взоре, менторским тоном спросило:
- Ну? Теперь созрел?
Повисла мхатовская пауза. Я, предвидя неизбежность победы над рабовладельческим строем, поднялся во весь рост и, глядя в глаза угнетателю, процедил:
- Не дождётесь! У меня провал в памяти.
И шар лопнул!
- Во-о-о-о-он из класса!!! Без! Родителей! В школу! Ни ногой!! Ясно?!!
- Чего тут не ясного? Ясно, как божий день.
Победа свершилась, но радости не было. Долго ещё отзывался гнёт рабовладельческого строя на моей заднице!
Прости, Сергеевич, что история, к которой ты так трепетно относился, не пришлась мне по вкусу. Хотя, кое-какой интерес она у меня вызывала.
Есть песня «Сука – любовь». По ассоциации с ней у меня перед глазами возникает... физика. Преподавал нам её дядя ну очень строгих правил. Спортсмены и музыканты вызывали у него аллергию, и были внесены в список тупых и никчёмных людей. Поскольку я занимался в спортшколе и играл в оркестре на барабанах, то мой диагноз менялся в зависимости от настроения Валерия Николаевича. В начале недели он полагал, что весь мой ум уходит в ноги. К концу – что ноги здесь ни при чём, просто барабан имеет больше мозгов, чем тот, кто по нему стучит. И поделать с этим ничего нельзя, ибо сие есть диагноз, который не лечится!
Естественно, что моё отношение к физике было соответствующим. Прости, физика, ты не сука. Просто любовь наша пролетела мимо. «Кто виноват?» и «Что делать?» - не знаю. Но, всё равно, прости...
Литература!.. Привет, солнышко. Какая же ты красивая! Полная противоположность физике. Но - два сапога. Один – мрачный, другой – прозрачный... Странно, что они были мужем и женой. Пара? Не пара? Плюс и минус?
Плюс, конечно, она. И ударить лицом в грязь перед красавицей было стыдно. Да и период был благодатный – все много читали. А я, возможно, больше, чем все. И гораздо больше предусмотренного школьной программой. Поэтому контакт с педагогом был стопроцентным. Она мне нравилась, и я пытался сообразить, что же общего у неё с физикой? А, понятно – Галка! Их симпатичная доченька из нашего класса.
С литературой был полный порядок. До десятого класса. А там появился новый учитель – Григорий Михайлович. Ну, очень умный дяденька! Кандидат наук.
Ушёл от столичной жизни, чтобы сделать в глуши докторскую?
Он всё время что-то читал, записывал. Даже сидя на толчке умудрялся делать пометки в блокноте. Был чрезвычайно начитан, но предмет вёл скучно и пафосно. Без драйва. И, со своим кандидатским уровнем, по всем статьям проигрывал нашей предыдущей красавице.
В конце первой четверти писали сочинение. Одна из девчонок всполошилась – забыла конспект в коридоре. Я поднял руку и попросился выйти по нужде. Григорий Михайлович не разрешил. Я встал, вышел, нашёл конспект, вернулся, передал его по назначению и сел на место. С этого всё и началось!
Наш кандидат взял меня за шиворот и поволок к двери. На середине пути я воспротивился насилию. Учитель воспротивился протесту. Отпустив мой скособоченный воротник, он попятился – разбег! – и рванул ко мне для решающего пинка «вон из класса!» Проявив встречную сообразительность, я отскочил. Михалыч, по вектору инерции «к двери!», спотыкается об мою ногу и шмякается на живот. Не меняя курса, собственной головой распахивает дверь и торпедой вылетает в коридор.
Всё. Это и был мой приговор. Сочинение я так и не написал, а в четверти напротив любимой литературы красовалась единица. Допуск на урок был закрыт. Извинений кандидат не принимал. В конце учебного года встал вопрос: «Что делать?» Без аттестации предмета к выпускным экзаменам не подобраться. Директор школы, видать из жалости, созвал комиссию литераторов, и меня экзаменовали по всему материалу. С «хорошо» у сердца и в табеле прорываюсь к школьным выпускным. Напоследок опять пытаюсь принести извинения обиженному литератору, но, увы, меня отвергают.
А литература меня простила. Я дружил с ней и в институте, и потом, после... Да что там скрывать, мы дружим до сих пор. Мне кажется, это любовь.
Регина Фёдоровна оставила в моей душе тот же след, что и первая учительница. Она была очень умной и деликатной женщиной. Хотя, на наш взгляд, вела не очень «стильные» предметы. Алгебра, геометрия, тригонометрия. Но, надо отдать должное – она вытягивала даже самых отъявленных разгильдяев, причём, без оскорблений и обвинений. Мы, конечно же, были её головной болью. Пацаны все очень шустрые, хулиганистые, но зато спортивно-музыкальные. Девчонки, хоть и поспокойнее, но тянулись за нами. В результате класс оказался весьма толковым и талантливым. Будучи классным руководителем, Регина Фёдоровна взяла на себя роль амортизатора при конфликтах между нами и другими учителями. Дипломатия и такт медленно, но верно делали своё дело, и мы из гадких утят превратились в весьма приличных лебедей.
Я прошу прощения за все ошибки, шалости и юношеский максимализм. За то, что не смог полюбить точные науки. Искренне прошу тебя, школа: прости!
Я же тебя простил почти сразу, хоть ты об этом и не догадывалась...
Свидетельство о публикации №212100800073
Покаяние героя (тем более публичное) обязательно будет иметь вдохновляющий и исцеляющий эффект.Из личных наблюдений за жизнью-)
Саня, здравствуйте!
Мне очень понравилась рефлексия героя на заданную тему. И я горячо его приветствую.
Мои самые добрые пожелания,
Эрна Неизвестная 21.04.2024 08:57 Заявить о нарушении
С теплом и уважении – Саня Аксёнов.
Саня Аксёнов 22.04.2024 19:44 Заявить о нарушении