При дверях

   Есть странные дети, веселья и шума бегут, как заразы они, какая - то старчески - тихая дума туманит их ясные дни. Так сказал поэт, которым в молодости зачитывался юноша Владимир Ульянов. Хотя я не имею никого желания заниматься политикой или, скажем,  устраивать революции, пробуя испытанные на заре века рецепты, надо сказать, неважнецкие рецепты, рецепты - дрянь, Надсоном - грешил и я, и тоже в молодости. На свете не существует юношей с горящими или пусть даже с негорящими, вполне обыкновенными стандартными взорами, которые избежали бы влияния Надсона. Когда простым и нежным взором, ласкаешь ты меня, мой друг, необычайным цветным узором, земля и небо вспыхивают вдруг. Это слова, - совсем не отсюда, нездешние слова, и привожу я их только для того, чтобы доказать, и. в первую очередь, самому себе, что, всё сущее, неважно из области ли это искусства или какой – то иной, может быть, даже совершенно чуждой области, не только имеет склонность, а, просто объято неодолимой тягой к причудливому переплетению. Переплетаться, переплетаться, и ещё раз - переплетаться. Не знаю, кто это впервые произнёс, но человек этот - гений. Кто такие, эти странные дети? В мировой литературе, особенно в нашей литературе 19 – 20 века, таких странных детей, хоть отбавляй. Это и странные надсоновские дети, и тихие дети Триродова, да и многие другие. Для придания повествованию вещественной тяжести и некоторой энциклопедичности, назовём этих детей – не понятыми временем. Я обратил внимание на некоторую странность. Дети Надсона объяты старчески - тихой думой, дети Сологуба, просто тихи. Тихи, как пни, а может, и в гораздо большей степени. Что такое большая степень? Прошу записать градацию степеней. Живём в такое время, неровен час, глядишь, и отъехал. Мы теперь уходим понемногу. Градация степеней. Клинически тихи. Тихи неизбывно. Тихи так, что представить невозможно. Разумеется, существуют и другие типы тишины. Лунная, вакуумная,  предсмертная, праздничная, заочная, бесплатная, оплаченная заранее,  ну, и всякие иные. Все тиши описать не представляется возможным,  потому как тиши  имеют свойство скрещиваться, образуя новые виды, и ускользать  от классификаторов. Укорять их за это - глупо. Все мы стоим при дверях. И дети. И новоиспеченные революционеры. И лица, не занимающиеся вообще ничем. Есть у нас и такие замечательные прослойки населения. И хотя мы немножко удалены от Греции, но наш ассортимент, от такой разницы в расстояниях, ничуть не хуже. У нас есть всё, чем богата родина Секста Эмпирика, но только у нас в изобилии имеются такие штуковины, скажем, попробуешь раз, второй – не сможешь. Акрополь отдыхает. Кони бросишь. Навсегда перестанешь заниматься зарядкой. Вспомнилась песенка. Фашисты девчонку поймали, поймали и стали пытать, а нежные девичьи губы шептали, не выдам я, ( ..) вашу мать! Смейтесь, смейтесь, Господа, а непритязательная песенка эта, не что иное, как образец русского героизма. А вот посмотрел бы я на Вас, уважаемые сограждане, когда бы Вам представилась возможность, угодить в лапы фашистов, или реакционных негодяев грядущих времён. Не так бы запели. Небось, не сумели б проявить чудеса героизма. Потому как, кишка тонка. Не знаю, насколько тонка вышеупомянутая кишка, а нужно поговорить о том, о чём ещё не говорили. Нужно постараться вспомнить нечто такое, о чём, иные товарищи, чьи имена погружены в сиреневый туман забвения, крепко позабыли. Как будто этих титанов забывчивости, кипятком обварили, или ливанули  им в пищу, девяносто восьми процентный раствор сулемы. И поделом. Не будут в следующий раз так безответственно забываться. Я хорошо помню песню «Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне», помню устрашающие, мороз по коже дерёт, сходки куклуксклановцев из прогрессивных черно - белых американских кинокартин тех лет. Что означает выражение, тех лет? Это, так называемое, энное время, и кто хорошо помнит об энном времени, тому и карты в руки. В цыганском романсе, «Время изменится», с напева божественного Юрия Морфесси,  наивно утверждается, что, мол, время изменится, и, что,  всё, мол, будет если и не распрекрасно, то уж,  наверное, просто хорошо. Когда бы так. Помню и другую песенку военных лет. Песенку уличную, и по большому счёту, непечатную, тем не менее, хорошо передающую странную, нереальную, и в высшей степени, сюрреалистическую атмосферу того времени. Впрочем, судите сами. «Помню первый день войны, день мобилизации, и стояла ….. ты, у  канализации».  Говорят, нет пророка в своём отечестве. Вот уж неправда, так неправда. Ещё как есть. Сущая правда, что,  мы - странные дети, и, что, стоим при дверях, и что, Акрополь отдыхает. И почему – то, мне вспомнился случай, имеющий  прямое отношение к разгрому фашизма и неким чудотворным устройствам фирмы ПРЕСТО. Кто помнит послевоенные годы, датирую, это было до отмены карточек, до празднования 800 - лет Москвы. Словом, давно. В Белокаменной,  да и не только в ей, по мановению волшебной палочки, появились, неизвестно откуда взявшиеся  чудотворцы. Предприимчивые, как дьяволы,  и  работающие в поте рук и лица - на нужды мозолистого пролетариата, не успевшего придти в себя после кошмара 20 – века. Чем же занималось это товарищество? А вот чем. Неизвестно, где, видимо, в больницах и поликлиниках, по великому блату доставались старая ненужная рентгеновская, целлулоидная или что–то, в этом роде, -  плёнка, ласково именуемая в народе - «рёбра». С помощью заграничных аппаратов фирмы «Престо», братия неутомимых чудотворцев, трудившаяся исключительно под звон гранёных стаканов, буквально завалило советскую страну дивной  продукцией. Что такое «рёбра»? Это суррогатный эквивалент патефонной пластинки на 78 оборотов. Что мы могли услышать на «рёбрах»? Сразу не расскажешь. Отчего ж, не расскажешь? Вот как раз, сразу – то, и расскажешь. Какие редкие «рёбра» я имел удовольствие слушать? Разные. Помню пленительную песню в исполнении запевалы и странного хора. Песня эта, повидимому, была написана после разгрома фашистов под Сталинградом и, как  ни странно, текстом и мелодией убеждает и укрепляет нас в одном утверждении. РОССИЮ ГОЛЫМИ РУКАМИ НЕ ВОЗЬМЕШЬ. Запомнил один куплет. Запевала: Немцы, немцы, как Вам живётся в окопах Сталинграда? Странный хор уважительно вторит: (.ёво, .уёво). Это была одна из самых моих любимых песен. К сожалению, целиком текст - не помню. Кто сочинил, и кто исполнял – тоже. А жаль. Ребята были с юмором и сумели в нужное время достойно осветить достойный эпизод. Потом  эту пластиночку у меня увели. Не думаю, чтобы по идейным соображениям. Так. Под руку попалась. Не в диковинку была и такая запись. Около трёх минут - тихое шипение иглы по бороздкам записи. Энтузиасты с жадным нетерпением ожидают. Что же будет в конце? А в конце, некий испитой, но вполне вальяжный голос, с достоинством говорил: Хотите музыку?  …  Вам, а не музыку. Широко ходили и другие «рёбра». Пётр Лещенко - «Лещ», Вадим Козин - «Коза», Константин Сокольский - « Сокол», и другие симпатичные представители рентгеновского посольства. Но эти послы - из другой оперы      

Андрей Товмасян Акрибист

13 Сентября 2012 года