По его стихам я изучал природу

ПО ЕГО СТИХАМ Я ИЗУЧАЛ ПРИРОДУ

Однажды, ещё в дошкольные годы, мама знакомила меня с поэзией Некрасова:

Словно как мать над сыновней могилой,
Стонет кулик над равниной унылой.
Пахарь ли песню вдали запоёт –
Долгая песня за сердце берёт.

Новое для меня слово напоминало мне кулёк с семечками, и я спросил:
– Мама! А что такое «кулик»?
– Птичка такая с длинными ногами и длинным клювом . Вот поедешь летом с бабушкой в деревню – там её и увидишь где-нибудь возле болота. Есть даже пословица такая: «Всяк кулик в своём болоте велик».
Владимир Куликовский – поэт высоты и высокого оптимизма, поэт чистой совести и прямой дороги, ведущей вперёд против колючего ветра. В одном из своих стихотворений он обращается к самолёту и просит, чтобы этот самолёт поднял его в безбрежную небесную высь. Поэт сравнивает себя и с Икаром,летящим на крыльях слова, похожего на вечную тайну. Он дышит ароматами поля, любовью к жизни. Радость радуги сравнивает с тихим и простым абажуром. Он живёт весной Земля в его стихах смеётся от утренней позолоты, и поэт хочет, чтобы слово его рождало огонь в глазах читателей. В стихах его ощущается смелый собственный разум. Поэт мечтает о том, чтоб не сесть стихами на мель. Он воспевает золотистую херсонскую степь, плетёную изгородь сельских садов, знакомый с детства гул шмелей, лошадей, везущих телегу, бузину, вербу, старые дубы, яблоньку, которую взрастил своими собственными руками, готов приветствовать каждый стебелёк в поле. В одном стихотворении наливаются соками вишнёвые ягоды, стелется к ногам бархатный лист подорожника, мягким шелестом вдыхают акации. В другом стихотворении мы видим, как щедрой своей рукой весна и лето дарят нам чабрец, любисток, как цветут красные канны и голубые левкои. Я помню Володю Куликовского со школьных лет. Когда я знакомился с его поэтическим творчеством, мне представлялось, что по некоторым его строчкам можно изучать ботанику.
Однажды в стихах, демонстрирующих красочное разноцветье Украины и её нежнейшие тона, Владимир Куликовский упомянул среди разнообразнейшей флоры и канупер. Признаться, до чтения стихов Куликовского я не знал этого слова. Потом как-то раз нашёл у Гоголя: «Скажите по совести: слыхали ли вы когда-нибудь, чтобы яблоки пересыпали канупером?» Из словаря Даля и других справочников узнал,что растение это называют ещё и кануфером, и калуфером, и сарацинской мятой, и бальзамической пижмой, и садовым бальзамом, что ещё в древнейшие времёна оно хорошо было известно египтянам, грекам, римлянам. Растение это любил Пётр Первый и выписывал его для обустройства Летнего сада и Петергофа. Это лечебная трава семейства астровых с приятным запахом зубчатых по краю листьев. Эти благородные с пряным ароматом листья используют как приправу для маринадов, к рыбным продуктам, кондитерским изделиям, добавляют в квас. Растение это хорошо служит для ароматизации белья в шкафу, для отпугивания моли и мух в квартирах. Порошком из листьев посыпают места, где водятся тараканы. Кроме того, канупер используют и как лекарство: в народной медицине он известен как болеутоляющее средство. В случаях повреждения кожи (порезы, царапины, раны) листок прикладывают тыльным боком – и происходит быстрое восстановление кожи. А настойка канупера лечит желудочно-кишечные заболевания как средство от колик и спазм, устраняет головные боли. Это неприхотливое и интересное, но малораспространённое растение, по-моему, незаслуженно забыто, как бы отодвинуто в сторону. И спасибо поэту Владимиру Куликовскому, возродившему его в своих лирических стихах.
Владимир Куликовский – певец утра, которое плетёт шёлковые венки, трубадур утренней росы и голубого Днестра, солнечных весенних настроений сердца, майского утреннего солнца огненный крылатый луч которого,словно солнечный меч, рассеивая туман, рассекает все печали. Он пишет и о росных долинах, по которым бродят сентябрьские вечера, и о плывущем в небе синеоком владыке ночи – «месячище», и о ветре, разговаривающем на серебряном языке. Читатель слышит, как живое сердце Довбуша стучится в каменной глыбе карпатских гор. Синие вечера он называл теплоокими. Борода тумана падает земле на грудь. Родной город Балта в строчках его стихов обнимает Украину вишнёвыми руками. Поэт славит любовь, дарящую силу и вдохновение. Описывая одно из сёл на берегу Днепровского лимана,Куликовский как поэт-романтик использует знаменитый образ Александра Грина: там, где вербы прощаются с уходящим за горизонт солнечным днём, сентябрьский вечер сворачивает алые паруса заката.
В его поэзии раскрывается и ощущается смелый собственный разум. Стихи эти актуальны и сегодня, хотя написаны полстолетия назад. В своём «Послании к судьям», например, поэт говорит о том, что кому-то ещё не до конца верится в то, что уже ушла в небытие «эпоха усатого ирода» и обращает внимание на гневный голос народа, проклинающий новых Торвемад. Интересно, что это стихотворение перекликается с сонетом Дмитрия Павлычко «Когда кровавый умер Торквемада». Надо понимать, что этот сонет Павлычко и вдохновил Куликовского на бунтарские мотивы.

Вместе с тем, читая стихи Владимира Куликовского, нельзя не заметить, что это украинский поэт есенинского настроения, есенинской музыкальности стиха. Декламируя строки Куликовского

«Місяце північний, брате жовточолий,
Чом ти сумно світиш, наче серцем кволий?»,

невольно вспоминаешь есенинскую интонацию:

«Клён ты мой опавший, клён заленеденелый,
Что стоишь нагнувшись под метелью белой?»

Если у Есенина «отговорила роща золотая берёзовым весёлым языком», то у Куликовского «отговорила любовь языком безжалостным седин».
Думается, что это не бездумное подражание Есенину, а аллюзия – своеобразный художественный приём в качестве намёка на известные строки, и этот стилистический приём демонстрирует нам беззаветную любовь автора к высокой поэзии.
А завершить эти наброски хочется стихами, которые я посвящал когда-то Володе Куликовскому:

Снова вспомнились пылкие строки.
Отгремели, как грозы, года.
Он из Балты прямою дорогой
Против ветра шагает всегда.