Между Киевом и Минском...

        Ах, Гомель, чудный Гомель. Как заманчиво сияли огни ночного вокзала, отражаясь мерцанием звёзд в наших полных ожидания глазах. Поезд всё медленнее двигался вдоль перрона и каждый из нас, с всё большим трудом, гасил внутри священный трепет предвкушения. Ещё немного, совсем чуть-чуть и мы стремительным, неудержимым потоком, вольёмся в тебя, о дивный Гомель. Жемчужина Беларуси, город – чудо, город – сказка! Город, разбивший мне сердце…
                ***
Поезд наконец-то тронулся, и мы, счастливые, довольные жизнью, прощались с городом, высовывались в открытые окна, махали руками людям на перроне, что-то кричали. Итог всему подвёл Серега – высунувшись в окно так, что мне пришлось хватать его за пояс, иначе вывалился бы. Замахав обеими руками, крикнул:
- Киев! Было классно! Но нам надо дальше… бли-ин, ой-ё!!
Я таки втянул его внутрь, рывком, едва не порвав брюки, а он приложился затылком о верхний край рамы. Обернулся в мгновенье, готовый разорвать посягнувшего, в клочья. Наткнулся на мой, полный вселенской печали, кроткий взгляд, сконфуженно кашлянул, буркнул:
- Ну чё? За отъезд? – и тут же заорал во всё горло, чтоб стопроцентно услышали в соседнем купе, - Девки, давайте к нам!
Через десять минут, когда общими стараниями, в купе накрыт столик – колбаска, сыр, копчёная курочка, хлеб, в стаканах плескались «Три семёрки», и мы застыли в ожидании, Серёжка степенно встал. Поднял стакан и выдал общее мнение в виде тоста:
- Город-герой Киев – пока-пока. Город-герой Минск – мы уже едем…
Мы – это четверо мальчишек и столько же девчонок, решивших устроить себе, во время майских праздников, небольшое путешествие по союзным столицам. Если проще – мотнуться в Киев и Минск. Сказано – сделано…
                ***
        …Лена. Одноклассница. Бог ты мой, мы проучились вместе столько лет (десять, если уж быть точным), а я почти не замечал тебя. Дурнушка, гадкий утёнок, незрелый бутон, внезапно распустившийся прекрасным цветком. Высокая, длинноногая красавица. Рыжик с глазами, цвета летнего моря. Ах Лена, Лена – я был влюблён… И всем своим раненым сердцем надеялся на взаимность. Питал, так сказать, надежды. А почему нет? Я был красив как бог, стремителен как ветер. Обаяние и я – слова синонимы. Красноречив и убедителен настолько, что Цицерон, отобрав у Диогена бочку, и наполнив её водой, утопился бы от зависти. Что говорить – мне было шестнадцать, и мир вращался вокруг меня…
                ***
        Поезд стоит. За окном, чуть в стороне, вокзал. Андрюха, высунувшись в окно, пытается выяснить у курящего на перроне мужика, где мы собственно, ответ настолько же точен, насколько бесполезен:
- В поезде…
Андрей всовывается обратно, молча садится на полку. Взяв протянутый стакан, так же молча выпивает. На обескураженном лице отражение мыслительного процесса, осложнённого неслабой дозой алкоголя (к этому времени успели выпить и за покинутый Киев, и не один раз, и за Минск, сгорающий от нетерпения в ожидании нашего приезда, и за нас, всех вместе и каждого в отдельности). Вдруг лицо прямо таки расцветает. Ясно, найдено решение. Ответ, попросту должен повергнуть оппонента в ступор. Андрюха вновь высовывается в окно:
- Город… Я спрашиваю, что это за город?
- Чернигов…
- Чернигов? – удивлению Андрея нет предела, вернувшись, с круглыми от удивления глазами, сообщает нам, - Офигеть! Представляете, это Чернигов…
- Да ты что? – язва Наташка, как всегда сбивает на взлёте, враз убивая все порывы, - И что?
- А, за Чернигов! – спасает друга Серёга.
        Но я игнорирую, и его, и всех остальных. И, наверное, замечательный во всех отношениях, славный город Чернигов.  Уж простите, но Лена, вот уже полчаса, как обретается у меня на коленях. Тонкими пальчиками, ерошит мне волосы, другая рука, прорвавшись под рубашку, нежно опускается по моей груди, чуть запнувшись на забытом шраме. Моя ладонь скользит по прекрасным бёдрам, уткнувшись в шорты, тянется к застёжке. Другая, под блузкой, оглаживает вздрагивающую спину. Целую губы, глаза, милый носик. Склонившись, касаюсь губами ложбинки между полуобнажённых грудей. Она подаётся ко мне и на мгновение прикусывает мочку уха, затем шепчет:
        - Санечка, ах Санька, я…
        - Ну, вы в край офигели! – возглас Наташки на время отрывает нас друг от друга. Вся компания в возмущении смотрит на нас и Оля высказывает общее мнение:
        - Вы б в другое купе валили…
Мы не против, но остановлены возле выхода, хмурым голосом Лёшки:
        - Но не сразу, давайте, ещё немного посидите с нами…
        - Ладно, разве что совсем чуть-чуть, - улыбнувшись, говорит Лена, - Полчасика…
А за десять минут до Гомеля, закончился портвейн…
                ***
        Поезд, всё больше притормаживая, вползает на станцию. Мы вчетвером нервно курим в тамбуре. Мимо окна проплывает надпись – ГОМЕЛЬ. Наконец, заскрежетав и жутко дёрнувшись, состав замирает. Раздвинув нас, к дверям подходит хмурая проводница. Открывает, спускается на платформу. Андрей выглянув в открытую дверь, спрашивает:
- Ну, и чё делать будем?
- А я знаю? – огрызается за всех, Лёшка.
- Да я так… - начинает было Андрюха, и вдруг шарахается в сторону. По ступенькам поднимается мужик лет пятидесяти. Довольно колоритная личность – в фуфайке, кирзовых сапогах, на голове серая кепка, а в правой руке объёмный мешок. Глянув на нас с лёгким превосходством, вдруг заявляет:
- Добры вечар, хлопцы.
- Э-э, и вам того же, - я как всегда вежлив, но отпихнув меня в сторону, в так мило начинающуюся беседу, вторгается Серёжа:
        - Здравствуйте дядьку. А вы здешний? Из Гомеля, я имею в виду?
        - Дядьку, а дядьку, - дождавшись утвердительного кивка, продолжает Серёга, и в голосе его, печаль. В глазах тоска обречённости, - Где тут посреди ночи, по быстрому купить можно, чего-нибудь, эдакого… Не знаете, случаем?
        - Чаму не ведаю? Вядома ведаю. У Любки. У яё самагон выдатны, - мужик машет рукой в сторону хвоста поезда, - Вунь там яна бегае, у яё спытаеце…
        Мужик прошёл в вагон, а мы несколько секунд сверлим друг друга взглядами. Наконец Лёшка не выдерживает и выдаёт:
        - Ну чё? Сгоняем? Поезд ещё минут двадцать стоять будет. Успеем…
        - Успеем, - соглашается Андрей, - Только давайте, наверное, не все. Мы с Сашкой сходим, а вы с Лёхой на стопкране. На всякий пожарный. Ага?..
                ***
Запах у самогона был – ох мамочка родная, лучше б я не нюхал. А вот Лёшке понравился. Или может, он вид только делал? Но тем не менее, именно он и разлил это по стаканам. С преувеличенным энтузиазмом ухватил и поднял свой:
- Ну, давайте! За славный город Гомель и за бабу Любу, которая не дала нам провести остаток дороги в сожалениях, о бесцельно прожитом времени…
- Ой, ну и гадость, - шарахается в угол, оценившая аромат, Светка, - Я не смогу так. Надо запить чем-то…
- Айн момент, - Серёжка ныряет под столик, что-то звенит, и вот он выставляет пред наши взоры, две целёхоньких бутылки портвейна. Не начатых. Запечатанных. Ухмыльнувшись самодовольно, заявляет, - Вот этим и запьём…
Оля хмыкнув, выражает мнение большинства присутствующих:
- Ну ты блин и козёл. На фиг нам этот ужас, когда вино ещё есть?
- В том-то и дело, - Серёга виновато улыбается, - Нету вина. Это всё, что осталось… А до Минска ещё сколько телепаться. Что нам с двух бутылок? А так будет запивон?
- Слушай, - всё же сомневается Оля, - А может не надо, вином…
- Да брось. Нормально всё будет…
- К тому же, - поддерживает друга Андрей, - Так круче вставит. И вообще, давайте уже выпьем, а то поезд сейчас тронется, а у нас рюмахи полные. Расплескаем…
Выпили, признаюсь честно, еле пропихнул. Думал назад пойдёт, но ничего, портвейном залил. Рядом морщилась Лена. Склонилась ко мне, пьяно хихикая прошептала, причём довольно громко:
- Сейчас поедем, пусть остаются, дальше пьют, а мы пойдём. Да?
- Ну, - Серёга снова разлил всем самогона, - Как говорится – между первой и второй, ещё можно по одной…
- Да ты сдурел? – Наташка покрутила пальцем у виска, - Какая первая, мы до этого сколько выпили? Такими темпами, скоро попадаем все…
- То ж мы вино пили, а самогона по первой только. И чё темп, нормальный темп. Итак, трезвые, считай…
- Это кто трезвый? – никак не успокаивалась девчонка, - Ты, что ли? А ну скажи – Джавархалал Неру…
- Индира Ганди, блин. И вообще, иди ты со своей Индией… - тут Серёга, сперва запинается, а затем с довольной улыбкой, абсолютно непоследовательно, заявляет, - А давайте – за Индию!
Мы снова выпиваем, а за окном как раз объявляют отправку. Моя девочка встаёт, жутко шатаясь, делает шаг к двери, открывает. Выходя из купе, бросает через плечо:
- Козлы вы, ик, все…
- И я?
Она оборачивается, долго смотрит на меня, затем решительно кивнув, подчёркнуто серьёзным тоном, говорит:
- И ты, ик… - тут же срывается, прыская смехом. Хохочет, и выдавливает сквозь смех, - Ой, не ик, могу…
Поезд трогается, Лена от рывка падает. Лёжа в проходе, продолжает смеяться, и бормочет, перемежая слова иканием:
        - Козлик, Сашка ик, козлик…
Я бросаюсь к ней, пытаюсь поднять. Она больше не смеётся – слышны звуки сдерживаемых рвотных позывов. Подхватываю на руки, мчусь в сторону тамбура (ага, мчусь. Как же, по проходу в поезде. Но по ощущениям, именно так – очень быстро бегу). Хорошо, проводница забыла туалет запереть. Толкаю дверь, чёрт, Ленкиной головой, но по-моему ей всё равно. Опускаю возле унитаза. Её тошнит, а я с жалостью смотрю на вздрагивающую спину и понимаю – ничего у нас не выйдет сегодня. Отворачиваюсь, открываю окно. Высунув наружу голову, смотрю на удаляющиеся огни города. Зачем мы останавливались здесь?! Кричу:
        - Чёртов Гомель! Всё из-за тебя…
        Поезд всё быстрее уносился в ночь, за спиной тошнило мою девочку, а внутри меня, с тихим звоном, осыпались осколки разбитого сердца…
                ***
Потом было утро. По-весеннему яркое, свежее. Мы, отоспавшись, бродили, по такому чистенькому, уютному Минску. Жизнь, понемногу вновь становилась прекрасной, и к обеду, наладилась окончательно.
Я сидел на траве, в парке Янка Купалы, улыбался, гладил мягкие волосы моей девочки. Она, склонив голову мне на плечо, нежно водила пальчиком по моей груди, каждым своим движением, всё прочнее склеивая осколки разбитого сердца. Тихонько хихикнула. Напротив нас, Серёжка, в очередной раз, не удержавшись на полукруглом парапете, рухнул в фонтан, едва не въехав головой в скульптуру девушек, как не попал по венку, непонятно. Вынырнул, отплёвываясь, подхватил выроненную при падении гимнастическую палку, с привязанным к ней красным флагом. Вновь полез на парапет. Ловя равновесие, взмахнул знаменем…
Прохожие останавливались, с улыбками глядя на машущего флагом парня, время от времени падающего в фонтан и на стоящих рядом мальчишек и девчонок, самозабвенно орущих на весь парк:
                Заповедный напев, заповедная даль,
Свет хрустальной зари,
Свет над миром встающий,
Мне понятна твоя вековая печаль
Беловежская пуща…

P.S. На самом деле, Гомель – отличный город-)