Первая стычка

 


       Проскакав около двадцати километров, они приближались к  Сагунто – древней римской крепости. В цитадели находилась одна из загородных резиденций кадия Джафара. Отряд начал огибать ее полукругом, уходя через Сегорбу в сторону Онды. Когда Сагунтская гора, казалось, осталась в стороне, наперерез выскочили около сотни вооруженных мавров. Воины Аллаха с неистовыми криками ринулись в атаку.
       Ибн аль-Гассаль, дав какое-то указание оруженосцу, с ходу бросил воинов в контратаку. Лишь пять всадников, придержав лошадей, прикрыли Хуану Наваррскую и графа Эдда.
       Верный Санчо крикнул:
     – Без крайней необходимости в бой не вступаем – попробуем оторваться и уйти к основным силам в Онду.
     – Ты предлагаешь нам бежать? – возмутился Эрик.
     – Я предлагаю спастись для выполнения миссии, а главное – не рисковать жизнью самого дорогого для вас человека!
     – Понял!
       Он мысленно обратился к ангелу.
     – Где ты?
     – Рядом, как всегда!
     – Я должен испрашивать у тебя совета?
     – Можешь спросить, но лучше поступай, как подсказывают сердце, разум и опыт.
     – Спасибо за совет.
     – Это не совет.
     – Он и есть! Благодарю!
       Дав команду остановиться, Эрик обратился к Веронике:
     – Золотце! Ты самый смелый и понимающий человек на свете! Я должен помочь, а не бежать – это не по-рыцарски! Там гибнут наши друзья! Ты в безопасности – силовой энергетический доспех надежно тебя защищает. Вместе с Санчо рядом остаются пять лучших воинов. Я постараюсь не пропустить ни одного неприятеля.
       Пытаясь его удержать, Санчо привел, казалось бы, неоспоримый аргумент.
     – Мой синьор, вы без защитной брони! Вы без доспеха!
     – Обойдусь! – отмахнулся Эрик, вопросительно глядя на Веронику.
     – Скачи дорогой! Выполняй то, что велят тебе долг и сердце. За меня не беспокойся, мы с тобой и не в таких переделках бывали! – она лукаво подмигнула.
       Махнув рукой, он поскакал в гущу схватки, ища Ибн аль-Гассаля.
       Странное ощущение овладело Эриком. Он не был богом войны – он вообще не любил напыщенные и вычурные героикой былинные строки, в которых, махнув налево – улицу прокладываешь, махнув направо – переулок. Но чувство, овладевшее им, было явно достоянием древних инстинктов генной памяти. Меч Эрика не знал пощады, а кровь пьянила, толкая на поиски новых жертв. Он даже не понял, что ринувшиеся было на него неприятельские воины – человек пять, полегли всего от нескольких ударов. Воины Аллаха, пытавшиеся помочь своим товарищам, падали на полном скаку с лошадей, теряя, кто голову, кто руку, а кто и то и другое вместе. Эрик искал поэта и, наконец, увидел его, сражавшегося с тремя маврами.
       Создав небольшой клин с ним во главе, отряд смельчаков методично начал менять ситуацию на поле сражения. Зорко наблюдая за битвой, граф направлял коня и меч в скопления врагов. За ним следовали его воины, сметая на пути неприятеля. Клин стал увеличиваться за счет рыцарей, которых графу удавалось освободить от наседавших мавров.
       Отряд увеличился: вначале до двадцати человек, затем, до двадцати пяти и, наконец, тридцати. Все, кто остался в живых, переместились к графу. Ему удалось сделать, казалось бы, невозможное: объединить разрозненный отряд в единый кулак и вновь ударить всей мощью по врагу.
       Вероника сидела на лошади и наотрез отказалась следовать с Санчо в сторону Онды.
     – Я там, где мой супруг! – твердо отвечала она, не поддаваясь на уговоры воспользоваться ситуацией и уехать в безопасное место.
     – Он вам не супруг, – заикнулся, тот, но принцесса так на него глянула, что слова у офицера Вселенского Разума, сами по себе исчезли, так и не материализовавшись.
     – Надо будет – пойду на помощь! Дай саблю! – она потянулась к его мечу.
     – Ради Бога – только не это! – он отчаянно замахал руками. Затем, уже мысленно отправил сигнал своим высшим офицерам,
     – Помогите! Они совсем не слушают моих советов!
     – Им – виднее. Они поступают так, потому что не могут иначе.
     – Но задание?
     – Они его выполнят!
       Вероника с замиранием наблюдала за Эриком. Она вздохнула с облегчением, когда ему удалось собрать воинов и начать контратаку. Сердечко билось в тревоге за любимого, и она уже всерьез подумывала идти на помощь. Но, заметив ужасающее опустошение в рядах неприятеля, которое произвел Эрик своим мечом, она удивленно подумала: – Ничего себе! Такого даже я не ожидала.
       Давя противника, он, впервые минуты, мечом сразил человек восемь-девять. Часть мавров, не видя спасения, не выдержали и, в ужасе крича, кинулись врассыпную. Лишь немногие, около двадцати человек, сплотившись вокруг своего командира валенсийца, стойко сражались, не поддаваясь панике. Но вот взмах графа мечом, и отважный воин с перерубленной ключицей рухнул на землю. Потеряв командира, мусульмане какое-то время сопротивлялись, пробуя пробиться к сотнику – командиру отряда. Тщетно, тот пытался собрать воинов воедино и организовать контратаку – его команды воспринимались с трудом. Эрик искал его глазами, но определить кто из них кто – не мог. Сказывалась пока необычная для него одежда мусульман. Наконец, ему это удалось.
       Подскакав к ругавшемуся и выкрикивавшему какие-то команды мавру в дорогом золоченом доспехе, он одним ударом меча перерубил того почти пополам. Вызолоченный снаружи шлем покатился по каменистой земле. Это определило исход сражения.
       Повальное бегство, погоня, плен воинов и личная смерть – так закончилось кичливое заявление Ибн аль-Мухаммеда кадию Джафару о том, что через час друг Сида, граф Эдд со своей супругой Хуаной Наваррской будут на коленях молить о пощаде. Кадий многое дал бы, чтобы вернуть супружескую пару, неизвестно каким образом исчезнувшую после передачи ему Ордоньесом. Сида он ненавидел, а значит, ненавидел и его друга Эдда. Красавицу Хуану, супругу графа, он мечтал заполучить в свой гарем. Увидев как-то ее на приеме у императора Альфонса VI, Джафар потерял покой. Она превратилась для него в наваждение. Он стал плохо есть и спать, тоскуя по ее взгляду. – Как она на меня тогда посмотрела! Какими глазами! Я ей понравился! Говорят, она очень любит своего мужа? Хм… Ну и что? Пусть любит. Любит его, полюбит и меня. – Он мерил шагами свой дворец, бесцельно бродя по комнатам, а слуги жались по углам, боясь попасть под руку. – Где же этот Ибн аль-Мухаммед? Зря я ему доверил это дело! Еще и послал племянника аль-Рашида с этим дурнем! – Он досадливо поморщился.
       Племянник не хотел участвовать в нападении, но он, его дядя, настоял. – Надо же этому поэту учиться жить. Он не должен походить на своего отца.
       Мысли прервал появившийся, испуганно кланявшийся слуга. Упав на ковер, он, показывая рукой в сторону входа, что-то залепетал. Пнув его ногой, Джафар направился к выходу. То, что он увидел, – повергло его в недоумение, переросшее в бешенство. Перед ним на коленях было четырнадцать окровавленных воинов. Один стоял, не опустившись перед хозяином. Аль-Рашида среди них не было. Несчастные молчали, уставившись в землю. Подойдя к тому, что не опустился на колени, кадий свистящим шепотом выдохнул:
     – Говори!
       Тот, помедлив, сказал:
     – Господин!.. 
       В его словах не слышалось угодливости. Джафар сразу узнал в нем своего давнего недруга. Мысленно он констатировал. – Ага! Брат Ибн Хусейна, любимчика моего дражайшего брата, Ибн Хасан! Вот и ты! Ну-ну! – и рявкнул:
     – Говори!
       Воин не выказал испуга, но, немного сжавшись, сообщил:
     – Войско разбито! Ибн аль-Мухаммед – мертв! Графа Эдда, как будто подменили. Он всегда слыл искусным воином, но в этот раз, равных ему – небыло.
     – Что ты говоришь, червь! Где мой племянник, аль-Рашид?
       Глаза Ибн Хасана сверкнули, но он сдержался и спокойно ответил:
     – Не знаю. Он сражался как настоящий воин, но что стало с ним – не знаю! Думаю, мой брат его защитит.
     – Думаешь? – завизжал кадий. – О, Аллах! Пошли на голову этого нечестивца все беды земные! Кто тебе разрешает думать? Кто? – Потом, уняв гнев, уже более спокойно бросил:– Говори дальше.
       Джафар должен был узнать, что произошло, потому что Ордоньесу он заплатил столько, сколько Валенсия не платила дани Кампеадору за год. За любимого племянника он отвечал перед братом, а это уже не шутка. Брат не позволял использовать того в военных операциях, готовя из него судью. – Что же с аль-Рашидом? Не уберег!..
       Ибн Хасан рассказал все, что произошло во время нападения сотни кадия на супружескую чету.
     – Мы уже победили, и Ибн аль-Гассаль вот-вот должен был пасть от сабель наших воинов, как вдруг, откуда ни возьмись, появился граф Эдд. Без доспехов в простой одежде с мечом в руках – он обрушился на наши ряды.
       Он замолчал, переводя дух, но кадий рявкнул:
     – Говори, собака!
       Последнее слово вырвалось само собой, но Ибн Хасан и это стерпел, понимая что у того, с неудавшимся захватом заложников у Сида, наступают черные дни.
     – Граф мгновенно порубил воинов, сражавшихся с Ибн аль-Гассалем, а затем уничтожил и многих других витязей. Среди погибших, как я говорил, аль-Рашида, слава Аллаху, милостивому, милосердному – не видели. Собрав разрозненных воинов в единый клин, граф разгромил весь наш отряд. Когда пал от его руки и Ибн аль-Мухаммед, мы отступили.
     – Так сколько их было?
       В недоумении переспросил кадий.
     – Человек пятьдесят, как донесли из Валенсии. При нашем нападении удалось перебить треть охраны.
     – Не графчиком, а необыкновенным воином! Видимо, принцесса, его супруга была невдалеке – так может сражаться только человек, защищающий что-то несравненно более дорогое, чем собственную жизнь.
       Лучше бы смелому воину, было этого не говорить. Кадия, словно змея ужалила.
     – Вот ты и сказал то, что я хотел от тебя услышать. Вы собаки не уберегли моего любимого племянника и не выполнили задание – тебе и ответ держать! – сорвался он опять на крик. Затем, немного успокоившись, кадий замолчал на несколько минут.
       Глядя на Ибн Хасана и, как бы взвешивая для себя некоторые последствия, Джафар на что-то решался. Глаза его налились злобой, когда он представил, что потерял.
     – Не будет у меня в гареме принцессы Хуаны, этого цветка из райского сада! Нет у меня и лучшего отряда накануне захвата власти в Валенсии. Так! За это должен кто-то ответить! – Эта мысль дала ему возможность принять окончательное решение.
       Он подал знак охране. Двое воинов подбежали к вестнику и нерешительно остановились, не зная, что дальше делать. Ибн Хасан из рода Аманатов и его брат, Ибн Хусейн, были известными в Валенсии людьми. Но кадий, неожиданно взвизгнул:
     – Чего ждете? Тащите его в сад и… – он выразительно показал знак большим пальцем, проведя по горлу. Стража, схватив Ибн Хасана под руки, потащила со двора. До Джафара донеслись слова.
     – Дъявол! Ты сдохнешь еще более страшной смертью! Собака! Брат твой и мой отомст…– его крик прервался на полуслове, и через минуту окровавленная голова, надетая на пику, была выставлена у ворот. Остальные воины тряслись от страха.
       Кадий вдруг страшно перетрусил от содеянного. В ушах звенели слова Ибн Хасана. Он вяло махнул рукой, и охрана вытолкала взашей оставшихся воинов.
     – Но как быть? Где племянник? Заложник в отряде этого шайтана Ибн аль-Гассаля? Надо что-то делать.
       Джафар напряженно думал, уставившись в точку на дорогом ковре. Хлопнув в ладоши, приказал вбежавшей охране:
     – Позови Гаруфа-африканца. Придется задействовать убийц-альморавидов!
       Он удовлетворенно потер ладони. Вернулось хорошее расположение духа.
       – Кажется, я нашел выход.
       Эрик или Эдд – граф де Сен-Жан-Пье де Пор был обеспокоен здоровьем раненного поэта. Ибн аль-Гассаль лежал на расстеленном на траве плаще и храбрился:
      – Аллах свидетель, друг мой, – ты не дал мне покончить с коварным Ибн аль-Мухамедом!
     – Я решил, что твоя доблестная сабля нужна в другом месте, – улыбаясь, ответил граф.
     – Ты, как всегда, впереди и отбираешь у друзей славу, – слабо улыбнулся поэт.
     – Так дело не пойдет! – вмешалась вдруг в разговор, подъехавшая принцесса. – Я видела вашу доблестную победу, но известить меня о ней никто не удосужился.
       Увидев лежащего на плаще поэта, она быстро соскочила с лошади, вызвав восхищенные возгласы у находившихся поблизости рыцарей.
     – Дорогая, не забывай что ты не в джинсах, а в неудобной для верховой езды одежде. Так можно и упасть, – негромко, только для нее, предостерег Эрик.
     – Извини! Не сразу привыкаешь к таким переменам. Что с нашим другом? – спросила она.
       Ответил сам Ибн аль-Гассаль.
     – Несколько царапин – только и всего. Мой лекарь быстро их залечит.
       Пытаясь бодриться, поэт добавил:
     – Они не стоят вашего внимания, моя госпожа.
       Вероника, осмотрев глубокую рубленую рану, нанесенную в грудь и две колотые – в руку, с сомнением посмотрела на него.
     – Раны не простые, – и кивком, подозвав Санчо, спросила: – Есть чистые бинты или ткань? Нашего друга необходимо срочно перевязать.
       Тот утвердительно кивнул. Обращаясь уже к Эрику, она попросила:
     – Принеси бальзам, дорогой!
       Он отошел к лошадям и, найдя в сумке флакон, подал Веронике. Осторожно обмыв раны водой из бурдюка, она аккуратно смазала их края бальзамом. Зеленоватая жидкость, от соприкосновения с кровоточащей плотью вспенилась, а, затем, ровным едва заметным слоем, накрыла ее полупрозрачной пленкой, похожей на каучук. Наблюдая за принцессой, поэт не мог скрыть восхищения:
     – Аллах свидетель! Я, счастливейший из смертных!
     – От того, что получили столь серьезные ранения?
     – От того, что ваши руки, моя госпожа, прикасаются к моему недостойному телу!
       Шутливо погрозив пальцем, Вероника сказала:
     – Вы, доблестный витязь, достойны уважения за храбрость и преданность, поэтому это всего лишь благодарность за вашу верность.
     – Согласен получать каждый день раны, что бы снова и снова ощущать ваши нежные пальцы на моем бренном теле. Но что это?
     – Что? – не поняла она.
     – Совсем не ощущается боль. Удивительно! После вашего прикосновения – боль ушла.
     – Это оказывает действие бальзам, – улыбнулась принцесса.
     – Мне знакомы многие лечебные бальзамы, но такого – не припомню.
     – Я сама не знаю его рецепта – его дали одни очень хорошие люди, – мысленно добавив – Спасибо, Отец наш!
     – Моя госпожа тратит на меня столь целебное снадобье? – он удивленно посмотрел на принцессу.
     – А для чего оно надобно, если его не использовать по назначению? – ответила она вопросом на вопрос.
     – Странно это слышать – ведь истратив его на других, вы, когда понадобиться, не сможете помочь кому-то из близких.
     – Не беспокойтесь. Вы для нас близкий друг и не будем больше об этом говорить.
       Вероника, несколько недоумевая, позвала Эрика.
     – Супруг мой, подойдите ко мне! 
       Граф как раз окончил разговор с Санчо и, услыхав слово супруг, не сразу сообразил, что зовут его. Затем, сориентировавшись, подошел и спросил:
     – Да, любовь моя?
       Она молча показала на раны, несколько минут назад еще глубокие и кровоточившие. Кровь перестала сочиться, и они начали зарубцовываться. На края ран как будто наложили швы, так ровно они были стянуты, а розовая корочка указывала на успешное заживление.
     – Интересно, но удивляться нечему. Ты же знаешь, какое действие может быть у этого бальзама. – добавил уже для Ибн аль-Гассаля.
     – Старушка, давшая нам снадобье, сказала, что раны полностью заживают в течение нескольких часов.
       Поэт, слушая их, убежденно вымолвил:
     – Чудодейственный бальзам – слов нет, но мне абсолютно ясно, что заживление ран происходит, извините, только из-за того, что я нахожусь в руках моей госпожи и вашей супруги.
     – Вам нельзя много говорить, наш добрый друг.
       Вероника решила прервать поток благодарности в свой адрес. Но поэт, вдруг приподнявшись, сел, а затем встал на ноги.
     – Я не только могу говорить, но в состоянии сам спокойно передвигаться. Вы, моя синьора, действительно волшебница! Боли нет! Я ощущаю легкость, которой не было даже до ранения.
     – Вам все равно необходимо провести несколько дней в спокойной обстановке, – улыбнулась принцесса.
     – Приказывайте, мои друзья. После того, как граф спас мою несчастную жизнь, она ваша, моя синьора.
     – Мы приказываем вам поберечь себя несколько недель после прибытия в Онду. Сочиняйте стихи и ведите спокойный образ жизни. – Вероника улыбнулась.
     – Вначале несколько дней, теперь уже несколько недель – это не справедливо. – Он шутливо нахмурился, а затем, просительно сложив руки, добавил: – Согласен на все, только не отправляйте меня от себя – на меня нашло вдохновение. Я напишу в вашу честь стихи.
     – У тебя появился соперник в поэтических начинаниях, – заметила Хуана, глядя на мужа.
     – В средневековье за несколько слов, сказанных тебе нашим поэтом, да, что там, за восхищенный и откровенный взгляд, брошенный на даму, – вызывали на поединок, – только для Вероники сказал Эрик. – Но мы из другого времени, дорогая, не переживай, – помедлив, добавил: – Боюсь, что это заметно со стороны. – Она хотела его успокоить, но Эрик, улыбнувшись, сказал уже Ибн аль-Гассалю: – Я не могу соревноваться со столь изысканным мастером слова.
     – Аллах, всемогущий наделил синьора не только доблестью, но и поэтическим талантом? – удивился поэт.
     – Да так, – Эдд неопределенно махнул рукой.
     – Мой господин владеет словом? – не унимался Ибн аль-Гассаль. – Странное дело. Я знаю вас много лет, но даже вы, мой синьор, всегда отважный и умелый воин, сегодня превзошли самого себя. Мне кажется, вы превзошли даже Сида. Что это?..
     – Это уж слишком, – Эдд протестующе нахмурился.
     – Но это оказывается еще не все, вы еще и хуглар, то есть бард. Вот что означает иметь такую жену, как моя синьора.
       Ибн аль-Гассаль забавно развел руками, приглашая всех подтвердить правоту его слов. Правда, никого вокруг не было, и Эрик с Вероникой рассмеялись.
     – Ваше поэтическое слово столь же богато, как и остра ваша сабля, – констатировала принцесса.
       Возвратился Санчо.
     – Раненым оказана помощь, – сообщил слуга. – Они и убитые христиане погружены на телеги – можем отправляться в Онду.
     – Возможно, при них необходимо оставить охрану и, добравшись до города, выслать за ними отряд? – Спросил граф Эдд у Санчо, отозвав того в сторону.
     – Кадий может выслать воинов и их попросту перебьют.
       Подошла Хуана.
     – Оставлять их невозможно. Я бы могла смазать раны бальзамом, если б у нас был один час времени.
     – Моя синьора, у нас его нет. Мы очень рискуем. Сид не простит, если с вами что-либо случится, но главное в другом – в вашей миссии. Прошу вас, пока не приехали в Онду – прислушиваться к моим советам! – Санчо занервничал.
     – Хорошо, трогаемся в путь. Только не спеша, чтобы не трясти раненых в телегах.
     – К вам просьба, принцесса, – посмотрел он на нее. – Нет нужды вам заниматься врачеванием. Мы, в XI веке – этим займутся лекари и слуги.
     – Ты хочешь сказать, что я должна смотреть, как они умирают?
     – Это XI век, а вы принцесса. Синьоре заниматься подобными вещами не положено. Ваши предки, те, что спят, так себя не ведут. И вы не должны отличаться от них, иначе, все окажется под угрозой.
     – Хорошо, не волнуйся. Мы будем вести себя подобающим образом, – сказал примирительно граф.
       Разговаривая, они удалились на десяток метров от раненного поэта, и тот не мог их слышать.
     – Я не смогу пройти возле больного или раненого, и не оказать ему помощь! Ты меня понимаешь? – спросила она у Эрика.
     – Понимаю! Мы уладим этот вопрос, но со временем. Я думаю, что мои и твои предки, все же не настолько отличаются от нас, чтобы изменения, которые мы постепенно введем – бросались в глаза. – Она согласно кивнула, но упрямо добавила:
     – А пока что раненые страдают в этих повозках и, возможно, умирают!
     – Моя госпожа, раненых, которым необходима неотложная помощь, – нет.
     – Уже умерли? – горько усмехнувшись, спросила принцесса. Санчо ответил коротко.
     – Да! Но те, кто живы, доедут до ставки Сида, где вы и окажете им помощь.
     – Пусть будет так! – через силу согласилась она.