Пленные. Сложности с Ибн аль-Гассалем

     – Я вижу, нашему поэту – совсем хорошо, – указал Эрик Веронике на Ибн-аль-Гассаля.
       Они издалека заметили, как тот, несмотря на ранение, довольно ловко вскочил в седло и направился к ним. По дороге он отдал какое-то распоряжение подъехавшему воину.
     – Тогда трогаемся в путь, помоги милый!
       Эрик, подставив колено, помог ей сесть в седло.
       Санчо только охнул:
     – Монсеньор! А я зачем? Это моя обязанность! Господи! Вы так отличаетесь от ваших предков. Мы же не в XXI веке и даже не в XIII! Вы себя раскроете!
       Но принцесса, чтобы успокоить его, и так, чтобы услышал подъехавший Ибн аль-Гассаль, громко произнесла:
     – Я могу довериться только своему супругу! Правда, мой господин? – кокетливо поправляя накидку, она вопросительно посмотрела на Эрика.
     – А я свое сокровище никому не доверяю! – в тон ей ответил граф Эдд.
       Санчо скептически оценил попытку исправить положение. Но тут вмешался поэт – он правильно понял стремление графа услужить супруге.
     – Вы истинный рыцарь, монсеньор!
       Обращаясь к Хуане, сказал:
     – Благодаря вам, моя принцесса, я излечился и готов двигаться дальше!
     – Не мне, доблестный рыцарь, а своему мужеству. А как вы поступите с пленными? – Она давно хотела задать этот вопрос.
     – Продадим или перебьем, – прозвучал ответ поэта, как само собой разумеющийся факт.
       Потеряв на минуту дар речи, принцесса остановила жеребца. На лице появилось неподдельное возмущение.
     – Повторите! – не веря ушам, переспросила Вероника.
       Санчо сделал Эрику предостерегающий знак рукой. Тот не слышал вопроса, но, увидев беспокойство в глазах любимой, прислушался.
     – Продадим, если найдем кому, или перебьем. Последнее происходит редко, но эти, – поэт кивнул головой в сторону понуро стоявших невдалеке пленных, – эти должны понести наказание!
     – За что? – коротко бросила фразу принцесса.
     – За то, что пытались опять вас захватить в плен, – ответил поэт, недоумевая о причине ее беспокойства.
     – Они выполняли приказ, – удивленно произнесла Вероника.
     – Приказ врага – кадия Валенсии, – не понимал тот госпожу.
     – Они люди подневольные, где же милосердие? – еле сдерживая раздражение, произнесла принцесса.
       Ибн аль-Гассаль не был бы поэтом, причем еще и хорошим, если бы не был, к тому же, и тонким психологом. Уловив в ее голосе недовольство, он оглянулся на графа Эдда, ища у него поддержку. Но Эрик сделал вид, что не прислушивается к разговору. Ему было чрезвычайно интересно, чем завершиться диалог. Зная, что Вероника не оставит в беде ни одного обездоленного, обиженного и больного, он хотел посмотреть, что получится из их разговора. Ибн аль-Гассалю знание психологии, тем не менее, не помогло понять: отчего принцесса нервничает.
     – Вас, моя госпожа, беспокоит вид этих псов? – решил все-таки переспросить поэт.
     – У них я вижу по две ноги и две руки, на собак они не похожи! – язвительно ответила принцесса. – Неслыханная жестокость! Многие из них ранены! – уже не скрывая раздражения, воскликнула Вероника.
       Несмотря на неудобную одежду, она соскочила с коня и направилась к пленным. Санчо только охнул от ее стремительного прыжка.
       Несчастных было человек двадцать пять. Судя по одежде, двадцать мусульман и пять христиан. Последние, – стояли немного в стороне. Почти все имели ранения. Несколько тяжелораненых лежали прямо на земле. Большинство пленных – заковано в цепи, и едва держались на ногах.
       Видя, что к ним приближается красивая госпожа, с которой несколько минут назад почтительно разговаривал, хорошо им известный воин-поэт, – они инстинктивно подались назад, ничего хорошего от визита не ожидая.
       Спрыгнув с коня, граф Эдд отправился за супругой. Санчо поспешил за ними. Поэт недоумевал, и не сразу последовал за друзьями. Но через минуту, не желая отставать, присоединился.
       Принцесса подошла к пленным на расстояние шага. Перед ней были измученные ранами, усталые после боя и томимые жаждой люди.
     – Санчо! Принеси воды и утоли их жажду! – резко приказала принцесса.
       Тот, не выражая недовольства, исчез, и через несколько минут два воина принесли четыре бурдюка и две паэльи с водой.
     – Отдайте! – кивнула она в сторону пленных.
       Увидев, сидевшего на земле с закрытыми глазами молодого воина, державшегося за живот, принцесса опустилась на колени и, взяв за руку, отодвинула ее в сторону. Ужасная рана, пересекавшая его тело наискось от груди к животу, потрясла ее. Воин сидел, тихо постанывая, но чувствовалось, что жизнь постепенно уходит из его сознания.
       Она встала, пошатываясь, и посмотрев на Эрика, произнесла:
     – Я никуда не поеду... – голос ее прервался, – я никуда не поеду, пока мы не окажем помощь раненным, будь они наши или пленные. Этого паренька, может еще удастся спасти бальзамом.
       Эрик слишком хорошо знал свою Веронику, чтобы не понять ее с полуслова. За это и многое другое он ее и любил той особенной любовью.
     – Мы остаемся до завтра! – коротко бросил он Санчо. – Тебе мой друг придется со своими воинами разбить лагерь и охранять его, – обратился он уже к Ибн аль-Гассалю.
       Поэт и сам понял, что происходит что-то не понятное для его разума, но раз друзья так делают – ему остается только находиться рядом.
       Он отдал приказ разбить несколько шатров. Затем выделил два отряда: один отправил для пополнения провианта, другой – выставил в охранении. Остальным свободным воинам приказал оказывать помощь принцессе и монсеньору.
       Вероника велела снять цепи с пленных и перенести тяжело раненных в небольшую пальмовую рощицу. Воинов с незначительными ранениями приобщила к оказанию им помощи.
       Первым, кем она занялась, – был молодой воин. Положив его на войлочную ткань, расстеленную на траве, она осторожно промыла рану. Сабля, задев два ребра, рассекла мышцы живота и груди, но, к счастью не проникла в брюшную полость и не затронула кишечник. Тем не менее, ранение было тяжелым и при стоявшей жаре, опасность получить заражение была велика.
       Эрик уехал со вторым отрядом проверить местность – нет ли поблизости неприятельских воинов. Ибн аль-Гассаль отправился с первым, за провиантом. Санчо помогал принцессе.
       Проявляя недюжинные способности руководителя, та развернула целый лазарет. На длинную и глубокую рану юноши она решила наложить шов. Не привлекая внимания окружающих, достала из своего запаса шелковую нитку и иголку. Растворив в небольшом сосуде немного бальзама, Вероника дала ему выпить снадобье. Она во многом действовала интуитивно. Скажи ей, что она будет с таким умением заниматься лечением, Вероника первая рассмеялась бы. Но сейчас древние инстинкты Созидательницы вернули ей знания тысячелетий.
       Под воздействием принятого снадобья юноша заснул. Ужасающая боль, сковывавшая молодое тело, куда-то исчезла. Глядя на него с материнской заботой, она смазала иглу и нить бальзамом, обеззараживая их, и умелой рукой осторожно наложила аккуратный шов. Затем обильно смазала его бальзамом. Мухи и насекомые, не дававшие покоя, почувствовав запах целебного снадобья, – исчезли.
       Видя, что жизни молодого воина уже ничего не угрожает, занялась остальными. Одному из тяжелораненых она не успела оказать помощь. Ужасный удар саблей в шею, к сожалению, не дал ему того времени, за которое принцесса смогла бы помочь. Это смутило ее, но рядом стонали другие, и, чтобы горький урок не повторился, Вероника поспешила к ним.
       Командиру небольшого мусульманского отряда, с поврежденной ключицей, она, тщательно смазав рану, наложила тугую повязку. Легкие ранения, промывая и смазывая чудодейственным средством, Вероника тоже перевязывала. Когда закончились бинты, велела Санчо порвать на лоскуты две тонкие камизы и три коты – наряд, предназначавшийся к ее выбору.
       Слуга неустанно ворчал, осуждая поведение принцессы.
     – Вы понимаете, синьора – того, что вы соскочили с лошади и возились с раненым воином, никто не понял. В этом веке женщины в отношении мужчин так себя не ведут.
     – Эти люди нуждаются в помощи, причем тут принадлежность к полу?! – Веронике надоело его брюзжание.
     – Это враги, и им одна дорога: либо смерть, либо плен и рабство!
     – Ты стал циником или был им? – посмотрела на него Вероника. – Лучше принеси бинты.
     – Нет их, кончились! – отреагировал Санчо.
     – Я тебе уже сказала – порви коты и камизы, причем немедленно! – голос Вероники зазвучал резко и жестко. Не решаясь противиться, ворча под нос, что это не принято в Средневековье, Санчо смирился и отправился выполнять приказ.
       На принцессу работали все оставшиеся воины и пленные. В нескольких котлах кипела вода, в которой стерилизовались бинты. Просушившись, они поступали на перевязку. Все окружение, свободное и пленное, не переставало удивляться ее работоспособности и знаниям.
       Столкнувшись впервые с таким лечением, а главное, вниманием, – они были поражены великодушием этой хрупкой на вид молодой женщины. Для каждого у принцессы находилось ласковое утешительное слово. Она общалась на арабском языке также свободно, как на старокаталонском и валенсийском наречиях. Несколько слов из ее уст, участливое выражение лица, искреннее желание облегчить страдания, светившееся в красивых изумрудных глазах, – все это согревало загрубевшие в повседневной жестокости суровые сердца.
       Спящего молодого воина, чтобы ему не мешали, велела переместить в шатер. – Ему нужен сон – исцеляющий сон, – констатировала она мысленно. Молодой организм юноши под воздействием бальзама успешно боролся с недугом, и он спал, улыбаясь чему-то. – Может, ему сниться его девушка? – подумалось ей, в очередной раз поправляя войлочное одеяло.
       Вернулся Эрик, оставив по два воина на пяти подступах к лагерю. Увидев, что за три часа отсутствия любимая перевязала почти всех раненых, он, подойдя сзади, обнял ее, прошептав на ухо:
     – Это добродетельное существо, явно божественного происхождения! – Эрик окунулся лицом в пахнущие дивным ароматом волосы.
       Она замерла на секунду, затем, прижавшись к нему спиной, спросила, улыбаясь:
     – Это, о каком существе ты говоришь?
     – Об ангеле, спустившемся с небес и раздающем милосердие страждущим!
       Вероника повернулась к нему и уже серьезно сказала:
     – Ты не представляешь, любимый, как они в этом нуждаются!
       Она с горечью вздохнула.
     – Ты понимаешь?.. – Вероника растерянно развела руками. – Они больше бояться милосердия, чем жестокости! Я обмывала рану одному пожилому воину, храброму, судя по всему, но он вздрагивал каждый раз от моего прикосновения – думал, наверное, что я хочу сделать ему что-то ужасное!
     – Они выросли в страхе и жестокости! – вмешался, появившийся с бинтами Санчо, и услышавший последнюю фразу. – Извините, моя принцесса, – обниматься на виду у всех в этом веке также не принято.
       Вероника попыталась отстраниться от Эрика, но тот удержал ее, успокоив:
     – Ничего, любимая, мы кое-что изменим. Они еще не знают куртуазности, но любовь и здесь такая же глубокая и искренняя, как и в наше время, – он погладил ее волосы. – Мне как Координатору Прошлого Земли – это хорошо известно. Тебе, Санчо, нужно к нам привыкать. Мы своеобразные, ни на кого не похожие. О нас стихи слагают.
     – Слагают – одни, осуждают – другие!
     – Мы на стороне тех, кто прославляют святые чувства! Только любовь правит миром, любовь и красота – телесная и духовная!
     – С тобой, как всегда, – хорошо и уютно! Ты сразу все расставил на свои места, – благодарно посмотрела на него Вероника. – Мы понимаем друг друга, любимый. Но, извини, меня ждут раненые. –
       Взяв бинты, она подошла к молодому пленнику-христианину. Рассеченные саблей щека, переносица и лоб, покраснели и опухли. – Будет страшный шрам, который изуродует его лицо. Такой молодой! Что же делать? Необходимо наложить швы: для этого его надо усыпить.
       Принцесса растворила немного бальзама и дала ему выпить. Она уже знала, что целебный настой является прекрасной анестезией. Лицо – самый болезненный участок, и чтобы обработать рану, а главное, правильно наложить швы, нужно было спокойствие пациента. Да, и применяя необычную иглу, Вероника не хотела, чтобы это видели посторонние непонимающие глаза. Она велела, уже засыпавшему воину, лечь на войлочную подстилку и положила под голову несколько небольших подушек.
     – Как тебя зовут? – спросила пленника.
     – Винченцо, моя синьора, – ответил тот, коверкая испанские слова. Вероника вздрогнула. – Винченцо – это же Висенте! Кое-кого мне это имя напомнило.
     – Откуда родом?
     – Из Пизы.
     – Что привело так далеко?
     – Я воин. Вернее, недавно стал им.
     – Девушка есть?
     – Кто? – не понял раненый.
       Он не понимал, почему пленником занимается эта красивая синьора. Командир Джованьо де Колоно говорил, что попасть в плен, все равно что погибнуть. Живыми пленных не отпускают.
       Окончив промывать рану, Вероника аккуратно смазала бальзамом ее вывернутые края.
     – Больно?
     – Уже нет.
       Заметив, что глаза его слипаются и сон овладевает юношей, она все же поинтересовалась:
     – Так девушка у тебя есть?
       Тот вздохнул:
     – Теперь, кажется, нет. Кому я нужен, урод?
       Она смотрела на обезображенное ранами прежде красивое лицо, понимая его горечь.
     – Если любит – это не имеет значения.
     – Она очень красивая, такая как вы!
     – Спасибо, – сказала Вероника машинально, понимая, что уж такое обхождение в XI веке, и вовсе не понятно. Но пленный, не обратив внимания на фразу и, желая поделиться наболевшим, сказал с горечью:
     – За ней увивается сам Джованьо де Колоно.
     – И?..
     – Она отказала ему, сказав, что будет принадлежать только мне!
     – Это же прекрасно!
     – Только в сказке. Мы обедневший, хотя и древний род, ведущий свое начало от римских патрициев. Я нанялся в экспедицию заработать денег на свадьбу – и вот итог! После неудачного штурма Валенсии и разгрома под Тортосой объединенного флота Генуи и Пизы, синьор де Колоно меня и двух моих друзей: сводных братьев, как подстрекателей бунта на корабле высадил на пустынный берег. Наша вина заключалась в том, что спросили, когда можем рассчитывать на жалование, около года нами не получаемого.
     – Как вы попали к кадию Джафару?
     – Это был почти плен. Его воины подобрали нас, фактически, без сознания. Напоили, накормили и предложили – либо поступить за гроши на службу, либо быть проданным в рабство. Понятно, мы выбрали первое.
     – А где друзья?
     – Слава Богу, живы, но тоже здесь, в плену!
     – Они не ранены?
     – Бог миловал – легкие царапины. А Джованьо... Я только понял, когда попал в плен, – он попросту избавился от соперника. Теперь путь к сердцу моей Марии у него свободен!
     – Не спеши с выводами, – назидательно сказала Вероника. Пленный не ответил. Он спал глубоким сном. – Слава Господи! Сейчас мы с любимым поборемся за твою красоту, – подумала она, приступая к ране – Почему я вспомнила Эрика? – задала мысленный вопрос и тут же ответила: – Потому, что без него я не могу быть сама собой!
       Выбрав шелковую нитку телесного цвета, Вероника смазала ее бальзамом и продела в тонкую иглу. Затем, осторожно распрямляя края раны косметическим тщательно прокипяченным пинцетом, начала накладывать шов за швом, стараясь не перетянуть их. Самый требовательный косметолог-хирург, был бы доволен ее работой.
       Эрик стоял невдалеке, наблюдая за ловкими и умелыми движениями ее рук. Ни одного лишнего или хаотичного, – все продуманы. Высунув от усердия кончик язычка, Вероника заканчивала накладывать последний шов, когда со стороны крайнего шатра послышался шум.
       Раздались топот лошадей и крики. Воины во главе с Ибн аль-Гассалем вернулись в лагерь, пригнав десяток овец, корову, везя на телеге муку, сыр и несколько уложенных шатров. Впереди отряда гнали двоих человек. Их лица, обрамленные небольшими бородками, были почти закрыты длинными спутанными волосами.
     – Эти двое бежали из-под стражи! – сообщил подъехавший поэт. По его виду нельзя было сказать, что утром он был тяжело ранен.
     – Я их спрашиваю, откуда? Молчат. Есть сообщники? Опять молчат, как в рот воды набрали. Понятно, что сбежали!
       Сделав небольшую паузу, он приказал воину, шедшему рядом:
     – Отрубить головы, чтобы другим неповадно!
       Несчастные беглецы, едва достигшие двадцатидвухлетнего возраста, поняв, что их ожидает, тоскливо озирались по сторонам.
       Сделав знак Санчо подойти, принцесса что-то негромко сказала. Услыхав, Граф Эдд одобрительно кивнул головой. Слуга направился к Ибн аль-Гассалю и передал указание госпожи.
       Подняв руку, поэт остановил воинов собиравшихся исполнить приказ. Подойдя к супружеской чете, спросил:
     – Правильно ли я понял, что вы распорядились их пощадить?
     – Вы правильно нас поняли, – сухо ответила принцесса.
     – Они беглецы! Преступники! – поэт не понимал синьору. И ее и синьора графа Эдда, как будто кто-то подменил. Они были милосердны, сколько он их знал, но сейчас происходило что-то совсем для него не понятное.
     – Во-первых, я дала указание Санчо, чтобы он послал их собрать дрова для костра – мне нужны обработанные в кипящей воде бинты, – сказала Вероника, решив этой ложью снять напряжение. – Во-вторых – все пленные отпущены на свободу час назад монсеньором Эддом и мною! – взяв на себя решение и за Эрика, – продолжила она. – Поэтому, юноши собирали дрова, уже свободными. Всем бывшим пленным оказана помощь, а после их выздоровления, они отправятся куда пожелают. Думаю, это произойдет вскорости, – завершила принцесса, глядя на Ибн аль-Гассаля осуждающим взглядом.
       Поэт-воин вопросительно посмотрел на графа. Тот в знак согласия с супругой, молчал.
     – Аллах, хранитель видит ваше милосердие! Я поражен! – только и нашелся. Ибн аль-Гассаль.
     – Я бы хотела, чтобы этого милосердия было больше и у вас, поэтов-хуглар, носителей духовности и культуры. Бог дает жизнь человеку не для того, чтобы другой, такой же смертный, отнимал ее.
       Почувствовав себя уязвленным, Ибн аль-Гассаль поклонился и, дав распоряжение зарезать овец и готовить обед, удалился в шатер.
       Санчо открыл, было, рот, что-то сказать, но Эрик опередил его и резко произнес:
     – На твоем месте, мой друг, я бы воздержался от нравоучений и распорядился, чтобы еду готовили на всех, и бывших пленных, в том числе.
       Тот попытался что-то сказать, но слова застряли, так и не воплотившись в звук.
     – Прошу тебя! Воздержись!..
       В голосе Эрика прозвучал металл, до сих пор ни разу никем не слышанный. Даже принцесса взглянула на него с беспокойством.
       Поняв, что говорить что-либо бесполезно, верный наставник-офицер удалился проследить за приготовлением пищи.
     – Идем, дорогая, тебе необходимо отдохнуть.
       Эрик заботливо обнял Веронику за плечи и отвел в шатер.
       Зайдя в него, она не удержалась и расплакалась.
     – Сколько жестокости и горя! – прерывающимся голосом произнесла Вероника, всхлипывая сквозь слезы: – Такие молодые, им любить и жить, растить детей и наслаждаться счастьем!
       Он обнимал ее и, гладя по голове, утешал.
     – Не плач, родная! Не плач, солнышко мое! Этот мир жесток, но потому мы и здесь, чтобы хоть что-то попытаться изменить в нем и сделать лучше и чище.
     – Ты бы видел, с какой тоской разговаривал со мной изуродованный юноша. Его девушка любит и ждет, а он здесь, в плену и не знает даже, останется ли живым до завтрашнего дня!
       Вероника плакала, а Эрик утешал ее словами, какие только могло найти его любящее сердце. Он впервые видел ее в таком отчаянии.
     – Любимая, ты хочешь защитить весь мир? Я тебя понимаю! – шептал он ей на ухо. – Я всегда рядом, что бы ни случилось! Мы посвятили себя защите человечества, Вселенной, а уж тех, кто рядом с нами, и нуждается в помощи, тем более не забудем!
     – Ты всегда так хорошо говоришь, – все еще всхлипывая у него на груди, прошептала Вероника. – Я тебя так люблю! Только ты меня понимаешь!
     – Господь нашел две половинки, блуждавшие во Вселенной в поисках друг друга, и соединил их в одно целое, предназначив для важной миссии – эти половинки мы, – прошептал он полушутя.
       Вероника уже не всхлипывала и слушала, затаив дыхание, как маленький ребенок слушает сказку. А Эрик ласково говорил ей о том, что в мире настанет Гармония, и тогда все такие половинки найдут свои пары, объединившись в одном чувстве, основанном на взаимопонимании и уважении всех живущих на планете, на чувстве любви. И это произойдет не только на Земле, но и во всей Вселенной, где присутствует разумная жизнь. Тогда войны канут в небытие, и восторжествует Разум, а она – она будет Созидательницей ГАРМОНИИ!
     – И у тебя будет преданный помощник – это я, – завершил он, целуя в соленую от слез щечку.
       Вероника, слушая его, уже улыбалась. Слова любимого дарили ей тепло, согревая душу и сердце.
     – Как странно мы устроены, – прошептала она. – Когда я увидела тебя в бою, я радовалась твоим победам, не думая о том, что любой сраженный мечом воин, мог оказаться тем юношей, еще почти мальчиком, которого я всего несколько часов назад лечила. Разве имею я право так себя вести: радоваться смерти противника и затем помогать ему?
     – Не нами, дорогая, так устроено. Борьба противоположностей – добра и зла, воды и огня, положительной и отрицательной энергий, без этой полярности ничего не может существовать во Вселенной. Даже там, наверху, чтобы сохранить Гармонию, необходимо радикально влиять на окружающие миры, вмешиваться в процессы их развития, постоянно корректируя и направляя. Мы малым злом пытаемся остановить большое, малыми жертвами – уберечь человечество от массового самоистребления. Я не хочу убивать, но когда понимаю, что этой жертвой останавливаю действие, направленное на еще большие жертвы, – рука не дрогнет делать это столько, сколько потребуется.
     – Понимаю, любимый, но, сколько еще потребуется? Сколько себе подобных необходимо еще убивать? Сколько любящих друг друга сердец не встретятся, чтобы внести свой вклад в Гармонию, к которой мы стремимся? Сколько половинок так и не соединятся? И какое количество этих милых и красивых парней, которым я сегодня зашивала страшные раны, не вернуться к своим девушкам?
     – Не знаю! – Эрик действительно не знал, что ответить. – Не знаю, любимая, и никто никогда не знал, и не будет знать! Мы всегда и везде должны быть милосердны и не забывать одну простую истину – любому человеку, созданию из плоти и крови, больно все то, что больно и нам. Этим необходимо руководствоваться всем представителям разумной жизни во Вселенной и Великом Космосе!
     – Милый, я хочу помочь юношам из Пизы вернуться на родину к своим половинкам, к своим любимым девушкам и родителям!
     – Все, что тревожит тебя, тревожит и меня, все, что ты хочешь сделать, – хочу и я. Мы – одно целое.
     – Я знала, что ты так скажешь. А теперь я хочу тебя поцеловать!
     – А этого я желаю больше всего на свете!
       Она нашла его губы своими, и душа ее, страдающая и мятущаяся от всего увиденного, получила вознаграждение, которое сердце давно выбрало как главный приз жизни. Как-то так получилось, что охватившее волнение повлекло их к более решительным действиям. Как маленький ручеек, сливаясь с соседними ручьями, превращается в бурный поток реки, стремительно несущей в своих водах могучую энергию, так их поцелуи, нежным прикосновением губ пробудив вначале волшебное чувство интимной близости, в последующие минуты уже переросли в страстное, непреодолимое желание немедленного обладания друг другом. Учащенное дыхание заглушает удары готовых выскочить из груди сердец, а руки лихорадочно освобождают тела от одежды. Коты и камизы сняты, и обнаженная плоть сливается в любовном экстазе. Эрик осыпает тело любимой сладостными поцелуями, шепча нежные слова, ласкающие ее слух.
     – Какое счастье любить тебя, сокровище мое, какая радость ласкать и целовать твои совершенные божественные формы!
       Ощущая губами бархатистое, издающее неповторимый аромат тело, пребывая в сладостных грезах неземного блаженства, он готов был отдать любимой все, все, что могло предложить его влюбленное сердце и много больше: воздух чистый и струистый, небо голубое и бескрайнее, Землю, Вселенную и так – до бесконечности.
       А Вероника, купаясь в лучах его любви, дарила Эрику себя, свое прекрасное тело, душу и трепещущее от волнения, любящее сердце. Она, счастливо улыбаясь, покрывала его лицо, шею, грудь страстными поцелуями и, в который раз, благодарила судьбу и Вселенский Разум за щедрый и божественный подарок. Она благодарила их за Эрика.
       Сколько это продолжалось? Трудно сказать! Их не тревожили достаточно долгое время, поэтому ничто не нарушило любовных утех. Вероника, отдав ему всю себя, утомленная и счастливая, заснула в объятиях любимого. Эрик и сам задремал.
       Услышав покашливание у входа и, узнав Санчо, спросил:
     – Слушаю.
     – Еда готова! Ибн аль-Гассаль приглашает принцессу Хуану и графа Эдда в главный шатер на пиршественное застолье.
     – Хорошо. Принеси воды и какой-нибудь таз.
     – Будет исполнено.
     – Дорогая, пора приводить себя в порядок – нас зовут к трапезе.
     – Ты проголодался? – Она уже проснулась и слушала их разговор.
     – Готов съесть все, что подвернется под руку!
     – Я в опасности?
     – Даже не представляешь, в какой!
       Он обнял ее и шутливо прикусил мочку уха. От щекотки Вероника засмеялась. Опять послышалось покашливание. Шатер был разделен на две половины тканевой перегородкой, поэтому, не опасаясь нескромных глаз, Эрик разрешил Санчо войти. Вероника инстинктивно накрылась простыней, а Эрик, надев штаны и сапоги, вышел к слуге.
       Тот принес небольшой медный таз, две паэльи с водой и что-то похожее на брусок мыла.
     – Удобства тут никакие – придется привыкать, – произнес он извиняющимся голосом.
     – Что это? – показывая на брусок, спросил Эрик.
     – Не мыло, в полном смысле этого слова, но моющее средство из щелочи. Вполне пригодное, чтобы содержать себя в чистоте.
     – На войне как на войне, – произнесла Вероника из-за перегородки излюбленную фразу. Эрик отнес таз, паэлью и брусок. Санчо вышел.
     – Вряд ли я сама с этим управлюсь, – с сомнением глядя на все принесенное, произнесла она.
     – Я к твоим услугам, – с готовностью откликнулся он.
     – Тяжела ты, доля солдата! Полей, дорогой, на руки.
       Спустя полчаса, они вышли из шатра. Невдалеке ожидал Санчо.
     – Все готово, – произнес он, указывая на большой шатер метрах в двадцати.
     – Раненых накормили?
     – Накормили, но не всех.
     – Кого не накормили? Бывших пленных? – предположила Вероника.
     – Да.
     – Почему?
     – Не хватило мяса.
     – А нам? – спросила принцесса деланно спокойным голосом.
     – Хватило, моя госпожа.
     – Мы кого-то ждем? – вопросительно посмотрела она.
     – Нет.
     – А где Ибн аль-Гассаль?
     – Он опять почувствовал себя плохо и просит извинить, за то, что не сможет услужить вашим милостям, но я его заменю.
     – Передай, что после застолья мы навестим его, чтобы проверить повязки на ранах, – хитро прищурилась принцесса.
       Войдя в шатер, они увидели на невысоком возвышении мусульманский стол с множеством вкусных блюд и экзотических плодов. Тут же, на больших серебряных блюдах красовались целиком зажаренные на вертеле два барана.
     – Сколько человек приглашено за стол?
     – Если учесть, что Ибн аль-Гассаля не будет, то только ваши милости, – ответил Санчо.
     – И все? – изумилась принцесса. – Милый, ты не против, если мы пригласим раненых – разносить им еду будет намного дольше?
     – Забавный ход в ответ на капризы нашего поэта. Согласен!
       Санчо, взявшись за голову, мысленно связался с высшим офицером Вселенского Разума. Он желал получить инструкции относительно действий Координаторов. Нарисовав телепатические ужасы по всему происходящему, он в ответ получил указание не вмешиваться и выполнять только свое задание.
     – Все, что они делают, – правильно. Координаторы начинают менять мир, как им и предначертано. Их поведение, немного неадекватное, не выходит за рамки обычаев времени. Им нужен авторитет, равный авторитету Сида, и они, используя только свои чувства и эмоции, что подчеркивает правильность выбора Вселенского Разума, добьются его раньше, чем мы предполагали. Не мешай им – помогай!