Ночное нападение

       Обнимая Веронику, Эрик спросил:
     – Ты счастлива?
     – Я была один раз так счастлива!
     – Когда?
     – Когда поняла, что люблю тебя!
     – А я такое счастье испытываю каждый день, когда тебя вижу! – Он лукаво усмехнулся.
     – Противный! Я испытываю то же самое. Не лови на слове, – она обиженно надула губки, а Эрик, не удержавшись, рассмеялся.
     – Противный или любимый?
     – Любимый. И… – противный. Но при этом – любимый, – поправилась она и, найдя его губы, не дала съязвить еще раз. Вполне довольный таким нападением, Эрик заключил ее в объятия. Ощущая прикосновение желанного соблазнительного тела, впитывая его тепло и нежный аромат, он легкими прикосновениями гладил упругие груди, живот, бедра, наслаждаясь сладостным ощущением интимной близости своей избранницы. А Вероника, крепко прижавшись к любимому, испытывала блаженное ощущение уверенности в том, что счастье навсегда поселилось в ее любящем сердце.
       Далеко за полночь Эрик внезапно проснулся. Странное ощущение овладело сознанием. Неожиданно для себя он вспомнил все, что произойдет с людьми, чья жизнь была напрямую связаны с реконкистой, иными словами становлением христианской власти на Пиренейском полуострове. – Вот так штука! – Он знал: что где-то там, в бездонной глубине своего сознания владел этой информацией, но до сих пор все воспринималось как-то нереально. И вот – раз! Заснул – проснулся, и знаешь все, что произойдет до XXI века включительно. – Вот они – Знания! Интересно. Если Нострадамус многое видел в своих ведениях и кое-что предугадывал интуитивно, то мне даны знания до года, дня, минуты – все, что произойдет в будущем.
       Внезапно, возле шатра он услышал осторожные шаги. Эрик прислушался, обеспокоено посмотрев на любимую. – Разбудят! Вот незадача! – Но Вероника безмятежно спала, как всегда пригревшись у него на плече подмышкой. На ее лице спокойствие, изредка нарушаемое легкой улыбкой. – Смотреть бы на эту красоту всю жизнь. – Эта мысль была прервана осторожными шагами, опять послышавшимися за шатром. Стараясь не разбудить, он бережно подложил ей под голову подушку. За прошедший день импровизированный лазарет забрал много сил, и молодое тело требовало восстановления.
       Тихо одевшись, Эрик бесшумно выскользнул из шатра и чуть не наткнулся на Санчо, спящего у входа на войлочном ковре. Вовремя заметив своего беспокойного помощника, он поправил сползшую с него накидку и отправился дальше. Звездное небо раскинулось сказочным фейерверком, завораживая взгляд бесконечными космическими далями, а неполная луна освещала легким белесым светом окружающую местность. Темными пятнами виднелись шатры. Возле одного из них – увидел едва заметную фигуру. Эрик стал наблюдать. Рядом с этой фигурой появились еще две, затем еще две. Всего пять. – Занятно, – подумал он. – Кто бы это мог быть?
       Скрываясь в тени шатров, он осторожно пробрался поближе.
     – Господин должен спать, мы сами справимся, – услышал Эрик негромкий голос.
     – Не справимся! – возразил кто-то. – Где я слышал этот голос? Кажется, Винченцо. Что они замышляют?
     – Мы сами не справимся, это мальчишество, из-за которого могут пострадать принцесса и граф, – опять повторил тот же голос. – Да, это Винченцо, – мысленно согласился с собой Эрик и прислушался.
     – Мы должны их защищать. Забыл, что мы уже на службе?
     – Согласен. Надо разбудить Санчо и еще нескольких воинов!
     – Кого?
     – Аль-Рашида.
     – Если нагрянет Джафар, ему будет сложно сражаться с собственным дядей, – засомневался Винченцо.
     – Он не спит. Ждет, когда мы его позовем.
     – Хорошо! Нужно позвать, ведь это он предупредил нас, что убийцы нападут под утро! Ему будет обидно, если мы его не задействуем, – согласился тот.
     – Он ранен – рисковать не будем, – произнес еще чей-то голос.
     – Но кое-кого из своего окружения он может нам посоветовать, – отреагировал Винченцо.
       Они направились к одному из шатров, предложенных Эриком и Вероникой бывшим пленным. Один из юношей вошел внутрь. Через несколько минут с ним кто-то вышел.
     – Аль-Рашид, – мысленно констатировал Эрик, но слышать разговор он не мог – было далеко. О чем-то переговорив со своим гостем, молодой воин вернулся, и минут через пять из шатра вышли человек восемь. Они отправились в пальмовую рощицу, где под открытым небом спала часть бывших пленных. Спустя небольшое время, и, с этой стороны, появились семь фигур. – Целое войско – двадцать человек. Для заговора многовато, для защиты от врага – маловато. – Эрик продолжал наблюдать за происходящим, обдумывая, когда же ему появиться. Собравшиеся, в сопровождении Винченцо, отправились к окраине лагеря.
       Постовые спали, и они беспрепятственно, миновав последний рубеж лагеря, растворились в темноте.
       Не зная, что делать, Эрик подошел к шатру, где находился аль-Рашид, и, немного помедлив, вошел внутрь. Масляная лампа тускло отбрасывала тень на войлочную перегородку, освещая неровным светом, лежавшего на ковре, юношу. Увидев синьора, он в замешательстве вскочил.
     – Лежи, отдыхай. Ты один?
     – Да, мой господин.
     – Не многовато ли для одного места?
       Аль-Рашид смутился.
     – А где остальные?
     – Охраняют вас и принцессу, мой господин.
     – От кого?
     – От убийц, подосланных моим дядей.
     – Откуда ты о них знаешь?
     – Когда вы легли отдыхать, в лагерь проник лазутчик моего дяди и отыскал меня. Он сообщил, что под утро, когда самый крепкий сон, – шесть убийц из дядиного окружения похитят вас спящими, или убьют на месте, если это не удастся. Я сделал вид, что согласен помочь. По христианским часам, под утро, в конце второй свечи, я должен их ожидать на подступах к лагерю в пятидесяти шагах с южной стороны. Моя задача: указать на ваш шатер. Когда они ушли, я нашел Винченцо, ведь он уже служит вам, и все ему рассказал.
     – Надо было сообщить мне!
     – Принцесса очень устала, обрабатывая наши раны, – пусть спит, мой господин.
     – Но, меня-то можно было вызвать!
       Краснея, юноша, потупившись, ответил:
     – Моя госпожа вас очень любит, и не отпустила бы ночью от себя. 
       Эрик посмотрел на него и хмыкнул:
     – В логике тебе не откажешь.
     – В чем, мой господин? – не понял аль-Рашид.
       Эрик сообразил, что юноша не знаком с такой терминологией.
     – Я хочу сказать, что ты прав, хоть и юн.
     – Господин не сердится?
     – Нет. Идем на помощь.
     – Нет необходимости – их двадцать человек. Они так расставят людей, что и мышь не проскочит – с ними Ибн Хусейн!
     – Но они без оружия! – граф недоуменно посмотрел на Аль-Рашида.
     – Кое-что у них есть. Кинжалы, например. Ночью в ближнем бою этого достаточно. Кроме того, они горят желанием отплатить вам добром за добро – не лишайте их этой радости, – и, глянув умными глазами, добавил: – Им это очень нужно!
       Внезапно он насторожился.
     – Убийцы где-то на подходе!
       На окраине лагеря раздались приглушенные голоса. Послышался звон оружия и раздался крик.
       Граф Эдд быстро вышел. Следом поспешил аль-Рашид. Они направились в сторону, куда, около получаса назад ушел Винченцо с людьми.
       Разбуженный криками, с саблей в руках из шатра выбежал и Ибн аль-Гассаль. Рядом возникла фигура его телохранителя. Вскочил заспанный Санчо и, взявшись за меч, стал оглядываться по сторонам. Заметив у палатки поэта две фигуры, подошел к ним. Ибн аль-Гассаль, узнав его, спросил:
     – Монсеньор и принцесса спят?
     – Да!
       Поэт удовлетворенно кивнул. Ни крик, ни звон металла не повторились, но Ибн аль-Гассаль решил, не поднимая людей, проверить посты. Он отправился в сторону, куда ушли два замеченных им человека. Санчо и телохранитель последовали за ним.
       Подойдя к границам лагеря, поэт увидел двух охранников, напряженно всматривавшихся в темноту.
     – Что слышно? Что за шум?
     – Крики в той стороне! – показал один из них в южном направлении. Он благодарил судьбу и Аллаха за то, что крики вовремя его разбудили, и Ибн аль-Гассаль не застал их спящими. Не сносить бы им головы. Поэт был крут и скор на расправу. Другой охранник добавил:
      – В том направлении только что прошли монсеньор Эдд и один из бывших пленников.
     – Что ж ты не говоришь сразу?! – Ибн аль-Гассаль заспешил в темноту. – Так говоришь, монсеньор Эдд спит? – переспросил он у Санчо, следовавшего за ним. Тот, сам ничего не понимая, только пожал плечами.
       Внезапно показались люди. Много людей – человек тридцать.
       Поэт остановился – в руке блеснула сабля. Услышав знакомый голос, он облегченно вздохнул и двинулся навстречу.
       Им предстала интересная картина. Впереди шел граф Эдд с незнакомыми людьми, видимо, бывшими пленными. Те, что-то рассказывали, а он соглашался, кивая головой. Следом, вели нескольких связанных мавров, позади которых, шло еще, человек пятнадцать, незнакомых и неплохо вооруженных воинов.
     – Н-да. И что же это происходит? – неизвестно, у кого переспросил поэт.
       Увидев его, граф подошел ближе.
       Ибн аль-Гассаль поспешил приветствовать его:
     – Приветствую вас, мой синьор! Вижу, не спится вам, или ваш сон потревожили?
     – Доброе утро, славный Ибн аль-Гассаль! – ответил, улыбаясь, граф. – Чудесное утро, потому и не спится!
     – И вашему окружению тоже? – добродушно съязвил поэт.
     – Мы беседуем о жизни, что полезно делать всем, когда природа только просыпается. Впрочем, каждый утро встречает по-своему, одни в постели, – он выразительно посмотрел на Санчо, – а другие с природой!
     – Вы правы, мой синьор. Но, что это за люди и что произошло или происходит?
     – Получившие свободу пленные в знак подтверждения клятвы, которую вчера вечером дали во время трапезы Сиду Кампеадору, в моем лице, и мне и принцессе Хуане Наваррской лично, предотвратили налет на лагерь и спасли многие жизни, в том числе, и наши с вами!
     – Но, как они узнали, что готовится нападение? И почему не предупредили? – поэт бросил взгляд на юношу, идущего рядом с монсеньором.
     – Было поздно, они решили не будить ни вас, вчера тяжело раненного, ни меня. Посчитали, что справятся сами, и – справились!
     – Похвальное рвение, – кивнул Ибн аль-Гассаль. – Я тебя знаю? – обратился он внезапно к аль-Рашиду.
       Юноша не успел ответить, – поэт тут же добавил:
     – Ты сын почтенного Ибн Дауда – маленький поэт! Помню твои стихи:

                Природа дарит нам веселье,
                Лучами солнца наградив!
                Хочу, чтоб это умиленье,
                Осталось, войны укротив!

       Он улыбнулся.
     – Ты был еще совсем маленьким, когда я услышал эти строки.
     – Мудрые строки! – произнес граф.
     – Да, не по-детски мудрые! Но, что ты здесь делаешь?
       Ибн аль-Гассаль недоуменно посмотрел на аль-Рашида, и вдруг догадка испортила его лирическое настроение.
     – Ты был вместе с напавшими? Ну конечно, ты же племянник этой собаки Джафара! Ты пленник! – Его брови грозно нахмурились.
     – Уже свободный человек! – вымолвил спокойно граф. – Все свободны – среди нас пленных больше нет!
       Поэт не нашелся, что ответить. Пройдя, молча несколько шагов, он неожиданно спросил:
     – Меня не покидает ощущение, что с моим синьором и принцессой в последние дни что-то произошло! Вы до пленения зловредным Ордоньесом были другими… Нет?..
     – В наблюдательности вам не откажешь, мой друг. Мы с супругой в последнее время много думали о жизни. Думали и молились. И Господь услышал нас! Нам было дано слово Божье! – Граф Эдд сделал серьезное и благочестивое лицо. – К нам явился Господь!
     – Иисус? – с сомнением спросил поэт.
     – Нет! Сам Творец говорил с нами!
     – Вы его видели?
       Зная графа, как одного из самых порядочных и благородных вельмож Пиренейского полуострова, он, все же не готов был вот так, сразу, принять подобное сообщение.
     – Нет, мы его не видели. Мы его ощущали! Он был внутри нас!
       Эрик попытался вспомнить чувства, овладевшие им и Вероникой, когда Вселенский Разум вошел в их сознание и на всю жизнь подарил непередаваемое ощущение неземного восприятия окружающего мира.
     – Мы поняли это всем нашим естеством! Поняли, как будто такое уже с нами неоднократно происходило, и мы знаем, что это Он и никто другой! Невозможно передать словами то светлое чувство добра и радости, которое вселило в наши души общение с Творцом. Созерцание живущих рядом людей, готовность отдать им все радости земные, все без остатка, и, прежде всего, счастье жизни – эти чувства овладели нами!
       Ибн аль-Гассаль непроизвольно открыл рот от удивления. Он вдруг поверил. Поверил, что они говорили с самим Господом. Граф Эдд слыл не только хорошим воином, но и обладал неплохо поставленной речью. Ничего подобного поэт от него до сих пор не слышал. – Так вот в чем дело! Вот откуда всепрощающее поведение этой, и так уважаемой им и всей Испанией, супружеской четы? Поразительно! А почему бы и нет? Они достойны, чтобы Господь их выделил! – Мысли их почти совпали, потому что граф Эдд в довершение добавил:
     – Творец, определив нам задание, которое мы и выполняем в настоящее время, назвал нас своими любимыми детьми!
     – Я верю, мой синьор. Извинят ли мой господин и моя госпожа своего недостойного слугу за его презренное поведение?
     – Конечно, друг мой! Ты стремился сделать как лучше, но не всегда такое стремление дает положительные результаты. Последнее хочу сказать, и больше эту тему затрагивать не будем, ибо не хвастаться озарением свыше нам впредь надобно, а говорить о милосердии, делами подтверждаемом. – Эрик выдал эту фразу, используя вперемежку средневековые тексты и местное наречие. – Когда нас постигло озарение, я и принцесса помолодели. То есть года остались те же, но тело – стало моложе, дух – крепче. Поэтому, возможно, мы и кажемся тебе несколько иными и моложе.
     – Я заметил и, даже говорил уже об этом. Прекрасный лик вашей супруги стал еще прекраснее, если такое, возможно применить к ее дивному образу.
     – Так говорят влюбленные, – лукаво улыбнулся граф, слегка взяв поэта за локоть. – Вы влюблены в мою супругу?
     – Влюблен! – признался Ибн аль-Гассаль, не смущаясь. И чтобы объяснить свою бестактность, пояснил: – В нее влюблен всякий, кто хоть раз с ней общался, – поэт вздохнул. – Это одна из причин, почему я служу вам, синьор, и вашей супруге, и буду служить, пока Аллах не заберет меня!
     – Я понимаю! – перешел Эрик на дружеское местоимение. – Я сам в нее безумно влюблен, и чувство это не проходит, как у многих с годами, а, наоборот, возрастает, хотя, по-моему, и расти дальше некуда!
       Поэт согласно кивнул и спросил:
     – Как поступим с пленными?
     – Пусть решит принцесса, – живо отреагировал граф.
     – Понятно. Я отдам распоряжение приготовить на утро легкий завтрак для вас с супругой. Выступим пораньше – может, успеем до обеда проехать полпути. Затем отдохнем у моря в чудесной пальмовой рощице и к вечеру прибудем в ставку Кампеадора и ваш замок.
     – А воины?
     – Поедут налегке. Вы же знаете, им это не впервой – отъедятся на месте, – ответил поэт, добавив: – У вас есть время отдохнуть.
     – Хорошо, – кивнул Эрик и ушел в шатер.
       Вероника безмятежно спала – крики ее не разбудили. Он лег рядом, поправив сползшее с нее покрывало. Спать не хотелось. – Неведом нам этот мир, сложно его воспринимать, хотя ошибок мы пока не допустили. По крайней мере – больших. – Мысли теснились в голове. – Минул всего день, а сколько простых и вместе с тем неординарных событий произошло. Дальше их будет больше. Хорошо, что с Ибн аль-Гассалем назревавшее непонимание так удачно устранено! Он ему поверил. – Как ни странно, говоря о контакте с Творцом, Эрик боялся, что именно это и не будет воспринято поэтом.
       Вероника, заворочалась во сне, ища кого-то рукой. Затем, нащупав его грудь и положив на нее голову, успокоилась, улыбнувшись кому-то в своих сновидениях. Он нежно погладил ее роскошные волосы. – С ней я пройду свой жизненный путь, наполняя каждый день счастьем и радостью. – Он вздохнул. – Только она и есть моя радость. Кругом горе и жестокость. Веронике тяжело это переносить, но удивительная жизненная энергия любимой, заставляет их окружение исполнять такое, что до встречи с ней они никогда не делали, и даже не подозревали, что подобное возможно. Творец знал, какая помощница мне нужна. – Эрик мысленно хмыкнул, исправив себя. – А может, наоборот, это я помощник? Не удивлюсь, если так! – Он погладил ее волосы. – Сколько слов не высказано этой удивительной женщине, да и где их найти, эти слова? – Эрик не заметил, как задремал.
       Голоса возле шатра разбудили его. Санчо кому-то терпеливо объяснял, что таз с водой для принцессы он уже занес в шатер, а меч монсеньора успел почистить еще вчера.
     – Тогда мы займемся лошадьми господина и госпожи – дадим им сена.
     – Хорошо, – согласился слуга. – Будь, по-вашему.
       Винченцо и Альберто удалились.
       Эрик улыбнулся.
     – Наша молодежь приступила к своим обязанностям, – неожиданно прошептала Вероника и перевернулась на живот. Соблазнительные груди коснулись его груди, и подбородок оказался на уровне губ. Приподнявшись, она заглянула в глаза и улыбнулась.
     – Тебя разбудили? – спросил Эрик, обнимая ее.
     – Я и сама уже собиралась просыпаться, где-то там, в своем последнем сновидении.
     – Поспала бы – время есть.
     – Так можно все проспать. Ты вставал ночью? Я искала тебя и не нашла.
     – Долго искала? – бережно держа ее в объятиях, он ощущал, щекочущее шею дыхание.
     – Долго, – зевнула Вера. – И, не найдя, от огорчения опять заснула.
     – Причина поисков?
     – Хотела сказать, что люблю тебя, и рассчитаться за одно стихотворение… помнишь?
     – Такое забыть: преступление перед самим собой! – улыбнулся Эрик..
     – Я готова, – она игриво поцеловала его грудь.
       Океан любви захлестнул сердца безудержной страстью. Счастье обладания друг другом, какое-то время овладело вниманием влюбленных, но, через час они уже стояли возле шатра, наблюдая как Винченцо, Альберто и Джозефо разбирали временное жилье.
     – Как не хватает кофе! – мечтательно произнесла Вероника.
     – Да, этот божественный напиток – ничем не заменить! – согласно кивнул Эрик.
       Из шатра показался Ибн аль-Гассаль. Он подошел бодрым шагом и, отвесив глубокий поклон, глазами спросил позволения обратиться к принцессе. Эрик едва заметно опустил веки.
     – Могу ли я попросить прощения у принцессы за мое вчерашнее недостойное поведение? – поэт почтительно склонил голову перед Хуаной.
       Удивленная Вероника, посмотрев на Эрика, ответила вопросом на вопрос:
     – Вы считаете: в этом есть необходимость?
       Тот, поняв, что она не сразу может простить его бестактность и игнорирование вчерашней вечерней трапезы, немного обескуражено добавил:
     – Не всем дано распознать величие вашей души. Мне как поэту – это непростительно! Я осознал это только утром!
     – Вас так рано беспокоят подобные мысли?
     – У нас была с монсеньором прогулка, во время которой, мне многое стало понятным.
       Эрик удовлетворенно отметил в уме: – Он искренен и не скрывает, что не понимал кое-чего. Это лучше, чем лицемерие.
     – Дорогая, на нас ночью, вернее, под утро, было нападение.
       Принцесса изумленно посмотрела на него, и перевела взгляд на Ибн аль-Гассаля.
       Тот утвердительно кивнул головой.
     – Так вот почему тебя не было? – воскликнула Вероника. – И, что?..
     – Как видишь! Все здоровы и улыбаются, имея счастье вести с тобой беседу!
     – Эрик, не томи! Говори!
       Имя вылетело само собой. Она спохватилась, но слово не воробей…
       Поэт заинтересованно посмотрел на графа.
     – А я думал, что есть только Одо или Эдд?
     – Это одно и то же имя, только у шведов. – Затем, чтобы отвлечь их, он сказал супруге: – Наши доблестные молодые люди: аль-Рашид, Винченцо, Альберто и Джозефо, сумели не только раскрыть готовящееся нападение, но и упредить его.
     – Как поступим с убийцами, нанятыми кади Джафаром? Надеюсь, к ним у вас нет теплых чувств, – поинтересовался Ибн аль-Гассаль.
     – Где пленные? – глядя на Эрика, спросила принцесса, – Мне кажется, что этот мир состоит только из пленных и их хозяев!
       По знаку Санчо к ней подвели восьмерых альморавидов. Африканцы держались гордо и независимо. Они решили принять смерть за Аллаха. Ран на них не было, так как взяты они были внезапно и сопротивления оказать не успели. Один из них, девятый – воин-командир, не желая сдаваться, погиб от кинжалов итальянцев.
     – Что будем с ними делать?
     – Альберто, ты как считаешь? – спросила принцесса у молодого воина. Тот, задумавшись ненадолго, ответил:
     – Я бы покарал из-за вероломного посягательства на вашу и монсеньора жизнь, но, если следовать вашему примеру, их необходимо отпустить.
     – И все же, что у тебя в душе?
     – Возмущение и неприязнь! Они могли захватить вас в плен, и последствия одному Богу известны! – с горячностью ответил юноша.
     – Видите, моя принцесса, как сложно найти правильный выход!
     – Вы, дорогой Ибн аль-Гассаль, хотели получить прощение за вчерашний день? Вы все же меня не поняли!
     – Получается!.. – сконфуженно посмотрел поэт.
       Принцесса увидела Винченцо. С удовлетворением она заметила, что у того на лице почти не осталось следов от ужасной раны. Знаком руки подозвала его и спросила:
     – Как ты думаешь, что делать с пленными, захваченными ночью?
     – Отпустить! – не задумываясь ответил юноша.
     – Почему?
     – Я понял вас, моя принцесса, так, что, чем меньше крови на земле, тем понятнее и чище становятся люди, живущие на ней. Жестокость порождает жестокость. Эти, – он показал на пленных, – смелые воины и смерть примут с достоинством, но станет ли нам от этого легче?.. Вряд ли! Но, если мы оставим им жизнь, к которой они тоже не безразличны, может, и в их душах дрогнет нечто, заставит задуматься в какой-то момент и пощадить простого человека, попавшего под их меч, будь, то воин, мирный житель или пленный! Добро – рождает добро даже в самых черствых душах! Ну, а самое главное, – он сделал небольшую паузу, – самое главное – сделав что-то хорошее в жизни, какой-то добрый поступок, я буду чувствовать себя лучше и чище! Не это ли делает нас счастливыми людьми?!
       Принцесса, слушая юношу, мысленно благодарила Творца за то, что он свел ее и Эрика с этой неиспорченной милосердной душой. – У нас появился помощник в исполнении миссии, – мысленно просигналила она. – В ответ, впервые в этом веке получила одобрительный сигнал своего ангела. – И это прекрасно! Он Избранник! Вам теперь будет не так одиноко. – Ты меня понимаешь? – Мы, женщины – мы все понимаем! – просигналила в ответ Елена Блаватская.
     – Вот, что имела в виду моя супруга, мой друг, – сказал граф, обращаясь к Ибн аль-Гассалю. – Лучше этого юноши, пожалуй, никто не скажет, даже мы!
       Принцесса, улыбнувшись Винченцо, добавила:
     – Я не ошиблась в тебе и в твоих друзьях. Уважаемый Ибн аль-Гассаль, они, – она указала на пизанцев, – приняты на службу.
       Тот, склонив голову в знак одобрения, заключил несколько обескуражено:
     – Я многого еще не буду понимать, но повинуюсь вам, мои друзья!
       Веронике стало жаль воина-поэта, и она заметила уже более мягко:
     – Мы ценим вашу честность и преданность, а это главное в наших взаимоотношениях!
     – Значит ли это, что я вновь приобрел ваше расположение, моя принцесса? – в который раз за сегодняшнее утро повторил вопрос поэт.
       Отбросив сухость, Вероника ответила:
     – Я всегда ценила и ценю нашу дружбу! И расположения своего я вас не лишала! Граф Эдд, тоже! Правда, дорогой? – она обратилась к Эрику, не вмешивавшемуся в разговор.
       Он со стороны наблюдал за реакцией окружения в общении с ней и, вспомнив слова поэта: «В нее влюблен всякий, кто хоть раз с ней общался» – не то, соглашаясь мысленно с ним, не то с любимой супругой, молча, кивнул.
       Молчание она восприняла по-своему и немного озабоченно посмотрела на него. Но, воин-поэт тут же отвлек ее. Считая своим долгом отреагировать на слова принцессы, он произнес целую благодарственную речь. Из нее можно было заключить, что он чрезвычайно доволен тем, что его поняли и простили, и что впредь в своих действиях и словах он будет осторожнее.
       Супруги терпеливо выслушали: после чего Ибн аль-Гассаль угостил их великолепным шербетом, цитрусовыми и манговыми плодами с оршадом. Трапеза не отняла много времени, и через час весь отряд готов был выступить. Ни один из бывших пленных не оставил до утра лагерь. Многие, участвовали в отражении ночного нападения. По приказу графа, им вернули оружие и лошадей.
       Прощаясь с принцессой Хуаной, аль-Рашид, став на колено, поцеловал ей руку. На глазах у юноши блестели слезы. – Добрая, неискушенная в кознях дяди душа, – подумалось Веронике. – Оставайся таким. – Вслух же сказала с признательностью:
     – Мы обязаны тебе своим спасением! Благодарим тебя!
       Он смущенно отвел глаза.
     – Что вы, мои синьоры! Если бы не вы, вряд ли я был бы жилец на этом свете. Дав мне частичку своего доброго сердца, вы подсказали, как жить дальше!
     – Живи, как твой отец – честно и достойно! – произнес граф Эдд, молчавший почти все утро. Супруга, согласно кивнув, добавила:
     – Я буду рада, если ты уже определил свой жизненный выбор.
     – Он определил его сегодня ночью, когда пошел против дяди, – сказал граф и, сделав небольшую паузу, рассматривая юношу, добавил: – И выбор был не простой – это выбор благородного человека.
     – Если, посоветовавшись с отцом, я попрошусь к вам на службу, вы монсеньор и вы моя госпожа, примете меня?
     – А как же дядя? – спросила принцесса.
     – В отношении кадия, предавшего честных граждан Валенсии, я уже принял решение! – глаза аль-Рашида сверкнули гневом. – Больше он меня не увидит! Я возвращаюсь к отцу!
     – Мы примем тебя. Тем более, ты уже дружен с моими новыми придворными из Пизы. – Юноша утвердительно кивнул. – На том и порешим!
       Но аль-Рашид замялся и не спешил уходить.
     – Ты что-то хотел еще? – с улыбкой спросила принцесса, видя его нерешительность.
     – Несколько человек из вчерашних пленных просятся к вам на службу. Воины опытные, – поспешил он добавить, – и, понимая, что возможно вы стеснены в деньгах, готовы какое-то время служить только за еду.
     – Но как же кадий Ибн Джаххаф, твой дядя? – спросила принцесса.
     – После ночного нападения, они не хотят ему служить. Он вчера казнил брата достойного Ибн Хусейна – Ибн Хасана, принесшего ему весть о поражении. Ибн Хусейн хочет отомстить кадию за его смерть, и я не буду в этом мешать!
     – Ты так спокойно говоришь о мести дяде?
     – Наши дороги разошлись! Каждый должен отвечать за свои грехи. Кроме того, я догадываюсь, что дядя казнил Ибн Хасана именно из-за того, что он брат Ибн Хусейна, друга моего отца и фактически моего воспитателя! Он выбрал свой путь!
     – Но от кого вы узнали о казни достойного Ибн Хасана? – спросил граф.
     – От пленных альморавидов.
     – Сколько человек просится на службу?
       Юноша подал знак стоявшему невдалеке Ибн Хусейну.
       Тот, кивнув, исчез на несколько минут, и вот из-за рощицы появился в полном вооружении конный отряд с ним во главе. Остановившись в десяти шагах от графа с принцессой, Ибн аль-Гассаля и их окружения, Ибн Хусейн соскочил с коня. Подойдя поближе, он подал саблю рукоятью вперед и преклонил колено. Воин немного наклонил голову, ожидая решения графа и принцессы.
       Тронутые зрелищем, супруги переглянулись, а Аль-Рашид, понимая необычность просьбы, повторил:
     – Если мои госпожа и господин испытывают затруднения в денежных средствах, Ибн Хусейн довольно продолжительное время может содержать отряд за свои деньги, да и воины готовы ждать.
     – А семьи?.. Где они?
     – Часть – не женаты, у некоторых – в Валенсии.
     – Кадий будет мстить за измену.
     – Это не измена. Дядя совершил непоправимую ошибку, казнив достойного Ибн Хасана. Сторонников его интриг поубавится в городе.
     – Санчо, у нас нет затруднения в денежных вопросах?
     – Города принцессы и ваши виноградники – дают достаточно средств, чтобы об этом не беспокоиться, – уклончиво ответил слуга, добавив: – Вы содержите уже несколько наемных отрядов, так что двадцатью воинами больше – только к лучшему.
       Эрик подозрительно посмотрел на него, ставшего уж очень покладистым.
       Принцесса подвела итог:
     – Встаньте, достойный Ибн Хусейн. Мы ценим ваше желание преданно служить нам и готовность использовать для этого даже свои средства, но это не понадобится. – На секунду замолчав, исправилась, – Вернее, не понадобятся деньги – у нас их достаточно. За предложение своих преданных сердец и доблестных дамасских клинков – благодарим! С этого дня вы у нас на службе! За всем необходимым обращайтесь к Санчо, и известному вам Винченцо. – Затем негромко спросила у Эрика: – Дорогой, отпустим альморавидов и отправляемся в путь.
       Подозвав аль-Рашида, попросила переговорить с марокканцами и отпустить тех на свободу.
     – Говори им словами Винченцо. Он очень хорошо сказал. Может, и они когда-нибудь кого-то пощадят в своей жизни.
       Подойдя к ним, аль-Рашид произнес несколько фраз.
       Альморавиды, вначале гордо подняв головы, слушали невнимательно, но когда по знаку юноши с них сняли цепи, начали в недоумении озираться по сторонам. А когда молодой витязь повторил, что они свободны, – сделали несколько неуверенных шагов в сторону. Их окликнул Ибн Хусейн, и альморавиды сжались, ожидая, что неожиданное чудесное избавление окончится казнью. Но воин, сказав им несколько слов, махнул рукой, показывая, что они полностью свободны.
       Ибн аль-Гассаль, присутствуя при этих разговорах, не переставал удивляться своим друзьям. – Да! В том, что они говорили с Аллахом, – нет сомнения. Я сколько лет рядом, но не знал их! А принцессу, я, кажется, знаю все же лучше, чем графа. Все, что она говорит и делает, – я понимаю. Хотя, с другой стороны, я с графом не разошелся во мнениях ни по одному из вопросов, а с Хуаной Наваррской – только вчера. Любовь! Вот в чем штука! Чувство необыкновенное! Ради ее счастливой и радостной улыбки я, пожалуй, соглашусь со всем, даже самым невероятным, лишь бы это исходило из ее уст!
     – Трогаем, мой друг, – услышал он голос графа. Закаленный в боях воин-поэт, за доли секунды стал жестким командиром.