Люда

Наконец-то, в творческих муках и командировочных приключениях, следящий привод для бобинажно-перемоточных станков был – рожден. Осталось пройти Межведомственную комиссию (МВК).
В одну из зим пятилетки пышных похорон – я, Вова Сосо и Резо, опять направились в Селиваново, то бишь — Красную Горбатку, с сорока приводами в обувных коробках, которые должны будут на заводе проходить испытания. С таким грузом решили ехать поездом, не дай Бог что случится.
Я ненавидел ездить поездами, так как почти не пью, а трезвому в поезде двое суток, особенно если трое твоих «сокамерников», в преферанс не играют, а предпочитают интеллектуальные игры типа «подкидной», предварительно подняв свой коэффициент интеллекта, стаканчиком другим чачи – просто смерть.
Скоротать время в поезде — это конечно кроссворды, карты, выпивка, песни под гитару, флирт. Только не говорите про книги! Книги — это интим, но о каком интиме с книгой можно говорить, когда в купе пьют чачу, едят хачапури, рвут руками жареную курицу, макая её в ткемали. Это не интим, это разврат! Я, конечно, не пью, но ем за двоих, особенно, когда вкусно, так, что когда не ел, душа хотела приключений и флирта.
Так как вагон был купейный, то поблизости хорошеньких и бесхозных женщин не наблюдалось. Проводники в поезде Тбилиси-Москва были не в счет, так как они были в основном мужчины, а те редкие, что были в юбке, от мужчин отличались мало. Так что поездка в поезде – сплошные муки, особенно по территории Грузии, где флирт не только невозможен, но и опасен для жизни.

Надежды были только на русские просторы и русских сердобольных женщин, которые обычно не дают умереть страждущим мужчинам. Так, в конце концов, и получилось. Когда я, покуривая одну за другой сигареты, фланировал уже почти по инерции от одного тамбура до другого, вдруг в Туле в вагон поднялась красавица. Соскучившееся по женскому голосу уши напряглись, во рту пересохло, а язык от неожиданности просто прилип к небу. Сердце в груди стучало, словно соревновалось со стуком колес вагона. Я стоял у двери в купе, видимо с таким видом батана, что девица без страха спросила:
– Извините, в купе место есть?
И она спрашивает, есть ли место в купе?
Спрашивать есть ли место в купе, где сидят четыре одиноких мужчины в поезде Тбилиси-Москва и могут ли они его уступить, это как спрашивать есть ли у военных или проституток честь и могут ли они её отдать? Конечно, могут, лишь бы было кому!
Не приходя в себя, я кивнул и открыл дверь купе. Пава вплыла.
Открою маленькую тайну, которою знают все женщины – бояться нечего, если мужчин больше чем один и особенно если дверь в купе открыта.
– Здравствуйте, я Люда из Тулы, ну а вы, как я вижу тбилисская интеллигенция?
То, что мы из Тбилиси, так по табличке поезда было понятно. Раз едут в Москву, значит тбилисцы, но как она сразу определила, что мы тбилисская интеллигенция, в немалой степени меня озадачило. Сначала подумал, что на это её подвигло отсутствие у нас фуражек типа «аэропорт». Однако оказалось, что она хорошо знает тбилисскую интеллигенцию, так как ее муж жестянщик в автомастерской, бывший тбилисский армянин, живший в районе вокзала.
Я, как самый большой интеллигент-бабник помог Людочке раздеть пальто и прикрыл дверь, чтобы она могла в зеркале двери поправить прическу. Оценив мою галантность Люда, одарила меня почти детской улыбкой с ямочками на щеках. Уже через пару минут мы уже впятером, как истинные тбилисские интеллигенты, травили анекдоты.
Молодая двадцатитрехлетняя жена бывшего тбилисского армянина ехала на станцию метро Щелковская в магазин для новобрачных, так как у нее имелся талон на покупку сапог. Наши пути вели почти в одну точку, нам также надо было на Щелковскую, только на автовокзал.
– Людочка, я консультирую и снабжаю сапогами как раз из этого магазина почти половину тбилисских женщин, да и все продавщицы новобрачного магазина меня прекрасно знают. Так что никто лучше меня не может помочь вам в этом вопросе. Лучше вам согласиться на мою помощь.
– А вы, что, правда, там всех знаете?
Я попросил ее встать с сидения, поднял крышку и показал ей аккуратно сложенные под сиденьем множество обувных коробок. Все сомнения исчезли тут же.
– Это мужские итальянские ботинки, как раз везем к ним на склад.
Щечки Люды порозовели, а челюсти ребят отвисли.
– Вы, правда, поможете мне с сапогами?
– Давай перейдем на «ты».
– Давай!
– Конечно, врать не буду, что именно для этого мы и приехали в Москву, но проводить тебя в магазин и помочь с сапогами – без проблем.

С появлением Людочки воздух в купе просто наэлектризовался, каждый старался вывернуться наизнанку, галантность пёрла у всех просто из ушей. Резо, даже выскочил на каком-то полустанке и купил Людмиле горячие пирожки. Конечно же, ребята понимали, что все напрасно. Вид обувных коробок уже давно сделал свое дело, а если еще приплюсовать, что я недурно выглядел и что одного взгляда в мои бездонные глаза ловеласа было достаточно, чтобы женщина понимала, что ей уже хочется, чтобы я её порадовал! Я знал, все их надежды на "успех" были сродни надеждам висельника на то, что веревка порвется. Поэтому я положил девушке руку на плечо и как бы слившись с ней, наблюдал коллективную лезгинку мужского либидо.

Куда делась медлительность и меланхолия, я снова был на взводе и снова начинал играть с очередной "Людочкой" в женскую рулетку, где в обойме было пять патронов из шести, каждый из которых доставлял удовольствие. Я хорошо знал выражение широко раскрытых женских глаз, когда они нажимали на спуск, в них чистилась только одна мысль — лишь бы не холостой!
Несколько раз мы с Людмилой выходили покурить, так как Вова и Сосо не курили. В один из перекуров, тихим голосом и почти со слезами на глазах, я признался, что талон на сапоги ей поможет намного больше, чем я. В коробках у нас — электроника и к магазину новобрачных я не имею никакого отношения.

– Не переживай, ты с таким вдохновением старался мне понравиться, что очень даже в этом преуспел. Правда не услышал, когда Сосо мне сказал, что в коробках какая-то аппаратура.
Конечно, я слышал, что Сосо говорил про коробки, но в мои планы не входило потерпеть фиаско. Ах, какая прелесть входила в мои планы, только вот надо было найти подход к Людмиле, чтобы на Мосфильмовскую, в комнату к другу Боре она шла сама и с удовольствием.
Когда мужчины хотят женщину, то обычно единственное, что они знают точно, что её хотят, а вот, когда хочет женщина, то она обычно и пути для достижения своей цели находит.

– Эх, Люда-Люда! Если бы только знала, чего я хочу, если бы только могладогадаться, чего жаждет моя душа, но я знаю, что мы придем в магазин, купим тебе сапоги и ты сразу отправишься назад к своему жестянщику мужу.

– Положим, я могу и вечерним рейсом поехать домой, но не в этом же купе превращать мечты в реальность.
– А зачем в купе, у меня на Мосфильмовской есть коммунальный шалаш.
Наступила пауза, мы всегда запросто хорохоримся, когда знаем, что в атаку поднимать не будут, а когда вдруг нежданно понимаешь, что ошибся, то и притяжение становится стократным и в голову мысли всякие начинают лезть типа, а вдруг…


– А ребята?
– Тебе, что меня одного мало?
– Дурак! – ударив меня в плечо, обиженным голосом сказала Люда.
– Я наоборот подумала, что вы все вместе, ну ты понимаешь ...
– Я, конечно, категорически против этого, но если ты хочешь – улыбнулся я.
– Не пугай меня.
– Я пошутил, ты же понимаешь, что в шалаше все вместе сразу не поместимся. Им туда дорога заказана, да и аппаратуру таскать по городу из-за тебя они не согласятся, – засмеялся я и обнял Люду.
Люда мелко дрожала, может быть и от холода, в тамбуре было морозно, а может и от… .
– Ты чего дрожишь?
– От страха!
– Во даешь, я же пошутил относительно ребят, ты же понимаешь!
Люда виновато посмотрела на меня, на щеках появился румянец. Мы стояли, прижавшись и минут пять, молча, смотрели на мелькающее за окном настоящее.
– Ты меня не поймешь, я никогда этого не делала, но ты умеешь уговорить. Да и когда смотрю в твои глаза, то хочу тебя здесь и сейчас, хотя и не влюблена. Я дура, да? Таких дурочек как я у тебя, наверное, было много, зачем ты это делаешь со мной? – и, помолчав – Но не смей менять решение, только попробуй!

Что я мог ответить этой девочке? Что я её прекрасно понимаю, так как она не первая и думаю, не последняя. Что я не аферист и не насильник, а просто секс-альтруист. Что в принципе — это жизнь и философствовать нам пока по возрасту не пристало, а относительно мужа, так это его проблемы. Что расстанемся без обид, что помнить будем все это, как приятное приключение и быть может даже не без сожаления, но без продолжения.
Москва нас встретила суматохой, морозом и гололедом. Ехать в метро с нашими коробками дело было бесполезное, поэтому воспользовались двумя такси. На автовокзале было столпотворение, так как второй день из-за гололеда автобусы не ходили. У нас вообще-то было время до шести часов вечера, так что мы особо не волновались. Сложив свои коробки вдоль стены, установили дежурство. Кто-то один караулил коробки, а через два часа его сменял другой. Меня, как профи по сапогам, отправили с Людой в магазин предварительно оговорив ситуацию, что если я до шести вечера не успею «купить сапоги», то ребята уезжают в Красную Горбатку без меня. Я, потом, добираюсь сам.

Отправились мы с Людой за сапогами, благо магазин тут же рядышком, по дороге, решили позвонить с автомата Боре в контору, так как в коммуналке телефона не было. Пока шли в магазин, я рассказал Любе, что коммуналка, представляла собой обычную трехкомнатную квартиру, на третьем этаже на Мосфильмовской улице. В одной комнате, а именно в зале проживал мужик, который временно переместился в одну из тюрем на нары, поэтому комната была закрыта. В другой комнате жила Татьяна с сыном первоклашкой, которая высокое звание матери-одиночки, удачно совмещала с древнейшей профессией. Когда у Татьяны были клиенты, её сынишка уходил на общую кухню – готовить уроки. В третьей комнате жил Боря. Сказать, как соседи относились друг к другу нельзя, они просто по необходимости друг дружку – терпели, так как если что, было у кого стрельнуть до зарплаты. Сколько раз я бывал у Бори и приглашал за стол Татьяну, она не приходила, так как с меня пользы не было, а Борю, как старшего дворника района, начальник службы уборочной техники района, она — проститутка-надомница презирала за бесполость. Однажды по пьянее она решила воспользоваться соседом по прямому назначению, но нащупав что-то размером меньше большого пальца, тут же потеряла к нему интерес и уважение. Как я познакомился с Борисом – тема отдельного большого рассказа и об этом не тут.
Бори в конторе не было, как и сапог в магазине. Решили двигаться на станцию метро Киевская, а там будет видно. Можно было и без звонка заявиться в «шалаш» - Татьяна откроет, от его двери ключ был на кухне. По дороге купили Шампанское с бонбоньеркой, для поднятия настроения и две шоколадки для Таниного сына, смело отправились на Мосфильмовскую.

Всю дорогу Люда чирикала, с такой радостью, как будто ей подарили с разу двое пар сапог и она едет их примерять. Не находя, как ей казалось, интересной для меня темы разговора, она постоянно вспоминала по поводу и без, своего мужа. Уже выходя из метро, я его ненавидел. Впервые за все время, я шел с женщиной не доставить ей наслаждение, а превзойти в постели её мужа.
До Бориса, так и не дозвонились, дойдя до дома и поднявшись на этаж – позвонили в дверь.
За дверью была тишина. Позвонили еще пару раз:
– Кто? – послышался Татьянин сонный голос – Кому невмоготу?
– Это я, Юра.
– Ясно.
За «Ясно» ровным счетом ничего не последовало.
– Таня, открой, это я Юра, Борин друг.
– Бори нет.
И опять на пару минут тишина и никакого поползновения открыть дверь.
Звоню вновь.
– Таня открой, я не один, Борис знает, мне нужна его комната.
– Господи, ты из Тбилиси? – затараторила Татьяна, открывая дверь – так ты бы и сказал, что ты Юра-бабник, а не алкаш. Ненавижу Юру, Бориного собутыльника.
Дверь открылась, и на пороге, стояла Татьяна в синей кофточке в трусиках, при каблуках и чулках на резиночке, видимо, работала.
– А это что за симпатичная кралечка? Сколько я Юру не охаживала, на меня у него не вставал. Вам, видимо, повезет больше – заржала Татьяна шокируя Любу – Ключи, думаю, найдешь, у меня нет времени, языком вас ублажать, клиент, сам понимаешь.
Я сунул ей в руку шоколадки, для сына, Татьяна улыбнулась и сексуально виляя попкой, скрылась за дверью.
Люда прыснула:
– Ну и фрукт московский
– Я же тебе рассказывал, что она — проститутка с соответствующим взглядом на жизнь и лексиконом.
Зашли в комнату. Я очень не любил пятиминутки на нейтральной полосе, а сейчас, когда после получасовой бомбардировки меня рассказами о муже, весь секс-альтруизм сошел на нет, уступив место либидо самца, так как мне натерпелось отомстить мужу «за все».

По прошествии многих лет, почти всех своих облагодетельствованных подружек, я помню прекрасно, помню не только их внешность, изгибы тела, даже белье, в котором они были, помню, но детали внешности Людмилы в то утро из памяти стерлись. Я не помню, обязательный в таких случаях, легкий, немного разнузданный флирт, поцелуи в плечи, губы, груди, медленный танец обоюдного раздевания, с нежным прикосновением губ к оголенным местам, я даже не помню, как открывал шампанское. Но в мелочах помню жесткий секс, наверное, первый и единственный в моей жизни, когда я час, как эквилибрист, охаживал Люду везде, куда только было возможно, постоянно спрашивая ее: «А так тебя с мужем было?» Такого у меня больше никогда не было, чтобы я как машина, наяривал и наяривал как робот.

Я не делал Люде больно и тем более не старался это сделать, но мучил её по максимуму. Да и сам не столько получал удовольствие, сколько старался довести её до множественного оргазма, до полного сексуального изнеможения.
Глаза девочки напоминали чайные блюдца с такими же большими зрачками, одна рука её бегала по моему телу, то стараясь меня прижать, то немного отстранить, вторая рука, как бы дирижировала в воздухе в такт обоюдной страсти. Когда она получала удовольствие, запрокидывала голову и переставала дышать, а потом, повизгивая, начинала биться в конвульсиях, впиваясь в меня ногтями, как будто боялась, что я соскользну куда-то. Получала удовольствие она раза три-четыре, постоянно твердя одно и то же – «Еще, еще, еще». Когда все закончилось, постель была мокрая, её губы спеклись, а глаза так и оставались блюдцами. Натруженный "организм" просто болел, глаза ела соль от стекавшего пота, во рту пересохло.
Некоторое время мы лежали в полузабытьи, потихоньку приходя в себя. Люда придвинулась ко мне, провела пальцем по моему носу:
– Красивый! Когда ехали в метро, все представляла, как я тебе сделаю, минет. Ты меня почти изнасиловал, а минет я так и не сделала. А теперь боюсь, его делать, вдруг ты снова начнешь меня терзать, я умру, сил нет. Давай я приеду в следующую пятницу снова, ты же еще будешь в Москве, тогда я ни разу не напомню о муже.
– Отлично, я согласен.
Никогда ни до, ни после, меня мужья не интересовали, а тут вдруг такое.
Люда выпорхнула из постели и скрылась в ванной. Я лежал, а где-то внутри было немного неловко, ну ничего в следующую пятницу, я ей покажу, что такое настоящая ласка. В следующую пятницу будет совершенно другой секс, красивый и нежный, когда женщина получает удовольствие не от того, что её имеют, а от того, что она чувстует себя желанногй, это совершенно другой уровень секса, когда от него не столько получаешь удовольствие, сколько доставляешь.
Пока в ванной был я, Люда сменила на постели белье, застелила кровать и на кухне поставила чайник…

Я проводил её на вокзал, договорились о встрече в следующую пятницу. На прощание Люда меня нежно поцеловала, тихо приговаривая:
– Как же я завидую твоей жене!
Если бы она знала, сколько женщин говорили мне это и как же они тяжко в этом обманывались!
Моя семейная жизнь, была сплошной аннигиляций любви, видимо эти два чувства мои и жены были, как вещество и антивещество и при соприкосновении со скандалом «умирали»!

Вернувшись на автовокзал, застал ту же безрадостную картину, что была и перед уходом. Вокзал как улей, народу битком, очередь в женский туалет, стала раза в два длинней, гололед продолжался.
Ребята хмурые, завидев меня, оживились, отпустив несколько плоских шуточек, относительно женских сапог, оставили меня в каракуле и куда-то исчезли, видимо есть, пообещав не забыть и обо мне. После чистого морозного воздуха снаружи, спертый воздух вокзала – раздражал. Сосед справа, в валенках и бобриковом пальто, сосредоточенно жевал колбасу без хлеба. Я спросил:
– Что говорят, скоро ездить начнут?
– Спроси в небесной канцелярии – буркнул сосед – третий день здесь сижу, задница болит и грязно выругавшись, продолжил жевать круг ливерной колбасы.
От нечего делать, стал разглядывать окружение. Народ у нас ушлый, если что тут же группируется кто по интересам, кто по направлениям, а кто и по-родственному. Из чемоданов сооружается столик, кто режется в карты, кто истребляет закупленную в Москве для дома провизию, кто втихаря, согревается на троих. Соседка слева, пожилая женщина с внучкой, что-то долго пыталась засунуть в сумку, заодно пытливо оглядывая меня, потом фыркнула, вынула сверток из сумки и заложила за пазуху. Усмехнулся, подозрителен я для неё, раздражать не стал, отвернулся. Недалеко стоял мужик, в длинной дубленке, без шапки, кого-то сосредоточенно высматривал, постоянно озираясь на длиннющую очередь в женский туалет. Мужик вертел, вертел головой и вдруг глазами уперся в меня, лицо его просветлело, морщины разгладились, на губах появилось подобие улыбки. Мужик игривой походкой подплыл ко мне:
– Скучаем?
– Да так.
– Один?
– Вроде.
– А жена?
– Утопил!
Мужик засмеялся:
– А моя в туалет намылилась.
Мужик кивнул в сторону внушительной очереди.
– Вот искал интеллигентную морду, еле во всем вокзале нашел.
Мужик распахнул дубленку и достал из внутреннего кармана початую бутылку красного вина.
– Раздавим?
– Нет, спасибо!
Мужик уставился на меня немигающим взглядом, было видно, что ответ его явно застал врасплох. Потом, видимо, что-то в голове сработало:
– Так ведь бесплатно, пока моя в очереди и раздавим милую, одному, сам знаешь, за подло.
Мужик полез в карман и достал стакан.
– Спасибо дорогой, я не пью.
– Как, совсем не пьешь?
– Совсем!
– Зашит?
– Нет, просто не пью и все.
Тут мужика заклинило основательно:
– Ты что, не русский?
– Русский.
Мужик обратился к соседу справа, который перестал жевать ливер, гипнотизируя бутыль с вином.
– Нет, ты погляди, русский говорит, а больной какой-то!
Сосед справа уже протягивал мужику кусок ливера, как бы подтверждая, что я больной, но вот он совершенно здоровый и за вино поделится ливерной колбаской. Мужик, найдя родственную душу, присел рядом, повернувшись ко мне спиной, налил соседу в стакан своих чернил и, чавкая куском колбасы, стал глушить оставшееся вино из горла.
Я постучал рукой по дубленке:
– Извините, это не вам из туалета женщина кулаком грозит?
Мужик поперхнулся, спрятал бутыль под сиденье и стал высматривать жену.
– Где?
Я, тихо и зло:
– Вроде русский и здоровый, а подкаблучник! – сплюнул ему на ботинок, процедив слюну между передних зубов.
– Еще вякнешь про мою болезнь, этапирую!
Мужик вытянулся по стойке смирно, побледнел:
– Извини начальник, не знал. Я же так, пошутил, холодно ведь.
Резко повернулся и испарился в толпе, забыв у соседа с ливером стакан и бутыль под сиденьем.
– Кацо, ты его как обрил. Тут твои друзья веселые были, меня сигаретами угощали, а ты злой. – помолчал, как бы соображая говорить или нет
– Бабу бы тебе под бок, отогрела бы, подобрел бы, я сам без своей бабы зверею. Подай бутыль, не пропадать же добру.
Я улыбнулся, вспомнив Люду, подумал: «Еще один сегодня такой секс и можно будет выносить».

Пришли ребята, принесли пива и беляши, жить стало веселей. Ближе к полуночи автобусы пустили. Я, умеющий ездить по горным серпантинам, увидел впервые, как автобус подъезжает к остановке с заносом. Когда в Тбилиси бывает, что дорога подледенеет, то на проезжей части почти всегда или хаос, или скорость падает почти до 5-10 км/час, так как кто будет покупать в Тбилиси шипованную резину, если она может понадобиться раз в год, а то и в два года. Доехали без приключений и отправились в забронированную новопостроенную гостиницу «Илеть», мыться и досыпать.
По дороге Резо увидел пухленькую коридорную, посмотрев на меня, застолбил:
– Моя!
Других он и не предупреждал, так как Вова, недавно, вторично женился и из обоймы стрелков выпал, Сосо же, вообще, стрелком не был, он даже в обсуждении баб не участвовал и если Резо был внешне похож на Дон Кихота, то Сосо на Санчо Панса.

Была суббота и если бы не аппаратура, то конечно мы два дня болтались бы в Москве. Но сдавать сорок коробок в камеру хранения было рискованно, а таскать их с собой – нереально, поэтому у нас появилось за все время поездок в Красную Горбатку два дня выходных, которыми мы решили провести с пользой.
Отдохнув от автовокзала и переезда, помытые и голодные спустились в гостиничный ресторан, который днем работал, как столовая. Дневной выбор был не ахти: салат из свежей капусты, винегрет с селедкой, хек с томатной подливкой и яблочный компот.
Сколько стоил хек, не помню, так как рыбу не особо уважаю, а вот сколько стоил капустный салат и винегрет – помню. Вова взял две порции салата по 6 копеек, я же решил взять винегрет:
– Винегрет можно?
–12 копеек в кассу.
– А можно без селедки, я её не терплю?
– Без селедки не продаем!
– Тогда если можно селедку на одну тарелку, а винегрет на другую.
– Мужчина, вы издеваетесь, кто это вам за одну порцию будет пачкать две тарелки?
– Тогда две порции винегрета в одну тарелку, а две порции селедки в другую!
– 24 копейки в кассу!
Винегрет, если принять во внимание цены был довольно приличный, селедка так же не залежалась.
Красная Горбатка тех лет, конечно не Париж, особо разбежаться было негде, пара улиц, с одной стороны городка гостиница с другой завод. Где-то посередине набрели на парикмахерскую, решили постричься. Вова и Резо интереса не проявили по причине отсутствие того, что обычно стригут прилюдно.
Две парикмахерши, обмахнув сиденье салфеткой как бы от волос, предложили нам сесть.
Брить отказались, но та, что стригла меня, работала быстро и виртуозно. Её руки, то с ножницами, то с расческой поочередно взмывали вверх, как бы дирижируя. Постригла быстро и с размаху облила из «клизменного» пульверизатора каким – то дешевым одеколоном. В сумме поразительные цены 24+18 копеек (в Тбилиси в то время без пяти рублей соваться в парикмахерскую не стоило). С Сосо мастер еще возилась, постоянно вздыхая, ахая и охая. Сосо сидел ни жив, ни мертв, не зная как на все эти явные знаки внимания реагировать, покраснел до макушки и вдруг:
– А вы тут надолго?
– В четверг или в пятницу уезжаем.
Девушка засуетилась:
– А до воскресенья задержаться не могли бы?
Сосо заерзал в кресле:
– И Юре тоже остаться?
– Нет, Юра мне не нужен, мне нужны вы.
Сосо покрылся испариной.
– А что красивее меня мужчин тут нет?
– А причем тут, красивее?
– А зачем вы в воскресенье зовете меня к себе?
Девица вдруг поняла, от чего так упорно Сосо отбивается и зашлась хохотом.
Я с Сосо ничего не могли понять, парикмахерша хохотала до слез:
– Вы подумали, я вас в постель собираюсь уложить?
Тыкая пальцем в плечо Сосо, продолжала хохотать девушка
– Вы думаете, мне не с кем, кроме вас, провести время?
Сосо удивленно на неё смотрел, да и я не мог понять, чего это она на Сосо запала, а меня и не заметила.
– У меня в воскресенье конкурс парикмахеров, а у вас волосы хорошие, как проволока, легко укладывать, вот я и подумала.
Тут и я захохотал. Сосо сполз с кресла, выругался по-грузински и, бросив на столик рубль, стал одеваться.
– Ой, я вас не подушила!
– Мужа в постели души, а мне не надо.
Сосо рывком открыл дверь и вышел.
– А я не подойду?
– Нет, у вас волос мягкий. Вас не на конкурс, а как раз куда ваш товарищ подумал. Извинитесь за меня перед другом. – улыбнулась девушка.

Приборы комиссию прошли на ура (потом была и Госпремия). В четверг на банкет прикатили наш завлаб и парторг. Банкет был в ресторане гостиницы, тут же и багаж и автобус в 12 ночи у дверей гостиницы – комфорт.
Русско-грузинская компания обмывала успех, привезенным грузинским вином и маринованными грибами, ну и, конечно, всякими стандартными закусками ресторана средней руки.
Вова прикупил себе в местном универмаге теплую шапку и немного задержался, поэтому разделся не как все в номере, а повесил пальто на вешалку в ресторане.
Вечер провели прекрасно, решили продолжить в Москве, так как впереди пятница, суббота и воскресенье. Директриса ресторана куда-то спешила и все пыталась нас закруглить, но нам-то куда спешить, до приезда автобуса, но все же пришлось уходить, автобус прибыл. На лестнице я спросил Вовика, где его пальто и шапка:
– Директрисе подарил, – пошутил он.
Мы были все собрано, поэтому потянулись к автобусу. Последним в номере остался Вова.
– Ребята, кончай шутить, где пальто и шапка?
Никто не понял о какой шутке Вова.
– Кто забрал пальто из ресторана?
Пальто никто из ресторана не брал. Вова забыл, где именно он его повесил, сразу не увидав его подумал, что кто-то решил подшутить и сделал вид, что ничего не замечает, но когда все стали выходить к автобусу, то уже и засомневался.
В общем пальто осталось в закрытом ресторане, директрису так и не нашли, видимо спешила к кому-то по сердечным вопросам, поэтому дома её не было. Автобус больше ждать не мог, заводчане клялись завтра же забрать пальто, шапку и выслать в Тбилиси. В 25 градусный мороз Вовик остался без пальто и шапки. Слава Богу, у меня под утепленным плащом была дубленка-безрукавка, которую я и ссудил Вове. По приезде в Москву сразу рванули в аэропорт и первым же рейсом вылетели в Тбилиси.
Бедная Люда, она в тот день, видимо, долго ждала меня на Казанском вокзале и не знала, что мужская дружба сильнее любой сексуальной интрижки. На самом деле, я очень сожалел, что не смог дать Люде то, что давал другим женщинам, хотя ей достался не самый плохой экспромт!