безветренный город

На тех страницах, где шли дожди они оставляли гладкие восковые листья - закладки, с тихим плеском ловящие отвесные медлительные ручьи. Дожди приходили с гор, заросших зеленой дремой, с высокого ложа, нежившего в своих ключицах стаи недвижных облаков.
И летом, когда солнце слишком настойчиво заливалось сквозь сомкнутые ресницы и проводило по спинам тонкие мокрые дорожки, кто-нибудь из них считал ступеньки и сворачивал в боковой коридор на пятой из пятнадцати, там, где из трещин с стене пробивался розовый плющ, и книга, взятая с полки, раскрывалась с тем звуком, как отзывается в груди самая низкая нота громового раската.
И тогда поезда приходили на зеркальные перроны, а запоздалые путники шелестели полами прозрачных плащей, вскакивая на подножки последних трамваев. А они садились где-нибудь у входа, на скамейку, где по-ночам кто-то смеется в темноте или на каменные перила подземного перехода или под деревом у кладбища и читали. Читали про серебряных медведей, заколдованных в гималайских горах, про пассажиров метро в далеком городе-улье, которые когда-то плавали в подземных реках, а стали людьми, про горячие ключи и осенний янтарь, горящий в пустом очаге. Эти рассказы были той самой тишиной, что остается в комнатах, когда в праздничную полночь люди убегают на снег, а на столах остается недопитое вино, тишиной ожидания после первой трели дверного звонка, теряющейся в глубине полутемной прихожей. Той тишиной, которую скоро разрушит движение жизни, но которая - пока еще - остается в этой минуте, в этой жизни.
Лиственный шорох и запах розовых глициний как прохладный невидимый прибой разбивается о стены домов, и бледная белая радуга повисает у края небесной чаши. На бесконечных страницах, где строки отливают гулом железнодорожных путей, а в заломах потрепанных уголков видны тени городов у горных подножий, идут бесконечные летние дожди. И шепчутся между собой придуманными судьбами.