Детство

                Д  Е  Т  С  Т  В  О


- Смирнова!  Вы Смирнова?,- из  двери кабинета на втором этаже администрации выглянула девушка.
- Да, это я , - со скамейки стоящей у противоположной стены поднялась молодая женщина около 30 лет в черной куртке из кожезаменителя.
- Проходите.

В кабинете за столом сидели председатель комиссии по делам несовершеннолетних Прохоров Александр Иванович, девушка в форме полицейского и ещё две женщины. Девушку в форменной одежде она уже встречала в инспекции по делам несовершеннолетних в здании горотдела милиции, а женщин видела впервые.
- Итак - начала одна из женщина, как позже выяснилось, представитель Управления социальной защиты, – вы Смирнова Галина Владимировна, проживаете  по улице Клары Цеткиной шестнадцать,  квартира сорок два, нигде не работаете, муж в местах лишения свободы, дочке три годика. Всё правильно?
- Да. Всё правильно.
Так началось заседание комиссии по делам несовершеннолетних, но из трёх приглашённых прибыла только одна Смирнова.  Докладывала инспектор полиции по делам несовершеннолетних Калугина Раиса Николаевна:
- Смирнова Галина, двадцать восемь лет, дочери три года, нигде не работает, пьянствует, водит к себе посторонних мужчин. Часто оставляла девочку одну, голодную, а сама уходила к знакомым, где могла остаться с ночевкой. Поставлена на учет, как неблагополучная семья. В последний раз проверяли неделю назад, была дома, но пьяная, девочка неухоженная, у неё педикулез.  Дома из продуктов только хлеб и макароны. Даже молока в холодильнике нет. Пусто. Составлен акт о жилищно-бытовых условиях. Моё мнение - лишить Смирнову родительских прав, поскольку девочка находится в опасных условиях и с ней в любое время может случиться несчастный случай. Её следует изъять из семьи и поместить в социальное учреждение, а позже исходя из дальнейшего поведения  Смирновой и возраста девочки - опекунам или в интернат.
- Я не была пьяной, а выпила только бутылку пива. И на ночь я уходила только один раз. – Смирнова заревела как старшеклассница громко и с надрывам, - Не надо меня лишать родительских прав. Я устраиваюсь на работу! Я закодируюсь у нарколога!  Дайте мне ещё один срок!
- И когда это ты собираешься кодироваться, на какие шиши?  Хотя ведь на пиво находишь…
- Я уже всё решила. После пятнадцатого числа, как получу детское пособие сразу и закодируюсь.
Саму Галину попросили выйти в коридор и начали совещаться.  Девочку действительно было опасно оставлять у такой мамы. Она уже начинает отставать в развитии, совершенно не ухожена. А какие сцены она наблюдает при таком образе жизни матери.  В это же время все посматривали на представителя социальной защиты. В таких случаях за ней оставалось решающее слово. В последний месяц из областного министерства социальной политики ясно дали понять, что показатели по лишению родительских прав в области явно выше среднероссийских. А потому в таких случаях все представители этого учреждения привыкли повторять давно сложившееся фразы : «Не надо забывать, товарищи, что основная задача социальной службы - это сохранение семьи. Только о такой жизни мечтает каждый ребёнок в наших интернатах». Хотя слова эти заучены, как дежурные, но они отражают действительность. Возражать было нечем. Когда пришли к общему мнению дать последний месячный срок на устройство на работу и кодировку, позвали Галину в кабинет.
Она, слезно поблагодарив членов комиссии ушла домой,  где её дочь по договоренности находилась с соседкой.
Другие приглашенные нарушители не явились и было решено разойтись.
          - Пожалуйста, Раиса Николаевна к следующему заседанию обеспечьте явку всех, кого не было сегодня. Табуркины уже второй раз не являются. Им видимо наплевать. Пусть на дежурной машине полиции задерживают, но чтобы были. Если надо, я позвоню начальнику полиции, чтобы дал такую команду.


Порядок в квартире у Галины Смирновой продержался почти два месяца. После истечения данного срока у неё побывали работники службы опеки и составили нормальный акт. Она повеселела. Дочь Аленка в эти дни ходила, в коротко постриженными  волосами, пахнущими химикатами от выпаривания вшей и почти в новом платье, которую дала одна из соседок. Она частенько отдавала  уже тесную одежду  быстро подрастающих  своих дочерей.
В швейном цехе, куда Галина устроилась уборщицей, платили, как и везде, особо не загуляешь.  Так принято у нас говорить, хотя слово «особо» - явно лишнее. Если учесть её долги перед коммунальными службами, накопленные за зиму, то не гулять требуется, а работать хотя бы ещё  в двух местах. Её соседка Наташа со второго этажа, например, тоже одна с тремя детьми и умом не блещет, но умудряется после такой же, как у неё работы убирать в двух подъездах дома. Дети у неё всегда ухожены, мужиков, вроде, тоже не водит. Галина её недолюбливала, хотя Наталья, наверное, единственная из соседей, кто относится к Галине одинаково, как и всем. И денег у неё, если есть, можно занять.
Аленку с горем пополам с помощью той же комиссии удалось устроить в садик. Она быстро догоняла своих сверстников и, после своего одиночества стала очень общительной девочкой, что все воспитатели только разводили руками.  Галина тоже стала следить за собой, что соседи удивлялись и говорили ей:
- Ну и характер у тебя, Галя. Другая бы давно заболела от таких проблем.
Было трудно понять: из-за неустроенности у неё родился такой пофигизм, как ответная реакция или же родилась такой пофигисткой , из-за чего впоследствии создала себе такую жизненную неустроенность. Никто при этом не отмечал, что за этой нелепой характеристикой скрывался обыкновенная безответственность. Хорошо, что об этом не знали члены комиссии, иначе разговор состоялся бы совсем другой. Ей удалось скрыть один факт – она была снова беременна и все сроки уже упустила, что придется родить. Отец ребенка, как помнила , был мужчина по имени Юрий, с которым она познакомилась поздно вечером на остановке, когда ездила к подруге в поселок. Он прожил у неё два дня, пока  не кончились деньги, заработанные им случайной  халтурой на вокзале. Где он работал, жил, местный или приезжий, Галина не знала. Ей уже было все равно. Однако было и кое-что, чего она действительно побаивалась - через пять месяцев освободится муж. Что произойдёт, когда он вернется, она не знала, но чувствовала, что снова будет бить. И без нагулянного ребёнка бил до своей судимости , а теперь, пожалуй и вовсе убьет. Раньше она  ходила с синяками различного срока давности, а потому и разных цветов. Рядом со свежим синяком под глазом красовался багряный кровоподтёк, а возле разбитой переносицы  выделялась фиолетового цвета гематома. Соседи за глаза звали её «Уральские самоцветы». К мужу она не разу на свиданку не ездила. Он так часто нарушал там режим, что был лишен всех маломальских удовольствий вплоть до ларька, где другие могли отовариться. Пожалуй, еще больше начнет звереть, когда напьется. «Господи, - проговорила совсем неверующая  Галина, - ребенку уже два месяца будет, когда он приедет. Да уж, тут ничего не поделаешь, придется терпеть. Может и обойдется как-нибудь».
Однако ещё через месяц она снова стала пьянствовать, и соседи позвонили в Управление соцзащиты в выходной день, что дочка оставлена одна в открытой для всех квартире, а мать дома не ночевала. Явилась она только в понедельник и дочь дома не обнаружила, её изъяли и поместили в детское специализированное учреждение соцзащиты. В последствии её лишили родительских прав. В  суде она так же плакала, но соглашалась тем, что скоро родит ещё одного ребенка и сама  не будет в состоянии их прокормить.
- Я позже восстановлюсь в правах и заберу дочку обратно.
Судья, помощник прокурора и другие участники суда все согласно кивали головами, хотя никто из них ей не поверил. Так всегда говорят, но ещё не было ни одного случая, чтобы кто-то из лишенных родительских прав обращался в суд о восстановлении, хотя возможно, что в других судах такие дела слушались. Все сразу почувствуют необъяснимую свободу и пускаются во все тяжкие, оправдывая себя тем, что их детям так будет лучше - там сверстники, хорошая еда и уход. Бывало, что обращались в суд и восстанавливались в родительских правах, но это были не совсем ещё конченные родители, а те кто  были лишь ограничены в правах на полгода.


Когда Николая освободили, то Алена была в  специализированном учреждении  соцзащиты, а малыша Игорька определили в дом малютки.  Галя была дома одна, договорилась с уборщицей офиса и коридоров, что та за неё два дня до выходных  будет убирать и в цехе. Все четыре дня прошли, как в тумане, в пьяном угаре. Галя о рождении сыночка не успела даже сказать. Николай её и не слышал, требовал праздника, кричал « Ты видишь, я на понтах к тебе приехал! Всё дела – потом! Я там намаялся без ласки».  Особых ласк он тоже не проявлял, поскольку был пьян с утра и до вечера. «Только мучил за зря»,- горевала Галина. Пил почти не вставая. Вкус хорошей колбасы и селедочки успел оценит в первый день, а уже потом ему было все равно, чем закусывать разбавленный спирт. Галине уже надоели его небритая рожа и нецензурная брань, перемешанные с оскорблениями, но уйти  на диван он не давал, силой укладывал рядом и в обнимку засыпал, едва коснувшись головой подушки. Уже через пару дней ему вернулась ранняя привычка - он стал подниматься с мокрыми штанами, похмелялся и падал снова. Убрать и высушить бельё, никакой возможности не было.  Квартира пропахла мочой и табаком.
Бить Галину он начал только через два дня, но избил зверский, пинал в грудь и по животу, обзывая самыми последними словами, на какие только был способен. Соседка Наталья вызвала скорую помощь, обнаружив её в таком состоянии. Другие соседи заходить боялись, хотя именно кто-то из них успел шепнуть ему про ребёночка, когда он выходил за сигаретами ближайший киоск. Галина жалела, что не сама  сообщила Николаю о сыночке, но быстро вошла в ритм прошлых лет, когда он так же избивал её, а потому даже порадовалось, что всё так легко обошлось. Мог и зашибить... Ну, подумаешь, побил, малость. Уже через неделю она вышла на работу, загримировав всё же заметное начало «Уральских самоцветов». Евгений Иванович, заместитель начальника цеха (он же и мастер смены) пытался дослушать её сбивчивый рассказ, но махнул рукой, поставив на вид, что она сегодня получила последнее китайское предупреждение. Почему китайское? А кто его знает. У нас много чего принято говорить, когда твориться что-то ужасное, что нигде более как у нас происходить не может. Давать какие-то предупреждения, пусть даже  кампучийские, после длительного прогула и появления с такими побоями, наверное, могут только у нас. Потому и назвать всё это можно всяко. Дурость, она и есть – дурость.
Вечером в семействе Смирновых состоялся такой разговор, что Галина сначала отказывалась верить своим ушам. Николай отработал первый день в частном  бюро ритуальных услуг.  Рыли могилу на кладбище, и он пообещал владельцу бюро, что уж он точно задержится и всегда будет в состоянии работать. Работники долго не выдерживали и напивались в тот же день. Часто было невозможно их собрать, если снова рыть надо.
Теперь Николай, даже побритый, дождался её с двумя «полторашками» пива и давал обещания уже ей. В кои веки! А, обещания, какие?! Если бы просто набросился и избил, и то было бы как-то понятно. А тут такое!  Он,  Николай устроился на работу, и собирается  вести здоровый образ жизни, поскольку де намерен забрать обоих детей обратно в дом. Игоря, как пообещал, завтра же готов записать на своё имя. Нельзя, чтобы ребенок жил в семье и, носил погоняло «безотцовщина». Попив пиво, она уже начала верить, что  Николай – он тоже человек и вполне может одуматься. Он, если подумать, ничем не хуже других. Вон, какие из зоны письма нежные писал. В эту ночь он даже был ласков, как и обещал все эти дни.  «Ну, почти,  ласков» - подумала она засыпая.
Дело как выяснилось, было в том, что пока Галина находилась в больнице, работники полиции успели провернуть много работы. По сообщению из приемного покоя, опрошены все соседи и даже проведена судебно-медицинская экспертиза по документам лечащего врача. Объяснение у Галины брали ещё в больнице, а теперь настала очередь Николая. Участковый, который брал с него объяснение, выслушал о сыночке, рождённом в его отсутствии,  проявил  настоящую мужскую солидарность.   
- Ты уже побывал у «хозяина» и тебя учить не надо. По юридическим понятиям  тебе корячится статья за нанесение побоев. Вроде ничего серьезного, но будет у тебя судимость или нет, зависит только от  твоей любимой. Это дело частного обвинения: захочет - обвинит, а захочет - помилует.  Мое дело направить материалы в суд. Помирись. И скажи спасибо, что она не ушла на больничный. Следующий раз пойдет и будет лечиться весь срок. Тут статья зависит от тяжести побоев и срока лечения, можешь загреметь обратно туда, откуда пришел.  Жена у тебя, Коля, терпеливая, убежала из больницы прямо на работу, чтобы не выгнали. Других случаев, хотя бы в течении года, не должно быть. Имей в виду.
Нет, не только судимость Николая пугало, он знал, что при таком раскладе вполне может оказаться на улице. Квартира досталась Гале от родителей и приватизирована  ею, ещё до замужества. Всё это он продумал ещё на кладбище, остервенело работая лопатой под дождём.


Мировой судья Ангелина Добрынина уже по давно заведенному обычаю, едва огласив состав суда и предмет рассматриваемого дела, задала Галине первый и единственный вопрос:
- Желаете ли привлечь Смирнова Николая Степановича к уголовной ответственности за нанесение вам побоев?
-  Нет. Не желаю.
Действительно такой вопрос в последнее время в этих стенах звучал очень часто. Били своих жен мужья и сожители почем зря, по поводу и без повода. А последние всё им прощали, а если степень нанесенных здоровью повреждений оказалось тяжелее и «любимых» отправляли по этапу, тащились к ним через определенное время с огромным количеством съестных припасов, отрывая последнее от детей.
-  Ну, слова Богу, обошлось, - Николай уехал от мировых судей, не дождавшись Галину, которая пошла в канцелярию суда подписывать бумагу.




Наталья Георгиевна, воспитатель группы детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей строила их в ряд, чтобы вести на первый этаж в столовую. Первые, уже держась за руки по двое, оглядывались назад и ждали, когда, наконец к ним присоединится   Настя – копуша. Её всегда приходилось ждать. Хотя её никак нельзя отнести к соседней группе, где собраны дети-инвалиды и дети, отстающие в своем развитии, но была Настенька ни в меру рассеяна. Всегда в нужный момент её рядом не оказалась. Она могла забиться за стулья или оказаться в туалете. Наталья, помощник воспитателя как всегда смеялась, и взяв за руки подводила её к остальным: «Гюльчитай ты наша».
Алёна Смирнова, как всегда общительная, разговаривала с соседкой Кариной:
-Я очень сильно кушать хотела, а мамы не было и не было. Потом я покушала очень много  соли, которая на столе была, и у меня болел ротик. А потом я долго не кушала, было больно кушать , и я плакала.
Её в этот день забирали потенциальные опекуны - муж с женой, которые скоро должные подъехать. Директор Центра, Татьяна Евгеньевна ждала их с минуты на минуту. Они, проживают  в соседнем районе. Документы об их семейном положении, о бытовых условиях и все другие необходимые данные уже собраны, но совместно с Управлением социальной защиты,  было решено отдать их для начала этой семейной паре не под опеку, а составлением на первые три месяца договора и передачей девочки в «семейную группу». Женщина (будущая приемная мама) должна была в это время исполнять обязанности воспитателя за неполную часть воспитательского оклада. Это было вызвано тем, что отец девочки Смирнов Николай, был лишен родительских прав после матери. О нём в Центре тоже всё было известно. После освобождения из мест лишения свободы он в какое-то время вел нормальный образ жизни и даже однажды звонил и интересовался здоровьем дочери.  В последствии его снова судили, но оставили на свободе. С тех пор он не разу не звонил, не появлялся и будучи обязан платить на дочь алименты, нигде не работал и тоже был лишен родительских прав.  Однако срок был ещё небольшой, а потому решили, что девочка только истечении ещё трёх месяцев будет передана этой же семье из соседнего района, но уже под опеку в приемную семью. Не хотела Татьяна Евгеньевна упускать такую возможность, поскольку эти потенциальные опекуны хотели бы позже забрать и мальчика Игоря и оформить в эту же приемную семью. « Все равно скоро и   мальчик к нам поступит. Всё же мать общая, незачем разлучать их» - думала Татьяна Евгеньевна.  Тем более, что новые приемные родители не собирались усыновлять и не имели какие-либо другие права на обоих детей. Они собирались просто подарить им детство и объяснить что они брат с сестрой.  Потом, когда повзрослеют, они узнают всё и примут своё решение. Пока что им нужен уют и действительная родительская опека. Первоначальное знакомство  их просто ошеломило. Девочка была такая общительная и доверчивая, словно ждала этого момента, а потому уже сейчас не хотела отпускать их от себя. А вдруг эти дядя с тётей уйдут и забудут взять её к себе. Её огромные глаза смотрели так доверчиво, но с небольшой тревогой и взгляд она устремляла, то на Татьяну Евгеньевну, то на них, всё еще боясь, что могут забыть обещанное. Слова дяди, сказанные им у входа в группу «Теперь мы будем у тебя мама с папой» подействовали, как волшебные. Об этом в их  маленьком детском обществе принято говорить всегда. Каждый из них старался  переспорить другого- какие у них хорошие мама с папой, которые обязательно приедут и заберут, вот только пройдут еще одно лето и ещё одна зима, когда совсем-совсем холодно будет. Потом они заберут, потом купят маленький велосипед, такой же мячик, как у Вовы , а потом, а потом… И , конечно же, они тут же начинали верить тому, что только что придумали сами и засыпали по вечерам, чтобы видеть такие же волшебные и цветные сны.  Детство не могло думать иначе, и нет худшего на свете воровства, чем украсть у них эти радужные надежды и желания.  Однако это стало одним из явных признаков больного общества  и  не одна статистика Министерства социальной политики , хоть как её изложи, не может оправдать нас взрослых. Мы – воры! Наши родители у нас детство не воровали, хотя и жили в трудные времена.  Так примерно думали опекуны, приемные родители и те, кто старались  раздать этих детей именно им, а не в интернаты. Татьяна Евгеньевна, Наталья Георгиевна и её помощник Наталья так же были рады тому, что ещё один ребенок обрёл свою новую семью.

В Управление социальной защиты в это время тоже шло заседание: нужно было что-то решать с ещё  шестью семьями, где  росли голодные и неухоженные дети. Эти семьи уже никак невозможно сохранить, а если и не разъединять детей от таких родителей, то вырастут дебильные дети или маленькие волчата, исполнение четырнадцатилетия  которых будут теперь ждать работники полиции.  Сколько их подрастают маленьких преступников, которых после исполнения этого возраста можно было осудить и направить в воспитательные колонии.  Будто можно их там воспитать. Тут ещё надо подумать – кого надо судить и воспитывать. Нам эти дети, похоже, мстят за похищенное у них детство.
Пусть хотя бы у тебя, Алёнушка , будет всё нормально.