Метаморфоза Ривареса

XX век явил миру неслыханный расцвет романтизма, но судьба решила так, что он же его и убил. На протяжении почти сотни лет пламенный герой романа Этель-Лилиан Войнич Риварес-«Овод» превращался в антигероя – персонажа оперетты «Свадьба в Малиновке» Попандопуло.

Высшей формой романтизма, на протяжении двух веков до этого завоевывавшего умы интеллигенции, явился русский большевизм. В нем сконцентрировалось всё иррациональное, мистическое и идеалистическое, что накопило в себе человечество до того. Иступленная вера в поистине божественные способности избранных, «вождей», ярким отображением каковых и являлся литературный герой г-жи Войнич, и гипертрофированное восприятие коллективизма. Коллектив – всё, индивидуум – ничто. Коллектив – всесокрушающий молот в руках Богочеловека – Великого Вождя.


Большевизм был настолько созвучен православно-романтической русской душе, что в весьма короткий срок вытеснил из нее это самое православие и породил несокрушимую по мощи революцию как отрицание всей предыдущей истории.

 
Россия не случайно явилась родиной торжествующего романтизма. Все западные идеи, попавшие к нам, перерабатывались и получали самобытную, отличную от первоисточников, форму. У нас и атеизм получился православным, что особенно видно на примере большевиков, как до них и декабристов, взявших Нагорную проповедь за образец.

Даже после Октябрьского переворота элита продолжала оставаться носительницей православного мировоззрения, хотя формально дистанцировалась от него. Наше православие проявилось генетически, вылившись в борьбу против источника зла, коим через атеизм виделся капитализм, зачатки которого в начале века появились в стране.

Романтическое отношение ко всему наиболее ярко выражалось в отношении к истине как к синониму справедливости. Вот где скрывался Риварес! Кстати, г-жа Войнич – русская по происхождению. К истине надлежит стремиться в любом случае, даже через страдания и ценой жизни. Даже зная, что результат недостижим. Потому что истина это не то, что правильно. Никто не знает, что правильно. Истина - это когда честно.

Никакой логики в романтическом мироощущении не было. На высокие поступки способен только носитель духовных ценностей, даже если он сам для себя не оформил их в конкретную религиозную форму. Потому большевиков, формально отрицавших Бога, можно считать верующими.

Идти на верную смерть ради идеи справедливости, даже если идея ограничена земными целями, могут только верующие люди, не руководствующиеся логикой. Логическое мышление рождает приспособление к ситуации. Логика без веры ориентируется на выгоду. Взвешивая все «за» и «против», она, принимая выгодное решение, перестает быть верой. Большевизм - это не расчет ума и не взвешивание выгоды. Это веление сердца, и потому вера. Когда стала приниматься в расчет реальность, большевизм стал обречен, его уже ничто спасти не могло.


Но захватив власть и построив иррациональное общество, большевики сразу же столкнулись с тем, что реальная жизнь на каждом шагу им противоречила, а романтические умопостроения не работали. Плановая экономика породила дефицит, однопартийная политическая модель – застой, коррупцию и паралич власти.

Это послужило причиной невиданного в человеческой истории террора, но и он не сделал параноидальную систему жизнеспособной. Вот тогда-то наиболее рационально мыслящие из членов руководства КПСС (наиболее яркий А. Косыгин), начали реформирование, вводя элементы ненавистной реальности во «всепобеждающее учение». Конечно, реформы эти были куцыми и робкими, но и их хватило для того, чтобы большевистский айсберг начал таять и разваливаться.

Элементы робкого рыночного мышления не сделали советскую экономику устойчивее, зато постепенно номенклатурные особы начали копить личные капиталы, которые потом, в самом конце века, потребовали легализации. Появилась так называемая «теневая» экономика, коррупция охватывала все новые и новые сферы деятельности.

Мне лично пришлось наблюдать вырождение науки и высшего образования. Если наука под давлением жесткого идеологического пресса превращалась в неработоспособный клуб по принципу «не нужны нам праведники, а нужны угодники», импотентность членов которого привела к тому, что к перестройке страна подошла не способной предъявить хоть что-то рынку, то ВУЗы, особенно на южной периферии, становились настоящими «торговыми центрами», где торговали формально бесплатными образовательными услугами.

К концу эпохи Брежнева верхушка КПСС полностью разложилась, романтиков с горящими глазами заменили хитрые, двуличные и очень практичные люди. Романтизм сохранил свои позиции только в самых темных и неграмотных низах партии, которые традиционно принимались в нее для демонстрации «диктатуры пролетариата» и иезуитской формулы, что «народ и партия едины». С пролетариатом у большевиков и с самого начала отношения были лицемерными, а тут и вообще превратились в анекдот.

Номенклатура копила деньги, и эти подпольные капиталы все сильнее и властнее требовали легализации. Романтизм превратился в досадный ритуал. Вспоминаю ежедневные коммунистические камлания на площади вокруг памятника Ленину в огромной кепке, стоящего как раз напротив Херсонского Облисполкома, где шла бойкая и беззастенчивая торговля квартирами. Романтизм агонизировал. До перестройки оставалось 20 лет.

Валентин Спицин.