Где-то на той войне... ч. 5

Несколько дней спустя

Всё так же сверкает океанская гладь, и ещё жарче  пылает солнечный круг.
Николай Фадеев под наблюдением командира штурманской БЧ-1 Константина Ти-хонова  опускает в море термометр и докладывает:
- Температура забортной воды – плюс 28 по Цельсию.
Получив данные, капитан-лейтенант Братишко нахмурился:
- Совсем плохо! Мало того, что людям тяжело, - техника может не выдержать. В отсеках – до 50 градусов, заряжать аккумуляторные батареи даже опасно: газовыделение такое, что того и гляди, на собственном водороде взорвёмся.
- Возле дизелей  ещё больше – градусов на пять, - с тревогой добавляет Донат Не-гашев. – Масло сквозь прокладки компрессоров и накатников пушек брызжет чуть  не фонтанами!
- Снарядный погреб  вообще под угрозой взрыва. По инструкции надо бы его зато-пить, - говорит командир минно-артиллерийской БЧ лейтенант Сергеев.
- А что в итоге, Василий Константинович? – спрашивает Братишко. – Останемся безоружными?
- Инструкция… - разводит руками  Сергеев.
- От нас на Родине не инструкцию ждут, а корабль. Боеспособный корабль! – твёр-до заключает Братишко, давая понять, что сетовать на обстоятельства бессмысленно. – Людей, людей надо поддержать – вот что главное. Кока ко мне!
На мостик выскакивает Демьян Капинос.
- Слушаю, товарищ капитан-лейтенант!
- Как со льдом?
- Холодильник работает на полную мощность.
- Половину льда придётся отдать на охлаждение погреба боезапаса…
- Есть!
- … а вторую половину выдавать личному составу порциями. В первую очередь – вахтенным дизелистам и мотористам.
- Есть выдавать порциями!
- И компот…
- Да они, товарищ капитан-лейтенант, кроме компота, вообще от еды отказывают-ся!
- Ну так и удвойте норму компота!
- Пресной воды может не хватить, Дмитрий Кондратьевич, - замечает Негашев.
- Прикажите запустить дистиллятор – будем забортную опреснять. Вода нужна и электрикам, и акустикам, и радистам…
- Есть ещё просьба… Разрешите ночью мотористам спать на верхней палубе, у пушки. Пусть хоть ночью подышат свежим воздухом.
- Лады! Только поаккуратней, а то будем кричать «человек за бортом!» - всю Аме-рику разбудим…


У дистиллятора колдуют Чаговец и Стребыкин.  Аппарат выдаёт воду каплями, за-то с самих  моряков пот стекает ручьями.
- Не жар-птица, а жар-машина какая-то! – ворчит Стребыкин.
Виктор Нищенко, несущий вахту по соседству, у главных электромоторов, кричит им в трюм:
- Эй, самогонщики! Кончайте жару поддавать – заживо, что ли, сварить хотите?
- Любишь пить – умей вертеться! – отшучивается Чаговец.
Внезапно сверху раздаётся голос Виктора Бурлаченко:
- Братцы, дождь! Айда наверх купаться!
Сам он хватает в отсеке мыло, полотенце и выскакивает на верхнюю палубу. Сле-дом – еще несколько краснофлотцев. Наверху и вправду льёт освежающий дождик. Тучка, впрочем, небольшая, но и она дарит это неожиданное счастье. Братишко с усмешкой на-блюдает, как ликующе танцуют моряки под дождевыми  струями. Но дождь заканчивается неожиданно, как и начался. Моряки с сожалением прекращают пляску, только великан Бурлаченко, весь в мыле, растерянно стоит посреди  палубы белоснежной скульптурой.
- Полейте хоть чем-нибудь! – вопит он.
- А ты подожди – может, новый дождик Бог пошлёт, - советует  Александр Капель-кин.
- Внимание, радиограмма! – сообщает из центрального поста политрук Шаповалов. – Всем свободным от вахты собраться во втором отсеке!
Дождавшись, пока отсек наполнится слушателями, Шаповалов торжественно чита-ет:
- «В последний час!.. На днях наши войска, расположенные на подступах Сталин-града, перешли в наступление против немецко-фашистских войск… Прорвав оборони-тельную линию противника протяжением 30 километров на северо-западе (в районе Се-рафимович), а на юге от Сталинграда - протяжением 20 километров, наши войска за три дня напряжённых боёв… продвинулись на 60-70 километров. Нашими войсками заняты город Калач…, станция Кривомузгинская (Советск), станция и город Абганерово. Таким образом, обе железные дороги, снабжающие войска противника, расположенные восточ-нее Дона, оказались прерванными. В ходе наступления… полностью разгромлены шесть пехотных и одна танковая дивизии противника... Захвачено за три дня боёв 13.000 плен-ных и 360 орудий… много пулемётов, миномётов, винтовок, автомашин, большое количе-ство складов с боеприпасами, вооружением и продовольствием… Противник оставил на поле боя более 14.000 трупов солдат и офицеров…»
Громоподобное «ура!» сотрясает отсек, лодку и вырывается на океанский простор. От корабля  шарахаются откуда-то прилетевшие чайки.
Братишко, заметив это, широко улыбается:
- Чайки… Стало быть, земля недалеко.


Горизонт с востока, кажется, окутан розовым  ватным покрывалом – это пелена об-лаков, чуть подсвеченная ранним, ещё невидимым солнцем. На верхней палубе С-54, примостившись вокруг пушки, спят моряки. Кто – раскинувшись во всю богатырскую мощь, как Сергей Колуканов, кто – уткнувшись друг в друга, как неразлучные Анатолий Стребыкин и Сергей Чаговец, кто – свернувшись клубком, как  Александр Капелькин или Николай Фадеев. Легкий океанский бриз  колышет флаг на мачте и заставляет спящих время от времени поёживаться, поглубже втягивать головы в брезентовые робы.
С запада небо ещё тёмное, сон поутру особенно крепок, и, кажется, будто безмолв-ное пространство над  кораблём начинают заполнять лица. Много лиц, преимущественно женских. Они плывут в полумраке, тают, снова прорисовываются ясно различимыми чер-тами, и вот уже сквозь шелест морской волны поочередно звучат голоса…
«Серёженька! Жигалов! Позовите Жигалова… Серёженька, это я, твоя мама Анна Денисовна. Ты слышишь меня? Как ты там, здоров?  Не пей холодного – у тебя же горло слабое…»
«Васыльку! Глушенко! Я – твоя Тамилка-полтавка. Як мени бэз тэбэ скрутно! Ско-риш бы побачитысь,  любый мий!..»   
«А где Казимир Вашкевич? Скажите – его сестра ждёт… Братик, ты за меня не волнуйся – я сейчас в эвакуации, в городе Тайга Кемеровской области. Живу хорошо – в общежитии паровозного депо. В комнате нас шестеро…»
«Коленька! Семенчинский! Это я, жена твоя Клава! Ты не смотри, что похудела – просто устала. Коленька, сынок наш, растёт быстро – ты его, наверное, сразу и не узна-ешь. С тех пор, как немцев от Москвы отогнали, в Загорске у нас лечится много раненых – вот и я в госпитале работаю. Лишь бы ты был жив и здоров, мой родной…»
«А командир, командир ваш где? Его отец спрашивает, Кондрат Павлович… Митя, сынок! Давненько не получаем твоих писем, мать волнуется… Ты уж там побереги себя… Знаю, знаю, что главное – экипаж, но ты-то у нас один…»
Всё светлее небо, всё расплывчатее и дальше уходят лица. И вот звучит сигнал подъёма, а на востоке солнце, словно поднатужившись, уже подняло  и растопило слой облаков, прочертив приземистый, щетинящийся  пальмами берег и неширокий створ ка-нала. Панама!
Перед входом в канал, ожидая буксира, сгрудились все наши подлодки. С корабля на корабль летят семафорные приветствия, поздравления с завершением половины пути.
В шестом отсеке «штурман по карте» Александр Морозов расставляет  новые флажки.
- Девять тысяч двести три мили позади. Как сказал поэт, ещё напор – и враг бежит!
- Какой поэт? – любопытствует Виктор Нищенко.
- Тебе, одесситу, Пушкина не знать?! Стыдно, товарищ!
- Погоди, война закончится – я всех их наизусть выучу: и Пушкина, и Лермонтова, и  Гёте твоего с Марксом-Энгельсом…
- Спорим, Маркса наизусть не выучишь.
- Спорим! А на что?
- На компот!
- Идёт!
- Но компот – сейчас, а Маркс – потом. Когда война кончится…
- Это почему?
- Да потому что! Не выучишь – а где тебя после войны искать?


Мощные электротягачи одну за другой проводят  по каналу наши подводные лод-ки. Мотористы Яков Лемперт и  Михаил Богачёв под руководством мичмана Николая Ло-сева, не теряя времени, навешивают на кормовой надстройке брезент.
- Хорошая будет купальня – совсем как у нас в Аркадии, – похвалил, оказавшись рядом, «вечный одессит»  Виктор Нищенко. – А лежаки где?
- Не купальня, а мастерская! – корректирует Лосев. – Здесь не лежаки протирать, а дизельные клапана! Приглашаем всех желающих…
- Ну, тогда я лучше на камбуз – бачки протирать. Демьян, возьмёшь? – кричит Ни-щенко в люк камбуза.
- Возьму, - доносится голос Капиноса. – Только  учти: когда отдадим швартовы, бачки будут пустыми – американцы обещали кормить на берегу.
- Ну вот, и тут облом! – огорчён Нищенко. – Куды бедному хрестьянину податься?


К вечеру корабли один за другим становятся к стенке американской военно-морской базы. Над пирсом светится яркая неоновая надпись: Coco-Solo – так называется база.  Рядом  у причала стоят американские подводные лодки, моряки с которых привет-ливо машут  руками, беретами, кричат:
- Рашен  гуд! Сталинград – о-кей!
- Знают, черти, про Сталинград! – с улыбкой ворчит Стребыкин.
Позже вместе с Чаговцом, Жигаловым, Нуждиным и Колукановым он оказывается в местном баре.
- Файв бир, плиз! – обращается к  гарсону Нуждин.
- И ещё раков, раков попроси! – напоминает Колуканов.
- Здесь раков нет – только креветки, - поясняет Юрий.
- Креветки?
- Ну да, считай – те же раки, только морские.
- Тоже годятся!
И тут же ребята оказываются в кольце американских моряков.
- О, рашен бразерз! Фром Москоу?
- Ноу Москоу! Ай эм фром Харьков! – демонстрирует Чаговец выучку от Нуждина.
Стребыкин смотрит на него с изумлением:
- Ну, ты даёшь! Когда успел так навостриться? А на занятиях шлангом прикиды-вался…
- Учись, сынок! – смеётся Чаговец. – Ай ноу инглиш вэл нау!
- Вэл, вэри вэл! – кивает один из чернокожих американцев и, чокаясь кружкой пи-ва, дружески обнимает его.
- А давай споём! – предлагает Чаговцу Колуканов.
И они  в два голоса – тенором и баритоном – затягивают:

Расцветали яблони и груши,
Поплыли туманы над рекой.
Выходила на берег Катюша,
На высокий, на берег крутой…
Сначала в баре устанавливается тишина, но постепенно ритм песни увлекает слу-шателей, они  стучат кружками в такт, а потом начинают и подпевать. Из бара моряки вы-ходят в обнимку, обмениваясь то песнями, то сигаретами. И звёзды над пальмами, и яркие огни города светят совсем мирно.
- А где-то у нас – война, - с тоской говорит Сергей Чаговец, когда они стоят уже на палубе  своей С-54.
- Неужели кто-то из этих парней выпустил торпеду по нашей Л-16? – в тон ему произносит Анатолий Стребыкин. – Но ведь кто-то же стрелял! И ребята наши – там, в океане, навсегда…

Десятая неделя  похода

Карибское море – Саргассово море – Атлантический океан; декабрь 1942 года

С кормы подводной лодки видно, как по мере удаления от берега уходят вдаль пальмы  Колона.
- Интересно, - обращается вахтенный комендор Петр Иванов к штурману Констан-тину Тихонову, - почему город называется Колон, а военная база при нём – Коко-Соло?
- Ну, разница в названиях понятна – что-то вроде конспирации. А город назван в честь Христофора Колумба – так его имя звучало в ушах местных жителей.
В центральном посту Анатолий Стребыкин принимает от Сергея Чаговца трюмное хозяйство и вахтенный журнал, а по переговорной трубе ему один за другим чётко посту-пают доклады:
- В пятом отсеке вторая смена на вахту заступила. Доложил краснофлотец Колука-нов.
- Докладывает краснофлотец Горбенко: в шестом отсеке вторая смена на вахту  за-ступила.
- В четвёртом отсеке вторая смена на вахту заступила…
- На посту всплытия и погружения мичман Лосев на вахту заступил!
- Товарищ старший политрук! – докладывает Стребыкин вахтенному офицеру Ша-повалову. – На корабле вторая боевая смена на вахту заступила!
- Ну вот, и распечатали вторую половину пути! – удовлетворённо замечает тот, де-лая запись в  вахтенном журнале.
В этот момент в центральный пост входит командир группы движения Донат Не-гашев и, обращаясь к Стребыкину, приказывает:
- Запросите по отсекам наличие воды в дифферентовочных и торпедозаместитель-ных цистернах!
- Есть!
Пока команда выполняется, Анатолий слышит рассказ замполита:
- … Между прочим, в первую мировую наши союзнички тоже отличились: пропус-тили через Гибралтар немецкие крейсера «Бреслау» и «Гёбен», которые стали полной не-ожиданностью для русского Черноморского флота.
- А для чего они это сделали? – не удержался Стребыкин.
- Понятно, для чего: англичане не были заинтересованы в усилении русских на Чёрном море, вот и представили дело так, будто немецкие крейсера прорвались случайно.
- А я где-то читал, что эти немецкие крейсера ходили по Средиземному морю за-долго до войны – с 1912 года, - заметил Негашев.
Разговор, однако, прерывает спустившийся с мостика  Тихонов:
- Там, наверху, настоящее кладбище. Густо фашисты наследили!
Все, включая командира лодки Братишко, поднимаются на палубу. С обоих бортов подлодки  проплывают обгорелые остовы  полузатопленных кораблей.
- Ничего себе! – изумляется Стребыкин. – Как же они сюда добрались?
- Мы-то добрались! – замечает Братишко. – А враг не слабее нас…
Вахтенные снова расходятся по местам, Стребыкин, явно под впечатлением уви-денного, особенно внимательно следит за работой поршневой помпы, которая откачивает воду из трюмов.
Внезапно радист Николай Семенчинский, несущий вахту сигнальщиком, доклады-вает на центральный пост:
- Корвет сопровождения поднял на мачте три красных огня: «Слышу шум винтов подводной лодки!».
Командир, обедавший в кают-компании во втором отсеке, командует:
- Боевая тревога!
Стребыкин щелкает выключателем – и помпа остановлена. А мичман Лосев, нажи-мая педаль ревуна, уже рассылает по кораблю тревожный сигнал, вслед за которым мчат-ся моряки на боевые посты.
- Полная тишина! – следует новая команда.
И, повинуясь ей, на лодке замерли все механизмы. Ни стуков, ни разговоров. Даже передвигаться в отсеках – и то лишь при особой необходимости – приходится крадучись. Ожидание тянутся мучительно долго. Главное – неизвестность: ожидание чего?..
Спустя некоторое время доносятся близкие разрывы глубинных бомб.
- Похоже, корвет старается – нас оберегает, - шепотом поясняет Грудин Стребыки-ну.
Лодка начинает рыскать влево, вправо, потом снова – влево, вправо…
- Противолодочным зигзагом пошли – чтобы от торпед уклониться, если вдруг…
Наконец отбой. Братишко, спустившись с мостика, приказывает Шаповалову:
- Соберите людей во второй отсек.
Обращаясь к экипажу, свободному от вахты, он говорит:
- Мы не знаем, была тревога ложной или неизвестная лодка просто затаилась. На-верху вы видели плоды вражеских атак. Атлантика беспечности не простит – здесь фаши-сты чувствуют себя почти полными хозяевами. А мы рисковать не можем – мы должны выполнить боевую задачу: прийти на Северный флот и  сражаться. Поэтому не только приказываю, но и прошу: бдительность и ещё сто раз бдительность! Завтра утром шварту-емся к причалу Гуантанамо, военной базы США на Кубе. Придётся  заменить всю пре-сную воду, которую приняли в Коко-Соло –  она вся испортилась, воняет болотом. После этого – в  океан и  пойдём на Галифакс, в Канаду. Вопросы есть?
- Разрешите? – возникает из-под руки великана Бурлаченко круглая физиономия малыша Капиноса. – А бани в Гуантанамо не будет? В такой жаре и сами болотом про-пахнем…
- Не хватало ещё пиявок в компоте! – возмущённо откликается Михаил Богачёв.
- Отставить, Богачёв!.. Баню постараемся организовать. Ещё вопросы? Нет? Тогда по местам.

На следующий день

- Ну вот и прощай, Гуантанамо! Хороша была банька! – Сергей Чаговец, стоя у лееров на верхней палубе, машет вслед уходящему берегу.
- Не видел ты настоящей бани, - азартно возражает Михаил Богачёв. -  Вот после войны приедешь ко мне в Даниловку, в Архангельскую область – я тебе настоящую бань-ку спроворю, по-чёрному.
- Это как?
- А так! Ни одной щели – чтоб тепло не уходило, даже дым – внутрь… И вот он под потолком стелется – вроде облаков, а внизу так парко, так сладко! И веничком тебя, ве-ничком…
- А сажа?
- Сам ты сажа! Выходишь чистенький как младенец, каждая косточка размякнет… Батюшки, а куда это мы поворачиваем?!
- И правда!.. Товарищ лейтенант!..
Донат Негашев, который несёт в этот момент вахту на мостике, объясняет:
- Что-то у наших американских друзей неладно. С корвета передали: «У меня неис-правность.  Вынужден вернуться на базу». Приходиться и нам.
- Плохая примета, - замечает Богачёв.
- И давно ты в бабкины приметы веришь? – интересуется Чаговец.
- Смейся не смейся, а время теряем!
- То правда…

Через два часа в сопровождении другого американского корабля подлодка снова выходит в океан. Погода заметно изменилась: выше волны, сильнее ветер.
- Как уверяет мой друг Лев Михайлович Сушкин: тучи в клочья – ночью шторм, - ёжась на мостике, говорит Братишко штурману Константину Тихонову. – А нам ещё сво-их догонять. Скорость нужна по максимуму – до 19 узлов. Передаю вам вахту, но чуть что – будите меня.
- Не беспокойтесь, Дмитрий Кондратьевич, всё будет как надо, - обещает тот.
С-54 довольно крепко треплет волна, но лодка уверенно идёт вперёд. Чуть впереди, тоже кренясь и ныряя, движется американский корвет. И  вскоре перед ними вырастает знакомый силуэт – это подлодка С-51 капитан-лейтенанта Сушкина. Там тоже заметили возвращение отставших было кораблей.
- Сигнальщик! - окликает Тихонов вахтенного Василия Глушенко. – Передайте на С-51: «Всё в порядке. Следую за вами».
Тот сигналами выполняет команду, но в ответ, кроме приветствия, принимает со-общение.
- Товарищ лейтенант! От Сушкина передают: «Стопорю ход. Жду шлюпку с корве-та - передаю американского офицера связи».
-  Передайте: «Вас понял».
Но сигнальщик в ответ  докладывает совершенно непредвиденное:
- Слева девяносто, прямо на нас – торпеда!
Тихонов бросает взгляд  в указанном направлении и мгновенно принимает реше-ние:
- Лево на борт! Оба дизеля – самый полный вперёд!
Корабль, накренившись, рванулся в сторону. Братишко, мигом оказавшись на мос-тике, вместе с Тихоновым замерли, наблюдая, как в бирюзовых волнах, оставляя пенный след, несётся к лодке смертоносная стрела. Глушенко до белизны в пальцах вцепился  в поручни сигнальной площадки. Торпеда, устремлённая  точно в борт,  неотвратимо мчит-ся  к цели. Всё ближе, ближе… Кажется, в невероятном броске дизеля выносят лодку из-под самого её носа. Снаряд, оставляя за собой воздушные пузырьки, пронзает волну мет-рах в пяти за кораблём. Все, кто видел это, облегчённо переводят дух.
- Молодец, Глушенко! За отличное несение вахты объявляю благодарность! – рас-троганно говорит командир.
- Служу Советскому Союзу! – улыбаясь до ушей, отвечает Василий.
- Второй раз спасает корабль! – напоминает Тихонов.
- Придём на место – отметим по заслугам, - обещает Братишко. – А что там с кор-вета передают?
Глушенко докладывает:
- «Подводная лодка противника! Готов бомбить!»
- Лучше позже, чем никогда, - бросает штурман.
И сразу загрохотали поблизости разрывы глубинных бомб. Трюмный машинист Анатолий Стребыкин, находясь с мотористом Константином Соколовым на вахте в седь-мом отсеке, в недоумении:
- Ничего себе! Такой концерт мы не заказывали…
Константин, останавливая дизель,  раздосадовано откликается:
- Кому концерт, а кому – аплодисменты! На полном ходу крутануть – какая техника это выдержит?
В отсек тут же прибегает командир группы движения Донат Негашев:
- Что случилось? Почему остановили двигатель?
- На третьем цилиндре правого дизеля – задир  поршня, товарищ старший лейте-нант.
Негашев уходит докладывать о происшествии командиру. Братишко хмурится:
- Донат Иванович, видно, мы плохо подготовили  личный состав к новой обстанов-ке. Атлантика – это уже не Тихий океан, здесь мы всё ближе к войне. Но если такие, как Глушенко, всегда бдительны и в полной боевой, то Соколов явно растерялся от неожи-данности – и при резком повороте корабля не сбавил оборотов. В результате - авария. Прошу, во-первых, ввести дизель в строй в кратчайший срок, для этого дать мотористам в помощь матросов из других подразделений. А во-вторых, ещё раз объяснить личному со-ставу, как действовать в новых условиях. Цена ошибки – жизнь! Это должен усвоить каж-дый…


В отсеке, где идет ремонт дизеля, работает целая группа. Здесь, кроме мотористов, и трюмный Николай Рощин, и комендор Пётр Иванов, и торпедист Яков Лемперт. Качка ещё сильнее, поэтому каждую снятую деталь в отдельности приходится крепить по-штормовому. Особенно достаётся Виктору Бурлаченко: его богатырская сила требуется всякий раз, когда надо переместить тяжелую крышку корпуса или вынуть неподдающую-ся втулку цилиндра. Теснота, жара, пары горелого масла от соседнего работающего двига-теля – всё это изматывает людей.
- Костя, - обращается Бурлаченко к виновнику аварии Соколову, - ты бы пошёл от-дохнул…
Соколов упрямо  мотает головой, продолжая работать.
- Ничего, пускай грехи замаливает, - полушутя замечает Рощин.
На третьи сутки дело идёт  к концу.
- Соколов, шабаш! – говорит Михаил Богачёв.
- Сейчас! Только вот картер дочищу перед заливкой масла, - откликается тот.
Но усталость даёт себя знать: не проходит и пяти минут, как голова его склоняется на коленчатый вал, и Константин засыпает.
- Ну, где ты там? – через некоторое время нетерпеливо окликает его Богачёв.
Не дождавшись ответа, он обнаруживает  Соколова спящим и вместе с Бурлаченко переносит его в койку.
- Перенервничал парень, - говорит Рощин. – Теперь уж точно не забудет, когда обо-роты сбавлять.
- Товарищ лейтенант, дизель в порядке! – докладывает Бурлаченко, когда в отсек заглядывает Негашев.
- Молодцы! Прокачать маслом и пустить на холостых оборотах.
Корабль снова уверенно режет волну. Мотористы поднимаются подышать на верх-нюю палубу. Видя, как лодка набирает ход и, обтирая руки паклей, Бурлаченко  говорит:
- Вперёд, на север!

А  в  это  время  севернее…

Как и прежде, в кильватер идут две другие подлодки дивизиона – С-56 и С-51. В рубке головной из них, флагманской, склонились над картой  её командир Григорий Щед-рин и комдив Александр Трипольский.
- Через сутки, полагаю, будем на широте Нью-Йорка, а там и до Канады рукой по-дать… - разминая уставшую спину, говорит Щедрин.
- Ох, не говори «гоп», Григорий Иванович… Чувствуешь, как швыряет? В этих местах, говорят, такие хуриканы буйствуют!..
- Что ещё за «хулиганы»?
- Хурикан – это карибский бог зла. Так что, добра от него ждать не приходится. Наш «ураган» как раз от его имени и происходит…
– Спасибо американцам – хоть карты у нас теперь приличные. С прежними на ка-кой-нибудь остров напоролись бы  да  и сидели б робинзонами…
В этот момент лодка особенно сильно накренилась, Щедрин от неожиданности да-же схватился за пиллерс.
- Ух ты, и вправду качка усилилась! – По переговорной трубе командует: - Боцман, проверить крепление по-штормовому! 
Кажется, корабли попали в один из кругов ада. При диком рёве урагана, под шква-листыми потоками ливня лодки швыряет с борта на борт и вертит, словно бумажные ко-раблики в уличных воронках. Через шахту подачи воздуха к дизелям, через люк централь-ного поста то и дело врываются мощные потоки, заливая отсеки.  Помпы, включённые на полную мощность, не справляются, и моряки скоро оказываются  по колено в воде. При очередном ударе волны лодку заваливает на 45 градусов, и Щедрин слышит тревожный рапорт штурмана:
- Сгорела гиросфера компаса!
- Этого ещё не хватало! – скрипнул зубами командир. – Теперь главное – двигатели  уберечь, а то и, правда, к богу… этому чёртовому Хурикану… попадём! Прямо хоть люки задраивай…
- Смотри, не задохнулись бы люди, – покачал головой Трипольский. – Да и взо-рваться недолго – водород ведь…
- Будем проветривать почаще. Лучше бы, конечно, и вовсе на глубину уйти.
- Нельзя. Американцы знают, что у нас приказ идти в надводном положении. Чего доброго, под водой не признают – торпеду пришлют в подарок!
- А как там Кучеренко? Держится? – Щедрин приникает к окуляру перископа. Од-нако на поверхности  до самого горизонта – лишь огромные, свинцово-тяжелые водяные валы.
- Ох, раскидало нас по всему океану… Батюшки – солнце! – вдруг восклицает он.
И вправду: посреди бушующей стихии вспыхивает солнечная полоса, отчего море выглядит ещё более зловещим. Трипольский поднимает глаза вверх и видит над океаном голубой круг ясного неба.
- Глаз Хурикана, - замечает он. - Самое страшное место тайфуна. Теперь держись!


С-54 тоже бросает то с борта на борт, то с носа на корму и обратно. Братишко не-имоверными  усилиями удерживается за перила рубки, время от времени попадая под яро-стные водопады. К нему поднимается штурман Тихонов.
- Я на смену, Дмитрий Кондратьевич.
- Что, время? – Братишко передаёт ему бинокль. – Я думаю, вахту экипажу надо сократить – пусть стоят не по четыре часа, а по два. Побережём ребят – им  ещё воевать…
- Хорошая мысль, товарищ капитан-лейтенант. Качка до нутра выматывает, осо-бенно молодых.
А в одном из отсеков парторг лодки, старшина электриков Казимир Вашкевич уе-динился  с  Константином Соколовым – виновником недавней аварии дизеля.
- Ты с каких пор на ребят волком смотришь?
- А как прикажешь – зайчиком? Думают, я  Ваня-дурачок – ничего  не вижу…
- И что ж ты видишь?
- А то!  Как случилось это с дизелем, все как с больным разговаривают. А кто и во-все стороной обходит. Будто я зараза какая…
- Да кажется тебе всё это!
- «Кажется»? Ты Лосева, старшину моего  послушай. Вчера спрашивает: «Соколов, ты ногти давно стриг?» А позавчера: «Ты зачем окурки в гальюн бросаешь?»
- А в самом деле – зачем?
- Ну а что – каждый раз на палубу их нести? Или в карман прятать?
- Зачем? Для этого есть определённое место. Да и ногти стричь – не последнее де-ло. Морскую культуру ещё никто не отменял…
- Какую культуру?  Не сегодня–завтра в бок шарахнет – и рыбам будет всё равно, кого обгладывать: меня с ногтями или тебя без ногтей!
- Ну что ж, может и шарахнуть. Но мы-то пока не рыб ловим – мы…
- Сейчас ты запоёшь: когда страна быть прикажет героем, у нас героем становится любой… Знаю, сам пел!
- Константин, - удивился Вашкевич, - я смотрю, ты совсем одичал?! Надо бы тебе ребят поближе держаться, а? Вступай-ка в комсомол! У нас почти вся лодка партийно-комсомольская – три  человека всего неохваченных… Будешь на собрания ходить, в об-щих делах участвовать – смотришь, и хандра пройдёт.
- А рыбы что, комсомольцев не жрут?
- Говори, да не заговаривайся! Здесь, между прочим, тоже фронт.
- А я сюда просился? Вообще – меня кто-нибудь спрашивал, где мой фронт?  Я немцев бить хочу! Немцев, понял?! По какому праву кто-то решил отправить меня в эту кругосветку? И вообще: ради чего нас, двести человек, послали за тысячи миль эту хлябь глотать? – Соколов сплюнул  и растёр по паёлам густой солёный сгусток.
Переведя дыхание, он посмотрел Вашкевичу в глаза:
- Что молчишь? Пойдёшь сейчас докладывать, что Соколов морально разложился? Иди! Беги! И что ты мне сделаешь? Арестуешь? Но мы все тут в одной душегубке. На бе-рег высадишь? Так неизвестно, дойдем ли мы до того берега. Расстреляешь по команде командира? Давай, стреляй!
Соколов уже почти кричал, и только рёв урагана за кормой мешал услышать его вопли кому-нибудь за пределами отсека.
Вашкевич долго молчал, потом ответил медленно – будто самому себе:
- По-моему, человек живет не ради того, как умереть, а ради того, как жить. Ты, конечно, не трус. Но ты – один. Одному – труднее. Потом сам поймёшь – стыдно будет.
- Поэтому ты меня в комсомол агитируешь? – спросил Соколов насмешливо. – Опять клясться, что буду верно служить.. тыры-пыры…? Так я же присягу давал – на кой чёрт опять лбом биться? Или теперь уже «служить верней верного»?! Нет, Казимир мой дорогой, - проговорил Соколов, успокаиваясь, - я и без комсомольского билета Родину защищать буду. И не хуже твоего. Хотя, конечно, притвориться проще: написать заявле-ние, билет получить для галочки… Но тебе-то это зачем?


Утро следующего дня встретило подводников тихим снежком. Серое море жадно глотало густо падавшие снежинки, словно утоляло жажду после трёх ураганных суток.
Григорий Щедрин, получив доклад штурмана, констатировал:
- Александр Васильевич, крепенько нас качнуло! Отклонение от курса – 60 миль, повреждены цистерны главного балласта, покорёжен легкий корпус, затоплен снарядный погреб.
- Ну, а до Галифакса своим ходом дотянем?
- Должны дотянуть – недалеко осталось.
Спустя некоторое время вахтенный офицер докладывает:
- На горизонте неизвестные корабли!
- Кажется, нас уже встречают, - заметил Трипольский. – Думаю, это канадский эс-корт.
В этот момент лодка вдруг будто уткнулась в невидимую стену. Не успел Щедрин сообразить, в чём дело, как с центрального поста доложили:
- Заглохли оба дизеля!
- Не иначе – воды нахлебались!
В сердцах стукнул Щедрин по леерам.
В перископ видно, как не ожидавшие подобного манёвра корабли канадского охра-нения навели на лодку свои пушки. Транспорты сопровождения – на всякий случай! – ша-рахнулись в стороны.
Несколько минут на лодке царит замешательство – пока Трипольский не сообразил, что происходит, и не скомандовал дать на эсминцы опознавательный сигнал.

Галифакс (Канада), 15 декабря 1942 года

Морозно: палубы четырёх советских лодок, стоящих у причала, обледенели. Но вход в штаб военно-морского флота Канады выглядит торжественно: выстроен почётный караул, у дверей – государственные  и морские флаги Канады и СССР. Когда к штабу подъезжают машины с командирами подводных лодок и комдивом Трипольским, на-встречу им выходит командующий флотом Канады контр-адмирал Мюррей. Звучит марш, во время которого офицеры обмениваются приветствиями и входят в здание.
Усадив гостей, Мюррей угощает их сигарами.
- Я чрезвычайно рад, господа, приветствовать вас на канадской земле – земле Её Величества королевы Великобритании. Прежде всего хочу поздравить вас с успешным завершением очередного этапа вашего героического похода, который, несомненно, войдёт в морскую историю.  Позвольте мне также принести извинения за то недоразумение, ко-торое случилось с двумя вашими кораблями на подходе к Галифаксу…
Трипольский улыбнулся:
- Господин контр-адмирал, у нас, у русских, говорят: всё хорошо, что хорошо кон-чается. Поэтому не стоит, наверное, так официально… Во всём виноват шторм, не так ли?
      

Рулевой Сергей Жигалов, моторист Александр Капелькин и комендор Иван Гру-шин очищают палубу С-54 от снега и льда.
- Не-ет, Галифакс – не Ташкент! – категорически заявляет Жигалов, ёжась от про-низывающего ветра. – Мне Панама больше климатит.
Капелькин, которому при его небольшом росте, кажется, проще свернуться «ёжи-ком», чтобы не растерять тепло, весело возражает:
- У нас в Угличе и не такое бывает. На Волге зимой  знаешь как? Ледок – катком, ветерок – с матерком, во как! Главное – что мы из этого чёртова хурикана выбрались. Не-дели две теперь ремонтироваться придётся.
- А слыхал, как канадцы 56-ю  чуть  не угрохали? – поднял голову Грушин.
- Что значит «чуть не угрохали»?
- А то и значит! Только-только лодка от  шторма очухалась… ну, ребята решили: сейчас водичку вычерпаем, в порт войдём – и, считай,  у бога за пазухой… а не тут-то бы-ло. Враз заглохли оба двигателя!
- Оба?! – в один голос удивились Капелькин и Жигалов.
- Оба и в один момент! – Грушин вполне удовлетворён произведённым впечатле-нием. – А тут откуда ни возьмись – канадский конвой. Там видят: подводная лодка. Отку-да им знать, что советская? Издалека не видать! Да и не бывало тут наших отродясь. Зато немецкие ходят как у себя дома…
- Ну?!
- Ну, транспорты, понятное дело, по сторонам, а три эсминца помчались прямиком на нашу красавицу, уже и пушки наставили. Одного только, наверное, не поняли – чего это она в волнах, как беспривязная, болтается?..  Щедрин наш, конечно, первым делом на свой флаг смотрит – поймут же, наконец, чья  лодка перед ними! А флаг-то  мокрый, зале-денел, в кулёк свернулся!  Пришлось сигнальщикам ручонками помахать… Короче, минут пятнадцать братишки наши поёжились – пока канадцы не опознали.
- А ты не заливаешь? – усомнился Жигалов. – Что ж, им не сообщали, что ли?
- Ну, с начальством, конечно, наш приход согласован. А вот то, что в канадских во-дах будет дрейфовать лодка, да ещё похожая на немецкую… По радио-то нам запрещено выходить на связь!
- Эй, салаги! – окликнул их кто-то. – Держи концы!
О палубу рядом с моряками ударился увесистый снежок. Оглянувшись, ребята увидели, что с соседней С-55 их собралась «обстреливать» целая ватага. Мигом бросив скребки и мётлы, они, уже уклоняясь от снежков, налепили ответных гостинцев. С борта на борт полетели  белые комки. Один из них с особенно громким стуком ударился о сталь палубы.
- Чур, лёд не швырять! – запротестовал Жигалов.
В этот момент на них обрушился «снегопад» сзади, со стоявшей по другому борту С-51.
- Так не честно! – завопил Капелькин, пытаясь отбиться от новой напасти. – Брат-цы, они второй фронт открыли!
- Не пищать! – скомандовал Грушин и прижался спиной к рубке. – Советские не сдаются!
На причале тем временем собрались зрители – канадские моряки и рабочие-ремонтники. Улыбаясь, они наблюдали, как резвятся стосковавшиеся по простым земным радостям эти разыгравшиеся мальчишки.
- Ребята, наших бьют! – подбежав к рубке, закричал вниз  Жигалов.
Однако вместо ожидаемой помощи из люка показался лейтенант Донат Негашев.
- Отставить! – скомандовал он, но тут же о его фуражку стукнулся очередной «сна-ряд». – Ах, вы так?!
Засучив рукава, командир группы движения включился в битву.
- Ура-а! – заорали подчинённые, вдохновлённые таким поворотом событий.




Тем временем встреча в штабе флота  продолжалась.
- Наше охранение можно понять, - объяснял контр-адмирал Мюррей. – На путях союзных конвоев постоянно «охотятся» целые стаи немецких подводных лодок – по  3–5 субмарин в каждой. Приходится быть особенно бдительными.
- Сейчас для нас главное – поскорее провести ремонт, - Трипольский перевёл раз-говор на более актуальную тему. – После шторма повреждения довольно серьёзные.
- Мы вас слушаем, - подобрался Муррей и кивнул своему помощнику: - Записывай-те!


- Братцы, братцы!
По причалу бежит к лодке Юрий Нуждин с кипой газет. «Бой» тут же прекращает-ся, и со всех лодок народ сбегает по трапам, окружая его.
- Послушайте, что пишут канадские газеты. Перевожу: «Как сообщает советское информационное агентство… за последнюю декаду Красная армия в районе Сталинграда захватила в плен 49.700 солдат и офицеров противника… Так… м-м-м… так…»
- Ну что ты «затакал»? Читай скорей! – не выдерживает кто-то.
- Тише ты! – одёргивает его сосед. – Это тебе не букварь. Тут с русского на англий-ский, а потом – с английского на русский… Тут точность нужна!
Толпа хохочет, а Нуждин продолжает:
- «За эти дни сталинские гвардейцы захватили у противника  172 танка, около 1900 орудий и 54.000 винтовок, 80 радиостанций, больше тысячи мотоциклов, почти 7 тысяч лошадей, до сотни складов с боеприпасами, вооружением и продовольствием. Фашисты потеряли больше ста самолётов, 130 танков и 250 орудий разного калибра. За 24 один только день на поле боя осталось более 7.000 трупов немецких солдат и офицеров».
- Глянь, тут и шарж нарисован, - заглядывает Стребыкин Нуждину через плечо.
И правда, в газете красуется огромная бутылка «Советского шампанского», внутри перепуганная шайка фашистов с Гитлером во главе, а вокруг  бутылки с балалайкой в руке  и в форме буденовца пляшет вприсядку Сталин. Моряки  с удовольствием рассматривают рисунок, а Василий Глушенко хлопает по плечу Сергея Чаговца:
- Цэ ж вин гопака танцюе!
- Вот это наши дают! – восхищённо  произносит  Виктор Бурлаченко и в порыве радости подхватывает Нуждина на руки.
- Качать его! – восклицает  Михаил Богачёв.
Идея попадает на благоприятную почву, и Юра взлетает над головами.
- Да я-то, я-то при чём?  - пытается тот не растерять газеты. Полёты прекращаются только от неожиданных криков.
- Мистер камрэд! Мистер офицер! Рашен, плиз! – бежит к кораблю по причалу странный человек.
Негашев, успевший после игры привести себя в порядок, спускается ему навстречу:
- Ай’м лисенинг!
- Ай хэв э синема. Ай инвайт ол ю! Фри! Плиз! Ай хэв э совьет филм тудей! Эбаут зэ баттл ниа Москау!
Негашев слушает его сначала удивлённо, потом, попросив минуту, взбежал на ко-рабль, но вскоре вернулся, поблагодарил гостя и что-то ему пообещал. Когда канадец ушёл, объяснил матросам:
- Это хозяин кинотеатра. Он получил советский  фильм о битве за Москву и при-глашает всех нас бесплатно в свой кинотеатр. А ещё он сказал, что двери его кинотеатра бесплатно открыты для русских моряков всегда.
Вечером в кинотеатре идет фильм «Разгром немецко-фашистских войск под Моск-вой». Правда,  в американском варианте картина называется иначе – «Москва наносит от-ветный удар». Но зал полон. И подводники, давно знавшие о победе под Москвой, вместе со всеми присутствующими впервые воочию видят, как строила столица заградительные сооружения, как днём и ночью работали оборонные заводы, как женщины и подростки тушили зажигалки во время вражеских налётов, как сражались в заснеженных морозных полях герои-красноармейцы и как  освобождали от врага подмосковные деревни и города. Когда фильм заканчивается и вспыхивает свет, весь зал встаёт и, повернувшись к нашим морякам,  рукоплещет им. И Анатолий Стребыкин, Сергей Чаговец, Виктор Нищенко, как и другие ребята, смущенно улыбаясь,  даже не пытаются прятать мокрые от слёз глаза.


- Господа, я всё понял, - контр-адмирал Мюррей встал и торжественно продолжил: - Объём ремонтных работ действительно велик. Это и неудивительно после такого долго-го и трудного пути. Я сегодня же отдам приказ – и можете не сомневаться: мы сделаем всё возможное, чтобы справиться как можно быстрее и качественнее, помочь доблестным русским морякам вернуться на родину и вступить в бой с нашим общим врагом!  Будьте уверены: уже в двадцатых числах декабря ваши лодки смогут выйти в  море.
 Командиры выслушали  эти заверения стоя, после чего Трипольский  крепко по-жал канадцу руку:
- Надеюсь  после победы  встретиться в Москве!


Во втором отсеке командир С-54  Дмитрий  Кондратьевич Братишко собрал всех свободных от вахты. Начал шуткой:
- Как всегда – в тесноте, да не в обиде.
Но продолжал серьёзно:
- Завтра – в море. Во-первых, выражаю благодарность всему личному составу за ударный труд по ремонту корабля. Работы выполнены быстро и качественно – надеюсь, лодка не подведёт. Тем более, что идём пока не домой.
Отсек разочарованно загудел.
- А 51-я… - начал кто-то.
- Да, 51-я берёт курс на Полярный. У нас положение другое. Дизели, сами знаете, в очень изношенном состоянии. Поэтому получен приказ: идти в шотландский порт Розайт, произвести замену двигателей и аккумуляторных батарей, только после этого пойдём к родным берегам.
Снова в отсеке раздаются недовольные голоса. Братишко оглядел лица моряков, остановился на Викторе Нищенко, который, почти по-детски капризно скривил губы:
- Отставить скулёж! Вот и краснофлотец Нищенко напоминает, что мы – люди во-енные,   сидим не на одесском Привозе, а стало быть, базарить нам не к лицу.  Так, Ни-щенко?
- Так точно, - вздыхает Виктор.
- Но это первая новость, - продолжил Братишко. – Вторая – приказ главкома (чита-ет) «о порядке выдачи водки личному составу кораблей и частей действующих флотов и флотилий» от 10 декабря 1942 г.
В отсеке снова зашумели, но  теперь уже возбуждённо.
- Фадеев, - обратился командир к широколицему акустику, - откуда такая радость? Раньше я не замечал за вами особого пристрастия к зелью. Или это радист Семенчинский на вас так влияет?
- Нет, товарищ капитан-лейтенант, - Николай расплывается в добродушной улыбке. – Просто он предлагает мне выпить за ваше здоровье.
- Я думаю, с вами вместе мы  выпьем,   когда поздравим друг друга с победой. На-деюсь, ждать этого недолго… А приказ такой (читает): «1. Водку, положенную личному составу кораблей и частей действующих флотов (и флотилий), выдавать одновременно с раздачей пищи в обед. 2. Для раздачи водки на кораблях и в частях выделить проверенных лиц из состава службы продснабжения и старшин групп. Раздачу …производить в присут-ствии непосредственных строевых начальников по еженедельным раздаточным ведомо-стям с ежедневной отметкой о выдаче водки. 3. Категорически запретить выдачу водки за прошедшие дни, а также передачу положенных водочных порций одним военнослужащим другому»… Вы чем-то недовольны, Колуканов?
- Зачем же добру пропадать, товарищ капитан-лейтенант? У нас Жигалов не пьёт – выходит, его водка протухнет? А я бы за здоровье товарища не против…
- Ну, во-первых, на подводных лодках по-прежнему вместо водки будет выдаваться вино… да-да, этот порядок не меняется… А во-вторых, главком вашу обеспокоенность  предусмотрел. (Читает) «4. Военнослужащим, …которые не хотят получать водочное до-вольствие натурой, или которым прием водки противопоказан по состоянию здоровья, выплачивать денежную компенсацию в размере: за суточную порцию  100 граммов водки или 200 граммов вина - 10 рублей, за суточную порцию  50 граммов водки или 100 грам-мов вина - 5 рублей»… Как видите, здоровье краснофлотца Жигалова  станет только креп-че. Так что, его да ещё, пожалуй, нашего парторга старшину второй статьи Вашкевича мы и назначим  ответственными за раздачу. Нет возражений?
- Казимир, я с тобой дружу! – доносится из гущи собравшихся голос Константина Соколова.
- Пьянству – бой! – чётко отвечает Вашкевич.
- У кого еще вопросы? – интересуется Братишко.
- Разрешите, товарищ капитан-лейтенант?
- Да, Нищенко.
- А вот, допустим, продрог человек на вахте. Всё же Канада – не Панама, вином не согреешься!
- Не волнуйтесь, Нищенко. Родина вас не забудет. Приказ главкома разрешает (чи-тает) «в случае необходимости  выдачу до 100 граммов водки личному составу подводных лодок … в зависимости от местных условий взамен вина».
- Ну, так это ж совсем другое дело! – удовлетворённо заключает Нищенко.
Выдержав паузу, чтобы улеглись страсти, Братишко продолжает:
- Наконец, третья новость – на этот раз, к сожалению, не совсем приятная… Нам придётся расстаться с некоторыми своими товарищами.
В ответ – сразу хор голосов:
- Как?
- Почему?
- Что значит – расстаться?
- Есть такая военная необходимость. Новое назначение получил наш замполит лей-тенант Шаповалов… На С-51 переводится старшина трюмных машинистов  Грудин… на С-56 – моторист Лемперт…
Каждая названная фамилия  встречается гулом расстроенных голосов.
- Конечно, расставаться жаль, - продолжает командир, - но мы уверены, что това-рищи  не подведут, везде будут высоко нести честь нашей «эски». А главное, скоро встре-тимся в Полярном. Вместе прошли океаны – вместе  и врага будем бить. Так ведь?


- Братцы, в вашу честь «боевой листок» выпустили! – моторист Михаил Богачёв собрал своим сообщением всех, кто был в отсеке и рядом. – Саша Морозов даже новое стихотворение написал!
И правда, на рисунке в «боевом листке» Петр Грудин передаёт швабру в руки сво-ему сменщику – новому старшине команды трюмных машинистов Сергею Чаговцу, а Яков Лемперт заботливо упаковывает ящик с сапожными инструментами.
- Что за стихи? Прочтите кто-нибудь, - просит через головы друзей невысокий Александр Капелькин.
Анатолий Стребыкин читает вслух: «Подводники. Посвящается моим боевым това-рищам по С-54».
- Молодец, Морозов! – произносит Вашкевич.
- Погоди, дай послушать, - нетерпеливо замечает Капелькин.
Стребыкин с чувством продолжает:


Где пираньи резвятся, как дети,
Где акулы, треска, лосось, -
Человек расставляет сети,
Просолённый и сам насквозь.
Правда, кровью своей горячей
Он обязан другой среде:
Человек – не рыба, и значит,
Не способен он жить в воде.

Человеку стоять на страже
Той земли, где отец и мать.
Если духом запахнет вражьим,
Он не станет хвостом вилять.
Смело скажет судьбе спасибо,
Сам посмотрит в глаза беде…
И хотя человек – не  рыба,
Он научится жить в воде!

Океан – не банка консервов:
Волны дыбом, а надо плыть!
Если в море откажут нервы –
Сам отправишься рыб кормить.
Мы по шхерам сидеть могли бы
И от страха икру метать.
Но коль ты человек, а не рыба,
Ты не можешь всю жизнь молчать.

Мы, подводники, знаем цену
Кислороду, дождю, цветам.
Твердо верим, что непременно
Нас любовь не покинет там.
       Мы верны до последней минуты
Путеводной своей звезде.
Мы – подводники и потому-то
На подлодках – как рыбы в воде.

- Здорово!
- Так это же песня! Готовая песня!
- Колуканов, сочини  музыку – это будет гимном нашей «эски».
- Спасибо, братишка, - растроганный Лемперт подходит к Морозову и обнимает его. – Перепиши для меня, а?
- Конечно.
- Ну, земляк, - подходит к Якову Анатолий Стребыкин и тоже заключает друга в объятия, - будь здоров. Встретимся в Полярном!

Тринадцатая  неделя  похода

Атлантический океан – Северное море,  декабрь 1942 – январь 1943 года
 
В Северной Атлантике – жестокий зимний шторм.
Фигура сигнальщика Василия Глушенко, привязанного к тумбе перископа,  напо-минает распятого Христа. Штурман Константин Тихонов тоже привязан рядом. Оба в ре-зиновых легководолазных костюмах.
- Товарышу лейтенант, - кричит Глушенко, - костюмчики в нас нэ по климату. У ций бани пару малувато…
- Ну, без костюма тут сам паром изойдёшь – в одну минуту! Не зря командир ре-шил менять вахту каждые два часа.
Его голос заглушает очередная волна, которая  перехлёстывает через мостик и пен-ным потоком уносится через противоположный  борт. Лодка, будто вдогонку ей, кренит-ся, одновременно врываясь сетерезом в водяную стену.
Внутри корабля болтанка тоже заставляет всех привязываться: тех, кто несёт вахту у механизмов, – к ближайшим опорам, а всех, кому выпало отдыхать, - к койкам. Но от-дыхом это назвать трудно: койки то взлетают к подволоку, то бьются о переборки, потом бесформенными тюками опадают  в бездну. На рулях – богатыри Виктор Бурлаченко и Сергей Колуканов, но и они  с трудом удерживают лодку на заданных глубине и курсе. Только  на одном посту работа в буквальном смысле кипит – это кок Демьян Капинос пы-тается вопреки непогоде приготовить экипажу новогодний ужин. На плите у него – и ту-шеное мясо, и новогодний пирог, и традиционный флотский компот. Стремясь спасти  праздничные яства от болтанки, он обливается потом и едва не валится с ног от усталости. Дежурный по камбузу мичман Николай Лосев восхищён:
- Ну ты и фокусник! Я бы сейчас даже чаю не мог вскипятить…
- Пить-есть захочешь – вскипятишь… Ну, кажется, готово. Теперь вино на столы – и всё… А у меня, честно говоря, глаза слипаются. Боюсь, даже Новый год просплю.
- Ты поди приляг, с вином я как-нибудь управлюсь.
- Не-ет, я сам… - Капинос, ухватившись, чтоб не упасть, за переборку, почти спол-зает на паёлы.
Лосев, подхватив, тащит его в соседний отсек.
- Подожди, - упрямо твердит Демьян. – Надо масло в люк привязать.
- Какое масло? Какой люк?
- Сливочное… А то растает…
С помощью Лосева он кое-как укрепляет початый ящик сливочного масла в люке над камбузом, где его время от времени омывает ледяная вода. После этого, совсем обес-силенного, Лосев укладывает его в койку и заботливо привязывает там. Демьян, сладко причмокивая, уже спит.
Тем временем приближается праздничная полночь. Офицеры во главе с команди-ром лодки Братишко, переходя из отсека в отсек, поздравляют моряков с Новым годом, вместе выпивают за благополучное возвращение на Родину и за  будущую победу. Но  праздник, вопреки настроению, отмечают наскоро: одним надо сменить товарищей на вах-те, другие спешат вернуться в спасительные койки.
Моторист Миша Богачёв, сменившись и взяв в охапку матрац, переходит из отсека в отсек.
-  Ты чего бродишь, как лунатик? – удивляется  Анатолий Стребыкин.
- Ищу, где меньше качает. Измотало уже всего!
- Меньше – только на среднем шпангоуте. Но там спать негде.
- Кто ищет, тот найдёт! – загадочно прищуривается Богачёв и исчезает за перебор-кой камбуза.
…Притихший корабль  всё так же  упрямо пробирается  сквозь  непролазную, ка-жется,   водную хлябь. Он был бы в океане просто мелкой чёрной соринкой, если бы  не вела его упрямая,  настырная людская воля.

А в это время севернее, у берегов Ньюфаундленда…

На мостике С-56  командир лодки Щедрин наблюдает в бинокль за бушующим мо-рем. Время от времени в поле зрения попадают торчащие из-под воды мачты затонувших кораблей.
- Наследили фашисты! – ни к кому не обращаясь, замечает Щедрин. – И море тут какое-то мелкое…
- Товарищ  капитан-лейтенант, – высовывается из люка голова вахтенного матроса, – барометр опять падает.
- Куда уж больше? И без того штормяга такой, что  больше 11  узлов не выжмешь! Лево руля!.. Сейчас чуть подальше отойдём – и под воду хоть ненадолго…
Внезапно лодку сильно накренило на корму, и она стала терять плавучесть. По ле-вому борту раздаётся жуткий скрежет.
- Что это? – выскочил  на палубу комдив Трипольский.
- Стоп моторы! – нервно командует Щедрин.
Все застыли в ожидании взрыва. Но взрыва нет – только резкий толчок, и диффе-рент на корму продолжает нарастать.
- Что-то нас держит…
- Неужели висим на минрепе?!
- Вряд ли. Тогда бы уже подтянули к себе мину. А мы вроде как трёмся обо что-то кормой.
Поразмыслив с минуту, Щедрин командует:
- Оба электромотора – полный назад!
- Что ты задумал?
- Похоже, висим на мачтах затонувшего корабля. Да ещё попали кормой под рею – потому и скрежет.
- Тогда надо…
Но не успевает Трипольский договорить, как раздаётся грохот и шум, будто на верхнюю палубу свалились огромные деревья.
- Ничего себе!
- Наверное, свалили на себя чужую мачту. Чёрт с ней! Главное – выбрались…
Лодка выровнялась и свободно пошла задним ходом.
- …к тому же, не сломали ни винтов, ни рулей!
- Всё же везунчик ты, Григорий Иванович!
- Погоди, Александр Васильевич. Как сказал бы Сушкин, не хвались идучи на рать, а хвались идучи с рати.
Трипольский рассмеялся:
- Я, как первый раз это услышал, говорю ему: ты чего выражаешься? А Лев Михай-лович: не знаешь, мол, ты русского языка. Тогда только до меня дошло!
- Товарищ капитан первого ранга! – раздался в рубке голос радиста. – Разрешите обратиться  к командиру корабля.
- Что ещё?
- Тут на волне Коминтерна – немецкое радио…
- И что нам сообщают чёртовы геббельсы?
- Говорят на русском языке… Вот… «Из канадского порта Галифакс вышли пять советских подводных лодок. Три из них уже потоплены, а три преследуются доблестными морскими силами фюрера».
- Так… Пронюхали, значит? – Трипольский сокрушённо стукнул кулаком о ладонь.
- Что-то у них с арифметикой неладно, - с ехидцей замечает Щедрин. - Три да три – никак пять не выходит…
- Но неужели вправду потопили?!
- Думаю, врут... Хотя… Старшина!
- Слушаю, товарищ капитан-лейтенант.
- Никому ни слова! Разберёмся…
- Есть!
- Александр Васильевич, время к двенадцати – пойдём экипаж поздравлять. Новый год всё-таки!


По отсекам С-54 несётся истошный вопль, от которого все, кто спал, вскакивают и бегут, как по тревоге, в сторону камбуза. Им навстречу выползает фигура с нечеловече-ским лицом – белым, как маска. От неожиданности Стребыкин, Чаговец  и Капелькин ша-рахаются от неё, пока не услышали из-под маски знакомый голос Миши Богачёва:
- Где этот Капинос, чтоб ему?!..
- Мишка, ты? Что случилось?
- Случилось… Сплю себе, - объясняет Богачёв, протирая глаза, - и вдруг на башку бомба.
- Бомба? Ты что – того?
- Это мне приснилось – бомба. А оказалось – масло!
Тут только все разглядели, что Мишкино лицо сплошь облеплено сливочным мас-лом. Подоспевший Демьян Капинос под несмолкаемое ворчанье Богачёва виновато объ-яснил:
- Да я ж его  вроде надёжно закрепил… Может, водой размыло…
- «Вроде... может…»! Так и убить недолго!
- Да, - смеётся Братишко, тоже прибежавший на крик, - и нанёс бы урон боеспо-собности корабля!
- А ты не спи где не положено! – наставляет Мишку Капелькин. – Это ж сколько лишних паек слопал…
- Чего ржёте-то?! – перекрыл всех неожиданно злой голос Константина Соколова.
Все повернулись к нему в недоумении.
– Чего ржёте? – повторил он так же свирепо. – Наши сейчас в Ленинграде или в Москве с голоду пухнут, а мы тут… как сыры… В  масле катаемся!
В отсеке повисла неловкая тишина.
- Ну ты… - заговорил Стребыкин, - зачем ты так?
- А затем! – отрезал Соколов. – Люди там… всё для фронта, всё для победы… а мы… только ржём, ржём…
Он отвернулся так же неожиданно, как начал, и видно было, как дрогнули его пле-чи.
- М-да, - вымолвил Братишко и вздохнул. – Вот так…
Миша Богачёв, продолжая стирать с лица остатки масла, молча вышел из отсека. Следом  – Демьян Капинос:
- Пошли, умоешься…
Стали разбредаться и остальные, тоже вдруг ощутив какую-то вину. Братишко, уходя, оглянулся и не приказал – попросил:
- Соколов, когда сможете – зайдите ко мне.
С приходом Соколова он некоторое время молчал, потом спросил:
- У вас что-то случилось?
Константин молча помотал головой.
- Что-нибудь дома?
- Не знаю, - пробурчал матрос, и на щеке его дернулись желваки.
- Вы ведь, кажется, женаты? Москвич?
- Кажется…
- Не понял.
- Жил в Москве, в Замоскворечье, в Старотолмачёвском переулке… Был женат… Теперь – не знаю.
- Давно писем не было.
- Совсем не было. Ни одного!
Братишко хотел что-то произнести, но, услыхав последние слова, осёкся. Потом произнёс:
- Ну, вы же знаете, как мы почту получаем… Разминулись где-нибудь… Вот при-дём в Полярный…
- Не надо, товарищ капитан-лейтенант! Я понимаю… Просто… Вы простите ме-ня… Вырвалось там…
- Да. Конечно… Вы, Костя, на ребят…  не надо! Всем пока тяжело. Начнём воевать – всё встанет на место. Потерпите!
- Я потерплю, товарищ капитан-лейтенант. Потерплю!
- Вот и ладно! - Братишко отечески похлопал его по плечу. – Отдыхайте.
Соколов впервые с начала разговора вскинул голову:
- Да мне на вахту сейчас. Разрешите идти?
И увидев кивок командира, вышел из отсека.


- Та-ак… - Александр Морозов, бессменный «штурман по карте», проставляет на ней очередные значки: - Англия, Розайт… Братцы, знаете, сколько мы уже прошли? 5748 миль!
- А толку? Зря винтами воду толчём! – комментирует в своём духе электрик Виктор Нищенко, колдуя у щита. – Немцев уже и от Москвы отогнали, и в Сталинграде поколо-тили… Скоро полстраны освободят – а мы?
- Будет и на нашей палубе праздник, - пытается урезонить  его Казимир Вашкевич.
- Ты мне политпрививку не делай – сам могу! – не унимается Нищенко. – Слыхал вон, Сушкин со Щедриным на своих лодках  аккумуляторные батареи заменили, доковый ремонт сделали – и вперёд. Не стали ждать, пока им гидроакустику и радиолокационные станции поставят. И правильно! А мы…
- Братишко говорит, приказ главкома Кузнецова - нам стать в сухой док и ремонти-роваться по полной.
- Это ж месяца на два, не меньше! Ребята  давно дома будут…
- Слушай, Нищенко, - не выдержал Стребыкин, - ты, часом, не агент? Чего душу травишь?! Без тебя тошно. Одессит, называется. Лучше бы анекдот рассказал!
- Угу… На крейсере «Ливерпуль», где нас поселили, ты видел, какую дырку фаши-сты сделали? Чуть не два паровоза в пробоину пройдут! Вот тебе и анекдот… У меня по этим гадам руки чешутся!
- Слышь, парни, но какая тут на крейсере морякам житуха, а?! – Николай Семен-чинский даже зажмурился от удовольствия. – И тебе кубрики тёплые, и душевые, и венти-ляция… Интересно, на наших  крейсерах тоже так?
- Крейсер – это тебе не подлодка. Простор!
- Простор… - усмехнулся Вашкевич. – А потом - дырка на два паровоза! Фашистам есть куда целиться.
- Зато пушки какие! Не то что наша сорокапятка, - продолжает Семенчинский.
- Я тут о чём подумал… - перебил его Нищенко.
- Крейсер угнать?
- Тебе, парторг, я думаю, это особенно интересно, - не принял шутку Виктор. – Англичане, конечно, неплохие ребята, на ремонте стараются, но… медленно как-то. Их-ний главный корабел вообще потребовал предоставить им доковые чертежи на подлодку. А когда узнал, что мы их с собой не возим, - заявил, что пришлёт водолазов, чтобы произ-вести замеры подводной части корпуса. Представляешь? Мог бы просто попросить: раз-решите, мол, на вашу лодку шпионов прислать!
- Ну, и что Братишко?
- Не согласился, конечно. И сразу нашли выход: подобрали чертежи с похожих не-мецких лодок... Но я как представлю, что мы будем тут два месяца загорать!..
- И что предлагаешь? – спрашивает Вашкевич хоть и не шутя, но всё же с насмеш-кой в голосе, не ожидая от балагура-одессита чего-нибудь дельного.
- Надо, чтоб командир разрешил нам работать аврально – с подъёма флага и до по-луночи. Смотришь, и англичане порезвей станут.
- А что? По-моему, толково, – сразу отозвался Стребыкин. – Молодец, Нищенко!
- Думаю, Братишко согласится, - поддержал и Вашкевич. – Нам не привыкать.