Отражение

«Предисловие ко второму изданию»

Это странное произведение было написано в 2010-2011 гг., когда мне вдруг захотелось суммировать то, что я могу (хотя бы себе) точно сказать про одного непонятного хоббита, не опираясь при этом на специальную литературу, ФК ФБ и письма, а только по тексту. Сейчас бы я так не написала (но выраженные здесь идеи в целом актуальны для меня и по сей день).
 «Отражение» было опубликовано во втором номере «Вестника Арды» (гл. ред. Дмитрий Борисенков, сайт: http://hoa.su, группа ВКонтакте: http://vk.com/heraldofarda. Все номера можно скачать там же. Номер с публикацией Тогда текст был сокращен, доработан и  дополнен  ссылками на дополнительную литературу и НОМЕ. Здесь я привожу (с незначительными изменениями) текст по «Вестнику», поэтому хочу выразить благодарность Дмитрию Борисенкову и Кристине Бессоновой, которые много времени и сил потратили на его редактирование.
Также я очень благодарна тем, кто готов был меня слушать все это время. Слушать, читать, отвечать и спорить. Если в этом тексте есть хоть что-то дельное, то я обязана этим вам.
7 октября 2012
   

Отражение

От автора:
Этот текст – итог попыток сложить в единый образ мои собственные представления и выводы, связанные с героем Дж.Р.Р. Толкина. Набросок к портрету, одно из отражений – не более…

1.Сказка

Жил-был в некой сельской местности, в спокойной и зеленой стране Шир некий хоббит, имя его Фродо, фамилия - Бэггинс. От других особенно не отличался: был привязан к «собственной» стране, не жаловал «вредных» родственников, любил друзей, проказы...

Впрочем, необычность этого хоббита и начинается с «обычной» детской веры в сказку – историю настоящего «сказочного героя» Шира – Бильбо Бэггинса. Проявивший внимание к сироте, открывший для него окошко в широкий мир, Бильбо на всю жизнь становится для Фродо самым
близким хоббитом, примером, вплоть до сознательного желания подражать. Его «сказки про драконов» для Фродо (как и для Сэма) абсолютно реальны, чего нельзя сказать даже об их младших товарищах [1].

Все странности Фродо соседи, друзья, да и он сам связывали с Бильбо. Но, возможно, Бильбо лишь пробудил в его душе нечто более глубокое: образы далеких гор, дороги, моря, Пути… В общем, «странности» Фродо упираются в одно – в стремление как-то выйти из замкнутого мирка на поиск чего-то нового. Отсюда и тяга к прогулкам в одиночестве и «информационный голод» [2]. Очень выразителен в связи с этим образ карты, где за пределами Шира - пустое пространство: Фродо нравится размышлять о том, что находится там, за границами, тогда как создателей карты это явно не волновало. Однако самой вопиющей «странностью» оказалось упорное нежелание признавать дядю погибшим: отказ от траура, праздники в честь Бильбо – то, что для Фродо было абсолютно естественным, для других – чудно и неприемлемо. Из-за этого Фродо уходит в свой собственный мир, мир, где за Бильбо можно последовать, где его рассказы – часть жизни. В то же время этот мир противопоставляется миру остальных, и этим Фродо отделяет себя от других. Продолжая держать «марку Бильбо», он это отделение усугубляет, а, наталкиваясь на негативное отношение, начинает воспринимать Бильбо (и себя) как нечто более правильное, менее инертное. Желая как-то растрясти то, что Толкин называл «самодовольной умственной слепотой» (Letters №246, 329), он начинает смотреть на соседей несколько свысока.

После этого может показаться странным, что Фродо не ушел из Шира за столь любимым Бильбо. Вот здесь и проявляются его «хоббитские» черты - привязанность к дому, любовь к уюту. А Фродо привязан еще и к самому пространству, он как бы романтизирует его (взять хотя бы его отношение к «любимым местам», над которым даже друзья посмеиваются). К тому же, несмотря на некоторую отдаленность от остальных хоббитов Шира, Фродо – дитя этого замкнутого мирка. Так, ощущение превосходства проистекает в основном из той же хоббитской ограниченности. Мир
делится на «нас с Бильбо» и «остальных», но пока в его сознании нет чего-то «более высокого». Знание эльфийского, знакомство с Гэндальфом, тяга к «Пути» хоть и значат для него многое, но воспринимаются в основном через Бильбо, а потому бинарной схеме никак не мешают. Есть и другие черты, которые свойственны Фродо в той же степени, что и остальным хоббитам - страх перед неизведанным и нерешительность, которую он сам предлагает лечить землетрясением. Ему хотелось бы выйти из этого мирка, но «поход за Бильбо» Фродо может бесконечно откладывать на потом. В этом смысле показателен его внутренний диалог: «Может быть, однажды и я пресеку реку» - «Нет, пока нет» (LOTR 56).

Ничто не длится вечно, и «землетрясение» приходит к нему лично вместе с новостями Гэндальфа. В процессе постепенного осознания и принятия ситуации проявляются все особенности и противоречия его жизни в Шире, выливаясь в причудливый монолог, странным образом объединяющий страх и нерешительность с желанием уйти за приключениями и вернуть Бильбо, любовь к Ширу с сознанием хоббитской ограниченности. Но теперь эта ограниченность становится залогом отгороженности хоббитов от бед остального мира, и Фродо готов дорого заплатить, чтобы все оставалось прежним. Важно, что сам он не чувствует в своих словах никакого пафоса – для него естественно исключать из условий задачи собственную безопасность, оставляя только желание уберечь других.

Решение уйти дается непросто – Фродо смутно понимает, что происходит, он боится, ищет виноватых, словно блуждая в потемках. Ответ приходит как внезапный свет [3]. Такие «ясные решения» сопровождают его на всем пути. И, решившись наконец, он уже не изменяет своему выбору: боясь, чувствуя себя загнанным, даже жалуясь и ища «более подходящего хранителя»,
он и не думает о возможности отказаться от выбранного пути.

Тем не менее, существует препятствие, определенное Бильбо как «Фродо Шир все еще любит» (LOTR 43). Фродо очень тяжело дается разрыв связей, причем размышления о неизбежном расставании, смешиваясь с инертностью той его половины, что всегда отвечала «Нет, пока нет», становятся для него тяжелее самого факта ухода. Фродо сам осознает противоречие в своем отношении к Ширу. Показательно, как он выбирает дату ухода, которая связывает их с дядей (общий день рождения), уход из Шира Бильбо и время года, когда тянет к неизведанному, а родная страна кажется тесной и слишком хорошо изученной. К тому же такой выбор позволял ему максимально отсрочить минуту прощания с домом.

Сложнее дело обстоит с друзьями. Здесь к страху уходить примешивается нежелание причинить им боль расставанием, чувство вины за то, что приходится скрывать правду, а с другой стороны, осознание необходимости смотреть на ситуацию ответственно и не подвергать друзей опасности. В итоге получается странная смесь покровительства, насмешливости и неуверенности по отношению к ним, делающая Фродо совершенно беспомощным, когда он понимает, что друзья оказались более предусмотрительными и менее чувствительными, чем он ожидал. Их доводам противопоставить уже нечего, к тому же остаться один Фродо все-таки боится.

Здесь нельзя не сказать несколько слов о тех, к кому наш знакомый так привязался. Стоит заметить, что он вообще легче привязывается и хуже переносит расставания, нежели Бильбо. В отличие от Бильбо, у Фродо есть близкие друзья, которые не оставят его одного.

В отношениях Фродо и Сэма вначале все кажется довольно очевидным: большую роль в них играет не родство или возраст, а субординация, которая задает определенную форму, хотя и не
исключает при этом сильной личной привязанности. Фродо видит преданность Сэма и в Шире относится к нему несколько покровительственно, как и положено хозяину: может пригрозить, когда надо, хотя делает это не очень умело - очевидно, что «господского гнева» Сэм не боится. В то же время Фродо обращает внимание на происходящие с Сэмом изменения, как будто желая узнать его лучше, угадать, к чему он может прийти. Видимо, не случайно в его шутку о характере Сэма проникает формулировка «в конце он может стать [магом или воином]» (LOTR 271-272). Пиппина же Фродо воспринимает как младшего брата, все время над ним подтрунивает, а тот пытается отвечать, но проигрывает. В этом Мэриадок – полная противоположность Туку. С первого его появления видно, что этот хоббит за словом в карман не полезет. Кроме того, Мэрри проявляет себя самым прагматичным и собранным из хоббитов, становясь противоположностью уже Фродо. Он единственный из трех друзей, кто может в лицо высказать тому, все, что думает
о ситуации, в которой они оказались. Стоит сказать еще кое-что о «сказочной» части романа. С развитием сюжета, мы можем заметить несколько особенностей в том, как Фродо общается с менее близкими ему или незнакомыми персонажами. Возможно, из-за первостепенного значения Слова для автора, его герой очень внимательно относится к тому, что и как говорится, и часто отвечает в тон собеседнику, благодаря чему вызывает симпатию у самых разных персонажей. Хотя симпатия объясняется, видимо, еще чем то - Фродо почти комически удалось снискать одобрение и Папаши Гэмджи, и фермера Мэггота, которые жили по разные стороны Брендивайна и оба сетовали на плохое влияние «с той стороны реки». С эльфами он пытается говорить на их языке, в доме Бомбадила изъясняется стихами, с гномом использует принятые формы вежливости, вопрос Арагорна парирует почти тем же вопросом. Что касается восприимчивости к тексту, вспомним, как он читает стихотворение о Дороге. Читатель-то знает, что то же стихотворение уже читал Бильбо, и что Фродо меняет слова «eager feet» (бодрыми ногами) на «weary feet» (усталыми ногами), а сам Фродо даже не помнит, слышал ли его где-то раньше или придумал: эти строки настолько глубоко в нем, что он роднит их со своими ощущениями [4]. Об этом говорит и его обращение у Брода к Лутиэн, о которой он услышал (по тексту) только две недели назад.

Есть в нем некая «чувствительность к другим» и желание поверить, в отличие, например, от Сэма, который скорее обратит внимание на конкретные поступки и мнение тех, кому доверяет. Для Фродо важнее интонации, подбор слов, собственные ощущения. «Враг хотел бы казаться лучше, а по ощущениям был бы хуже»(LOTR 224) - так дословно звучит его мысль, так он мотивирует свое доверие Страннику во время их первой встречи в Бри. Он умеет чувствовать других, и, когда почувствует, почти мгновенно привязывается: уже в Ривенделле он говорит про Арагорна не иначе, как «он дорог мне». Именно эта способность чувствовать других, понимать их мысли и намерения, выраженная очень сильно и данная ему не просто так, разительней всего остального отличает его от других хоббитов. Именно она становится определяющей во второй книге «Братства Кольца».

2.Внутреннее и внешнее

Вся первая книга (примерно до Заветери) - сказка, приключение, последовательное преодоление разных препятствий, опасностей. «Бегство к Броду» и «Встречи» становятся как бы мостом, а с Советом в Ривенделле история переходит на абсолютно другой уровень. Особенно это верно для Фродо. Здесь заканчивается поход «следом за Бильбо»: он «обретает то, что искал» [5], но дорога ведет его дальше, вынуждая оставить путь, уже пройденный дядей. До Ривенделла привязанность к Бильбо и к тому, что условно можно назвать «миром эльфов», нераздельны, но когда они слушают песни в Каминном зале, он не хочет покидать эльфов, даже следом за Бильбо (LOTR 309).

Конечно, ничего не меняется в одно мгновение, и Фродо далеко не сразу освобождается от некоторых штампов ширского мирка, что видно по его недалеким суждениям о людях в Ривенделле [6]. Подобные представления происходят от недостатка опыта, и залогом мудрости становится его умение учиться и принимать чужой мир и его ценности [7]. Недаром, путь Хранителя начинается с Совета и пролегает дальше через Морию и Лориэн, открывая ногообразие Средиземья и его уязвимость. Стоит сказать, что Сэм и Бильбо чаще выражают свои ощущения в словах. Фродо больше молчит, но остается как будто зачарованным - взглядом Арвен, эльфийскими песнями, красотой Лориэна. Он не говорит о своей любви к красоте, но это по нему и так видно. Тому, что Фродо умеет слушать, видеть чужую правду и понимать «чужую красоту», есть одно почти незаметное свидетельство: когда Гимли отправляется к озеру Келед-зарам, он зовет с собой только Фродо и больше никого. Можно предположить, что Гимли чувствует, что и Фродо способен увидеть, понять красоту этого священного для народа Дарина места (к тому же, что для него это еще и ново). Естественно, Фродо, в это время по большей части выполняющий функции героя-медиатора, должен все увидеть, чтобы увидел и читатель, но все-таки... Особенно трогательно отражают способность Фродо замечать красоту лориэнские главы, где он следом за Леголасом прощается с рекой и засыпает, вспоминая песню о Нимродель.

После «смерти» Гэндальфа все больше нарастает напряжение. Уже на выходе из Мории одной из первых звучит фраза: «Мы должны идти без надежды» (LOTR 433). «Путь без надежды» разделят так или иначе все герои, а для Фродо и Сэма он станет единственно возможным. Фродо начинает нащупывать свой путь уже на Великой реке. Он как бы пересматривает свой взгляд на поход в целом. Конечно, Фродо и до того постоянно выказывал сомнения в своей судьбе, но в глубине души он в них не верил. «Мне невыносимо думать, что придется сообщить ему [Бильбо] об этом [о смерти Гэндальфа]» (LOTR 469), - говорит он Сэму в Лориэне, еще не отрезав себя от возможности вернуться в тот, связанный со сказкам и  поддержкой сильных, мир, где был Бильбо. С того момента, когда Фродо начинает обдумывать уход, его мысли становятся более мрачными.

Рассуждая по принципу «пока есть дорога – надо идти», впервые заявленном в тот момент, когда Братство, после неудачно окончившейся попытки перебраться через Карадарас, выбирает иной путь (LOTR 384), Фродо не сомневается в необходимости идти вперед и именно в Мордор, а не в Минас Тирит. Как мы уже говорили: пообещав раз, он больше не видит других путей. Сомнения его (помимо того, что он определил как «просто боюсь» (LOTR 520)) лежат во многом в той же плоскости, как и те, что были в Шире, только ответственность теперь больше. Снова Фродо не верит, что сможет убедить друзей его оставить, хотя необходимость этого ощущает еще сильнее, так как впереди Мордор. Поэтому печальное преображение Боромира и помогает ему решиться – главной опасностью стал уже не Мордор, а Кольцо и, следовательно, его Хранитель, так что уберечь друзей было возможно лишь оставив их. Характерно, что самому Фродо такое решение (убегать без объяснений) кажется нечестным, но снова он слишком боится позволить себе слабину и дать себя уговорить.

Так было принято решение, почти полностью отрезавшее Фродо от прошлого и от остального мира. Почти полностью… Была одна ниточка. Или веревочка. И не сказать, чтобы очень тонкая. В семействе Гэмджи издревле плели отличные веревки и вязали крепкие узлы. Сэм - единственный, кто смог пробить стенку этого решения Фродо, пробить очень по-своему, по-сэмовски, с прыжками в воду и угрозой разбить все лодки, но по-другому и быть не могло. Снова,
как в Крикхоллоу, упрямый Фродо сдается упрямству Сэма, отчасти (несмотря на благородное желание уйти) радуясь обретению спутника, отчасти, быть может, чувствуя, что Путь этот и для Сэма. Ведь, если посмотреть на это чуть шире, Сэм далеко не просто так стал единственным и главным спутником Фродо. Только он полностью понимал, а главное принимал решение хозяина идти в Мордор. Если для Фродо главным и безоговорочным мотивом является «польза для мира» и собственное честное слово, то для Сэма таким же незыблемым будет решение дорогого хозяина. Оба не думают о цене, которую им самим придется заплатить. Кроме того, они необыкновенно хорошо понимают друг друга. Так, собираясь покинуть Братство, Фродо думает: «Они должны понять. Сэм поймет» (LOTR 524) - и почти в тот же момент Сэм активно разъясняет Братству, что так беспокоит мистера Фродо.

Сцена на Амон Хен в конце «Братства Кольца» пересекается как с моментом принятия решения в Шире, так и, что более интересно, со сценой у Минас Моргула. Остановимся только на отдельных моментах этого удивительного пассажа. Здесь, как и ранее, решение приходит как неожиданное осознание ясности. После потрясения и борьбы с собой Фродо вдруг обнаруживает, что все залито «ясным» («clear») солнечным светом, а после приходит решение. Здесь же присутствует и другая борьба – борьба между надеждой-ослеплением, охватывающей героя при виде белоснежного Минас Тирита и отчаянием, которое воплощает кажущаяся несокрушимой твердыня Саурона.

Именно в этом постоянном противоборстве и существует такая странная и непростая надежда Фродо.

3.На весах

Надежда Фродо... о ней как-то не принято говорить. Обычно вспоминают отчаяние и уныние или, напротив, утверждают, что он никогда не терял надежды. К этой теме, которая затрагивает Фродо и Сэма,  смешивает веру, отчаяние, надежду и уныние, мы еще вернемся.

Внутреннее напряжение Фродо чувствуется уже с первых слов книги IV. Теперь он не оборачивается назад, а, полностью обратившись к цели, все время торопится, как будто боясь не успеть. Несколько меняются ориентиры. До Амон Хен у Фродо два «мысленных утешения» в трудных ситуациях - Шир и Бильбо (например, в Упокоищах, после Заветери, в Мории). Теперь все немного по-другому. За всю IV книгу Фродо ни разу вслух не вспоминает Бильбо, и мы не можем прочитать его мысли о Шире. Раньше ему хотелось забыть обо всем и вернуться домой, теперь же уничтожение Кольца становится единственной целью, а остальное уходит в туман, кажется бесконечно далеким прошлым. Тем не менее, Фродо находит еще одну опору. Ею становятся мысли о Гэндальфе. Оторванный от советчиков, именно с Гэндальфом он ведет внутренний диалог, произносит его имя во сне и даже шутит про Гэндальфа на белом олифанте. Интересно, что именно «на белом», ведь о Гэндальфе Белом Фродо, в отличие от читателя, не знает – он почувствовал это преображение. Между хоббитом и магом всегда существовала глубокая связь, и существовала она не только благодаря связи Хранителей Колец (которая не работает без их воли, как указывает Галадриэль) и воли Гэндальфа, который постоянно мысленно обращен к Фродо и Сэму. В словах Гэндальфа Фродо ищет ответы на вопросы, которые ставит ему Задача.

Фродо действительно теперь приходится многое решать и постоянно взвешивать свои поступки и даже слова. Меняется и характер его пути: раньше решения (уйти из Шира, от Братства и т.д.) могли вести Фродо достаточно долго, до следующей развилки, теперь же это постоянный набор противоречий, который время от времени приходится переосмыслять заново. В этой части
герой все время стоит на грани между честностью и ложью, отчаянием и надеждой, смирением и гордыней.

Ярче проявляет себя Кольцо. В «Братстве Кольца», если не считать искушений, связанных скорее с внешними обстоятельствами (например, в Упокоищах и на Заветери), действие Кольца на Фродо представлено страхом за его сохранность и собственническим чувством [8], а также, возможно, некоторой гордостью, что он выполняет такое важное дело [9]. Теперь же влияние Кольца больше похоже на то, что считается его «прямым назначением» - искушение подчинять. До Ородруина Фродо не надевает больше Кольцо, но нельзя сказать, что не использует: Голлума в итоге приходится «укрощать» той же Прелестью (при встрече и на Запретном пруду). До того, как принять клятву в верности, Фродо предупреждает Смеагола о последствиях, но, не похоже, чтобы он понимал последствия для себя. После слов «Нет, клянись Им, но не на нем. Ты знаешь, где Оно. Оно перед тобой» (LOTR 807) Фродо на мгновение перестает быть собой. «На мгновение Сэму показалось, что его хозяин вырос, а Голлум сжался. Высокая суровая фигура, могучий владыка, скрывший свое величие (сияние) за серым облаком, и у его ног скулящая собачонка» (LOTR 807).

Нет точного ответа на вопрос, что такое эта фигура владыки [изложенная дальше теория весьма несовершенна и вставлена сюда только чтобы как-то объединить разрозненные фразы про влияние Кольца и предложить некий вариант для обсуждения этой проблемы – А.Л.]. Однако можно заметить, что описания тех представлений о себе, которые высказывают (или воображают) хранители во время искушений, чем-то схожи со следующим за этим внешним преображением (речь идет о Сэме и Галадриэль). Если допустить, что то, что происходит с Фродо, аналогично тому, что мы можем наблюдать с другими хранителями, то белая фигура каким-то образом показывает его «мечты о себе» (в худшем из вариантов). Тогда тот факт, что в первый раз она связана с милосердием (на Роковой Горе Сэм тоже видит Фродо фигурой в белом, но «недоступную теперь жалости» (LOTR 1234) и появляется в ситуации, когда Фродо желает Голлуму лучшего, может говорить о том, что это крайнее проявление его желания помочь всем, всех спасти, а облако, за которым скрыто величие фигуры, может объясняться желанием «еще показать себя» (по сути ухваченного Кольцом его умения учиться, становиться лучше и, возможно, сильнее). Тогда, во вся ком случае, станут ясны его неожиданные размышления у крепости Минас Моргул в ответ на искушение надеть Кольцо и победить Короля-призрака с его помощью: «у него [у Фродо] не хватило бы сил тягаться с Королем-Призраком, пока нет» (курсив мой. – А.Л.). О «гордом тоне» Фродо говорится всего один раз - на допросе Фарамира, когда он отстаивает свое положение в Братстве, и снова это можно толковать и как достойный ответ и как ощущение собственной избранности «всем Советом» [10]. Кольцо как бы обращает лучшие его качества в противоположность.

Фродо постоянно приходится взвешивать и отношение к Голлуму - это вовсе не «слепое», как думал Сэм, доверие. Сначала жалость и слова Гэндальфа перевешивают его страх и убеждение, что такое существо не имеет права на жизнь. Затем вступают его представление о долге хозяина и благодарности (в эпизоде на Запретном пруду «аргумент к Гэндальфу» - только третий [11]). То есть решает судьбу Голлума уже не жалость, а честность Фродо.

К тому же представление о чести и верности слову одинаково близки и Фродо, и Фарамиру – именно на этом они сходятся. Их разговор о невозможности нарушить данное Голлуму обещание - свидетельство того, насколько близки их ценности. Они говорят на одном языке и действительно понимают друг друга. Встреча с Фарамиром очень много значит для Фродо. Фарамир становится как бы лучиком надежды во тьме. Другой лучик неожиданно догоняет их на Перекрестке, у статуи поверженного короля, когда Фродо вдруг произносит: «Они не могут победить навсегда!» (LOTR 919). В этом непоколебимая вера в конечную победу добра: орки могут отрубить голову статуе короля, могут водрузить на ее место валун, написать или нарисовать, что угодно, но они не могут помешать цветам оплести его голову, вернув корону, не могут помешать свету упасть на нее – это сильнее их, «они не могут победить навсегда». Что-то похожее
происходит с Сэмом уже в Мордоре, когда он видит звезду и понимает, что есть вещи, которые зло разрушить не сможет (LOTR 1206). Но Сэм после этого перестает волноваться и за себя и за Фродо, спокойно засыпает, чувствуя Высший промысел, а для Фродо после вспышки света наступает тьма. В отчаяние его повергает выход войск из Минас Моргула, и дело тут не только в усталости и потрясении от очередной схватки с Кольцом, но больше от ожидания «конца всего» и мысли, что время безнадежно упущено. Здесь страх, который гнал его с самого начала самостоятельного пути, заставляя торопить Сэма и спускаться по горам впотьмах, впервые обретает словесную форму – это страх опоздать и добраться до цели, когда не будет уже никого, а отсюда и ощущение тщетности усилий. Недаром первое, что ему приходит в голову – что не устоит Фарамир, который только что был своеобразным гарантом надежности и стойкости людей. Именно этот страх и заставляет его сознательно (чтобы как-то продолжать путь) закрываться от воспоминаний о доме и друзьях. По-тому и мысленно обращаться к «погибшему» Гэндальфу не так больно, как к Бильбо, который где-то есть, но о котором ничего не известно. То же и с друзьями – подумав о них, Фродо тут же жалеет, что Фарамир вырвал его из «сна, в котором можно забыться» (LOTR 894). Сейчас у Минас Моргула ему удается с этим справиться, в чем-то, действительно, отгородиться. Осознание того, что он должен продолжать свой путь «не глядя по сторонам» вновь приходит со светом, заключенным на этот раз в голосе Сэма. В голосе Сэма, который до самого конца пронесет свет того «далекого солнечного утра» в Шире (LOTR 926).

Как мы уже говорили «надеются» Фродо и Сэм очень по-разному. Сэм так резко, эмоционально свою надежду не выражает, но никогда до конца не отчаивается, находит в ней силы и обретает то, о чем просит. Надежда Фродо приходит вспышками, но рушится обстоятельствами, окончательно выбивая из-под ног почву. Может проблема не в том, что надежды Фродо «обманывают», а в том, что он недостаточно верит в их исполнение?

Сэм действительно больше просит у Высших сил и получает эту поддержку - свет, воду, возможность найти Фродо, просит, чтобы веревочка вернулась… Сцена с веревочкой (спуск с Эмин Муил) точно характеризует как самих Фродо и Сэма, так и их взаимосвязь. И Фродо здесь оказывается, как это ни странно, «материалистичнее» Сэма. Сэм твердо верит, что веревка вернулась из-за «волшебства Галадриэль», а Фродо готов списать все на непрочный узел. Конечно, нельзя сказать, что Фродо не верит в помощь Высших сил, да и в Мордоре предлагает Сэму «положиться на их удачу или на благословение» (LOTR 1204). Получается, что он верит, но не рассчитывает на помощь лично для себя, а в моменты усталости и сомнений не мечтает уже и о спасении мира. Так, Сэм веревке полностью доверяет, Фродо стремится полагаться на что-то кроме нее. Но тут есть еще деталь: Сэма сверху страхует Фродо, а Фродо никто (зримо) не страхует. Это может пояснить различие между ними. Помощь Фродо – единственная цель похода Сэма, и даже беспорядки в Шире не заставляют его свернуть. Его не беспокоят изменения в окружающем мире, и надежду он теряет один раз – когда думает, что потерял Фродо. Фродо же берет на себя ответственность за нечто более далекое и абстрактное, если можно так выразиться, и здесь ему трудно найти непоколебимую опору. Не принимая в расчет собственную судьбу, Фродо не может полностью доверить мир «Воле Провидения» и перестать беспокоиться. Без опоры любые дурные вести он воспринимает как свидетельство поражения. Оборотной стороной этого становится то, что, все-таки не умея «отчаиваться до конца», он вспыхивает, как только видит малейший шанс на успех. Но это быстро проходит - при новой встрече с силой врага.

Его «закрытие», «отстранение» от всего, что «к цели не относится», похоже на попытку избежать таких «перемен в настроении». Фродо, чтобы как-то продвигаться вперед, снова приходится обрывать нити, связывающие его с друзьями и прошлым.

4.Вопросы без ответов

Чем дальше мы читаем, тем меньше написано прямо. Сколько сказано Фродо, сколько о
нем и как мало мы понимаем. «Рок падет на Роковую Гору». «Не забуду. Никогда, но могу вас простить» «...может стать как сосуд, наполненный чистым светом...» «...и не возьму никакого оружия…» «Ты стал мудрым и жестоким». «Все, что у меня было и могло бы быть...»
Неоднозначные высказывания. Вопросы без ответов и ответы на незаданные вопросы.

*За грань и обратно*

И все-таки, хоть Фродо и пытается убедить себя (и Сэма), что надеяться не на что, долго он в это верить не может. В логове Шелоб (как когда-то в Упокоище) он снова очертя голову бросается к свету, желая поверить, что они «прорвутся и никто не остановит», а зарево над Мордором тогда
кажется ему «утром надежды» (LOTR 946). Видимо, для накопившегося напряжения не нашлось другого выхода, и этот немотивированный «последний рывок» - внутреннее противодействие стремлению спокойно реагировать на мрак. Платить за неосторожность опять приходится дорого – после Логова Шелоб и крепости Кирит Унгол «вспышек надежды» мы уже не увидим: все силы уходят на продвижение вперед, и «постороннего» будто и правда не остается.

Кольцо тоже играет свою роль в разрыве связей, проникая внутрь и закрывая собой все остальное. Легко проследить «приближение» его силы: в Ривенделле Око кажется отдаленной «красной звездой», на Эмин Муйл и Гиблых Болотах это взгляд, проникающий через «облака, землю и плоть», перед которым «будто раздет», в Кирит Унгол Фродо раздет буквально, но «одет в пламя», а в самом Мордоре видит только огненное колесо (LOTR 357, 824, 789, 1191, 1226). Очевидно, что это давление на Ородруине достигает высшей точки. Заходя в Огненную Залу Фродо, уже будто отказывается от собственной воли: «Рок падет на Роковую Гору» (LOTR 1234). Дж.Р.Р. Толкин удивительно точен в соотношении собственной воли героев и силы Провидения. Только в сочетании с волей Провидения все усилия Фродо (и тех, кто ему помогает) могут обернуться победой. В этом путь к Ородруину параллелен пути от Заветери до Ривенделла – без помощи друзей и Мудрых шансов у Фродо не было, но и помочь бы ему никто не мог, если бы он сдался. Толкин сознательно закрывает от нас то, что произошло с Фродо в Саммат Наур – не показывает (или «не видит»?) его лица, слышит чужой голос. То, что было в черновиках [12] напоминает сцену на Амон Хен «в черном цвете» силы на этот раз не уравновешиваются, чтобы дать Фродо свободу, а терзают, делая желание встать над ними шагом к подчинению Кольцу. В итоге Толкин или совсем отказывается от этой версии или предпочитает скрыть ее от глаз читателя.

Что касается Фродо, по словам автора, он воспринимал произошедшее в Саммат Наур как полное свое поражение, но самого «слома», возможно, не помнил. Так или иначе, Рок действительно пал, и по воле Рока Фродо невероятным образом спасся. Говоря о том, что смерть надежды – естественное положение вещей, Фродо ошибается, прав оказывается Сэм, который еще борется за их «последние минуты», спасая обоих. Фродо же настолько связал себя с Задачей, что ничего, кроме смерти не ждет, и даже судьба мира его уже не беспокоит.

Фродо ошибся. В Минас Тирит все как будто начинается сначала. Теперь от читателя отдален уже кошмар Мордора, и Фродо, тот самый Фродо, который столько раз отказывал себе в возможности вернуться, снова становится вполне уравновешенным «джеэнтелхоббитом» (меткое выражение Папаши Гэмджи). Он подшучивает над Сэмом и даже Гэндальфом, радуется встречам, восхищается красотой Арвен. Именно Арвен, по словам Толкина, замечает нечто тревожащее в нем, но пока ни сам Фродо, ни читатель ничего такого не видит.

*Больше не сказка*

Праздники, встречи, новая жизнь... Однако если Фродо действительно снова стал собой, то он, конечно, хочет вернуться к тому, что когда-то было для него дороже всего – к Бильбо и Ширу, и тем самым – окончательно к «себе прежнему». Вот это оказывается уже сложнее.

По иронии судьбы вся «несказочность» его истории обрушивается на Фродо как раз на «сказочном» участке пути – между Ривенделлом и Широм. Новые сомнения впервые проявились тоже в примечательной точке – у брода через Бруинен. Задуматься заставляет не только факт возвращения боли, но и реакция Фродо. Если судить по тому, что и как он говорит, «рецидивы» он переносит (эмоционально) тяжелее самого ранения. Теперь сильнее ощущение тоски и безысходности, и Фродо вдруг снова предсказывает себе «невозвращение». Видимо, представление о Шире как о надежной опоре не изменилось, но изменилось представления о себе. Фродо говорит «…[Шир] уже не покажется мне прежним; потому что я не стану прежним» (LOTR 1294). Сам он называет причиной свои раны, но вряд ли это исчерпывающее объяснение (да и на «раны» можно взглянуть по-разному). Простой вопрос: «что происходит с Фродо в его два последних ширских года?» – вечная тема для дискуссий. Толкин пишет о неразумных самоупреках и гордыне, как их обратной стороне [13] и, если допустить, что Кольцо, используя стремление помогать, внушало ему желание быть Спасителем Мира, то мысль о «провале» на Ородруине в «темные» моменты должна была быть невыносимой. Кто-то делает упор на психологию, достаточно работ, где чувства Фродо сравнивают с самоощущением «потерянного поколения», но финального ответа мы не получим. На Переправе впервые в его устах звучит мысль о другом пути. После рассуждений о невозвращении ответ на вопрос «Где я найду покой?» подразумевает явно не Шир. Но пока это только вопрос, а не решение, к тому же, после того, как приступ проходит, исчезают и сомнения (во всяком случае, такие болезненные и темные). Дальше все идет еще менее «сказочно» - за право вернуться домой приходится побороться. Читатель не сомневается в победе «выросших героев», ведь и Фродо вполне уверенно обещает «когда-нибудь простить» [14] арестовавшего их шерифа. Однако оказывается, что «победы» в привычном смысле Фродо не хочет. Впервые Фродо и Мэрри открыто оказываются по разные стороны (в области взглядов). Это отчасти объясняется тем, как они прошли войну. Мэрри стал настоящим воином Рохана, привык видеть врага перед собой и знает, как с ним бороться. Задача Фродо заключалась в том, чтобы научится видеть в том же Голлуме не только врага, прямое сражение с Сауроном для него было невозможно, а борьба с Кольцом – борьба с собой, где оружие бессильно. Фродо давно уже стал видеть Зло в других как искажение, а не как их свойство, поэтому теперь и не считает себя вправе
судить никого. Так он и приходит к хорошо известной мысли Гэндальфа о милосердии [15]. Приходит не сразу и своим путем, ведь в отношениях с Голлумом он еще многого не сознает, полагаясь скорее на интуицию, на честное слово и слова Гэндальфа. В Кирит Унгол его суждения об «искажении» Злом уже больше похожи на сложившийся собственный принцип.

Что касается других хоббитов, Пиппин тоже стал настоящим воином и поддерживает Мэрри, Сэм занимает привычную для себя позицию – защищать то, что любит, позволяя «господам» решать вопросы войны и мира. Каждый из них играет свою роль и действует так, как считает нужным.

Стоит сказать, что действия Фродо кажутся наименее успешными. Он хотел избежать жертв, но не стремился утвердить свою волю [16]. В каждом конкретном случае (например, с пленниками) он готов отстаивать свою позицию, но с планом Мэрри в целом не спорит, возможно, понимая, что совсем без насилия обойтись не получится (или не получится только его силами). Фродо опять оказывается как будто в другой плоскости, его «борьба за Шир» - другая. Это скорее желание отстоять определенные ценности, как то «в Шире ни один хоббит не убил другого намеренно» (LOTR 1317). Ведь что Фродо называет «худшей бедой» для Шира? Не мельницы «дурака Лотто», не «мелкие козни» Сарумана, а слова хоббита, смеющегося над слезами Сэма по Праздничному дереву, хоббита, которому Шир не дорог. Такой взгляд на вещи не понятен большинству жителей Шира, поэтому он снова как будто находится в параллельном мире, и не раз то, что он говорит, остается без ответа – будто он не с товарищами разговаривает, а сам собой или с кем-то еще.

Тем не менее, свою роль в «очистке» Фродо играет. «Фродо стал личностью исключительной, но особого рода: скорее в плане духовного роста...» (Letters, №246, 331), - пишет Толкин, но явным это становится только во время конфронтации с Саруманом в Бэг Энде. На каждую фразу Сарумана у Фродо есть ответ, при этом он не стремится унизить Сарумана и о его поражении и надежде на исцеление говорит только в качестве крайнего аргумента. Фродо единственный в Шире, кто может ему противостоять, что заметно и по подбору слов: с момента появления Сарумана «на сцене» только он (позже с Гримой), Фродо и неопределенные «хоббиты», которые следуют за тем, кто говорит. Сэм выделяется из «хоббитов» только один раз - когда речь идет о жизни Фродо. Саруману хочется, прежде всего, выйти из ситуации победителем – это видно и в его словах о проклятье, направленных не только на запугивание, но и на то, чтобы показать хоббитам, что, если они его оставят в живых, то не из милосердия, а из страха. И нападение на Фродо (среди его вооруженных собратьев!) не похоже ни на «конвульсивный выпад» или попытку погубить врага вместе с собой (Толкин пишет, что Саруман цеплялся бы за жизнь до последнего) – он действительно верил, что, если бы ни Фродо, управиться с хоббитами или хотя бы уйти победителем было бы несложно.

Маг почти не ошибся: Сэм – единственный, кто вытащил меч, даже после открытого нападения. После этого Саруман сдается, и черное предсказание действительно похоже на «последний укус», хотя он все-таки мешает остаться Гриме, который, кстати, на пороге замешкался и, возможно, собирался остаться. Это, видимо, и стало для Сарумана последней каплей – после маг погибает. Здесь Фродо ярче всего выражает желание отстоять те самые «отстраненные» ценности – уважение к чужой жизни (ведь и на тело Сарумана он смотрит не с презрением, а с «ужасом и жалостью» (LOTR 1335)), вне зависимости какой ущерб принесен ему или Ширу. Это делает его сильнее Сарумана, но, вместе с тем, и менее понятным даже для друзей.

Разоренный Шир и все неудачи, которые Фродо там встретил, стали для него одним из самых тяжелых ударов. В словах: «Среди всех моих надежд и страхов я никогда не думал, что падет он [последний удар войны] здесь, возле самой двери Бэг Энда» (LOTR 1335) - действительно весь Фродо, его ожидания и страхи. Как-то он сказал, что уходит, надеясь, что для кого-то Шир останется надежной опорой, теперь оказывалось, что и этой малости он для Шира не выторговал, да еще и не очень способствовал его освобождению. В отличие от своих друзей Фродо и здесь «как-то выпадает».

«Очистка Шира» [17] (для Фродо) – крушение очень многих прежних представлений, крушение надежды, что Шир и он сам, могут стать прежними. Дом его был разрушен. Но повествование и на этом не останавливается, не в первый раз сталкивая героя с разочарованием и «обманом надежд», автор продолжает повествование о новом Шире, как бы… заставляя героя?.. давая возможность?.. научиться преодолевать это.

*«Белым был тот корабль...»*

Для друзей Фродо подвиги, приключения, знакомства отошли назад, будто в сон. Для Фродо сном стала жизнь в Шире. Слишком долго его отделяло от жизни Кольцо, слишком долго он сам пытался отгородиться от всего кроме Цели – слишком многие нити и связи оказались разорваны. Примерно этого он и боялся, спрашивая: «Где я найду покой?».

Фродо сильно меняет отношение к Ширу: раньше он, как не ворчал на «этих пустословов», был частью этого мирка. Свои слова про то, что Шир должен оставаться безопасным и спокойным
местом Фродо выстрадал и теперь Ширу будто незаметно покровительствует (но уже серьезно, мягко и без гонора – таковы его диалоги с Сэмом в последней главе), смотрит издалека, помогает, чем может, но из жизни «выпадает». Замечательно их примирение с Лобелией: в первой главе он выталкивает ее из Бэг Энда, в последней – выводит под руку из тюрьмы. Старые распри уже ничего не значат. Это совсем другой взгляд на мир.

Неизвестно, как именно Фродо мотивировал свой уход. В тексте подчеркивается его болезнь, и Толкин уточняет, что Фродо решился вновь покинуть Шир после второго тяжелого приступа.

Даже если мы рассматриваем причиной только болезнь и тоску по Кольцу (которая и проявляется во время второго приступа), можно заключить, что Шир (и даже Средиземье) стали для Фродо тупиком. То, что с ним произошло, допущено силами более могущественными, чем можно встретить в Средиземье, значит и помощь должна прийти откуда-то еще. Сюда примешивается и потеря своего места (как он это чувствует), и отстраненность от «себя прежнего». В то же время не будем забывать заветное «кроме Моря» [18] и интерес к тому, что за пределами карты. Важно то, что герой ищет путь, ищет возможности найти дорогу снова. Может быть, Фродо и не всегда надеялся, но желание найти путь и идти по нему ни потери, ни неудачи в нем до конца не заглушили. Даже в мрачном «Морском Колоколе», где Толкин провел ассоциацию с «последними годами» Фродо, есть такие строки: «Хоть сгорблен я был/Я должен найти море/ Я себя потерял и не знаю пути (почти буквально, как на Совете – А.Л.)/Но позвольте уйти» [19].Решение уйти - в определенном смысле шаг в неизвестность, и здесь он, наконец, может, еще сомневаясь, полностью доверяется «эльфийской веревке».

И все же прощаться Фродо так и не научился и как будто снова боится уговоров. Мэрри и Пиппина он даже не предупредил, но зато впервые добровольно берет с собой Сэма (хотя и ему о цели похода говорит в последний момент), может, считая себя не вправе бросать его, не простившись, может, желая отодвинуть час прощания. В час прощания Фродо мало говорит о себе - называет только причину ухода («слишком глубокая рана»). В этих словах можно усмотреть сожаление и горечь, и, если бы было сказано только это, сцена стала бы трагичной, а герой в собственном восприятии «воплощением провала и неудачи». Но Фродо уже видит в этом смысл (или хочет, чтобы Сэм видел) – «отказаться, чтобы сохранить». И дальше – ничего о себе, только Сэм, его будущее, Шир, где должны помнить опасность не из-за подвигов Фродо Бэггинса, а «чтобы любили свою землю еще больше».Это опять борьба за сохранение ценностей, во имя которой (по его словам) и пишется Алая Книга (причем после всего, что случилось, пишется ровным почерком).

Да, из прежней жизни Фродо выпал, Шир перестал быть для него единственно возможным приютом, он что-то потерял, но его не оставили - ему предложили выход. И Фродо им воспользовался: он не сидел в Шире, оплакивая «непрожитую жизнь», а пошел дальше, полностью доверив себя – судьбе, а Шир – надежным хранителям. Толкин видел в его внутреннем беспокойстве проявления гордыни, то есть (в этом контексте) неудовлетворенность своим местом в жизни, неприятие своего пути. Это говорит с одной стороны, о том, что Фродо даже в конце книги свой путь еще не закончил, а с другой, - что, принимая этот дар, он как бы принимает и свой путь (хотя бы отчасти). «Хранители должны быть вместе» (LOTR 346), он был Хранителем, он не бежит от себя, а как бы делает шаг к новому осознанию своего пути со всеми его странностями и неудчами, к «осознанию своего положения в ничтожестве и в величии» (Letters, №246, 328), к подлинному смирению, которое так важно для Дж.Р.Р. Толкина.

История про Фродо не закончится свадьбой или фразой «и жил он долго и счастливо до конца своих дней», но значит ли это, что история плоха или плохо закончилась? И значит ли это, что она вообще закончилась?.. По пути в Гавани Фродо не так много говорит, но он поет, он поет про дорогу...

*Вместо вывода*

Как бы там ни было, что бы мы ни видели в конце: смирение или шаг в пустоту за отсутствием иного выбора или и то и другое, но последним знаком остается все-таки свет.
Свет фиала Галадриэли - последний его привет Средиземью. Свет Запада – дар для Фродо, который будто просыпается через сон, виденный в доме Бомбадила, оставляет позади зеленые холмы Шира, но готов встретить другую зеленую страну и восходящее солнце. Его друзья тоже находят свой свет. Мэрри и Пиппин поют песни, возвращаясь домой, и находят утешение в них и друг в друге, Сэма встречает мягкий свет круглого окошка, за которым его ждут. Свет для каждого свой. Как и должно быть.

2010-2011

Примечания

Все цитаты на «Властелина Колец» даны по изданию: Tolkien, J.R.R.T. The Lord of The Rings. London: HarperCollins Publishers, 2007; на письма Дж.Р.Р.Толкина по The
Letters of J. R. R. Tolkien. London: HarperCollins Publishers, 1995.
1. «Он [Пиппин] хорошо знал эту историю. Бильбо и Фродо часто ее рассказывали, но на самом деле он никогда не верил ей больше чем наполовину» (LOTR, 269).
2. «Он уходил дальше и все больше в одиночестве и Мэрри и другие его друзья следили за этим с беспокойством»; «Ходили слухи о странных событиях во внешнем мире и, так как Гэндальф тогда не появлялся, и за несколько лет не послал ни весточки, Фродо собирал все новости, какие мог» (LOTR, 57).
3. «Ну! – сказал, наконец, Гэндальф. – О чем ты думаешь? Ты решил, что делать? – Нет, сказал Фродо, выныривая из мрака, и к своему удивлению понял, что вокруг не темно, а из окна виден залитый солнцем сад» (LOTR, 81).
4. Доп. см. Shippey, T. A. The Road to Middle-earth. London: Grafton, 1992, p. 167-168.
5. Слова Гилдора: «Ты уходишь из Шира, но все таки сомневаешься, обретешь ли ты то, что ищешь, исполнишь ли то, что собираешься и вернешься ли вовсе» (LOTR, 109).
6. Например, «Я-то думал, ну… что они просто большие и довольно глупые: глупые и добрые, как Маслютик, или глупые, или злобные и глупые, как Билл Ферни» или слова об Арагорне, как о «простом скитальце». (LOTR, 287).
7. Примечательно, где-то на этом этапе повествования в черновиках все больше склонялся назвать героя Фродо (мудрый опытом! (Letters, № 168)), а не Бинго. The Return of the Shadow (HOME, vol. 6). London: HarperCollins Publishers, 1994. p. 220.
8. Например, в Бэг Энде, когда Гэдальф кидает Кольцо в камин, Фродо сразу бросается его вытаскивать, а потом, когда Гэндальф предлагает ему самому поступить так же, не может этого сделать. (LOTR., 65, 80).
9. В доме Тома Бомбадила Фродо уязвлен тем, как небрежно обращается Том с вещью, которую и Гэндальф считал опасной (LOTR, 174).
10. «Моя роль в Братстве была известна ему (Боромиру – А.Л.) равно как и остальным, так как она была возложена на меня самим Элрондом из Имладриса
перед лицом всего Совета» (LOTR, 867).
11. «Но нет, Голлум теперь имеет право на его заступничество. Слуга всегда имеет право на защиту хозяина, даже если_ служит лишь из страха. Они бы утонули в Болотах без него. И, Фродо почему-то был уверен, что Гэндальф бы этого не хотел» (LOTR, 898).
12. Имеются ввиду следующие варианты: Sauron Defeated (HOME, vol. 9). London: HarperCollins Publishers, 1993. 5-6.
13. «Я думаю ,внимательному читателю по размышлении ясно, что когда для него наступали темные времена и он сознавал себя «раненым клинком, жалом, зубом и тяжкой ношей», его мучали не только кошмарные воспоминания о прошлых ужасах, но и неразумные самоупреки: он видел себя и все, что сделал, как слом и поражение (broken failure). «Хоть я могу вернуться в Шир, но он уже не будет прежним, потому что я не буду прежним». На самом деле это было искушение из Мрака, последний проблеск гордыни: желание вернуться гером, не довольство ролью простого инструмента добра» (Letters, №246, 328).
14. «Но не забудьте, что я вас арестовал. - Не забуду. Никогда. Но могу вас простить…» (LOTR, 1310).
15. «Многие из живущих достойны смерти. И некоторые из умерших – жизни. Ты можешь вернуть им жизнь? Тогда не спеши осуждать на смерть» (LOTR, 78).
16. Доп. см. Т.Шиппи The Road to Middle-earth. Р. 184-189.
17. Интересно, что сначала у Дж.Р.Р. Толкина была совсем другая концепция «Очистки Шира», где и совсем по-другому был выстроена роль Фродо. Об этом: Sauron Defeated 79-107.
18. «В Ривенделле на обратном пути Сэм говорит: «Здесь есть понемногу от всего, если вы меня понимаете: Шир, Золотой Лес, Гондор, королевские чертоги, трактиры, луга, горы – все перемешано…» - «Да, от всего понемногу, Сэм, кроме Моря», – ответил Фродо. И он повторил это про себя «Кроме моря» (LOTR, 1335).
19. Tolkien, J.R.R.T.Tales from the perilous realm. London: HarperCollins Publishers, 2002. p. 64; 112; О Фродо и «Frodo’s Dreme» («Sea-Bell») - Flieger, V.Splintered Light: Logos and Language in Tolkien's World. Kent: The Kent State University Press, 2002, р. 155-165