Последний день перед Концом Света

Я плохо спал из-за фейерверков… Из-за криков и стрельбы в воздух. Из-за врубленной на всю мощь музыки, где-то двумя этажами выше. И повсюду топот: у соседей сверху, у соседей сбоку, а у соседей снизу — нет, они уехали на Гоа ещё с месяц назад с последними рейсами.
Я ворочаюсь, закрываю второе ухо подушкой. Из мощных колонок двумя этажами выше бьют биты хип-хопа, потом ударяет тяжёлый рок. Эти звуки проедают мой мозг до самой сердцевины. Может быть, между четырьмя и пятью часами я еле-еле спал. Сейчас 6:45, звонит будильник на мобильном телефоне. «Нет-нет, я ещё не буду вставать и полежу чуток — отложу звонок на десять минут», — так притворно и неестественно решаю я. И ещё десять минут слушаю громыхания двумя этажами выше. В 6:55 будильник отзвонится ещё раз, я отключу его и просто проваляюсь до семи.
Какой во всем этом смысл?
Я умываюсь в ванне. Как странно, до сих пор есть вода и электричество, а выглянув за окно так сразу и не скажешь, что в этой стране, даже больше, в этом Мире хоть кто-то остался на рабочем месте. Хотя возможно, просто оборудование работает в автоматическом режиме.
Надеваю вчерашнюю рубашку, от рукава отлетает пуговица. Качаю головой: «Эх надо будет пришить, и почему я не настирал достаточно на неделю».
Захожу на кухню, в холодильнике специально припасённый последний йогурт – жаль, а что я буду есть завтра? А вот пакетиков чая хватит ещё надолго.
На телевизоре рябь вместо картинки. Лишь на одном из каналов, кто-то включил бесконечные клипы, каждые четыре часа клипы повторяются. Поэтому во время завтрака я смотрю в кухонное окно, там, на плоской крыше соседнего дома (мне всё видно – наш дом вдвое выше), танцуют какие-то люди. Двумя этажами ниже из окон выкидывают горящую мебель, будь мы в Италии – решил бы, что близится Новый Год. Этой мысли я еле заметно улыбаюсь.
Прохожу в коридор, между делом, замечаю, что в своей комнате валяются пьяные дети. Одному четырнадцать, другой шестнадцать – и пьяные в куче баночек с «Ягой»… Наказать их за это что ли? Придётся не обращать внимания и искать ботинки, чистить их кремом для обуви так, чтобы блестели. Входная дверь нараспашку, а какой смысл закрывать, если завтра… Нет! Я, пожалуй, сделаю как обычно – жилище должно быть защищено.
Двумя этажами выше всё ещё орёт музыка, отчаянно рвёт колонки тяжёлый металл, резонансы расходятся неслабые: во время завтрака на поверхности чая то и дело появлялись круги. Я подумал, что сосед сверху обворовал музыкальный магазин, спёр усилитель, колонки и до упора врубил громкость. Эти мысли не так далеки от правды, как хотелось бы.
Лифт сломан и некому починить – придётся барабанить по лестнице. В подъезде валяются какие-то упоротые нароши, целой стаей без сознания, разложили посреди третьего этажа кальян, разбросали шприцы. Может вызвать полицию? Только не приедут, да и телефон возможно не работает.
«КОНЕЦ СВЕТА!» — под ногой у меня болтается газета с этим заголовком, в подзаголовке указано число месяца, месяц года, которому предшествует сегодняшний день. Как? Почему? Может межконтинентальная катастрофа или глобальный катаклизм? Я иду дальше и покидаю подъезд, газета остаётся на прежнем месте, но десятки её клонов с тем же заголовком  разбросаны по улице. Под ногами везде валяются пустые, полупустые бутылки и тонны, ТОННЫ бумаги! Листовок, газет, оторванных объявлений – всё бесполезное, никто уже не работает. Человечество уходит в «гиперэмоциональный отрыв», так озаглавил статью на сайте один слишком умный учёный месяца эдак два назад, когда люди узнали и всё начало разваливаться.
Раннее утро, на улице ни души и следы бушевавшего всю ночь отчаянного праздника. Кое-где храпят бухие. Посреди двора парень с девушкой без одежды под одеялом мирно посапывают. У противоположного дома сожжены три машины. Ночью, когда я пытался заснуть под рёв музыки, крики и свист фейерверков, я слышал, как они взорвались одна за другой. Но мне повезло, мой минивен не тронули, только разбили боковое стекло на задней правой двери. Переживу, я включаю зажигание, даю мотору прогреться, вставляю магнитолу: радио не работает. Лишь на одной волне какой-то обдолбанный диджей между песнями заплетающимся языком бормочет:
«Ёу, сёдня последний день. Всем известно, что завтра нам П**ДЕЦ! Так что слушайте тут самую ох**нную музыку! Сейчас диджик отжарит вам уши по полн…» — я выключаю этот бред, вставляю диск с любимой группой и уезжаю на работу. Надеюсь успеть до девяти. В девять я должен быть на рабочем месте.
Только надо заехать на заправку, а то лампочка горит. «Надеюсь пробок не будет», — непонятно кому говорю я. Сам же знаю, что чушь. Улицы свободны, правда, на них пьяные ублюдки водят «по беспределу». В кювете валяется полицейская машина.
Я вижу как напротив по газону и тротуарам нарезает круги «Крузак». Я слышу, как надрываются колонки и сабуфер внутри него. «Крузак» без номеров – конечно, за пару дней растащили все салоны «Ауди», «Мерседеса», «БМВ», «Инфинити» по улицам рассекают одни шикарные автомобили. По встречке проносится какой-то спорткар, на капоте у него упитый мужик с голым торсом и бутылкой виски в руке, что-то орёт. Кататься на капоте – новая мода в канун грядущего Апокалипсиса.
Ещё по дороге на заправку мне встретился «Зилок» с надписью «Хлеб» на боку. Вот это уж действительно загадка, куда это он направляется, так медленно и одиноко среди всеобщего бардака и раздрая?
На заправке ни души. Пистолеты валяются на асфальте. Счётчики перебиты: наливай — не хочу.
Но я иду к пустующей кассе, достаю из кармана пятикатку, оставляю её в пустой монетнице и лишь после этого иду наливать бензин. Я заметил, что кто-то обчистил кассовый аппарат. Интересно, кому так понадобилась пара тысяч рублей за день до мирового пожара, честное слово, некоторые никогда не поумнеют. Те у кого с мозгами получше давно бросили воровать бумажки и тащат матценности: главный и единственный объект вожделения людей, те же самые дорогие машины, плазменные телевизоры, элитные мобильные телефоны, ноутбуки, немецкие холодильники, мебель из красного дерева. А идиоты верны себе даже перед лицом завтрашней катастрофы: воруют деньги и набивают ими чемоданы, вместо того чтоб сжигать на костре вместе с другим мусором.
Залив в бак полтора десятка литров (примерно столько, за сколько заплатил), закрываю его и на фоне предпоследнего рассвета сквозь мигающие жёлтым светофоры и нерегулируемые перекрёстки спешу на работу. В пути меня сопровождают Боб Марли, Верди и африканская этническая музыка – всё вперемешку закачано на CD-болванку. Это первый диск, который я включил в этой машине, три года назад ещё совсем новой.
Под партию скрипки я еду по проспекту и наблюдаю пожар на последних этажах шестиэтажной хрущёвки. Случайность или кто-то решил напоследок посмотреть: как красиво горит здание? Досада в том, что тушить никто не приедет: пожарные небось где-нибудь на автопати, «01» принимает гудки и молчит. Я продолжаю путь.
На следующем перекрёстке с открытыми дверями стоят большие чёрные джипы, из них, само собой, орёт музыка… кавказская… Толпа кавказцев танцует лезгинку или какой-то другой национальный танец… не знаю. У некоторых в руках кинжалы. Женщины в такт хлопают в ладоши. По кругу идёт рог с вином. Громкие крики. Один из них поразил больше всех: его одежда от воротника до брюк была обвешана, обмотана цепочками, бусами, колье, брошами – всё золотое, иногда серебряное. На пальцах я разглядел по два, три перстня с разного цвета камнями – на лицо недавнее «посещение» ювелирного. Зеркальные очки скрывают его глаза, а я хотел заглянуть в них, что это за человек так плотно решивший прикоснуться к той самой фальшивой роскоши, что привлекала этот мир все прежние века.
Объехав толпу по трамвайным путям, я продолжаю ежедневный путь на работу. В одном квартале от места назначения всё ещё наивно надеюсь, что улица будет забита машинами и придётся петлять в поисках места для парковки, но нет — стоянка возле офиса практически пуста. На ней лишь мусор, битые бутылки и один брошенный кем-то внедорожник. На двери наклеено объявление (рядом валяется ещё полсотни таких же). В нём на жёлтой бумаге чёрными буквами напечатано приглашение на секс-пати в последний день перед Концом Света, то есть сегодня. Обещаются мягкие кровати, кальян, выпивка, марихуана, фен, клубная музыка и вход «только для красивых кентов и чикс». Оргия для  избранных, так понимаю, работает фейсконтроль. Несколько часов дури и разврата перед гибелью человечества. За последний месяц видел подобных объявлений тысячи. На некоторые такие сборища даже устраивался кастинги. Люди приходили, чтобы доказать, что они достаточно молоды и сексуальны, чтобы в последний день перед концом света нюхать, напиваться и трахаться в последний раз как в последний раз. Я оставляю объявления позади – меня ждёт работа.
Проходная пуста: ни вахтёра, ни охранника. Я поднимаюсь по лестнице, потому что в любую минуту может отключиться энергия и лифт застрянет без надежды на появление лифтёра. Так как впереди полно дел, такой вариант меня не устраивает.
Дверь любимого офиса № 303 приоткрыта. Внутри никого. По полу разбросаны бумаги: акты сверки, прайс-листы, накладные… Окна закрыты, и шумоизоляция делает своё дело: единственным живым звуком остаётся шёпот лопастей вентилятора. Я сажусь на рабочее кресло, щёлкаю по кнопке на системном блоке компьютера и перед началом рабочего дня немного прибираюсь на столе. Рядом с монитором фотография моей семьи. Дети на ней смеются, жена улыбается. Ныне первые валяются в квартире пьяные, а вторая на Бали загарает в последний день в объятьях какого-нибудь мулата. Когда стало известно о грядущем Конце Света, она объявила, что больше не связана обязанностями супруги, и улетает в тропический рай, насладиться последним месяцем жизни. Дети объявили, что больше не связаны обязанностями детей и будут делать, чего захотят. Я ничего не объявлял — просто, как и сегодня, ходил на работу…
Достаю из ящика свой ежедневник. Страница с сегодняшним числом пуста, я беру ручку и придумываю себе дела и служебные поручения. Я оставляю ленточку-закладку и с иронией смотрю страницы со следующими числами и месяцами. Если завтра всё сгорит (или покроется толщей льда), время ведь не остановится? Даже если не будет никакой Земли и её оборотов вокруг солнца…
Вместо того чтобы приступить к делам, я привычно иду заваривать утренний растворимый кофе. Сухих сливок почти не осталось, может следует прогуляться до универсама. Если повезёт, отыщу пастеризованное молоко или ещё сухих сливок. Там сейчас бардак: народ повыметал с полок всё, что можно… Кофе бодрит, кто-то загорает топлесс на крыше соседнего здания, по улице проезжает угнанный кабриолет с шумной компанией, я закрываю жалюзи.
Столько раз начальство объясняло нам, чем работа отличается от имитации бурной деятельности (ИБД). Последнее время грань между этими антиподами стёрлась. Я и сам не до конца понимаю первым я занимаюсь или вторым. Не то я самый преданный работник, не то идиот цепляющийся за то, чего уже не вернёшь. Я работаю и одновременно притворяюсь, что делаю это… ради самой же работы. (?) Это самая странная жизнь: та, которую я живу сейчас.
От заполнения ежемесячного отчёта по внешнеторговым операциям меня отвлекает голая парашютистка. Я ничего не напутал. Она приземляется прямо в центре стоянки, естественно, с бутылкой в руке. В небе кружит самолёт, он сбрасывает таких же любителей «оторваться напоследок». Меню сегодняшнего человека просто до безобразия: прыжок с парашютом на завтрак, езда по встречке на краденом спорт-каре в обед и полёт на тарзанке к ужину, а в промежутках — бухло, дурь и свободный секс.
Кстати, насчёт обеда, где я проведу обеденный перерыв с 13:00 до 13:40? Все кафе вокруг закрыты или разбиты, в том числе и то на углу, где были такие вкусные бизнес-ланчи. Поем в офисе, ещё позавчера запас в комнате отдыха нарезной хлеб и плавленый сыр – с кофеём идеально…
– Здорова, Максик… – слышу с порога офиса. – Меньше чем через сутки мир накроется сам знаешь чем, так что мы… Погоди ты чего это… Работаешь?!
И наш маркетинговый директор раскатывается пьяным хохотом. Оказывается он приехал за своим ноутбуком
– Кидай всё это! Дались кому-то теперь лизинговые операции. Погнали с нами, с генеральным, снабженцем, девочками из колл-центра на хату. Зажжём! Как в последний раз. Мы вагон бухла из магазина вывезли, с позавчера бухаем и не выжрали и половины.
Я закономерно отказываюсь. Я накидываюсь, но только по пятницам и субботам, по вторникам – нет. 
– Какие пятницы?! Головой повредился?! Завтра ж всем кердык! Погнали кутить!
Я ещё раз отказываюсь. «Надеюсь, это не отразиться на моей карьере», – очередная притворная мысль в моей голове. Финансовый хватает с пола свой ноут и тот час уносится к своим. Приятного времяпрепровождения… Меня ждёт работа.
Но всё, что мог, я уже сделал. Составил все отчёты, собрал необходимые документы… В прежние времена моя работа состояла в основном из общения с контрагентами: фирмами и их представителями. Я бросаю взгляд на телефон. До кого я сегодня дозвонюсь?
Была не была… Я открываю страницу в ежеденевнике со списком телефонов. На улице раздаются выстрелы и вой автомобильной сигналки — кто-то решил пострелять по машинкам. Набираю первый номер: там длинные гудки, второй – короткие, третий – «абонент не доступен». И так три десятка номеров мобильных, городских, иногородних и международных. И вот на одном, наконец, взяли трубку. Слышу тихое дыхание и на заднем плане телевизор.
Я: «Алё, ООО Деливери Инвест? Алё…» Короткие гудки. Похоже, они не готовы обсуждать условия «франко». Набираю ещё раз – длинные гудки.
В пять ноль семь, за час до конца рабочего дня, я, еле перебирая ногами, покидаю офис. Я срываю с шеи любимый галстук и кидаю его в урну. Я отрываю две верхние пуговицы от своей рубашки. Я обречён. Может сдаться и слиться со всеми остальными. Набухаться. Кого-нибудь случайно вые**ть. Прыгнуть с парашютом с многоэтажки…
Совершенно потерянный я как вкопанный стою на стоянке. Но вот оно чудо! На стоянку въезжает «ЗИЛ»! Тот самый «Зилок» с надписью «хлеб» на боку, который я видел утром! Водитель глушит мотор, вылезает из кабины и идёт ко мне. Это средних лет татарин в чёрной куртке, бейсболке и тёмных очках.
– Приветствую, – он протягивает мне руку.
– Здравствуйте…
– Примите, пожалуйста, хлеб для столовой № 8 в вашем здании.
– Что-о?! – искренне удивляюсь я.
– Я всё понимаю, но… друг, прими пожалуйста… И подпиши накладную, если не трудно, а то проблемы потом с бухгалтерией будут.
И тут я понял – передо мной родственная душа. Оказалось, что он предприниматель два месяца назад, после долгих лет лишений, переживаний и беготни, организовал собственное дело, эту самую хлебопекарню… Он просто не мог позволить себе сорвать поставки даже в последний день перед концом света.
В одиночку (сотрудники разбежались) этот человек напёк партию свежего и с утра развозит его по городу.
Мы перекурили, что-то обсудили, обменялись парой анекдотов. Я подписал накладную, помог выгрузить хлеб.
– Ну, спасибо, Максим. Удачи тебе… – состоялось прощальное рукопожатие. – Будь, – пожелал он мне. – А я ещё в три адреса по спецификации.
«Зилок» скрипит коробкой передач и уезжает. На другой стороне улицы — карнавальное шествие гомосексуалистов и наркоманов.
Завтра глобальная катастрофа, катаклизм, так называемый Конец Света. Как? Почему? Читайте газеты и «И-нет». Главное, это разрушит мой мир в физическом его обличии. На самом деле они уже разрушили его… морально, духовно. У всех вокруг «последний день» и они празднуют собственную гибель как какой-то шикарный праздник. Значит, они все ненавидели жизнь, которой жили, в которой они не могли смотреть плазму или гонять на «Мустанге» по встречке, со всем её несовершенством. А я любил… как оказалось. Например, свою бессмысленную работу. Наверное, у меня в характере есть что-то японское. Японцы заранее объявили, что будут трудиться до конца. Молодцы, хотя в действительности, дело даже не в труде.
Я гуляю. Сумерки, вот уж и время совсем вечернее. Когда-то не так давно, я приезжал домой, за ужином слушал новости, принимал душ, а потом тайком от жены смотрел в Интернете фильмы непристойного содержания, потом занимался с ней сексом, засыпал и видел сон хороший или дурной, как этот, затянувшийся чересчур надолго…


март – июнь 2011