Муза и диктофон

1

У некоторых  пишущих  есть  своя  муза-покровительница.  Она  вдохновляет  и  ведет за  собой.  Иногда  так привязывается  к  избраннику,  что  служит  ему  и  нянькой,  и  поводырем:  будит,  толкает,  дает  опохмелиться,  " тянет  за  уши"  и  светит  фонариком  в  творческой  темноте.
Он  отмахивается,  прячется,  ругается,  а  она  твердит  одно  и  то  же:
-Пиши.  Слушай и пиши!
К  другому  никто не  приходит.  Он  и    кофе  кружками  "глушит",  и  ни  одну  рюмку  примет  "на  грудь", чтоб  вдохновиться,  но  кроме  " видений" и тумана  в  голове-ничего  и  никого.
У меня  вместо  музы,  вдруг,  " диктофон"  стал  включаться.  Только  успевай  записывать!  Особенно  приличное  начало  диктует.  С  концом  бывают  трудности: получается лишь  со  второй   или  третьей  попытки.   А  середина  рассказа- такая,    словно   "диктующему"  становится  неинтересно, и он  засыпает.

Все  бы  было  замечательно,  если бы   не  одна сложность.  Мой  "диктофон"  очень  обидчивый.  Если включился,  я  должен   сразу  бросить  все  дела  и  записывать  за  ним.  Включается  же  он,  не  считаясь  с  моими  занятиями  и  местом  нахождения.  И  время,  к  тому  же,  у  нас  не  совпадает.  Когда  я сплю,  он  бодрствует,  когда  ем,  он  наоборот. Скорее всего,  он  не  делает  ни   то,  ни  другое.  У него  свои  дела  и  расписание. Но, если  я  не  записываю  за  ним,  он  замолкает  и  вытирает  из моей  памяти  уже  надиктованное.

Сперва я пытался  запомнить  то,  что  он " надиктовал". У меня  не  плохая  память, но  я  не  мог  связать  и  трех  слов  из  услышанного,  если  не  записывал    дословно. После  этого
" диктофон"  долго   не  включался,  молчал, или  в  нем  что-то  шипело.

Как-то раз  сижу  я  в  скучных  гостях,  чувствую- включился  и  говорит:
-Ты  почему  мои  рассказы  никому  не показываешь  и  не  печатаешь?  Не  уважаешь?  Не ценишь?  Думаешь,  если  аппаратуру  использую, то  я  не  настоящая  муза ? Настоящая  обязательно  машет  крылышками  и  поет  песенки?  А  я  технику люблю!  Жаль,  что  на    "мерсе"  приехать  к  тебе  не  разрешают.  Приходиться  "диктофоном " обходиться.

От    удивления  я  рот  открыл,  глаза  в  потолок  уставил.  Вид  у  меня,  наверняка,  сделался  не  совсем  нормальный.  Хозяйка  дома  участливо  спросила,  все  ли  у  меня  в  порядке,  не  надо  ли  водички  выпить  или  на  воздух  выйти?

Я только  моргал,  а  сказать  ничего  не  мог,  так  меня  "  диктофон"  огорошил.
-С чего  это  "он"  взял,  что  я  должен  его  "  глупости"  печатать? -  думал  я. .-  Им  и  под  моим  матрасом  хорошо:  никто  не  критикует  и  не  плюется.

-Хочу  в  люди!  Пора  выходить в свет ! -  продолжал  твердить  упрямый  "диктофон".
-Может  " он" прав?  Десять  лет  лежат,  "сохраняются"  от  ехидного  языка  и  недоброго  глаза.  Так  и  задохнуться  можно!  Покажу-ка  я свой  лучший,  на  мой  взгляд,  рассказ
"Овсянка,  сэр!"

И начал я  хождения  по  редакциям.  Не скажу,  что  это  было  приятное  занятие.
Все  знают,  что  такое  " работник  с  улицы".  Я был  автором  с  улицы.  Авторов  без  протекций,  без  чьих-либо  отзывов  нигде  в  порядочных  редакциях  не принимают.  Если  пускают  через  порог,  то  тут  же  указывают  на  дверь,   снисходительно   спрашивая:
-Вы откуда?  Где  печатались?  Почему  к  нам?  У  нас  маститые  самые  появляются!  - и
шепотом  добавляют, - иногда,  все  реже и реже. - И уже  во  всю  мощь  голоса  и оскорбленной  гордости за  свое  издательство,  -  таких,  как вы,  к  нам  толпы  ходят!  Мы ,  что,  всех  раскручивать  должны? Дудки! Нам  за  это  не  платят!!!

И я понял:  чужак для  писательского  клана, что  инородный предмет  в  горле. Его  изо всех  сил  стараются  вытолкнуть  и  выплюнуть.
Но  нет  худа  без  добра!  К  концу  походов  я много  узнал  про  свои  "таланты". Оказалось,  что  рассказ  мой  "лошадиный",  но  не  про  овес  и  не  про  лошадей,  и  не  про свинину (  в  каждой  редакции  брали  или  про  то,  или  про  другое),  что  сотворил  я   и  фельетон,  и  страшилку,   и     сценарий, и  конец  рассказа  у  меня  такой  неожиданный,  какой  может  позволить  себе  гениальный  писатель,  а  коль  я  к  таковым  не  отношусь,  это -невозможная  ерунда, и  необходимо  все  переделать,  а лучше  выбросить.  Все  равно  рассказ  мой  им  не  подходит,  у  них  тематика  другая  и  видение  жизни  другое:  они  смотрят  с  другой  колокольни,  а  может  у  них свой  микроскоп  или  перископ?

-Что  скажешь? - ехидно  спросил  я  свой  " диктофон" - и не делай  вид,  что  не  слышишь  меня.
Кроме  позора,  которого  я  натерпелся, встречаясь  с  "допущенными"  к  печатному  слову,  я  еще  по  жаре  ноги  оттоптал  так,  что  пришел  домой,  словно  кавалерист  после  200-  километрового  марш-броска.

-А может  причина  моей  неудачи в том,  что  "мои  года-  мое  богатство"?
Вот  если  бы  пришла  молодая,  неопытная,  можно  было бы  посоветовать,  подсказать  девушке,  намекнуть   кое  о   чем,  дескать,  все  не  так  хорошо,  но если  будете  работать  над собой   и к  нам  чаще  наведываться,  то тогда…

А если бы  пришел  молодой  парень! С ним  можно выкурить  пару  сигарет,  ведя беседу о нелегком  писательском  хлебе,  выпить  по  банке  пива,  глядишь,  день  прошел  в  трудах:  наставить  молодежь  на  путь  творческий-  ой,  как  не  просто.  И  не  каждый  умеет!
А  со  старым  о чем  говорить?  Сколько  не учи, все  равно  будет  писать    на  свой  лад! Зачем  на  него  время  тратить!

"Диктофон" не  отвечал.    Сломался,  наверно.  Горький  вкус  у  неудачи! Но  пусть  знает,  я  готов  к  "хождению  по  мукам", если  поможет  создать  что-нибудь  " этакое"!

РЭМ  КОЛЬ.    29.06.2000г.
-


Рецензии