Инструктор Вова

1.

Чтобы не было скучно жить, люди придумали праздники. Их можно понять. Трудно себе представить жизнь без радио, кино и телевидения. Да и не нужно. Трудно себе представить жизнь без праздников. Да и не нужно.
Праздники бывают по поводам и без поводов. Поводами для праздников могут служить: знаменательные даты, дни основания чего-то, дни солидарности с кем-то, дни рождения кого-то. А без повода можно праздновать каждый день.
Размах праздника зависит от фантазии устроителей и их потребности в этом празднике.
Устройство праздников - это такой вид спорта. Поэтому они проводятся как в залах, так и на открытых площадках. На открытых площадках праздники подвержены атмосферным осадкам.  В залах трудно проводить демонстрации, а это снижает накал. Зато под крышей лучше слышны аплодисменты, а это возбуждает. В общем, ясно: праздник нужен, потому что как же без него.
Это был маленький город. Может быть, даже и не город. Но уже и не село. Так поселок городского типа. И это в нем должен был произойти торжественный митинг и демонстрация трудящихся в честь Девятого мая. А накануне вечером - торжественное собрание в районном Доме культуры. Так всегда, культуры нет, а её дом есть.
К такому событию положено готовиться, кому положено. И, кому положено, готовились. Неделю и всю жизнь, как говорят спортивные комментаторы о мировых рекордсменах.
Праздник начинается со сценария. Сценарии праздников пишутся опытными  людьми на все случаи жизни и спускаются по линии обкомов, горкомов и райкомов. И есть люди, съевшие на этом собаку, хотя по роду своей деятельности они могут питаться деликатесами. Я бы на их месте питался одной черной икрой, гори огнем зарплата.
Спущенный сверху сценарий, райкомовский идеолог оживляет местным материалом.  Имена, фамилии, колорит, руководящая роль местной партии. Это только казалось, что у нас одна большая партия. На самом деле было много маленьких партий: на работе, в ЖЭКе, в райкоме. А Олимп - высоко, и Зевс - далеко. Он сидел и метал оттуда громы и молнии. То гром,  то молнию, то правительственную. То гром, то молнию и, снова, правительственную. А внизу подскажут, а внизу помогут старшие товарищи. На ошибки укажут, от проступков уберегут.
Итак, в п.г.т. намечен праздник. И по этому поводу отдел пропаганды напрягает все свои идеологические силы. Во-первых, будет митинг на площади. Во-вторых, торжественное заседание в районном Доме культуры. Комплексное мероприятие, как в зале, так и на открытой площадке.
Митинг и демонстрацию так просто не проведёшь. Нужна трибуна, где смогут стоять наши дорогие руководители, мы их очень уважаем. То есть, боимся. Ну, то есть, что значит боимся? Но кому они нужны, чтобы с ними спорить. Они - говорят, мы - делаем, чтобы не приставали.
И за день до митинга на центральную площадь п.г.т.  выходят три орла, трезвые в жопу и потому злые. И,  воинственно размахивая молотками и пилами, будуют трибуну, демонстративно дыша трезвыми глотками на инструктора Вову, которому приказано принюхиваться, поскольку это строительство трибуны, а не чего-нибудь у бабы Фени. И такая работа может быть доверена только лучшим ударникам труда, то есть, трезвым. И дело шло, хотя молотки не всегда попадали по гвоздям, а пилы пилили с трудом. Но только до обеда. После обеда ребята-плотники взбодрились. Посыпали шутками. Молотки весело зацокали по гвоздям.  Пилы, будто кто-то смазал, резали, на диво, легко. И смотреть на ребят-плотников стало приятнее. Но на инструктора Вову они старались не дышать. Да и он к ним старался не принюхиваться. Инструктор Вова, совершенно справедливо, решил, что победителей не судят. А трибуна стала расти просто на глазах. И к концу дня стояла готовая.
Но главные события развивались в Доме культуры.  Надо же украсить зал. Ну, не украсить, так хоть плафоны помыть. В пыли же. Так  хоть к празднику их кипяточком вымыть. И лампочки повкручивать в светильники. Паутину по углам обмести. Ну, вот, посмотри, как сразу светлее стало в зале. Надо же! А, вроде, ничего и не делали.
— Вот, видите, – назидательно сказал зав. отделом пропаганды товарищ Лакей, - вроде ничего особенного не  надо. Только добросовестность.
Партия нас учит добросовестности.
Трибуна в Доме культуры была. Конечно, не очень, чтобы очень. Но трибуна. Герб на фасаде. Конечно, это трибуна. Электрическая лампочка на пюпитре. Безусловно, это трибуна. И стол для президиума был. Его накрыли красным материалом, полученным в магазине по разнарядке райкома. Не просто так. А просто так и не делали бы.
На заднике сцены на тонких шнурах подвесили овальный портрет Вождя. Из зала шнуров не было видно и казалось, что Вождь парит в  невесомости над полом. Очень удачно. В левый угол сцены на высокую деревянную тумбу поместили еще и бюст Вождя. Кашу маслом не испортишь. Тем более, что бюсту ещё причитались цветы. Чтобы весь бюст был в цветах. Тут же у бюста в специальных напольных флагштоках поместили три флага: СССР, Украины и района. Красота? Красота. Делалось все очень тщательно, а потому долго. Четыре рабочих дня. Заведующий отделом пропаганды в это время не приходил в зал, зря не дергал. Народу доверял. Всем распоряжался инструктор Вова. Таки пришлось ему побегать. Но он, как партийный работник, трудностей не боялся. Партия же сказала: "Надо!.."
Заведующий отделом пропаганды товарищ Лакей пришел вечером накануне торжественного собрания, в шестнадцать часов. Он пришел убедиться, что все путем, и своей рукой мастера добавить пару штрихов, чтобы все помнили, кто тут руководитель, а не какой-то инструктор Вова. Но, оказалось, что парой штрихов не обойдешься.
— Что это за тряпка? – грозно показал Лакей в сторону флагштока на сцене.
— Знамя района, – не вполне уверенно произнёс инструктор Вова.
— Где вы его нашел?
— Оно всегда...
— Что всегда?
—Всегда...
— Что всегда? Всегда! Заменить.
Товарищ Лакей пристально внимательно посмотрел на инструктора Вову и ничего не сказал. Руководитель. Мог себе это позволить. И пошел вперед. А инструктор Вова заспешил сзади.
—Что у тебя на полу лежит?
— Ковер.
— Что? – тихо переспросил товарищ Лакей.
— Ков... ковровая дорожка.
— Ков - ков. Убрать эту половую тряпку.
— Заменить, – с металлом в голосе повторил товарищ Лакей.
— Пол мыли? - деловито спросил он инструктора Вову.
— Мыли.
— Это вы так мыл пол?
Вова молчал.
— Дома вы так тоже моешь пол?
— Дома жена...
— Что? - тихо переспросил товарищ Лакей. - Шутки  шутить? Завтра важное  партийно-политическое  мероприятие, а вы шутки шутить?
Инструктор Вова понуро молчал.
— Пол перемыть. Идем дальше. Где у тебя трибуна стоит? Придвинуть ближе. Где у тебя президиум сидит? Отодвинуть дальше. И заменить эти корзины с цветами у стола президиума. Вы бы еще фикус сюда приволок. Что вы сделал с бюстом нашего дорогого Вождя?
Инструктор Вова ошеломлённо посмотрел на бюст. Вроде, все в порядке.
— Я вас спрашиваю?
Инструктор Вова посмотрел на товарища Лакея, как на бюст.
— Куда вы его задвинул? Выдвинуть на середину сцены. Портрет поднять чуть повыше. Понятно?
Инструктор Вова сглотнул ком и кивнул.
— Ничего вам, Владимир, нельзя поручить. Три плотника и те перепились.
Инструктор Вова сделал глотательное движение.
— Что? - взъерепенился товарищ Лакей. - Перепились.
— Я им не наливал, - пересилив страх, сказал инструктор Вова.
— А вас и не ставили наливать. Вот, когда поставят наливать, будешь наливать. За четыре дня ничего не сделать!
— Почему ничего?
— Ничего.
И, дав четкую установку, мастер ушел. А подмастерье остался. Минуты три он молча стоял в проходе между рядами. Потом пошёл искать директора Дворца культуры Василия Павловича Козаченко.
— Почему до сих пор не помыт пол! - заорал Вова, найдя Козаченко в его кабинете. - Почему на сцене бардак! Почему люстра до сих пор не горит! Почему! - инструктор Вова выдохся и замолчал. Не та у него была подготовка, что у товарища Лакея. Не та.
— Тю, - ответил ему Козаченко, - всего делов.
— Не тю, товарищ Козаченко, не тю! А если не наведёте порядок до двадцати двух, пойдете на бюро райкома.
— Та все будет в порядке, – миролюбиво сказал Козаченко. - Не переживайте.
— Смотрите, как бы вам не пришлось переживать! – запальчиво крикнул инструктор Вова и выскочил из кабинета, хлопнув дверью.
К двадцати двум все было в порядке. Даже пришедший с проверкой товарищ Лакей сказал инструктору Вове:
— Ну, вот, вы же можешь, если захочешь.
И инструктор Вова зацвел от радости. Партия похвалила.
Наутро товарищ Лакей решил еще раз зайти во Дворец культуры и убедиться, что все хорошо. Он поднялся на сцену, походил по ней, задумчиво постоял перед трибуной. Взошел на нее.
— Высокая, – сказал товарищ Лакей. – Надо что-то подложить на пол. Первый у нас до микрофона не достанет. Найди доску, Владимир, сантиметров десять толщиной. И лампу смени. Это же не лампа, это же... – Но товарищ Лакей не успел досказать, на что похожа настольная лампа на трибуне, потому что в зал вошёл Первый.
— Ну, что же, – сказал Первый, медленно оглядев зал, – Вы всё сделал неплохо. Только вот президиум надо сдвинуть чуть левее.
И Первый ушел.
2.
Торжественное заседание во Дворце культуры было назначено на девятнадцать часов. Но, инструктор Вова был на месте уже в шестнадцать. Потому что товарищ Лакей ему сказал:
— Старайся, Владимир. Это ваше первое большое задание. Как вы с ним справишься... Вы это должен понять.
Инструктор Вова понял. Он сам лично проверил все микрофоны: и в президиуме, и на трибуне. Никому не доверяя, могут перепутать, разложил на стульях президиума бумажки с фамилиями, кто где должен сидеть. Проверил освещение сцены и зала. Ещё раз согласовал с руководителем духового оркестра, когда и что играть. Лично проследил, чтобы в комнате за сценой всё было сервировано как надо: буженина, овощи, минералка, грибочки. Сладкий стол. Чтобы официантка была опрятной.
В президиуме места занимали по иерархии. В центре – Первый. По бокам Второй и Председатель. Остальная мелюзга – согласно талончиков на стульях. Доклад делал военком. По этому поводу он поменял носки и почистил зубы. А начальник безопасности заметил это (они все замечают), улыбнулся и сказал:
— А почему же ты не надел орден "Белого Орла"?
Они всё знают.
И сбил дыхание военкому минут на пять. Советскую Армию победить не просто.
Минут сорок военком излагал этапы большого пути. Доходчиво и внятно, как Устав внутренней службы, изложил он третий этап общего кризиса капитализма и почему этот капитализм скоро развалится совсем. Хлопали ему дружно, по команде Первого.
Потом выступил от ветеранов дедуля. Несмотря на хлипкий внешний вид, говорил он бойко и, даже, задорно, чем ещё раз доказал, что не стареют, язви их, душой ветераны. Не дождётесь.
Потом от интеллигенции выступил директор одной из районных и очень средних школ. Говорил он красиво, как на школьной линейке. И так же громко и ни о чём. Впрочем, от интеллигенции другого и не ждали.
Потом Первый вручил  особо выдающимся ветеранам почётные грамоты и гвоздики. «Красная гвоздика, спутница моя», - напевал он при этом себе под нос. Так, что из зала казалось, что он поздравляет ветеранов.
Объявили перерыв. Члены президиума пошли в свою комнату, сидящие в зале - в фойе.  В фойе были выставлены буфеты. Мясо и конфеты, торты и колбасы. И даже импортное  чудо: пепси-кола. Её брали осторожно. Говорят, плохо влияет на желудок. Говорят, разъедает стенки желудка. Говорят, Василь Гнатюк ставил опыт: погружал в бутылку пепси-колы шматочек свинячего мяса. Так за сутки мясо полностью растворилось. Можете себе представить?
В это же время, рассевшись за аккуратно сервированные столики, в  комнате президиума уплетали буженину вожди местной партии. И даже сам Первый, как простой советский человек, лопал мясо и сало, и овощи, и даже выпил стакан минеральной воды "Оболонская". Можете себе такое представить?
 А после перерыва - концерт художественной самодеятельности. Остались все. Потому что остался Первый. Он знал, что творчество народа надо любить, поэтому и остался. Чтобы не зарываться, он сел в третьем ряду партера. По одну сторону от него сидел Второй, по другую - Председатель. Все без жён. Жёны руководству полагаются, начиная с Политбюро. И то не всегда. Остальная мелюзга села, где хотела. Инструктор Вова, убедившись, что Первый умостился в кресле, и, поймав знак товарища Лакея, махнул рукой. На сцену бойко вышел мужчина, одетый по последней райцентровской моде. И даже чуть-чуть с рисковым шиком. Артист. Раскатываясь на букве "р", он прочёл патриотическое стихотворение. Это была его коронка. Потом, в качестве ведущего, объявил следующий номер. Он сказал:
— Выступает, – нажимая на букву "а".
И на  сцену толпой высыпали участники районного народного хора, пятьдесят душ обоего пола. Они сбацали "Степом, степом". При этом мужики ревели как годовалые бычки. А бабы подвывали им с какой-то иступлённой фанатичностью. Но всё в лад.
Потом на сцене появился фольклорный ансамбль хутора Дунайка. Где-то даже, я бы  осмелился его назвать секстетом. Худрук Дворца культуры долго ломал голову, как выпустить бабок на сцену: по голосам или по росту. Но, искусство победило. Так что правофланговой оказалась самая мелкая бабуля. А высоченная костистая - в центре. Остальные четыре бабки были одна толще другой. Но все они, опрятно одетые, в белых передничках, в белых платочках, в платьях под шею в мелкий цветочек, чистенькие, смотрелись  как куколки-пенсионерки. Секстет оторвал три народные песни из застольного  репертуара. Старались очень. Хлопали им сильно. Но, если бы бабкам разрешили перед концертом хлопнуть по стаканчику,  они бы затмили Людмилу Зыкину. А так, потянул только на Ольгу Воронец.
Были еще разные номера. Но, запомнился только мужской хор сахарного завода.  Все - бугаи, один к одному. Все в фирменных белых костюмах, пиджаки лопались по швам. Певцы стояли в ряд, угнув головы вперед, и с остервенением бросали в зал слова: "Маруся, напрасно слезы льет, как гусли, душа ее поет... Кап,  кап,  кап - капают слезы на копье." А-капелла. И они все, разом, топнули правой ногой.  Заскрипел пол на сцене, пошла слабая пыль. И грянула буря аплодисментов. Это было незабываемое зрелище.
3.
На следующее утро - праздничная демонстрация  трудящихся. И, хотя  начало в десять, народ на площади стал собираться с девяти. Чтобы не опоздать.
А была же весна. Девятое мая. И стояла такая погода! Такая погода может быть только Девятого мая.
Справа от трибуны размещался духовой оркестр. Рыцари свадеб, ангелы похорон. Кто побольше, тому труба покрупнее. Кто поменьше - тому труба помельче. Самому толстому доверили басовый барабан. Перед каждым оркестрантом установили пюпитр. Мало этого, на пюпитр положили ноты. "Излишество", - скажет один. "Снобизм", - скажет другой. "Искусство требует жертв!" – отвечу им я. И это еще не самая большая. Эти ноты, кому они мешают? Пусть себе будут. В них даже иногда не вредно заглянуть. А трубач Николай может отмочить еще и не такое. Он может вовремя перевернуть листок в нотной тетради. Так, ненавязчиво, протянуть руку и перевернуть листок. И даже не собьется с ритма! Где он так насобачился? Но, явно, зажрался. Он и на свадьбах втридорога берет. Образованный.
Где-то, без десяти минут десять народ на площади уже подсобрался. Можно выходить и руководству. И оно выходит. Гуськом. Впереди Первый, за ним Второй и Председатель. И дальше остальная мелюзга.
Прямо перед райкомом фигура Вождя в полный рост в обрамлении голубых елей. Вот  сюда и направляется вождь большевиков нашего района. Шагов за двадцать до памятника они кучкуются. По мановению волшебной палочки, в руках у товарища Лакея появляется корзина цветов. Первый и Председатель берут её с двух сторон за ручки и медленным шагом несут ее к псевдомогиле Вождя. На некотором отдалении за ними шаркают и остальные члены и кандидаты в члены.
Площадь стоит, замерев, в осознании момента. Наконец, корзина донесена до цели и установлена перед памятником. Первый бережно и благоговейно поправил пару цветочков. Председатель смахнул с гвоздики невидимую пылинку. Потом они оба выпрямились и секунд десять постояли неподвижно, изображая почтительность к автору всепобеждающей теории, которая всесильна, потому что она верна.
На трибуне расположились по иерархии. Первый - у микрофона, слева - Второй, справа - Председатель. Ну, и все остальные - где кому нравится.
— Товарищи, - сказал Первый, - разрешите наш митинг считать отрытым.
Будто, если бы ему сказали: "Не разрешаем", он его не откроет. Но все промолчали,  и митинг был открыт. Главное - спросить разрешение. Потом не скажут, что не спрашивал, не советовался. Мы посоветовались и я решил.  С народом надо советоваться. Но, надо и решать. Мало ли что этот народ может сказать. Но, в одном не сможет упрекнуть, что с ним не советовались. Советовались.
— Разрешите митинг считать открытым.
Разрешаем, считай.
— Слово предоставляется военкому Постоленко Ивану Кондратьевичу.
— Товарищи! - срывающимся от трезвости и воздержания голосом начал военком.
И далее все пошло по заведенному образцу. От ветеранов, от рабочих, от интеллигентов, от молодого поколения.
Потом заиграли виртуозы  района, и началась демонстрация. То есть те,  кто стоял на площади начали друг перед другом и перед Первым проходить в колоннах.
— Да здравствуют советские женщины! – крикнул в микрофон товарищ Лакей. - Ура!
— Ура! - недружно кто-то отозвался.
— Не умеешь, - сказал Второй. - Смотри, как надо. Да здравствуют советские швейники! - срываясь на фальцет, крикнул Второй проходившим мимо трибуны работникам швейной фабрики.
Директор, заметив, кто крикнул лозунг, развернулся к своей колонне и махнул рукой.
— Ура! - громко и дружно рявкнуло человек десять. Получилось довольно громко.
— Видел? - с превосходством сказал Второй товарищу Лакею.
— Конечно, - неопределённо ответил товарищ Лакей, - где нам с вами тягаться.
А Первый смотрел на них и улыбался. Пусть, мол, ребята побалуются, расслабятся, сбросят напряжение.
А Второй вошел в азарт и снова закричал в микрофон:
— Да здравствуют советские механизаторы! Ура!
Мимо шла колонна работников сельхозтехники. И директор прозевал, кто кричал, и команды не дал. На призыв, правда, отозвались пару ненормальных. Но нужного эффекта не получилось. Товарищ Лакей заулыбался во весь свой партийный рот. А как же! Второй пролетел. А Первый смотрел на своих хлопцев, и улыбался одними губами. Всё понятно, это у них такой вид спорта. И тут Первый не выдержал, наклонился к микрофону и гаркнул:
— Да здравствуют советские медики! Ура! - потому что мимо шла колонна районной больницы.
Товарищ Лакей незаметно показал кулак главврачу. Но, на то он и главврач, чтобы не зевать. Он увидел всё: и кулак товарища Лакея, и страшную морду Второго, и вытянувшегося в струнку инструктора Вову. А, главное, он увидел кто крикнул лозунг. И, не оборачиваясь к колонне, сделал руками такое движение, что вся колонна рявкнула: "Ура!" Вот это было громко. Да, это было громко. Вот, что значит, если первый руководитель возьмётся за дело.
Первый победно оглядел подчинённых, потом пригнул оба микрофона аж до доски трибуны, на которой они стояли, и, совершенно не приглушая голос, сказал Второму:
— Мне жинка вчера такой анекдот рассказала...
Первый со Вторым долго и смачно хохотали над анекдотом, а духовой оркестр все равно же их заглушал. А на демонстрантов им было наплевать. И демонстрантам было наплевать на них. А оркестру было наплевать и на них, и на демонстрантов. И только инструктору Вове ни на кого не было наплевать, потому что он был весь устремлен в будущее. Он делал карьеру.