Порно 1989

Порно 1989

Рецензия на фильм польского режиссера Марека Котерского.

«Порно» вышел в прокат в нашем Союзе в 90-м году, и тогда же я его увидел в первый раз. Шок и откровение. ТАКОЕ показывают на широких экранах, в то время как многие другие фильмы «Эмманулэль», «Греческая смоковница», «Танго в Париже» и др. находятся под запретом. Значит, рассудил я, тогда только перешагнувший барьер «до 18 запрещается», в этом фильме что-то можно и нужно увидеть. Но что?

Линия героя, ушедшего от первой любви и заметно уставшего от «однообразной» смены девушек, была обозначена пунктирно. В то же время сами постельные сцены оставляли впечатление недосказанности, может быть недо-конченности. На самом деле кадры действительно были сильны, выхватывали момент оргазма (порою быстрого), но помимо страстности была и некоторая насмешка над этим, дистанция, отчего казалось, что кадры обрезаны.

Фильм в те годы успешно мог сойти за  видеоприложение к урокам сексологии (во всяком случае для молодежи). На героя мы со товарищи засматривались с «профессиональной» точки зрения – вот каким надо быть, чтобы девушки сами падали к твоим ногам. А каким? Это был урок! Не голова, не мускулатура, не маскулинные качества самца, а губы, одни «сплошные губы» из поэмы Маяковского «Облако в штанах», которую цитирует Михал, главный герой, когда его уносит с собой девушка номер 2.

…А себя, как я, вывернуть не можете,
чтобы были одни сплошные губы!

Маяковский – не случайно появился в таком фильме, да и вообще в устах поляка, которому нет нужды обращаться к цитатам пролетарского и коммунистического толка – Маяковский, выпучивавший глаза на польский паспорт, фигура явно знаковая, ко многому отсылающая.

Например, к той же мимике, лицевым мускулам, характерному движению нижней челюсти советского Поэта, к его орально-анальному комплексу: глашатай эпохи с громким голосом и при этом невротическая боязнь расстроить желудок (об этом в другом месте).

Фильм мог бы актуализировать проблемы: предательство первой любви и окостенения души (в этом смысле вспомню роман-пунктир «Улетающий Монахова» Андрея Битова, «Гражданин улетающий» Владимира Маканина, фильм В. Тодоровского «О любви»), падение нравов и др.

Но сейчас мне видится совсем другое в фильме М. Котерского. Его характер, его душа, боль, огромная психологическая травма, которую он изживает во всех своих фильмах, и личных, и таких, как «Порно», связанных с морально-социальными проблемами. Эта боль лезет во всех символах и образах поэтики фильма.

Так, несмотря на метафору «человек – губы», в фильме Котерского почти нет поцелуев, ни дружеских, ни страстных, ни эротических. Есть любовь «по-французски», есть комически вытянутые губы, которые то ли лижут, то ли дышат на партнершу, есть различные позы, но нет подлинных поцелуев, как и нет любви ни к одной из девушек. С 12-й девушкой (Анусей) у него появляются усы, которые «мешают ей сосредоточиться».

Вагинальный мотив, углубляющий губную метафору, также ослаблен и подвержен комическому эффекту. «Проникновение», предполагаемое сексуальным актом, не самое главное (как и не со всеми девушками у Михала получалось).

Сделать первый шаг, написать первое слово, прочертить первый штрих (в фильме «Ничего смешного» герой вместо слова с большим мучением ставит точку) герою Котерского неимоверно трудно. Так, и фильме «Порно» первый акт (первое проникновение) в жизни Михала и Ануси (которая затем снова появляется в его жизни) выглядит как неудачный, мучительный, который так и не совершился. Однако, как потом выяснилось, дефлорация Ануси все же произошла во время тех безуспешных попыток. Так было или не было? И это «было», если оно было, похоже на то, что как если бы и не было вовсе.

Но если проникновение не главное (или скажем, трудное), то главное –соприкосновение. Соприкосновение тела и тела, взгляда и тела, камеры и тела. И тут надо вспомнить о «попках». Вообще попки – главный объект стремления героя Котерского, главное средство описания женщины. И это отнюдь не говорит о его цинизме, а скорее об интимности и близости воспоминия. «Когда мне не спится, я считаю попки» - так начинается фильм «Порно», с рассуждения зрелого героя, предающегося воспоминаниям во время бессонницы. Его женщины и есть попки – режиссер не упускает случая показать женские ягодицы (и мужские), обозвать их «жопами, задницами, попками» (очень много в фильме «День Психа»), пометить их, женщин, фекалиями. Дефлорация явно проигрывает перед флатуленцией (с англ. «газы»). Вот, незабываемый монолог из фильма «Ничего смешного» (1995):

«Боюсь даже любить мою любимую, спать с ней в одной кровати из страха, что пердну. Да, что пердну от любви. Да, от любви. Ведь как раз от любви у меня расстройство желудка и поэтому я должен все время пердеть. Как такого у меня этого нет, или проблема не в этом. Но как только приходиться ее любить, нахожусь в таких сильных эмоциях, что все время бы пердел». Заходит в туалет и, имитируя кашель, выпускает газы. «Страшно, что ей не хочется пердеть. Может меня не очень любит? Я ее люблю очень сильно и пержу от любви. Boj; si; szscytowania z obawy prykania (досл. Боюсь оргазма от страха пердения). И вот так пердение вгоняет меня в одиночество».

В «Порно» тоже появляются свои «попки». И это одни из самых волнуемых сцен в фильме.

Женщина-философ: «Я без ума от Хайдеггера», стесненная костюмом и в шляпке, вдруг задирает юбку и садится на Михала, тут не без значения можно добавить, как на унитаз. А далее – появляется конная полиция (кони ведь то же попки, и еще какие), заставшая Михала в момент оргазма.

Была девушка, не захотевшая с ним в постели. Однако она поддалась у окна, когда он подошел к ней сзади. При этом она смотрела на пару с проституткой на улице – в той же позиции.

Зад Михала провокационно торчал из-под одеяла, когда Марту посетила тетя.
Спящая выпившая Юлия, та, к которой его толкнуло силой страсти в «тот же вечер», и Михал, примостившийся сзади – одно из сильных переживаний быстрого оргазма.

Как многие млекопитающие помечают свою территорию фекалиями, так и судьба в лице режиссера Марека Котерского пометила калом избранницу Михала.

Предав первую любовь, он потом стремился у чистоте, которая у него связывалась с целомудрием. Комплекс, именуемый «анальным» характером и описанный Фрейдом, здесь налицо. Интерпретировать его можно по-разному. Однако здесь важно то, что в данном фильме поиск чистоты фатально неотделим от грязи, одним из символических воплощений которой являются экскременты. Сначала он стремился найти Асю, первую любовь, но увидев, что она ходит с парнем, перечеркнул ее – она была «нечиста». Далее он бросил девушку, с которой у него были платонические и дружеские отношения, только из-за того, что она однажды уступила домогательствам некоего Вацлава («так он в тебя сунул?!»). В конце концов, он попадает в кризис, начинает спиваться и останавливается выбрав себе жену. Жена постоянно рядом, она ворочается, когда Михалу не спится и он вспоминает своих любовниц. И только в финале мы узнаем ее. Это Марта. При этом, что называется, «загаженная».

Марта. Девушка, видимо, недалекая, что показывают ее неестественно большие очки. К тому же очень страстна – поняв, что Михал ее вовсе не любит, она переходила сразу к постели, оставляя в стороне ненужные слова и оправдания. Она его всегда принимает, к ней он всегда приходит, когда возникали трудности с другими девушками. Но не «медсестринское милосердие» сыграло решительную роль  (в течение всего фильма он обращался к ней за помощью 3 раза – более всего). Первая их встреча происходила на природе, в окружении коров и быков, отчего его преследовал специфический запах. Смотрит себе на подошвы – чисто. А запах стоит. Пришлось быстро прощаться и убегать. А пятно коровьего помета была на белоснежном плаще Марты, на котором они занимались любовью. Это пятно и пометило избранницу Михала.

Здесь бы в пору задаться вопросом: кто кого использовал. Михал девушек, у которых было все для любви (и чувства, и тело), или девушки Михала, у которого помимо губ и обаятельной улыбки, пожалуй, ничего не было.

Но у Котерского сексуальные трудности не трудности, а курьезы, основа комического эффекта. Да и кризис человека в «Порно» обозначен пунктирно: молодой человек, предавший первую любовь, ищет идеал и целомудрие, спивается и… женится. Кризис преодолен?

Кризис переживается вне съемочной площадки, а в кадре он тщательно маскируется: в донжуанстве Михала заложен глубокий страх перед полом, недоверие к женщинам и желание сохранить в целомудрии свою душу, не потерять ее, не отдать, а именно «зажать», как зажимают дети то, что выше их, что прорывается наружу.

И это безумие…