Кнопка Пожаловаться

--
bad-habbits.posterous.com
--

Это случилось как раз в тот день, когда в Москве заметно похолодало - неожиданно и резко. Я вышел, поеживаясь, из метро, и направился к остановке вдоль пронизывающей до костей промозглости, в лицо ветра. Руки, которые трудно достать из карманов, не сгибающаяся сигарета в деревянных пальцах. Подошел автобус, на боковом табло, правее номера маршрута, горела надпись: "м. Новые Черемушки". И, чуть ниже: "Температура в салоне: +12". Привычная очередь: нервничающие, спешащие - куда? - и уставшие, и радующиеся. Такие разные люди, такие неинтересные люди, такие привычные. Ажиотаж паром поднимался ото ртов и смешивался с неприятным запахом тоски. Тесное, глубокое отчаяние отражалось в окнах проезжающих мимо машин из зажигающихся - все больше и больше числом - окон высоток вокруг. Я вошел последним. После сеанса с моим извечным психотерапевтом - философом, мистиком и эрудитом - я всегда был немного рассеян. Мне становилось не то чтобы легче, а как-то не так однообразно. Не могу сказать, что от работы мне делалось так уж тяжело. Многих моих друзей это ужасает, и от этого их становится меньше. Люди считают, что знают, как я должен себя чувствовать. Считают, что им дано определять, как должен воспринимать, как реагировать нормальный человек. Но я, по-видимому, всегда был вымороженным изнутри. Нет, мне не тяжело. От всех этих смертей, от казней, от изнасилований и избиений, которые я наблюдаю каждый день. Но все это обладает какой-то мерзкой навязчивостью. Несколько десятков видео несчастных случаев с летальным исходом заметно сужают кругозор. Мир больше не кажется таким уж интересным и одновременно все запутывается: начинаешь видеть девиации в вполне привычных вещах, равнодушно воспринимаешь боль там, где она есть. На этом фоне мне полезно вспоминать, что существуют что-то еще, какие-то глубокие, не затронутые тлением ценности. Ценности из мира другого и мира не настоящего. Например "Бытие и время" и фильмы вроде "Жизнь прекрасна" и "Ускользающей красоты".

- Простите, в чем дело? - мне приходится осадить напирающего сзади мужчину с нервным, бегающим взглядом того, кого уже давно не ждут дома, едва успевшего запрыгнуть сквозь готовые закрыться двери. - Куда Вы спешите? Вас чуть не прижало дверью. Вы могли поскользнуться на ступеньке и размозжить себе голову.
- Проходите-проходите. - он цепенеет круглыми глазами, потом мелко подает голос. Автобус начинает движение.

Я бережно достаю проездной из внутреннего кармана куртки, продвигаюсь в салон сквозь турникет. Сажусь у окна. Сквозь темноту, начинающуюся сейчас раньше, чем у некоторых заканчивается рабочий день, мы движемся к конечным пунктам. Отблески синих огней "скорой" режут по стеклу, потом еще раз - цвета чей-то чужой беды. Отмечая, что не слышно сирен, я думаю - наверное кто-то умер, а потом ловлю себя на воспоминании о том сообщении на LinkedIn, с которого начался нынешний пустой период моей жизни. Какой-то западный рекрутер предложил мне поработать на Google. Не то, чтобы руководителем, или разработчиком. Ничего такого. Я не работал руководителем уже месяца три, с того самого момента, как не смог более выносить тошноту, подступавшую к горлу каждый день около десяти (в зависимости от погоды и пробок). Меня вырвало. Несколько дней я сидел дома и наконец почувствовал себя хорошо. Три месяца я ни о чем не беспокоился, но постепенно стали заканчиваться деньги. Работа была несколько необычной. Рекрутер сказал - тебе придется иметь дело с информацией особого рода. Sensitive information.  Попахивало чем-то из области шпионских триллеров. Но все оказалось значительно проще. Все дело в том, что мир полон больных ублюдков.

- Так на ужин-то чего делать?
- Ну как, пожарь мясо.
- Ну а с мясом-то чего? Как его? С помидором и майонезом, или в маринаде?
- Ну как, с помидором и майонезом.
- Просто так, или промариновать?
- Ну промариновать наверное тоже не помешает.
- Ну а на обед-то чего? Я борщ сварю.

Дело в том, что Google является владельцем видео-сервиса YouTube - это многим известно. Как и сервисов для изображений - типа Picasa. Что многим неизвестно, но что становится вполне очевидным, если об этом задуматься, так это факт, что видео на YouTube и картинки на Picasa могут размещать совершенно разные люди. Кто-то выкладывает фан-фики с нарезкой из любимого аниме под музыку Rage Against The Machine, ну а кто-то - детскую порнографию. Вы может и не можете вышибить себе мозги в прямом эфире, но вполне реально попросить приятеля записать это на видео, а потом выложить на YouTube. С другой стороны, обрубив себе яйца разделочным топориком (герою потребовалось два удара, при этом небольшой фрагмент кожи отказался поддаваться, так что в конце пришлось резать - мне почему-то это показалось наиболее болезненной частью затеи), можно, оклемавшись, выложить все и самостоятельно, а потом разослать ссылку знакомым. Для подобного материала предназначена кнопка "Пожаловаться", ну или как она там называется. Что здесь не совсем явно, так это что машина сама по себе не в состоянии определить нелегитимный контент. Кто-то должен просматривать весь тот материал, на который жалуются, и помечать его для удаления. Жалуются ведь по самым разным причинам, и далеко не всегда тогда, когда имеются веские основания. Мир полон странными людьми, но не меньше и просто желающих мелко нагадить близкому или совершенно незнакомому человеку, пометив свадебное видео как зоофилию. Так что у меня, и прочих таких как я, всегда полно работы. Я работаю по всему спектру продуктов Google: Google Images, Picasa, Orkut, YouTube, поиск и т.п. Тошно? Нет, мне нет. Что мне тошно, так это отдавать лишенные смысла указания подчиненным, повинуясь лишенной смысла линии вышестоящего руководства. Пустые костюмы на жирных бесформенных телах - каждый день, и за хорошие деньги. Некоторые изображения я выбрасываю на 4chan, в американские пиковые часы. В то время, когда открывается Нью-Йорк и мающиеся бездельем подростки опять не идут в школы и университеты, а прожигают время за марихуаной, видеоиграми и сомнительными зрелищами.

- Вы знаете, я вообще-то не пью, вот только у меня завтра день рождения, потому я и выпил.
- И все-равно нехорошо, человек не контролирует себя в пьяном состоянии. - пожилая, бедно, но опрятно одетая женщина, казалось, была довольна немного поучить с трудом связывающего слова молодого человека с литровой бутылкой "Оболони" в руках.
- Я не пью, но у меня завтра день рождения. Терпеть не могу пьяных.
- И правильно делаете.
- Жаль, что я не могу уступить Вам место. Я всегда уступаю место. Пожилым, девушкам, женщинам. Если вижу, что мужчина - тогда не уступаю. А молодежь сейчас - свиньи! Никто не уступает место.
- Ну не все, разные есть. Не судите так строго.

Листья, мокрыми кучами лежащие у бордюра. Те, кто завтра проспит, те, кто не проснется, и те, кому не захочется вставать с постели. Я вспомнил кадры из токийского метро: человек каким-то образом оказался на путях, он пытался выбраться, вскарабкаться на парапет. Скорее всего в критической ситуации его сознание заклинило, он во что бы то ни стало хотел выбраться, он уже не соображал, что мог лечь на полотно и переждать. Странно, что никто из стоявших на платформе не помог ему - а там были люди. Скорее всего, законопослушные японцы не решились заступить за ограничительную линию у края платформы. В тщетных попытках залезть на парапет человек дергался, выбивался из сил, но у него так и не получалось подтянуться, отчаяние нарастало внутри безумием - в судорожных движениях. И вот, когда каким-то чудом ему удалось выйти на руках на уровень пояса, и оставалось только закинуть ногу, потом вторую, - подошел поезд. Бедолагу не отбросило ударом вперед, а зажало между поездом и платформой, и провернуло несколько раз, как...

- Всего Вам хорошего. Счастья и здоровья, - молодой человек с трудом поднимается со своего места. - Молодеж сейчас - свиньи! - добавляет уже от входа, спиной.

На остановке в мягком свете фонаря спит потертая жизнью и пьянством женщина. В резком холодном воздухе я отчетливо вижу, как струйка слюны стекает у нее из уголка рта и капает на одежду. Окна запотели и воздух в салоне окрашен поляризованным светом в желтый. Проем двери, как вырубленное пространство чистоты. Мимо проходит уставшая мама - потертая куртка, длинные волосы, печальное лицо. Девочка, которую она ведет за руку, задумчиво и отстраненно смотрит по сторонам на мир.

- Мама, сегодня был короткий день.
- Нет, милая моя, сегодня был длинный день, очень долгий день, - вздыхает мать.

Характерный мягкий жужжащий звук - я было подумал, что кто-то достал электробритву. Но нет: справа от меня и чуть сзади сидит мужчина, тяжело дышит, обливаясь потом, в одной руке трость, мутные очки, перемотанные скотчем посредине, как у зеков-интеллектуалов в американских фильмах о тюрьме. Свободной рукой он держит перед собой маленький вентилятор - черт, я никогда не верил, что кто-то действительно их покупает. Кричащий розовый корпус дешевого пластика и иллюстрации "Hello Kitty". Разве в салоне душно? +12: пар, если постараться, выходит изо рта. Мужчина старательно потеет.

- Как тебе эта новая воспитательница?
- Очень хорошая. Мне о ней рассказывали много хорошего. Только очень много говорит. И очень близко подходит. Очень странно, она постоянно норовит прикоснуться.
- Дмитрий, пойдем рыбу ловить на выходных?
- Пойдем.
- Какую рыбу будем ловить?
- Большую рыбу!
- Молодец. Расскажи про воспитательницу. Что вы делали?

Девочки-подростки за моей спиной весело переговариваются. Когда я смотрел направо, я мог видеть их отражения: дешевые панковские прикиды, пакеты из "Виктории" на полу у ног. Нервозность на пальцах и в мочках ушей, желание и боязнь секса в глазах. Я работаю на Google вот уже второй год. Они держат нас на положении контракторов, в штат не берут по каким-то только им понятным соображениям. Экономят, скорее всего. Контракторам не положена страховка, им не нужно оплачивать сеансы с психотерапевтом. Я слышал, кто-то покончил с собой. У кого-то жизнь не складывается – хотя у кого она складывается? Джои, мой бывший коллега из Штатов, сейчас очень напряжен. Говорит, что когда все это началось, ему сказали: приятель, тебе только и надо, что смотреть детскую порнографию и казни в течение года, а потом мы возьмем тебя в штат и позаботимся о тебе. Джои, считайте, практически первым видел каждое новое видео от Аль-Каиды. Но этого, конечно, не произошло, никто о нем не позаботился, и сейчас Джои вне себя. Он собирается судиться, говорит, что теперь совсем не может поднять флаг в постели со своей подружкой и что его личная жизнь совсем разладилась. Недавно он рассказал мне, что уже два раза ходил в садомазохистский клуб, что после того, как он выходит оттуда, ему некоторое время удается чувствовать удивительную трезвость, удивительную пустоту в голове, словно все то дерьмо, с которым он соприкасался в течении последнего года, внезапно смыто, выпало. Я не совсем его понимаю, но это не страшно. К психотерапевту я начал ходить довольно давно, так что я просто продолжаю работать.

- Как зовут воспитательницу?
- Светлана Викторовна.
- Что вы делали со Светланой Викторовной?
- Светлана Викторовна выключала свет, и показывала картинки. Из такой штуки на стене.
- Какие картинки?
- Слона. Лошадку. Лес.
- Молодец.

Нас сейчас четверо, таких, как я, оставшихся на второй год вопреки политике работодателя. Они там, наверное, думают, что нам всем нравится наша работа, и все довольны. Это, конечно, не совсем так. Но я вот подумал, какая разница? Везде одно и то же, так зачем драматизировать? Но, конечно, не все так могут. Большинство людей теряется при непосредственном присутствии смерти и боли, это выбивает их из колеи, из зоны комфорта. Люди слишком расслабились. Я же всегда знал, что боль рядом. Помню, когда я еще жил в Броварах, я случайно стал свидетелем разборки. Тонированная «девятка» прижала «Форд» на светофоре, оттуда вышел парень в маске и расстрелял пассажиров «Форда» из пистолета. Там внутри было три человека. «Девятка» рванула, вокруг стоял крик, все куда-то бежали, но меня влекла машина пострадавших. Я подошел очень близко и просто стоял и смотрел внутрь, пока не приехала милиция и кто-то не увел меня. Было много крови… Жужжащий звук рядом взвивается два раза, кашляя, потом захлебывается. Мы остановились на светофоре и в наступившей тишине я отчетливо слышу:

- А потом Светлана Викторовна показывала картинки с голыми тетями.

Отец автоматически кивает, глядя в окно, его мысль на какую-то секунду не здесь, а там, где все еще в порядке и предстоит рыбалка с сынишкой и выплаты по ипотеке.

- Она спросила, нравится ли мне, а потом сама стала голой, взяла мою руку и положила себе ниже живота. Там было мягко, тепло и мокро, и...

И тут я смотрю на лица родителей - черт, а вот это уже действительно интересно. В ту самую секунду, когда они еще не верят в то, что услышали, пространство замирает, и им даже могло бы показаться, что все в салоне услышали то, что слышали они, им так и покажется в следующую секунду - поразительно, что эта мысль придет первой. Но сейчас все еще тихо. Я вижу автобус со стороны: фары прорезают тихий воздух пополам с ночью. И, покуда все окончательно не рассыпалось, я встаю и перехожу в другой конец салона. Зеленая кнопка сигнала водителю - моя остановка. Зеленая кнопка - и все, нет кнопки "Пожаловаться", и никто не может вычеркнуть этот эпизод, хотя родителям, скорее всего, вот-вот безумно этого захочется. Но это так называемая реальность, тут нет модерации и нет владельца сервиса, нет группы людей, избавляющих от неприятных зрелищ. Приехали.

В пыли серо-розовой ночи, собираясь за остановками, киосками с пивом и сигаретами и круглосуточными цветочными палатками, местные по каким-то только им одним понятным поводам запускали в небо китайские небесные фонарики, предварительно рисуя на них маркером сердца, смайлики и гербы России. По-видимому, был какой-то праздник любви и радости.

- Ну вот, я ж говорил, нахуя было инструкцию заранее читать, - сплюнул в землю ближний ко мне мужчина и отпил из банки пива "Невское".

Каждый снимал на видеокамеру и мобильный телефон - у кого что было под рукой - свой, близкий и родной фонарик: нехотя уменьшающиеся огненные точки на фоне разбавленной заревом города темноты. Завтра все это появится на YouTube - бесталанные, лишенные какой-либо нагрузки зернистые видео непонятно-чего в какой-то темноте. Будь моя воля, я бы все это поудалял к чертовой матери. Но политика компании не позволяет мне этого сделать. Вот было бы здорово, если бы один из этих фонариков залетел куда-нибудь на балкон и начался бы пожар - хоть какое-то развлечение. Такой ролик можно было бы оставить. Политика компании это позволяет. Это новостной повод. Мне нужно работать. Ну что, удивит меня сегодня кто-нибудь? В состоянии ли человечество преподнести что-либо еще более извращенное, еще более злое, больное и уродливое, чем все эти уже порядком набившие оскомину шаблоны? Сегодня пятница и в полдень по Нью-Йорку наша четверка встречается в чате, чтобы обменяться интересными находками за неделю. Я расскажу им свою, настоящую историю, но не уверен, что это будет принято – как ни как, у меня нет ни картинки, ни видео, только воспоминания, а воспоминания нельзя удалить.