Преступить черту полная версия

         (ДЛЯ КОНКУРСА)
          
ГЛАВА 1

          Сегодня Галя проснулась очень рано, но лежала тихонько, чтобы не разбудить мужа. Тихая радость, разливаясь по всему телу, заставляла улыбаться ласковой темноте, что таяла за окном и в любую минуту из серой мглы  могла превратиться в сверкающее счастьем утро.  Сегодня, после очередного, теперь совсем  короткого путешествия у них будет ребенок.
           Самая последняя улица в селе Кицканы  состояла из  нескольких домишек. Первый, второй, третий, четвертый.
            – Смотри, Витя, вот этот домик, – обернувшись к мужу, шепотом  произнесла Галя.
           Они стояли за покосившейся калиткой, сплетенной из старого камыша и укрепленной на двух  полусгнивших жердях  проволочными скобами.  В глубине небольшого, заросшего травой двора виднелся  покосившийся под грузом лет домишко с подслеповатыми оконцами.   На пологом крылечке в одну ступеньку сидела старенькая бабушка и из-под руки смотрела на нежданных гостей.  Витя снял с петли калитку, прошел во двор. Следом на  дрожащих, ставших ватными ногах шла Галя. Одна мысль  билась в голове:
           – Не успели, девочку забрали другие, более счастливые. Те, что пришли сюда раньше, чем они. Слезы горечи уже закипали в уголках глаз, и тут из-за старенькой бабули выглянула худенькая девчушка, лет двух-трех. Она внимательно смотрела  на  стоящих у калитки незнакомых людей и вдруг сорвалась с места с криком:
             – Это мой папа  плиехаль, мой папоцка приехаль! – кинулась навстречу Виктору.
           Виктор присел и обнял девчушку. Прижал к себе. Сердце набухло и не помещалось в груди, комок в горле не давал сделать вдох. Болезненным стоном вдохнул он воздух и зарыдал. Мужчины плачут редко. Мужчины плачут страшно. Когда плачет мужчина, мир переворачивается вокруг. Виктор плакал навзрыд, повторяя и повторяя:
           – Доченька моя! Доченька! Дочушка моя родная. Юлечка!! Найденыш мой родной!
            Рядом в истерике билась Галя. Рыдала от страха, что не отдадут им девочку, которой они только что и имя придумали – светлое, летнее, теплое: Юля, Юлечка.    Доченька ненаглядная. - И рыдала от счастья, что успели, что нашли и теперь не отдадут, потому что  доченька  сама выбрала их.
           – Как зовут девочку, сколько ей лет, где  ее мама? – засыпала вопросами Галя  бабушку.
           – Так вон муж твой и сказал: Юля ее зовут. А лет-то, два с половиной года, аккурат в июле родилась.
           – А где Ваша дочь? Согласится ли она отдать дочку? Сегодня, мы уже сегодня ее заберем!
           – Да забирайте хоть сейчас. Мне все равно ее кормить нечем. Вон с утра орет: кусать, кусать! А что я ей дам, сама второй день голодаю. Мать-то ее, шлюха, бросила мне годовалую, да в Москву за счастьем подалась и пропала. А девка-то  шалая, ни к кому не идет.  К вам первым побежала. Может, с вами уйдет, мне помирать-то уж надо, а она не пристроенная, не дает.
           Галя растерянно оглянулась и поразилась той нищете, что окружала несчастную семью. Давно не топленная кобыця (летняя плита под навесом),  закопченная до черноты кастрюлька, забывшая, когда в ней что-то готовили. Покосившиеся низенькие двери, подслеповатые, заросшие грязью оконца. Голодная нищета глядела на Галю из каждой щели полуразрушенного домика и ждала, ждала жадными голодными глазами  старой бабули кусочек хлеба, пусть черствого (его можно размочить), зацвелого (он так еще вкуснее и лечебнее, как говорят дохтура).
           Быстро достав из сумки прихваченное, на всякий случай,  угощение, Галя накрыла столик под навесом. Без приглашения бабуля трясущимися руками, отломила кусочек плетенки (батон - плетеный в форме косы) и долго смотрела на кусочки нарезанного заранее сала.
           – Бери, ешь бабушка, ешь. – вытирая беспрерывно бегущие по лицу слезы,  повторяла и повторяла одни и те же слова Галя.
           Виктор не видел и не слышал никого и ничего вокруг. Все так же сидя на корточках, он рассматривал свою доченьку, а она знакомилась с отцом. Светлые, слегка вьющиеся волосики  липкими сосульками обрамляли  личико. Грязные щечки были синеватыми. Бесцветные губки тонкими шнурочками обозначили ротик с мелкими зубками. Светлые глаза, кажущиеся огромными на худеньком личике, были копией глаз его Галины.
            – Доченька наша, доченька! –  как заклинание, повторял и повторял Виктор. Он не знал, кто мать этой девочки. Где она, его не интересовало. Он понял одно: никогда, никогда он не отдаст, никому не отдаст свою дочь ...
           Пассажиры, ожидающие автобус на Тирасполь, оглядывались на странную пару. Военный с крутым до черноты  нездешним загаром прижимал к  груди грязную девчушку лет двух, а она, обхватив его за шею, все заглядывала ему в глаза и что-то лепетала на своем детском языке. Рядом стояла прилично одетая  светловолосая женщина, чью копию держал на руках муж, и плакала, счастливо улыбаясь.
           – Сами-то нарядились, а дите грязное, – думали пассажиры и  недружелюбно косились на эту странную,  лучащуюся счастьем семью.
           А они, ничего не замечая вокруг, несли, несли домой свое счастье, свет глаз своих, свою ненаглядную дочь. Они знали, - вернее, думали, что знали: это их счастье на всю  жизнь.


ГЛАВА 2       

           Дома, пока Витя купал обретенную дочь, Галя сбегала  в магазин и купила необходимую одежку и обувь для Юлечки. На другой день начались мытарства с удочерением. Тогда в 1984 году их было намного меньше, чем сейчас, но и они  были достаточно обременительны. Сама Юлечка никого из чиновников  не интересовала. Главное – отказные документы биологической матери. А  они как раз и отсутствовали. Однако,   работники  ГУНО, видя какой мертвой хваткой держится за шею «папы» дочь, пошли навстречу  приемным родителям.  За оставшиеся до конца отпуска дни Витя и Галя оформили опекунство и разрешение на вывоз дочери за пределы СССР, с тем, чтобы в следующий отпуск удочерение состоялось по всем требованиям Закона.
           К месту службы в Монголию,  возвращались полноценной семьей.  В части их встретили товарищи по службе.  Начались  служебные будни.
           В редкие выходные Витя ни на минуту не расставался с Юлечкой. Несмотря на огромную разницу в возрасте, они находили общие темы для разговоров и игр. Детский лепет казался Вите неземной музыкой, а предлагаемые игры – полными значимости и, конечно, свидетельствовали о незаурядном уме дочери. Приходя поздно ночью со службы, Витя обязательно заходил в спаленку Юленьки.  Ладонями, огрубелыми от постоянной возни с машинами, осторожно дотрагивался до милого и такого родного личика дочери. Девочка во сне улыбалась, ловила папину руку и прижималась к ней своей бархатистой щечкой. Витя замирал от щемящей боли в груди. Он не мог представить, как они с Галей жили без    этой девочки.               
           В  минуты единения с дочерью он был готов на любой подвиг или преступление, только бы защитить ее от опасности, от боли. Он по-новому начал ощущать свою любовь к матери и понимать ее  почти животную любовь к нему, единственному ребенку в ее такой нелегкой жизни.
           В 1986 году постучалась к ним в дом беда. Тяжело заболела Витина мама. Три года метаний между Монголией и Молдавией. В 1989 году окончательно вернулись  домой. Витя продолжил службу в армии.  Подал документы на получение квартиры.  Он был третий или четвертый в очереди и года через два мог получить государственную квартиру. Но ... грянул год 1990-й. Демократия свелась к полному разделу между вчерашними «друзьями», товарищами по работе. Каждый выживал в одиночку. Люди просили мира и передышки в этом безостановочном беге от нищеты, ненависти  и подлости. 
           Витя не умел ненавидеть, за годы службы не научился  быть подлым и поплатился за свою доверчивость. Ушел из армии. Легко и быстро. Никто никому не нужен. Нет работы.  Нечем платить за квартиру, не на что купить еду и одежду. Галина мама  смогла выделить им в летней кухне шестиметровую комнату с двухметровым коридорчиком.  В комнате помещались  кровать, гардероб и крошечный стол, за которым принимали скудную еду и Юленька готовила уроки.
          Тяжелобольная Витина мама жила с ними в этой крошечной комнатушке.  Юлечка категорически  не хотела спать в одной постели с больной бабушкой. Ее капризу уступили. Поэтому днем бабушка лежала на кровати, а ночью ее устраивали спать на полу между кроватью и столиком. А сами втроем спали  в одной кровати. Более года  семья  буквально нищенствовала.  Юлечка не могла понять, почему еще «вчера» были котлетки на обед,  по воскресеньям они всей семьей ходили в кино, в цирк, в зоопарк, а «сегодня» – на обед только хлеб, невкусный суп и мамины слезы.
          В городе  появились «дороги жизни». Так называли спонтанно возникающие  вещевые рынки, как правило, располагающиеся вдоль тротуаров на центральных  улицах города.  Ежедневно, как на работу,  уходила на этот рынок Галя и распродавала на  нем все, что было нажито за годы совместной жизни. Витя метался в поисках работы. Любой! Каждый заработанный рубль в первую очередь уходил Юлечке и маме.
           Год поисков работы принес свои плоды. Его приняли крановщиком в карьер по добыче песка, Галя на вещевом рынке устроилась реализатором. Сняли квартиру. У Юли появилась своя комната. Казалось, в дом возвращается былой достаток. Но это было обманчивое благополучие. Денег катастрофически не хватало.
          Юля росла своеобразной девочкой. Имея в детстве все, не зная ни в чем отказа, она никак не могла понять, почему так изменились родители.  В семье поселилось какое-то серое уныние.  С грустью смотрел папа на обожаемую дочь и все повторял странные слова:
          – Ничего, доченька! Мы прорвемся! Ты у нас единственная, любимая, ты наша надежда, ты только учись, а папа с мамой для тебя все сделают.
         У Юлечки появилось много свободного времени и сомнительные друзья. Поэтому на папины тирады она, отвернувшись, только  усмехалась, думая про себя:
          – Ага, прорвемся. Вот только куда? Ни черта нет в доме, а он все рвется  куда-то. Надоели эта нищета и серость. Скорей бы вырасти. Тогда я стану богатой. Вон, у других девчонок родители крутятся, разбогатели. Я среди них гадкий утенок, поэтому со мной и водиться никто не хочет. 
            Однажды Галя с ужасом уловила от Юли легкий запах сигаретного дыма.
            – Ты курила?
            – Что ты выдумываешь, мама?! Какое курение. Это мальчишки в компании курили. Я сидела рядом. – Юля быстро развернулась и выскочила из комнаты.
           Ночью, убедившись, что Юля уснула, Галина поделилась с Витей своей тревогой. Решили пока девочку не третировать подозрением, но держать  постоянно в поле зрения, поближе познакомиться с ее кругом общения, с друзьями. Через некоторое время Юля домой вернулась далеко за полночь, и уже попахивало от нее не только сигаретным дымом, но и алкоголем. Витя решил поговорить с дочерью, но разговора не получилось. Не сумел Витя  найти нужные слова.  Вполне возможно, что уже давно  был упущен момент взаимопонимания между ними.   Избалованная в детстве повышенным вниманием,  где все вертелось вокруг нее, Юля незаметно для родителей выросла эгоисткой. Постоянные поиски дополнительного заработка,  поздние возвращения с работы усталых родителей не вызывали у дочери желания им помочь. Нарастающее обнищание еще недавно богатой  семьи больно ранило самолюбивую девочку.  Не было больше завистливых взглядов  одноклассниц,  не было влюбленных взглядов одноклассников.  На папины увещевания она, внезапно разразившись слезами,  с ненавистью закричала:   
          – Меня в школе ненавидят. Я вообще туда больше не пойду. И жить в вашей нищете я не намерена. Я уйду от вас.
          – Юленька, пойми девочка, сейчас всем трудно, но мы с мамой уже работаем. У тебя опять есть своя комната. Получим зарплату, сходим все вместе на рынок, приоденем тебя. Ты опять будешь самой нарядной в классе.
           Казалось, мир был восстановлен в семье.  Но прошло совсем немного времени, и Юля опять заявилась домой лишь под утро пьяной. Очередной скандал закончился пощечиной. Применение Галиной в воспитательном  процессе метода Макаренко  временно возвращало Юлю на стезю праведности. Галина любила свою девочку, но  стала требовать от нее послушания и помощи по дому. Однако  Юле уже не нужен был дом. Ее семьей стала улица: там друзья, там ее понимали и поддерживали, там было всегда весело и интересно. Все чаще Юля приходила поздно домой, все чаще мать на дочь поднимала руку.  Физические наказания лишь отдаляли их друг от друга. И настал момент, когда Галина в отчаянии подумала:
            – Зачем, зачем мы взяли этого выродка в дом?  Днем и ночью горбатимся на нее, а в ответ только лень и гулянки в голове. Вся в свою мать-шлюху. Та где-то в Москве сгинула, и эта под забором жизнь свою закончит.    
           Смерть матери,  Юлины пьянки-гулянки, их постоянные ссоры и драки с Галей подкосили Витино здоровье. С инфарктом он надолго попал в больницу.  Юля почувствовала, что теряет единственного человека, который любит ее безмерно, любит любую - пьяную, обкуренную гулену, двоечницу, ленивую дрянь и шлюху (по словам матери).
           Горе сблизило мать и дочь. Они помирились. Сидели, как когда-то в детстве, обнявшись, и плакали, перемешивая горькие слезы, которые текли и текли одним ручьем по их щекам и терялись за вырезом кофточек.
           Выходили они своего папу, папочку, папулечку. В тот год ничто больше не омрачало их жизни. Юля успешно закончила девятый класс. Их девочка, их дочурка стала прежней  Юлечкой. Казалось, забыты пощечины, драки, сигареты, пьянки. На семейном совете было решено отметить  день шестнадцатилетия дочери. На вечер  наметили пригласить ее одноклассников, друзей,  Галиных и Витиных родственников. А так как в маленькой комнатушке места было мало, наметили праздничный стол накрыть во дворе.


ГЛАВА 3
            
        Шел десятый час вечера. Веселье было в разгаре. Время от времени Юлечка подбегала  к маме  или папе и нежно прижималась к ним. Она была счастлива. Сегодня с папой они договорились, что ни на какие курсы парикмахеров она не пойдет.  Окончит одиннадцать классов и будет поступать в университет. У нее будет высшее образование. Она сделает хорошую карьеру. У нее будет замечательная семья. А папа с мамой будут помогать растить самых красивых и талантливых внуков в мире. Счастливый  смех Юлечки  серебряным колокольчиком  звенел под звездным небом.
           Перед сменой блюд начался очередной раунд танцев. Кто-то из темноты окликнул Юлечку и она исчезла на несколько минут.
           – Что ты жмешься к ним? Ты знаешь, что они тебя обездолили, а ты их мамой и папой называешь?! – зло шипел  завистливый голос из темноты.
           – Не смей! Это мои папа и мама. Они меня любят! Мы помирились! – нервно перебила девочка  плюющуюся желчью родственницу.
           –  Твои папа с мамой?!  Да они украли тебя четырнадцать лет назад у мамы и увезли в Монголию. Твоя  родная мама живет в Москве. Она богатая, как сыр в масле катается, а ты тут с этой нищетой  обнимаешься.
            – Ты врешь, ты все врешь. Ты все время меня настраиваешь против них. Я не верю тебе. – уже в голос кричала Юля, заливаясь слезами, чувствуя  подленький грязный душок в  шепотке родственницы, набатом бившем в уши.
             – Вру?! А ты пойди и спроси при всех. Пусть они скажут, в каком роддоме тебя родили! В Кицканском,  да? Дура ты, дура. Мать свою ищи, а не воров родными считай! В Москву тебе надо уезжать, мать свою найти, а этих воров под суд, чтобы неповадно было чужих детей воровать. –  Женщина отвернулась и пошла прочь.
           Юля осталась стоять, оглушенная свалившейся на нее бедой. Она понимала, что родственница неправа и в то же время чувствовала в ее словах злую правду. – Зачем, зачем они ее украли? У нее есть родная мамулечка. А эта еще  и лупила ее почем зря. Подумаешь, не хотела учиться. Подумаешь, закурила. Ну и что. Не родная, вот и издевались, как хотели. В голове зашумели обиды, просачивались  черными следами слез по враз поблекшему личику Юлечки.
            – Кто тебя обидел, маленькая моя? – кинулась к дочке Галина.
           – Никто! Оставьте меня в покое и заканчивайте этот балаган! У меня болит голова.
            Вскоре гости разошлись. Во дворе стало тихо и уныло. Юлечка уснула в  своей  комнате.
           – Оксана, ты не знаешь, кто обидел Юлю или сказал ей что-то обидное? Уж больно смурная она вернулась к столу. – Галина вздохнула. Тревога кольнула сердце, ожидание неизвестной беды  наполнило душу.
          – А я что, дежурная возле твоей дочери, да и не говорила я с нею, – вдруг,  отчего-то испугавшись, зачастила  жена старшего брата.
          – Что-то сказала Оксана Юлечке! – подумала Галя. Она часто ловила недоброжелательные, а  иногда просто завистливые взгляды своей невестки. Добрая от природы, всегда всем помогавшая, Галина ни на минуту не могла допустить мысли, что близкий человек, родственница,   может поступить подло.
           Убрав  столы, вымыв и расставив по местам посуду, Галя с Витей присели на скамью во дворе.  Тихо пели цикады, мерцали звезды, где-то за деревьями невидимая луна освещала двор белым неярким сиянием, придавая всему загадочный волшебный вид. Каждый из них думал о своем, но мысли их были общими. Оба они думали о будущем Юлечки.
          – Пойдем спать, – тихо прошептал Витя. – Мне завтра рано вставать на работу.
          Утром Галя нашла в комнате на краю стола записку: 
           - Не ищите меня. Я вас НЕНАВИЖУ.
          Охнув, Галя схватилась за грудь и кулем упала возле него.

ГЛАВА 4

           Галина долго боролась за  свою жизнь в больнице. Только  глубокой осенью попала домой. Безрадостным были это лето и осень для Вити. Он метался между работой, больными Галей, своей  мамой и поисками Юлечки.
            Сидя долгими вечерами за остывшим не тронутым ужином, они мысленно  еще и еще раз проживали свою жизнь. Нет, они не могли винить себя в излишней строгости, они винили нищету. Искали виновных на стороне.
            – Если бы мы  жили в достатке, как при Советской власти, - думали они,– такого бы не случилось. У Юли было все. Все самое лучшее. Она бы не рвалась в парикмахеры, училась бы в институте. А сейчас? Где сейчас их девочка? Ни милиция, ни друзья, ни соседи и знакомые знакомых не видели Юлю. Она пропала как-то сразу и, казалось, навсегда.
            Прошло два года, и однажды Галина встретилась с дочерью. Неожиданно!  Мелькнуло в толпе знакомое милое лицо дочери, ее растерянные глаза. Галина кинулась к Юлечке.
            – Прости, прости нас, милая наша! Родная, единственная! Мы два года ищем тебя. Мы тебе все расскажем!  Папа тебя ищет днем и ночью. Умерла бабушка (папина мама) и все тебя хотела увидеть. Подарок свой на вечную память отдать тебе. Боже мой, боже мой! Ты нашлась, ты есть! Пойдем, пойдем домой. Ты только папы не пугайся. Он очень изменился за эти два года. Я не работаю. Перенесла инфаркт.  От волнения папа потерял все зубы и сразу состарился. Но он просто не будет улыбаться, чтобы не пугать и не нервировать тебя.
            Прижимаясь к дочери, Галя бессвязанно, шепотом пересказывала ей всю боль своего  сердца.  Выговаривалась. Юля стояла вначале как истукан, а затем, порывисто обняв мать, прижалась к ней  и разрыдалась. Она просила прощения за свою грубость, жестокость, недоверие. Обещала дома рассказать, как жила эти два года без родителей, как тоже скучала по ним, но не могла, не могла  нарушить клятву, данную себе в тот злополучный вечер.
           Юле было уже восемнадцать лет, два года из которых, после побега из дому, она затратила на поиски своей биологически родной матери. Нет, она не нашла маму. Она ничего не узнала о ее судьбе ни в родных Кицканах, ни в Москве. Зато хлебнула горького через край. Поняла ли она свои ошибки? Простила ли своих приемных родителей  за совершенные ими проступки, а в ее размышлениях, преступления, или просто стала хитрей. Ей надо было где-то пересидеть зиму.
           Наступила весна. Природа просыпалась от зимнего сна. Тянула нарядные ветки сирени в открытые окна, гладила Юлечку.  Тюльпаны  с гиацинтами склоняли головы перед ее расцветшей юной красотой, умилялись. Собаки и кошки, куры и гуси, во множестве бегавшие по двору, ластились к ней. Папа с мамой не могли надышаться на свое чудо, на свою красавицу. И опять, как раньше, не смогли вовремя заметить, что Юля начала свой прежний образ жизни. Поздний приход домой, запах табака и алкоголя. Сомнительные друзья. На просьбы устроиться на работу,  пройти курсы обучения и получить профессию только презрительно кривила губы:
           – Я свое отработала, отстрадала, имею право  пожить. 
           Что понимала Юлечка под словом «пожить», она не смогла бы объяснить, но козыряла им постоянно. И свершилось то,  чем всегда заканчивается подобное  «пожить».
 Юля забеременела, о чем и поспешила сообщить родителям.  На упрек -
            – Что же ты родителей позоришь? –   скривив в пьяной усмешке губы, ответила:
             – Ничего! Переживете. Вы же меня вырастили! Вот и внучку вырастите! Вам не привыкать чужое прикарманивать!
            Нет! Не простила их  Юлечка. Просто залегла «на дно», переждать холода, отойти от голодных лет. Не научила Юлечку жизнь ни уважению, ни жалости. Обозленная на весь мир  за несостоявшиеся мечты, мстила она близким, что так «близко» были к ней. 
            – Тебе, дочка, надо устраиваться на работу. Будет малыш!         
           – Ах! Опять  вы  пристаете, то с учебой, теперь с работой. Хотели дочь, вот и содержите. Ни черта с твоим инфарктом, мамулечка, не сделается. Ах, у папули нет зубов, ну так вставь их ему. Я-то здесь при чем? На его зубы я мантулить не собираюсь. – пьяно бормотала Юля, укладываясь в постель после очередной попойки.   
           По мере того как изменялась фигура у Юлечки, изменялось и мнение соседей о ней. Поползли злые шепотки,  намеки, поддразнивания. Пошла обыкновенная бесчеловечная  бытовуха  полусельских окраин города.
             В семье опять начались ссоры. Витя самоустранился от воспитательных мероприятий. Он считал, что Юля взрослая женщина. Пройдет ее растерянность, выраженная в ежедневной пьянке, курении, гулянках, поздних и далеко не ежедневных возвращениях домой грязной, в блевотине и вшах.
           Он рассуждал: – Ведь взяла же она от нас и что-то хорошее! Надо дать ей время. Не нервировать лишний раз нравоучениями!
            Был ли Витя прав? Вероятно, да! Но женское терпение короче мужского. И Галина сорвалась в очередной раз.
            Терпеть в доме вшивую, постоянно полупьяную дрянь? Нет! Хватит!  Крупная разборка с битьем посуды, нецензурной бранью, упреками с обеих сторон закончилась уходом Юлечки из дома. Она просто в очередной раз не пришла домой и попросила через  Оксану оставить ее в покое.
            Юля родила девочку. Сошлась, для совместного проживания, якобы с отцом ее дочери. Несладко пришлось Юле в эти годы. Бездомный бомж, на тридцать лет старше Юли,  постоянно прикладывался не только к бутылке, но и ко всему, что могло оставить на Юлечкином теле синяки и ссадины.
            Несмотря ни на какие просьбы и извинения родителей, домой Юля не вернулась. От гражданского мужа ушла. Исполнила свою мечту. Стала неплохим парикмахером. Подрастала дочь.
           В одном городе жили родные люди, но не пересекались их пути. Почти ничего не знали родители о дочери и внучке. Витя замкнулся, перестал упрекать Галю за излишнюю строгость по отношению к дочери. Только попросил не напоминать о ней и не ходить больше с извинениями.
           – Так получилось! Не сумели мы стать настоящими родителями. Не проросли друг в друга. Прошли параллельными дорогами. Так давай сейчас ей не мешать. Пусть строит свою жизнь сама. Это сделает ее сильной,  и она простит нас. А мы!  Мы будем ждать. Она наша дочь.
           Прошло восемь лет. Однажды Оксана пришла к Вите и объявила, что Юлечка вышла замуж за шведа. Они сыграли свадьбу. Юля стала богатой. Ее мечта сбылась. Муж купил для нее салон красоты. Теперь она хозяйка салона. Они имеют прекрасную квартиру, дорогую машину, отдыхать ездят подальше от неласковой Родины. Для родителей мужа, живущих в Швеции, она сирота. Родился у Вити с Галей внук. Уже два года ему. Но ни внучки, ни внука родители не видели.
          В благодарность за тот донос на вечере Оксана стала доверенным лицом Юлечки и  постоянно передает Галине и Вите, что никогда Юля не простит своих «родителей», а остальным родственникам будет постоянно помогать и помогает.
            Вот недавно пригласила  Мальвину (дочь Оксаны) в свой салон топ-менеджером.
            – Представляешь! – задыхаясь от счастливой возможности своей дочери выделиться  из серой толпы  полуграмотных соседушек, – Мальвина топ-менеджер. Это так красиво звучит. И зарплата у Мальвины будет  очень высокая. Оч-чень!
           – Посмотрим. – ответил Витя. - Ты не спеши с выводами, Оксана. Если сбудутся твои мечты, я буду рад. Но ...
            Галя опять ночами плакала.  Витя молчал. Оксана, счастливая, обсуждала с мужем светлое будущее их дочери. Гром грянул через два месяца.
           На просьбу Мальвины о зарплате Юля ответила, что неблагодарных она не  задерживает и не считает нужным платить всяким зарплату. Оксана же  и пальцем не шевельнула, чтобы в то трудное, голодное время ей помочь. Так почему Юля должна помогать ее дочери?            
            – Ты думаешь, я все забыла?! Не-ет! Я все помню! И все мне за все ответят!  Я сумею отблагодарить всех,  дай время!! Когда-то мне Оксана "помогла". Я просто хотела посмотреть, есть ли совесть у вашей семейки? ...
            В феврале 2012 года Вите  исполнится  шестьдесят  лет. Юлечке будет тридцать...
            Они все еще ждут!


Галина умерла 2 июля 2020 года, Витя 23 июля 2020 года. Без нее он не захотел жить.