Мой спаситель Виктор. Случай из жизни

   Одно время дружил я с Витей Писаревым.
Шебутной был парень, с немалой долей зауми.
Он занимал какую-то должность в областном институте усовершенствования учителей и проводил там методические эксперименты, никому непонятные. Начальство считало его гением, правда, до сих пор не реализовавшим себя,
разрешало буквально всё, но денег почти не платило.

   Конечно же, Витя, несмотря на свою гениальность, а, может быть, и благодаря ей,
сильно нуждался, семья его перебивалась, как говорится, с хлеба на квас.
Я смотрел на Витю немного свысока.
Мне казалось, что я прочнее стою на ногах, потому что работал завучем в тюремной школе
и зарабатывал неплохие по тем временам деньги.

   У меня возникла идея – дать Вите небольшой приработок,
выделить несколько часов русского языка и литературы, чтобы он мог по вечерам преподавать зекам.
Витя поморщился и согласился.

   Мы пошли к Анне Фёдоровне, замполиту колонии.
Я представил своего приятеля.
Анна Фёдоровна была ко мне очень благосклонна и просьбу мою уважила без лишних слов.
Она кивнула Виктору на меня и сказала:
- Если Рафаил просит за вас, то мне не нужно лучшей рекомендации.
Оформляйте документы.

   Мы поблагодарили Анну Фёдоровну и вышли в коридор.
Не знаю, что на меня нашло – то ли оценка замполита колонии показалась слишком лестной,
то ли захотелось сыграть перед Виктором роль человека, которому всё – трын-трава,
но я предложил Виктору отметить событие в ближайшей забегаловке.
Он снова поморщился, однако возражать не стал.

По дороге я вспомнил, что у моей маленькой дочери Риты – день рождения.
- Вот и ещё один повод, – словно успокаивая свою засомневавшуюся совесть, сказал я Виктору.

   В забегаловке мы взяли бутылку «Портвейна» и шоколадку.
Выпили. Тем для разговора никаких не было. Виктор, зная, что я не очень серьёзно воспринимаю его методические эксперименты, предпочитал молчать о них. А других общих интересов у нас, оказывается, и не было.
Я начал раздражаться.
- И чего я выпиваю с ним, по сути чужим человеком? – подумал я.
А вслух сказал.
- Давай возьмём ещё бутылочку.
- Хватит, – ответил Виктор и посмотрел на меня осмысленно и трезво.
Но меня понесло.

- Не хочешь – твоё дело. А у моей дочери день рождения.
- Так шёл бы домой, – резонно заметил Виктор, – тебя там ждут, наверно.
- Подождут, – беспечно отмахнулся я от здравых рассуждений этого  случайного собутыльника, – выпьем!
Или ты совсем слабак?

   Виктор вновь поморщился, но выпил.
Меня неожиданно развезло.
Мы вышли на улицу. Напротив забегаловки находилась лодочная станция.
- Прокатнёмся? – спросил я у Виктора.

Тот сожалеющее посмотрел на меня и ответил:
- Дурак! Посмотри на себя. Ведь сразу утонешь. Будет дочери подарок.
Но я уже не слушал его. Хмель вовсю буянил в моей нездоровой голове.
Оттолкнув Виктора, я трусцой побежал к реке. Виктор – за мной.
К сожалению, на старте этого забега он немного задержался и, когда домчался до берега, я, уже, с трудом перевалившись через борт, направил лодку на середину реки.

   Была весна. Таяли горные снега. Сырдарья свирепела и бурлила.
То тут, то там возникали неожиданные воронки, грозя закружить и утащить на дно.
Виктор еле-еле догнал лодку и с усилием впрыгнул в неё.

   Лодка завертелась на быстрине.
Её, как щепку, подхватило течение и понесло вниз, в сторону Бекабадской плотины.
Виктор пытался отчаянно грести, я лежал полутрупом на дне лодки и медленно приходил в себя.

- Помоги же мне! – кричал Виктор. – Тут полно воронок. Мы сейчас утонем!
Что-то прояснилось в голове. Я схватил весло и стал помогать Виктору разворачивать лодку к берегу.

   Примерно через полчаса барахтания почти впустую и отчаянных попыток за что-либо зацепиться,
мы поймали спокойную воду, и, бледные, напуганные, промокшие, дрожащие, выбрались на берег.

Я ещё не совсем протрезвел, и Виктор, чертыхаясь, отволок меня домой.
 - Принимайте подарок, – грубо бросил он моей жене и тут же исчез,
не сказав больше ни слова.
Наша дружба на этом завершилась. В тюремную школу Виктор так и не пришёл.
А, завидев меня издали, всегда переходил на другую сторону улицы.

   Потом я узнал, что Виктор поставил замечательный педагогический эксперимент,
получивший широкую огласку и ставший повсеместно  известным, как метод Писарева.

Я подумал:
- Боже мой! По моей воле мог бы погибнуть талантливый человек.
О себе я в тот момент даже и не вспомнил.
                Р.Маргулис