Знакомство с королевским двором 2

Продолжение книги Анна Ярославна - королева франков.

15. Знакомство с королевским двором.
(часть 2. герцог Роберт и графиня Аделаида. )



       До церемонии бракосочетания состоялось ещё несколько важных знакомств.
       Одно из них с герцогом Робертом – человеком, впитавшим с молоком матери Констанции Аральской коварство, скандальность и ненависть к своему старшему брату. Часто, ропща на судьбу за то, что в земной жизни она отвела ему место младшего в роду сына, он ненавидел Генриха и завидовал ему. Неизвестно, каким бы вырос Роберт, попади он на воспитание в другую семью, но природная злость умело использовалась его собственной матерью.
       Трудно объяснимое равнодушие Констанции к остальным детям, равнодушие, граничившее с ненавистью – оставило в роду Капетингов и истории Франции, заметный след. Став причиной смерти старшего сына Гуго, законного наследника престола и соправителя супруга, короля Роберта: сына, которого, как утверждают хроники, она любила, Констанция не останавливалась уже ни перед чем. Цель одна: уничтожить другого претендента на престол, своего среднего сына, Генриха. За что она и его так ненавидела – загадка, которую Констанция унесла с собой в могилу. Воспользовавшись смертью мужа и голодом, разразившемся на континенте, она в 1031 году свергла с престола одного сына – Генриха, что бы возвести другого – Роберта.
       Не буду отнимать время у читателя – к этому моменту жизни Генриха Капета мы вернёмся. Пока же отмечу: нетрудно представить, какие чувства испытывал младший брат Роберт, захвативший было престол Франции, к брату Генриху – отобравшему его назад.
       У короля не хватило решительности воздать по заслугам предателям, как советовал сделать герцог Нормандский, Роберт Дьявол. Покарать мать и брата: так поступали правители восточных и азиатских стран, но Генрих – христианин. Наоборот, испытывая жалость к меньшему брату, он в ущерб домену решает передать тому герцогство Бургундское. Этим, король надеялся удовлетворить и алчность матери.
       Констанция, так случилось, дождавшись этого решения, умерла. За грехи ей отвечать уже в ином мире, но Роберт, получив герцогство, не терял надежды занять и французский престол. Его устраивало, что у Генриха Капета нет наследников. Не сложно представить, какие чувства он испытал, когда узнал о невесте из далеких славянских земель.
       Королю, следовало бы опасаться родного брата, который, способен на любые действия, чтобы расстроить этот брак. Однако, Генрих уже был не тот, что в 1031 году, да и сторонников этого брака среди сильных мира сего, было много. В первую очередь – папа римский и император Генрих Чёрный. С ними не считаться – герцог Роберт не мог. Ему ничего не оставалось, как смириться на некоторое время, выжидая удобного момента. Для обеих сторон, всё должно было выглядеть не иначе, как счастливый брак сюзерена с последующим ожиданием первенца – наследника престола. Причём радость, должен был выказывать и брат короля.
       Генрих и Гослен не сочли нужным скрывать от Анны внутреннюю суть Роберта. Не преувеличивая и не преуменьшая события в королевстве, происходившие вследствие заговора Констанции и Роберта против законного короля, они ознакомили её с состоянием дел во Франции, на момент заключения брака. И так первое знакомство.
       Герцог Бургундский приехал в Париж на следующий день после Вильгельма. В этот же день, прибыла с дочерью Матильдой и сестра Генриха и Роберта – Аделаида. Само собой получилось: приём у короля вышел приватный, в узком кругу родственников. Ни Роберт, ни Генрих, не стремились к шумной церемонии. Аделаиде же – было всё равно. Она прекрасно понимала, что не так просто показывать на виду, братскую любовь, которой, увы, не было.
       Этим же вечером, всё в том же королевском дворце на острове Сите, состоялся небольшой приём. Король пригласил герцога Нормандского и нескольких вассалов из Пайена и Санлиса. Сенешаль Гослен из Шони и канцлер Готье де Савейра из Мо, находились подле короля и его невесты.
       Приглашенные прибыв во дворец, некоторое время прохаживались в просторной зале, подходя иногда к большому камину, с, весело потрескивавшими в пламени стволами деревьев. Это пышущее жаром сооружение, неплохо согревало просторную залу. Роберт с супругой Гедвигой Сеймур и Аделаида с дочерью Матильдой – разговаривали, расположившись невдалеке от источника тепла. В сопровождении нескольких вассалов вошёл герцог Вильгельм.
       Увидев Роберта и Аделаиду, бывшую вдову покойного дядюшки Ричарда III, вторично вышедшую замуж за графа Фландрии Бодуэна, он раскланялся, справившись о здоровье дам. Аделаида, представила герцогу дочь Матильду.
       У Вильгельма мелькнула шальная мысль: – Судьба дарит мне встречи с хорошенькими девушками. Н-да, Париж! – И если славянки поразили его красотой, свойственной франкам, то Матильда – соответствовала именно эталонам красоты нормандцев. Впрочем, на образе этой девушки мы остановимся позднее.
       Поинтересовавшись здоровьем собеседников и перекинувшись для вежливости несколькими фразами, герцог, увидев Мстислава и Сигурда, извинился и отправился к рыцарям. Он решил уделить им несколько минут для беседы. Зная, что Сигурд норманн, Вильгельм, тем не менее, отнёс его к русичам (рутенам). Во время первой беседы он узнал, что в славянских землях свободно разговаривают на норманнском языке и, приветливо кивнув им, спросил о здоровье короля и невесты. Задав несколько мало значащих вопросов, поинтересовался о дате отъезда на церемонию бракосочетания в Реймс. Держался Вильгельм по-простому и непринужденно. Многие правители и аристократы того времени, были просты в общении с окружением. Высокомерие, если и просматривалось, то было нетипично обществу Раннего и начального периода Высокого Средневековья. Поэтому, нетрудно представить, что общение между собой было лишено спеси, мешавшей вести интересный диалог.
       Разговаривая с немногословными Мстиславом и Сигурдом, он держал себя, как товарищ по оружию и интересовался многими моментами из боевой жизни русичей. Узнав, что печенеги прекратили нападения на Рабастию, герцог стал расспрашивать о тактике конницы кочевников в момент наступления. Их способность рассредоточиваться (рассыпаться) на поле боя, а затем собираться в единый кулак для мощного удара, его заинтересовали. Особенно поражала герцога способность печенегов растворяться, быть невидимыми на местности и, вместе с тем, полностью контролировать противника, ожидая удобного случая для нападения. Такая тактика ведения боя была присуща кочевым племенам и в Западных странах была неизвестна.
       Мстислав участвовал в нескольких битвах с печенегами. В последнем, решающем сражении в 1036 году у стен Киева, он был ещё отроком. Отец Якун, опытный воин, один из командиров конной дружины новгородцев, взял сына в поход, но не хотел, чтобы тот принимал участие в жестокой сече. Не послушался Мстислав, и только тот выехал во главе воинов за стены Киева, присоединился к норманнской дружине. Те попытались его вернуть, но печенеги лавиной двинулись в атаку – стало не до Мстислава. Выше среднего роста, крепкого телосложения, юноша, хорошо владея мечом, копьём и конём, не медля, врезался в гущу врага. Его меч разил противника, а зоркий глаз следил за тем, чтобы вовремя уклониться от сабли неприятеля. Мелькали злобные лица с раскосыми глазами, не переставая поднималась и опускалась рука, каждый раз находя цель.
       Но отец оказался прав – не готов был сын ещё к длительным сражениям. Слишком дорого иногда обходилась горячность молодых воинов, стремившихся к подвигам и славе. Цена такой горячности и переоценке своих сил – жизнь. Непривычная к длительным сражениям рука Мстислава, через некоторое время онемела. Почувствовав, что вскоре не сможет рубить, молодой воин инстинктивно стал искать глазами отца. Но найти того в бешенном круговороте, было невозможно.
       Быть бы ему убитым, если б не помог высокого роста воин-норманн. Размахивая огромным мечом, он прикрыл юношу спиной, дав тому небольшую передышку. Множество ударов, которые, казалось бы, должны сразить юного воина, он принял на свой меч. Сея смерть, норманн без устали рубил врага. Русичи бок о бок с норманнскими воинами, рубились, уничтожая грозного врага. И тот не выдержав, дрогнул – дрогнул, а затем, побежал. Передохнувший Мстислав, подбадриваемый воинственными криками норманна, с новой силой врезался в ряды, бегущего в панике, неприятеля.
       В бессильной злобе, с перекошенными страхом лицами, толпы печенегов, ища спасение от воинов «бешенного уруса», так они называли Ярослава, ринулись назад, давя друг друга. Разгром был полным.
       Гнали неприятеля далеко и рубили не щадя. Знали, что если не добить сейчас, тот обязательно вернётся, и тогда горе, боль и смерть опять прокатятся по русской земле. Жестокое время! О милосердии можно было думать, но не творить. Уже совсем в конце битвы, норманна настигла стрела, угодив в левое предплечье. Пробив кольца кольчуги и войлок подкольчужной рубахи, она, потеряв смертоносную силу, засела в теле воина. Тот пошатнулся, но удержался в седле. Сломав древко, он решил было, опять пустить вход меч, но левая рука не слушалась. Находившийся рядом Мстислав, подскакал и помог слезть тому с лошади.
       Битва затихала, и можно было передохнуть. Зорко глядя по сторонам, чтобы бегущий враг внезапно не атаковал, молодой воин помог воину снять кольчугу и, разорвав рубаху, обнажил рану. Собственно, он уже действовал по указанию самого норманна. Тот приказал вытащить наконечник. Скрежеща зубами, норманн не издал ни звука, пока Мстислав неумелыми руками вытаскивал злополучный обломок. Промыв рану водой из ручья, он смазал её целебной мазью, которой матушка снабдила его и отца в поход.
       Приготовленная на 20 целебных травах и замешанная на барсучьем жиру, мазь быстро остановила кровотечение и сняла боль. Потеряв много крови, раненый ослабел. Подошли другие воины – друзья по оружию. Судя по тому, как они разговаривали с норманном, Мстислав догадался: его спаситель командир одного из варяжских отрядов, пришедших с новгородцами на помощь Киеву. Подозвав юношу, норманн назвал своё имя:
     – Рольф!
     – Мстислав, сын Якуна, командира новгородской дружины, – ответил юноша.
     – Знаю твоего отца. Мы встречаемся у князя на совете дружины! – просто сказал воин.
       Затем, Рольф представил его воинам как своего спасителя.
     – Думал, это меня спасли, когда я был уже не в состоянии сражаться. Великодушно, но незаслуженно! – отреагировал Мстислав и рассказал воинам, как Рольф выручил, когда ему грозила неминуемая гибель.
       Воины одобрительно закивали. Один произнёс с уважением:
     – Что не вознёсся от похвалы бывалого воина – делает тебе честь. Знай, что в бою без взаимовыручки – нет победы. Рольф спас тебя, значит в последующем, он спас сам себя, так как именно ты оказался рядом, когда его ранила стрела. В тот момент, он, скорее всего бы погиб. Итог: – вы оба живы!
       К Мстиславу подскакал на взмыленном жеребце отец. То, что говорил Якун сыну, ослушавшемуся его воли, вспоминать не хотелось. Заступился Рольф, похвалив новгородца за воспитание такого славного воина.
       Увидев, одного из командиров норманнской дружины, Якун приветствовал его, как старого знакомого. Узнав детали боя, отец немного успокоился и подобрел.
       С этих пор Мстислав подружился с Рольфом. Много раз они участвовали вместе в походах. Битва при Малфи в 1041 году, стяжавшая славу русским воинам, неудачный поход в Византию в 1042, и ряд других военных операций – закалили дружбу между ними. Юноша превратился в зрелого и умелого воина. В последние годы на воинских соревнованиях его победить, не удалось ни одному из воинов княжеской дружины. Когда Рольф после битвы с печенегами остался при князе Ярославе в Киеве, Мстислав, испросив отцовского дозволения, в Новгород не вернулся. Мария, дочь норманна и местной девушки Твердиславы, стала для него как сестра. Рольф решился отпустить её, только после того, как узнал, что именно Мстислава, князь Ярослав отправлял с княжной во Францию. Воспоминаниями промелькнуло перед глазами воина во время разговора, не мешая того слушать.
       Отвечая на вопросы Вильгельма, он заново пережил некоторые моменты из жизни.
       Сигурд во время беседы молчал. Мстислав несколько раз пытался вовлечь его в разговор, но безрезультатно. Вильгельм заметил, что его соотечественник немногословен. Начиная с ними разговор, он, в первую очередь рассчитывал больше узнать, именно о нём. Но тот, изредка добавляя односложную фразу, уклонялся от активного разговора. Ему было интересно слушать Мстислава.
       Но вот, Гослен объявил о выходе короля франков, аквитанцев и бургундцев, Генриха Робертина и его невесты Анны – дочери короля Рабастии Ярослава из Киева.
       Трудно доподлинно отобразить выход короля к вассалом. Наверное, он сильно отличался от приёма времён королей XV-XVII веков. При первых Робертинах-Капетингах, исходя из скудных источников, он был построен на взаимоотношениях сеньора и вассала. Оммаж требовал взаимного уважения и исполнения обязанностей между ними. Разумеется, повиновение должно было исходить со стороны вассала. Эти правила, несмотря на постоянные конфликты между обеими сторонами, на виду, то есть на приёмах, старались не нарушать. Вассалы обязаны были целовать руку сюзерену-королю, причём, не только при встрече, прощании, но и во многих других случаях.
       Приложился ли к руке короля Генриха вассал Роберт, герцог Бургундский, сделал ли то же самое, герцог Нормандский – мы не знаем. Скорее всего – да. Во всяком случае, вассалы Пайенские, Санлисские поступали именно так.
       Церемония представления невесты короля, Анны Киевской, проходила почти в семейном кругу, и потому без особой помпезности.
       Гослен представил невесту, а, затем, принцессе представили членов семьи короля и его вассалов.
       Капет наблюдал за выражением лица брата Роберта. Тот, стараясь подавить раздражительность и пренебрежение к славянской княжне из варварских земель, кисло улыбнулся, когда Гослен объявил, 
     – Династический брак значительно укрепляет положение королевство франков и её короля, Генриха Первого, среди европейских государей. Выдав дочь Анну замуж за нашего сюзерена, короля Франкии, правитель могущественного восточно-европейского государства Рабастии, именуемой как Рутения, с которым состоят в дружеских отношениях императоры Византийской и Священной Римской империй и почти все короли, укрепил авторитет нашего сюзерена из рода Робертинов. Чтобы пересечь земли Рабастии от Немецкого до Чёрного морей, необходимо затратить столько же времени, сколько для того, чтобы проехать по территориям суверенных королевств Западного мира.
       Сенешаль так же сообщил, что русская дружина, участвовала в разгроме норманнского войска в битве при Малфи в 1041 году. Собственно, победа «ромеев» была заслугой русичей. Согласно договора, подписанного от имени короля Генриха с королём Рабастии Ярославом, обе стороны оказывают друг другу экономическую и военную помощь «в коей буде необходимость любой из сторон». – Гослен сделал небольшую паузу и завершил, подчеркнув: – Имея такого союзника, королевская семья может не опасаться происков внутренних и внешних врагов.
       С последними словами сенешаля, брат короля вздрогнул. Настроение его окончательно испортилось. Рушились тайные планы, уходила в небытие мечта вернуть престол, на котором он уже однажды сидел.
       Герцог Вильгельм тоже беспокойно задвигал плечами и окинул взглядом присутствующих, словно призывая их подтвердить или опровергнуть слова министра.
       От Анны не ускользнула некоторая растерянность двух герцогов. – Хороши родственники, – мелькнула мысль. – По крайней мере, прежде чем, что-либо предпринять против короля, они хорошенько подумают. Герцог Нормандский, хотя бы борется за свой домен, но брат Роберт, явно метит на трон Франции.
       Со свойственной ей проницательностью, Анна, не владея интригами вокруг короля, интуитивно ощутила опасность, исходившую от владетельных сеньоров. Мысленно, она всё же заметила, что продолжает ощущать к Вильгельму симпатию, чего не скажешь в отношении герцога Роберта.
       Абсолютно противоположные чувства возникли у Анны к сестре короля Генриха – Аделаиде. Худощавая, среднего роста со стройной фигурой, супруга строптивого графа Бодуэна де Лиль Фландрского, впечатляла грациозностью. Тонкие черты лица, высокий лоб и слегка смешливые с лукавинкой глаза, указывали на незаурядный ум. Никогда не унывающий, оптимистично настроенный характер, делал её всегда интересной и желанной собеседницей на королевских церемониях. Ей чужды были надменность и сварливость, которыми прославилась её мать Констанция. Характер Аделаиды, несколько отличал её от женщин того времени, а независимое поведение в отношении супруга и обходительные манеры с окружением брата-короля, снискали авторитет и уважение при королевском дворе.
       Она не высказывалась открыто в поддержку супруга и его политических убеждений, но никогда открыто их и не осуждала. Пользуясь положением в обществе, Аделаида, дочь короля Роберта Благочестивого, сестра короля франков Генриха Капета, сестра герцога Бургундского Роберта, вдова герцога Нормандского Ричарда III и, наконец, супруга графа Фландрии – являлась своеобразным аккумулятором представителей известнейших аристократических родов Западной Европы. К тому же, родовые корни графини по женской линии, уходили к известному потомку аристократического рода из саксонской династии Людольфингов – императору Генриху Птицелову. Эта особа была, безусловно, одной из значительнейших фигур своего времени. Её непринужденное поведение снимало напряжение при дворе, чем неоднократно пользовался её супруг Бодуэн.
       Вот и в этот раз граф, находясь в военном противостоянии с императором Генрихом III и своим сюзереном Генрихом Капетом, лично присутствовать на церемонии бракосочетания не мог, но супруга с их дочерью Матильдой и сыном Бодуэном – могли. Это устраивало три стороны: короля Генриха, горячо любящего сестру; саму Аделаиду, так же любящую своего брата и во всём независимую в отношении супруга, и самого Бодуэна Лильского – всегда рассчитывающего не только на вассальные взаимоотношения с Капетом, но и родственные связи.








       Не очень длительная церемония, после небольшого перерыва, завершилась пиршественным застольем. Неумело скрывая раздражение при виде невесты короля, герцог Роберт, ей явно не симпатизировал, чего нельзя было сказать о других гостях.
       Вильгельм Нормандский учтиво поднял несколько тостов за здоровье короля и невесты. Он не хотел думать о политике, не хотел анализировать сообщенные Госленом подробности договора между Рабастией и Францией: в этот момент герцог искренне, как ему казалось, радовался, что в королевстве появилась особа, ради которой он и сам готов чаще бывать у своего сюзерена и суверена. Искоса, Вильгельм бросал взгляд и в сторону графини Фландрской, сидевшей с дочерью невдалеке. Со стороны это было незаметно: герцог уж очень осторожничал. Не забывая поднимать тосты за невесту и короля, он не мог избавиться от мысли, что Матильда ему нравится – очень нравится.
       Аделаида вела себя, как всегда, непринужденно. Многие гости, переставая есть, обращались к ней по пустяковым вопросам, лишь бы привлечь к себе её внимание. Эта дама была своеобразным ходячим этикетом, если можно так выразиться. На приёмах ли у короля, принимая ли своих вассалов и друзей, находясь за пиршественным столом, Аделаида никогда не переигрывала роль дамы из аристократического рода. Будучи в центре внимания, она интуитивно ощущала и соблюдала грань дозволенного и недозволенного. О её поведении можно было бы сказать: «Раз так поступает графиня, значит это правильно и соответствует морали».
       Анна ощутила обаяние великосветской львицы и доброжелательность к своей особе. Графиня, одна из немногих ничего не ожидая для себя от брака, искренне радовалась столь удачному выбору невесты. Взаимное расположение друг к другу, через некоторое время перерастёт в дружбу, которой суждено было продлится до конца дней двух замечательных женщин. О радостях и невзгодах этих обаятельных представительниц слабого пола – разговор  впереди.
       На следующий день приехал папский легат (представитель Святого Престола, наделённый исключительными полномочиями, вплоть до инвеституры). Лев IX снабдил его буллами с Апостольским благословением на брак короля Франции Генриха из королевского рода Робертинов, и его невесты – принцессы из Рабастии, Анны Киевской.
       Легат приехал вместе с архиепископом Реймским, Гюи де Шатильоном и епископом из Санса.
       Подвижный и сухощавый, он излучал благообразной внешностью и отеческим участием к окружающим, доверие к себе и расположение. В сопровождении выше указанных особ и нескольких священников разного ранга, он встретился вначале с королём и епископами Готье и Роже. После длительного разговора между собой, Гослен пригласил принцессу Анну и епископа Иллариона. Беседа носила дружеский ознакомительный характер, поэтому, никто не почувствовал себя уязвлённым, когда она «сама собой» перетекла на состояние христианской веры в Рабастии. Архиепископ из Реймса попросил представителя греческого христианского обряда прокомментировать некоторые моменты, касающиеся основ вероучения в славянских землях.
       Илларион решил затронуть небольшое толкование известных слов Иоанна Богослова:
     – Закон дан через Моисея; благодать же и истина произошли через Иисуса Христа. – Сам того не замечая, он произнёс небольшую проповедь.
       Я не буду приводить её в повествовании, отмечу только: она касалось сравнению ветхозаветного закона и христианской благодати – иудейства, отвергшего Христа, и христианства, поклоняющегося Ему.
       Илларион мастерски использовал Большой Апологетик патриарха Константинопольского Никифора I Исповедника, жившего в 758-828 годах. Глядя на изумлённые лица собеседников, он указал на параллелизм в мировой истории, в которой, Ветхий Завет – лишь предтеча, символическое объяснение подлинной истории человечества, начавшейся с приходом в мир Спасителя.
       Гюи де Шатильон, извинившись, перебил Иллариона и обращаясь к Анне спросил:
     – А что думает по этому поводу дочь правителя Рабастии, принцесса Анна? Мы слышали вы, ваше высочество, одна из лучших учениц вашего духовного наставника?
       Внимательно слушая уже знакомое по ранним беседам с учителем, учение «Слово о законе и благодати», Анна без затруднения закончила мысль Иллариона:
     – Цели и содержание этой истории: в неуклонном продвижении человечества от законной лести – к евангелистской благодати, от тени – к истине, от тьмы – к свету, наконец, от рабства – к свободе. Это путь народов, избравших благодать, тоесть сделавшихся христианскими. Это путь и славянских народов, которые, христиане западных государств называют варварскими. Учение Христа – одинаково для всех, оно делает мир чище, а людей лучше.
       Илларион, не скрывая гордости за воспитанницу, посмотрел на легата. Священники были удивлены способностью невесты короля, да ещё из варварских земель, так блестяще ориентироваться в сложных вопросах христианского вероучения.
       Присутствовавший на беседе епископ Роже, единственный, пожалуй, спокойно отнёсся к знаниям принцессы. Он на собственном опыте убедился: невеста короля знает гораздо больше и может вести спор о более значительных вопросах богословия.
       Анна поняла – дружеская беседа, имела целью не только проверить духовность и владение христианскими скрижалями невесты короля, но и тайную: подчеркнуть её будущему супругу приоритет власти церкви над божьим помазанником. Неплохо было бы найти и какую-нибудь зацепку в канонах христианского вероучения греческого обряда. Поэтому принцесса заосторожничала, не давая увлечь себя разговором и затронуть вопросы, на которые, в своё время, ей не смог ответить даже сам Илларион. Она просто озвучила положения, с которыми была в душе согласна сама. Беседа с папским посланником, это своеобразный экзамен соответствия на роль, которую отныне ей предстояло играть в королевстве франков и всём христианском мире.
       Я не могу говорить о неискренности Анны, которая не всегда говорила то, что думала: подчеркну лишь её благоразумие и сдержанность. Не забудем о двоеверии, в котором воспитывалась Анна, не будем также пренебрегать рунической библиотекой и Велес-книгой, привезёнными принцессой во Францию. Как бы не обстоял вопрос о внутреннем восприятии христианских канонов, отметим: Анна была натурой, безусловно ищущей. В своей последующей жизни, она будет заниматься поиском ответов на вопросы, с детства поставленные её неуемным любопытством – любопытством, доставшимся в наследие от предков. Это не скажется на её добродетелях, которые мы называем христианскими. Мысли… мысли! Готье, чтобы дать возможность принцессе высказаться, продолжая разговор, спросил:
     – Хотелось бы конкретнее услышать роль иудейства в развитии христианского вероучения?
     – После ветхозаветного описания иудейства, как религии, его роль в развитии человечества перестает быть главенствующей. Конец Ветхого Завета, это конец своеобразного доминанта этой веры. Не приняв учение Христа, они сами определили своё место в развитии мировой истории. Новый Завет – это новая страница жизни народов, исповедующих христианское вероучение.
       Сказав это, Анна, закончила свою мысль, вернее мысли своего учителя.
       Готье удовлетворенно крякнул, и, потерев руки, спросил у легата:
     – У вашего высокопреосвященства будут вопросы к принцессе или её духовному наставнику?
       Не ожидавший такой глубины знаний веры в беседе с представителями славянских земель, тот решил для себя: – Свет Истины эти народы уже познали. Жаль, что учение Христа пришло к ним через Константинополь, а не через Рим. Епископ очень силен, но принцесса сильна не менее, хотя в глазах я заметил некоторую невысказанность, словно, не всеми мыслями она поделилась с нами. – Вслух же прелат ответил
     – Сколь мудр в познаниях Учения Христа учитель принцессы, столь умна и достойна всяческой похвалы в оном же и невеста короля Генриха. Мы сильны Духом, когда сильны Верой – в этом суть христианского мира. Да направит нас Господь на путь Истины в своих христианских добродетелях!
       Лучшей похвалы от представителя папы римского, давно не помнили на земле франков.
       Молча слушавший несколько часов к ряду теологические беседы, король Генрих, мысленно не находя на многие вопросы ответы, облегченно вздохнул. Его невеста была выше всяких похвал. Король побаивался встречи Анны с папским нунцием. Кто знает, каким образом мог обернуться разговор? Не замечая, особых различий между греческой и римской церквами, он опасался подвоха со стороны папского посланника. Но представитель папы был поражён не только знаниями основ христианского вероучения, которыми так свободно оперировала невеста Генриха Капета, его тронула духовная связь и взаимопонимание между учителем и ученицей, которые так трудно создать в реальной действительности среди массы мирских искушений. Видя одобрение в глазах священнослужителей, Генрих произнёс тихо:
     – Слава тебе, Всевышний! Анна – моя! – и мысленно ещё раз повторил слова Гослена: – Этот цветок красив и благоухает неземными ароматами молодости, очарования и ума.


продолжение следует.