Легенда о Танкисте

 
 ПОДВИГ
Легенда о Танкисте
 Илья Бояшов. ТАНКИСТ ИЛИ «БЕЛЫЙ ТИГР». СПб-М, Лимбус-пресс. 2008. 

 Снова вспомнить «Белого тигра» заставила довольная неудачная экранизация романа К.Шахназаровым. Однако текст самого романа великолепен.
  Сейчас о Войне уже нельзя писать и снимать «реалистически» –  война стала мифом и легендой. Но – в чьих руках? Признаться, распространённые сравнения «Белого тигра»  И.Бояшова с «Моби Диком» Г.Мелвилла уже изрядно утомили. Нас интересует больше наше, больное, родное, нежели «общечеловеческое».
  Шахназаровское  кино началось  неплохо, но в целом  режиссер   потенциал повести И.Бояшова раскрыть на экране так не сумел, многое упустил, пустился к концу в глупые домыслы. Что ж, чтобы контролировать свою историю (то есть мифы о прошлом), надо контролировать настоящее. А этого как раз и нет, и мы почувствовали свою политическую и культурную несуверенность.
  Питерский писатель попытался в «Танкисте»  сделать настоящую вещь и сделал, но это не получило, к сожалению, продолжения.  Сам Бояшов – автор очень неровный,  противоречивый. Его тексты крайне неравноценны и нередко вызывают   отторжение.  Но роман  «Танкист» – это хорошая попытка овладеть собственным (народным) мифом,  а, значит  – и своей судьбой.    Итак,
Ванька Смерть против «Белого Тигра»!
***
Моим восторгам нет конца! Давно я уже не читал книгу с такой жадностью, с таким интересом и не испытывал такой катарсис. «Танкист» Ильи Бояшова – это,  безусловно, лучшее, что было прочитано в 2008 году, хотя год не был беден художественными впечатлениями. Главное, что это современная литература; и русская литература все-таки жива. Наконец-то, после такого огромного перерыва появилось нечто достойное о Великой Отечественной Войне. Может быть, пришло время сотворить Легенду.
К черту «мейстримную» литературную критику.  На мой взгляд, литература о той войне прошла как бы три стадии. На первой доминировала сказка, которой надо было утешить самих себя,  исстрадавшийся народ. Правда была слишком страшна и все её, и так знали (речь идет именно о народе, а не о культурных и прочих «верхах»). Конечно, говорили о страданиях и потерях, конечно, не скрывали подвигов, наоборот, славили их, но все это было в каких-то нереальных, сказочных декорациях «социалистического реализма» и установок очередного партийного начальника.
На втором этапе чудом стала пробиваться к читателю (зрителю) так называемая «окопная» правда о Войне. Несколько классических советских фильмов (где романтика все же преобладала), книги Вячеслава Кондратьева, Константина Воробьева, отчасти Виктора Астафьева и некоторых других фронтовиков, сумевших отлить в строки и  передать то, что они видели и чувствовали. Но этот этап не мог длиться слишком долго, просто не было уже тех, кто Знал и Видел. Некоторые (как тот же Кондратьев) уходили страшной смертью, другие просто умирали от ран и возраста.
Казалось, что серьезная литература о войне закончилась, тем более – наступили страшные смутные времена, когда страна оказалась во власти мародеров. Объективной и полной исторической литературы о ВОВ по-прежнему нет,  власть снова закрыла архивы. В ход пошли самые экзотические версии (спекуляции предателя Резуна много лет были доступны в любом книжном магазине), битвы Отечественной стали восприниматься наподобие компьютерных игр (так играет пожилой  инфантил Переслегин) или авторы начали «микробить» или «объективничать»:  «сколько танков и самолетов было у сталиных-гитлеров?»
Но неполнота и противоречивость информации сама по себе Правду о войне закрыть не может, тем более, что речь здесь не об «информации», а о Знании, да и не про клиологию мы сейчас пишем.
В девяностые годы, по известным причинам, казалось, что традиция художественного исследования той войны прервалась и уже не восстановится. Потом власть будто бы опамятовалась, и опять был выдан заказ на изготовление продукции к очердному 9 мая. Ну и пошли изготавливать: «искать жареное, печь сенсации, показывать нетрадиционные взгляды», снимать в фильмах о войне модных  россиянских «звездочек», вроде Безрукова, даже в военных лентах играющего «как баба».
Ну, а с литературой был полный провал – свидетелей почти не оставалось, потомки обеспамятовали. В этих условиях единственное, что оставалось – это творить легенду о войне, как Гомер сотворил свой эпос о Трое, отойти от реализма бытового, окопного и тем более «социалистического» в пользу того направления, которое можно обозначить как «мистический военный реализм».
Он и проявился в повести Бояшова. Это рассказ о противоборстве чудом выжившего советского танкиста с 90 процентов ожогов, после которых выжить нельзя. И немецкого танка, который не поражается никаким оружием и создание которого технически невозможно – не было, и быть не могло. Но  все-таки это правда. Ну, не могла та война, со случаями чудесных спасений и многократно превышающих смертей обойтись без чуда, мистики, волшебства и т.д.  Потом эти чудеса переосмысливались и преломлялись в фантастически реальных произведениях. Можно напомнить,  например, что Толкин – создатель настоящего военного эпоса, пусть и фантастического, с эльфами и орками, сам был,   на Сомме, где впервые поползли ужасные гусеничные чудовища – порождение Модерна-Мордора.   
Но здесь у нас  не  фэнтези, а совсем другой жанр. Когда я читал «Белого  Тигра», то отчетливо понимал эту его «иножанровость». Здесь в прозе оказалось возможным то, что раньше только проскакивало в поэзии, притом в стихах, написанных во время самой Отечественной Войны. Где-то на периферии памяти всплыли строки Ильи Сельвинского, заученные в детстве:
 Прошло уже ровно пятнадцать дней.
 Шестнадцатый шел. Был день как день,
 Но стало ребятам дышать трудней,
 В глазах - кровавая тень…
 И вдруг одна из фашистских колонн
 Вышла под их заслон.
 Бояться ли пленников? Трупы они,
 Танк безжизнен. Ну, ну! Бодрей!
 Ведь в ярких ямах его брони,
 Изрытых огнем батарей,
 Спокойно гниет дождевая вода….
 Слетаются птицы сюда.
 Итак, деревню взять на прицел
 « Die erste Saxishe Rote zum Drang!»
 И вдруг  в тиши услыхал офицер,
 Как засмеялся танк,
 И чуть ли не маска, влитая в бронь,
 Тихо сказала: «Огонь!»
***
Итак, танки – главное стратегическое оружие Второй мировой. Была процитирована «Баллада о танке КВ», а в прочитанной повести действуют, в основном, проклятые и знаменитые Т-34, хотя в романе много и приплывших к нам  северными конвоями изделий союзников, а из наших есть еще даже экспериментальный Т-44. Подоплека появления неуязвимого мистического врага   вполне реальна – некоторое время у русских не было средств против появившихся на Восточном фронте «тигров», и рождению страшной легенды об особенно неуязвимом и жестоком «Тигре» могла в 1943-45 годах помешать только особенно быстрая «ротация кадров»  в  стремительно сгорающих танковых войсках.
Слёзы наворачиваются уже с первой страницы текста: «в рычаги убитого танка вцепилось почерневшее нечто: комбинезон превратился в коросту, подошвы сапог расплавились. Правда, на черепе остались кое-какие мышцы, не вся кожа слезла, на глазах слиплись веки, но «спецы» не питали иллюзий: таков был конец ещё одного страдальца, не сумевшего выбраться из машины. Однако никто не успел стащить пилотку – «головешка» открыла глаза».
Всем смертям назло Танкист выжил, потеряв память о себе, но не уникальные технические навыки и ненависть к подбившему его врагу. Собственно, сюжетно повесть рассказывает о преследовании Иваном Ивановичем Найденовым вражеского танка-убийцы с белой броней.  Автора  раньше могли бы упрекнуть в «излишнем натурализме», но, право, не стоит. Как еще рассказать современному читателю о реалиях той войны, кроме их прямого описания? Жизнь и смерть наших людей в тылу и на фронте была поистине ужасной, на грани физических возможностей, а чаще и за ними.
Но основной, на мой взгляд,  является другая правда о войне – главные герои там – все сплошь безумцы. Боевое Безумие – признак настоящей схватки – без берсеркеров битва не обходится. Другие – это либо жертвы (погибли в первом же бою, не успев выстрелить), либо «стреляные воробьи», которых не убило сразу, которые сами научились воевать и убивать, как работать;  но на острие – сумасшедшие, возлюбившие войну и не интересующиеся ничем другим. Страшный, обгоревший Танкист – их символ. Тот, кто испытал состояние Боевого Безумия, уже не может стать снова обычным человеком. Ванька Смерть – мастер танкового пилотажа; экипаж у Черепа соответствующий: урка, любитель баб и трофеев, непревзойденный наводчик, а также вечно пьяный якут, помогающий уничтожать немцев скоростным перекидыванием снарядов, а своих метиловым спиртом.  Образы явно утрированы, но как в таком повествовании без гипербол. Таких земля выносит, только пока находится в инфернальном состоянии. Война – это Ад, наползающий на мир, превращающий жизнь в реальность ада.
Разве не в аду находятся передовые части наступающей армии, ведь четкая граница Инферно теряется, это фронтир, в полосе которого можно творить все, что угодно. Начальство боится ступить в эту полосу, потом только придет и расстреляет. Но ведь это немцы вызвали на Землю силы Ада,  и очень жаль, что расправа с Германией была такой короткой и хаотичной. Ну, передавили, перестреляли кого-то, ну изнасиловали несколько тысяч немок – как-то мало?  За то, что сотворили гансы и фрицы на нашей земле, действия в их логове были даже чересчур «гуманными»! Советские черти, убивающие и умирающие в этом Аду, на короткие часы остались вне всех человеческих законов.  «Что вы девушки стоите, / Губками алеете,/ Люди головы кладут, /А вы п..зды жалеете…» – сколько в этой фронтовой частушке отчаянной обиды обречённых!
Ну, не и бабы же, в конце концов – это самое важное на войне. Женщина – она для мирного очага, она хранительница нравственных норм и религиозных верований. А какая может быть мораль и религия на поле Смерти – только варварская. Это, по сути, возвращение к самому жестокому язычеству. Старые кровавые идолы никуда не делись, не исчезли; они дремлют, чтобы проснуться в новом облике и обагрить свои губы жертвенной кровью. Молиться на войне надо Им!
Вот  Танкист и молится, камлает, разговаривая со своим танковым Богом, что в громадном танкошлеме, разъезжает на своей  небесной тридцатьчетверке.  (Такой великолепный образ, ну, почему, почему ничего подобного не было написано раньше?!). А постоянные разговоры с живыми и погибшими танками, отправляющимися в танковый рай – разве это не новые разновидности первобытных верований, просящиеся дополнением к фрезеровской «Золотой ветви».
Подобное противостоит подобному. Но, как и в случае со сталинским и гитлеровским тоталитаризмом, при известном сходстве, наблюдается важная ассиметрия. У Бояшова Ванька Смерть сражается с «Белым тигром» (на глазах у солдат, офицеров и генералов, видящих порождение ада). Но Найденов – это как будто живой человек, хоть обликом и поведением мало на живых похожий – воскресший!  Он меняет лишь танки, прощаясь с погибшими, пересаживается на новые.
С немецкой же стороны действует просто Танк – и неизвестно есть ли там, кто внутри, сидят ли люди или нелюди за его рычагами, стреляют ли из его страшного орудия, убивают ли горящих «иванов» из своих страшных пулеметов, прозванных «косами смерти». Или же Белый Тигр есть, так сказать, непосредственный посланец Ада, где он, в конце концов, и скрывается (ворота закрылись!), не давая экипажам расстрелянных тридцатьчетверок немного дожить до Победы. Тайна. Так Танкист или Белый Тигр? Чья возьмёт?
Но если «Белый тигр» –  это страшная сказка, то нелюди-эсэсовцы из «черного ордена» – это уже никакая не выдумка; их страшные опыты и творимые жестокости всего лишь «повседневность» «утра магов». На самом деле, ад ближе, чем мы обычно думаем.
Еще, по-моему, «Танкист» необычайно, кинематографичен. Я думал, прочитав, какой Фильм можно было бы поставить на его основе! Но, увы, в современной гламурно-авторитарной, похабной  Рашке  вряд ли можно найти  достойного режиссера. (Шахназаров вполне подтвердил эти опасения – увы!). Но сила русского духа проступает даже в этом неудачном фильме.  Танки танками, но нужны и танкисты.
    С одной стороны, белокурые бестии, эсэсовская элита, специально откормленная, выдрессированная в «наполах» и готовая к мировому господству. У них фирменные кинжалы и дальнобойный «зверинец», даже «бога» взяли в союзники. Как не победить? Но, с другой стороны, задрипанные, плохо накормленные, сдернутые из колхозов шоферы и механизаторы. Их бросили в пекло войны под чуждым  и кровавым знаменем Интернационала (ликвидирован в год Курской битвы, но знамя ведь осталось!). Они плохо видят и дышат в своих стальных гробах, устаревших уже «тридцатьчетверках». Им еб..т мозги политработники со своей лживой сталинской пропагандой. Их не жалеют начальники, «браконьеры русского народа», расходуя солдатские жизни без счета, посылая на верную смерть, как под Прохоровкой. Они горят, как тот танкист, что воскрес потом Найдёновым, но – побеждают. Проснулся тогда Русский дух.
Он еще жив. Уже то, что появился Бояшов со своей повестью, воспринимается в нынешних обстоятельствах как чудесное проявление этого духа. Но, боги Рода, в каких же обстоятельствах приходится пробуждаться – порой кажется, что на войне было легче. Например, о культурном  одичании говорит первоначальный тираж «национального бестселлера» – аж целых пять тысяч экземпляров и почти полное пренебрежение «гламурной» и прочей  критики к этому выдающемуся литературному произведению. 
 Последствия той Великой Войны продолжают расходиться широкими кругами: лучшие люди, герои, погибая, уносили с собой частицы того лучшего мира, который мог бы быть з д е с ь, не окажись они до времени т а м, под фанерной звездой. Нам осталось лишь то, что осталось – плачь-не-плачь. Вот и Ваня жмет навстречу смерти от своих зениток; его  доблестный экипаж уже погиб, но убили его не немцы, и  уже не на войне.
Чудовищный Танк так и не удалось уничтожить ни фугасом, ни бронебойным, ни подкалиберным; не догнала его наша «ласточка»  ни в Берлине, ни в Праге. «Белый тигр» растворился в воздухе, уполз в свой ад. Рано или поздно он вернется снова.
После всех наших потерь, прошлых и настоящих, КТО  сможет встретить его тогда?