Миррор 6

6.

А Ромес уже, смотав верёвку и прикрепив её на прежнее место, шёл в темноту. Первый факел, погасший ещё на той стороне коридора с загадочной падалью, был там и оставлен, но и второй факел, привязанный к поясу Ромеса, не был зажжён: в этом коридоре стены светились, и этот серый слабый свет напоминал раннее туманное утро, когда ещё не взошло солнце, так что надобность в факеле отпадала.

Миновав несколько резких поворотов коридора, словно изломанного в самых неожиданных местах и под самыми необычными углами, «охотники» после очередного поворота вдруг очутились в гигантской тёмной пещере, которой не было ни конца - ни края; в пределах видимости находился лишь далёкий-далёкий потолок и стена, сквозь которую и вёл слабо освещённый коридор. И стена, и потолок были ровно, хотя и грубо, обтёсаны. Пещера была высечена в толще гладкого, похожего на чёрный лёд, камня. Но не странный вид камня остановил Ромеса и Таара: перед ними лежала бездна, заполненная бесцветной полупрозрачной субстанцией, ровно подсвеченной изнутри и занимающей неизвестно какое пространство. Всё это было похоже на бескрайнее озеро застывшей воды.

Ромес осторожно одной ногой проверил гладкую поверхность на прочность. Она упруго прогнулась – но и только. Тогда Ромес перенёс на эту ногу весь вес тела. Неизвестное вещество выдержало. Ромес попрыгал на месте, и ничего не случилось.

- Странное чувство, – поделился он впечатлениями с Тааром. – Будто стоишь на большой-пребольшой медузе или на желе. Придётся дальше идти по этой… этому… В общем – по этой штуке.

Таар уже был согласен на всё, и они рука об руку побрели по этому упругому желе в неизвестность.

Место, откуда они начали путь, скрылось позади во тьме, в то время как впереди ничего нового не появилось. Честно говоря, медуза под ногами Ромесу весьма и очень пришлась не по вкусу. Он всё время ждал от неё какой-то пакости. Таар же, наоборот, забыл обо всех своих недавних переживаниях и теперь увлечённо разглядывал то, по чему шёл.

- Ромес, - негромко позвал он.

- Ммм?..

- Посмотри вниз.

Ромес остановился и посмотрел в указанном направлении. Глубоко-глубоко внизу в «медузе» что-то темнело. Ромес неясно различил очертания человеческого тела.

- Что это может быть? – спросил Таар.

- Похоже на человека. Смотри, ещё глубже тоже что-то есть.

- Ага, вижу. И тоже как будто человек… Но как они туда попали и что там делают?

- Возможно, в этой массе есть какие-то непрочные места, и любое существо, проваливается в них, как в зыбучие пески. Его затягивает всё глубже и глубже, пока оно не останавливается где-то в плотных слоях, и теперь ему суждено находиться там вечно.

- А зачем это оно такое?

- Спроси что-нибудь полегче. Возможно, ещё первые переселенцы, открывшие Подземелья, имели дело с этим желе, и не исключено, что некоторые из них обрели там вечный покой. Тело сохраняется, ничего не скажешь, но я бы не хотел оказаться на их месте.

- О чём речь, - согласился Таар.

Они ещё некоторое время посозерцали тела непостижимо глубоко под ногами в неясно светящейся массе, а затем побрели дальше, правда, уже не так уверенно, как до этого.

Времени прошло довольно прилично, прежде чем они различили впереди смутную полосу, оказавшуюся противоположной стеной пещеры. Таар обрадовано рванулся вперёд и вдруг почувствовал, что проваливается в густую прозрачную слизь по пояс, а потом и по грудь. Если бы он с самого начала не держался за руку Ромеса, Ромесу оставалось бы только спеть над прозрачной могилой безвременно ушедшего друга прощальную песнь. Но Ромес не растерялся и быстро поволок Таара из внезапно появившейся трясины. Таар пытался выбраться на более прочную поверхность «желе», но всё оно под его руками превращалось в мерзкую слизь. Ромес быстро тащил Таара к спасительной прочной стене, а за Тааром тянулась жидкая вязкая дорожка.

От «медузы» до стены было ещё несколько метров чёрной скальной породы, образующей площадку. Ромесу оставалось до неё совсем немного, когда он провалился одной ногой по колено. И всё же ему удалось благополучно выбраться на площадку, да ещё и вытащить за собой Таара. Они лежали и отдыхали, ни о чём не думая и глядя вверх, во тьму, где терялись своды этой необъятной искусственной пещеры.

Внимание Ромеса привлекло какое-то движение. Он поднял голову и замер: «желе» не лежало уже тихо и гладко, оно вырастило длинное щупальце, которое покачивалось метрах в десяти над поверхностью общей массы и словно бы раздумывало, но кого упасть – на Ромеса или на Таара.

- А теперь тихо, - скомандовал Ромес, - спокойно смываемся.

Таар, тоже уже узревший гибкий светящийся столб невдалеке от себя, судя по всему, тихо и спокойно смываться не собирался, но Ромес вовремя успел зажать ему рот и поволочь в очередной ход лабиринта, лишь прерванного бездной с «желе», но отнюдь на ней не заканчивающегося.

- Не будет ли здесь хуже? – спросил Таар, когда Ромес в каком-то коридоре отпустил его.

В ответ Ромес безмолвно пожал плечами.

Температура воздуха вокруг ни с того ни с сего начала быстро подниматься, и откуда ни возьмись в коридоре появилась раскалённая пузырящаяся масса с резким химическим запахом. Тут пришлось взять ноги в руки и мчаться прочь, поскольку хотя масса и была густой и текла довольно-таки медленно, приятным соседом она не казалась. Впереди открылось чёрное липкое болото, за ним – зеркальная гладь, которая в бытности своей не ведала, что где-то существует какая-то там сила трения. Только ступив на неё, «охотники» оказались в безвыходном положении: блестящее гладкое зеркало пола шло немного под уклон, зацепиться было не за что, и они вдвоём неудержимо заскользили вниз с приличной скоростью, почти сразу прекратив попытки встать на ноги или хотя бы переменить положение.

И так мчались они вниз быстро-быстро, и вокруг не было ничего, кроме призрачных стен, из которых местами выступал белёсый туман, а местами нечётко вырисовывались какие-то нереальные лица с непередаваемо тоскливым выражением. «Ну прямо как души умерших, не нашедших вечного покоя,» - подумал Ромес. Он ехал на спине, и это было гораздо лучше, чем положение Таара, который скользил чуть ли не на поперечном шпагате и всё никак не мог собрать свои конечности вместе.

Мало-помалу угол наклона уменьшился и, наконец, исчез совсем. Скользкий туннель дальше почти под прямым углом разветвлялся на две части, а пол его обретал трение, столь необходимое человеку. Туннель, ведущий налево, был тёмен и загадочен, а ведущий направо перегораживала массивная дверь с громадным висячим замком. Над левым туннелем висел экран, на котором непрерывно менялись изображения мест, по которым уже проходили «охотники» - оттуда, где они начинали свой путь, и до самого этого разветвления, а затем сначала.

- Знаешь, что это? – кивая на левый туннель, спросил Ромес.

- Нет, - ответил Таар.

- Мне кажется, это самый прямой путь назад.

- Ты уверен в этом?

- Я же сказал – мне кажется. Между прочим, я в таких случаях редко ошибаюсь.

- А эта дверь?

- А дверь… Стоит проверить.

- Ты что, издеваешься? Чтоб я ещё когда-нибудь вошёл за тобой в какую-то дверь – да ни за что! Хотя… Интересно, что за ней?

- Ничего особенного. Просто это то место, куда мы и шли.

- Что?! Значит, там…

- Не знаю. Я бы на твоём месте проверил.

- А на своём? Да и как мы откроем эту дверь?

Ромес поддёрнул штанину, под коленом была привязана тряпочка. Ромес отвязал её, развернул и показал Таару странный чёрный камень.

- Что это такое? – не понял Таар.

- Дар богов. Про файролит когда-нибудь слышал?

- Конечно, но при чём здесь файролит?

- Это файролит.

- Кто тебе это сказал?! – возмутился Таар.

- Никто. Я сам знаю. – Ромес подошёл к запертой двери, и замок самым непонятным образом исчез, словно сократился в пространстве, провалился в себя, и его не стало. Ромес толкнул дверь, и она чуть приоткрылась. За ней находилась чёрная комната, в противоположной стене – две двери: белая и чёрная. В левой стене было окно, закрытое чёрной занавеской; посреди комнаты – стол, застеленный чёрной скатертью, спущенной до самого пола. Из-под стола доносился шорох; на столе стояла чёрная ваза с увядшими цветами.

Чёрная дверь была с левой стороны, белая – с правой. Чёрная дверь вела в ад, белая – в рай. Естественно, Ромес заинтересовался адом. Дверь оказалась запертой, за ней было тихо. Ромес приподнял край чёрной скатерти и заглянул под стол. Там сидели маленькие безобидные черти и резались в карты. Один из них, не оборачиваясь, задумчиво пробормотал:

- Сатаны сегодня не будет, он вообще в отпуске.

- Ясно, - Ромес опустил скатерть и подошёл к белой двери рая. Она была не заперта, и Ромес заглянул внутрь. Там царила осень – тихая, ясная и грустная. В голубом небе осенним золотом играли солнечные лучи, от самого горизонта неизвестно куда медленно и лениво текла река, вода печально несла жёлтые, оранжевые, красные листья. Где-то далеко виднелись осенние убранные поля, вокруг реки росли яблони. Яблок на них уже почти не было, лишь кое-где сверкали они налитыми летним соком тёплыми румяными боками. На всех яблонях сидели русалки и пели какую-то тоскливую скучную заунывную бесконечную песню. Ромесу стало очень-очень грустно и скучно, и он закрыл дверь рая. Он вышел из чёрной комнаты и притворил за собой тяжёлую дверь.

- Что там было? – спросил Таар, который так и не решился войти.

- Рай, - коротко ответил Ромес. – Совсем не такой, как я себе представлял.

- Рай? – всполошился Таар. – Как же, надо посмотреть! – и он распахнул дверь. Из-за его спины Ромес увидел совершенно другое место; чёрной комнаты и в помине не было. Внезапно Таар быстро прикрыл за собой дверь; Ромесу показалось, что навстречу Таару бросилась какая-то женщина или девушка – он не успел рассмотреть. Оттуда послышались голоса – Таара, и второй, женский. Ромес благоразумно не стал мешать. Какое-то время спустя из-за двери высунулся радостный Таар.

- По-моему, - счастливо прошептал он, - мы попали куда надо! Здесь – она!

Ромес догадался, о ком идёт речь, и спросил:

- Но разве она не бросила тебя?

- Но это же было там, наверху! Здесь – Подземелья Зазеркалий. Тут возможно всё! Она ждала меня, и… Ты знаешь, мне кажется, она меня любит!

- Очень хорошо.

- Чего же ты, входи!

Ромес собрался было последовать за Тааром, но вдруг передумал.

- Нет, - сказал он. – Здесь – твой рай. Твой личный. А мне надо вернуться.

- Вернуться? Зачем?

- Я вспомнил про одно важное дело. Мне очень надо вернуться. А ты оставайся. Как только я смогу, я приду к тебе. Обещаю.

- Ну ладно. Приходи поскорей. Удачи!

- Пока, - и Ромес направился в левый коридор. Тьма обступила его со всех сторон, закрыв всё вокруг, но, если идти прямо, на стены нельзя было наткнуться: сам туннель был прямой, как стрела.

Откуда-то бесшумно вынырнула чёрная тварь и без единого звука потрусила рядом. Ромес скорей чувствовал, чем слышал её присутствие. Он замедлил шаг, то же сделала и тварь. Ромес остановился, и животное остановилось почти в шаге от него. Ромес посмотрел в его сторону, но в чернильном мраке не увидел ничего. Он протянул руку, и тварь пугливо отскочила.

- Иди сюда, - сказал Ромес. – Не бойся.

Ни один человек не понял бы его – так он разговаривал со своими собаками, кошками, лесными обитателями. Это были слова, преисполненные смысла, но эти странные звуки не походили ни на лай, ни на мяуканье и ни на что другое. Эта речь была простой и понятной, поскольку животные не нуждались в каких-либо сугубо человеческих отвлечённых понятиях и представлениях. Такой речью могло пользоваться любое животное, эти звуки мог воспроизвести любой голосовой аппарат. Ромес примерно знал, на что способен каждый зверь, и тихо сочувствовал людям, лишённым этого знания. Язык этот был Ромесу известен с раннего детства, а откуда – о том он не ведал. Неведомая сила заложила в него много странных вещей, о многих из которых он пока даже не подозревал. Но он не чувствовал ущемлённости от того, что значительно отличается от всех людей; наоборот, в какой-то мере он даже гордился этим.

Язык этот – древний, как сама живая природа, - был понятен для всех животных земного происхождения, и Ромес надеялся, что эта беззвучная тварь его тоже поймёт. И он не ошибся. Животное замерло на миг, а затем настороженно приблизилось, готовое в любой момент прыгнуть в сторону.

- Не бойся, - повторил Ромес. Его протянутая рука коснулась шерсти на сильном мускулистом живом теле. Стало ясно, что животное принадлежит к тому же виду гигантских чёрных кошек с кисточками на хвостах, что и Мегера, с которой Ромес имел дело на арене.

- Пойдём со мной, - сказал Ромес. – Мы дадим братьям свободу.

Животные были ему братьями, но отнюдь не меньшими, а такими, как он, равными ему, если только не старшими. Он хотел освободить зверей, а возможно, и людей, предназначенных для гладиаторских боёв.

Вообще-то с самого начала причина его возвращения была совсем другой и на первый взгляд бессмысленной. Желание освободить пленников появилось чуть-чуть позже, неожиданный спутник натолкнул его на эту мысль, а до этого Ромес хотел одного – забрать у Сеона свою маленькую чёрную игрушечную кошечку, подаренную Киру. Не должна она оставаться в чужих руках, а тем более в руках врага – Сеона. Киру счастья она не принесла, его старшего брата, расколовшего черепушку об статую в парке, тоже счастливым не назовёшь. Может быть, чёрная кошечка приносит своим владельцам несчастье? Скорей всего, совпадение, а всё-таки… Рисковать не стоит.  Кто знает, на что способен Дар богов? Лучше не оставлять его в чужих руках и забрать, пока не случилось что-нибудь ещё. Кошечка должна быть у Ромеса.

Обратный путь был странно короток. Дальше Ромес видел всё как в полусне, как-то действовал, что-то говорил, но после этого помнил всё смутно, словно в тумане. Он не мог с уверенностью сказать, сбивал ли он на самом деле тяжёлые замки на клетках, где неистовствовали звери и гладиаторы; загонял ли он на место освобождённых тех, кто смотрел на гладиаторские бои и делал ставки. В смутной дымке проплывали разбитые и разорванные стулья, расколотое стекло арены, разбросанный песок, искривлённые прутья клеток, побелевшие лица бывших хозяев положения, их перекошенные от ужаса, распяленные в вопле рты, обезумевшие глаза за решётками. Было жарко и весело, вокруг дико метались в пляшущих всплесках пламени радостные полуголые гладиаторы и их бывшие противники – чёрные львы с рубиновыми, янтарными, изумрудными глазами и ядовитыми когтями. Огонь от сброшенных факелов исчезающее-рвущимися языками ласкал каменные стены, жадно пожирал всё, что только могло гореть.

Гладиаторы умчались прочь отсюда, наверх, к своему дому, к солнцу – они знали дорогу. Кое-кого из пленных Ромес отпустил, чтоб они потом освободили остальных. Чёрные тени прыгали вокруг него и благодарно лизали ему руки горячими шершавыми языками. Всё вокруг было слишком невероятным для того, чтоб являться реальностью.

Лишь один эпизод чётко врезался в память Ромеса: распростёртое на полу тело в неровном свете пламени. Каким-то чудом Сеон – один-единственный из всех – странно, нелепо и как-то незаметно погиб, и неизвестно от чего, и теперь он лежал вниз лицом, а около головы расплылась чёрная лужа крови; в неестественно вывернутой руке в безжизненно разжавшихся пальцах таинственно поблёскивала чёрная игрушечная кошечка. Мир вокруг как-то сразу отошёл на второй план, испуганно отпрянув, а всё, что видел перед собой Ромес, - это было мёртвое тело Сеона. «Почему? – спрашивал себя Ромес. – Как? Почему?»

Но так или иначе – кошечка была у него. Он шёл по короткому пути, а вокруг скакали счастливые чёрные животные. Позади потрескивало пламя, уничтожающее стулья; треск становился всё тише, тише, пока не стих совсем. Ромес знал: через некоторое время запертых в клетках азартных игроков освободят, и вряд ли кто-нибудь из них когда-нибудь захочет смотреть на бои гладиаторов. Но Сеон… Что случилось с ним? Никто его не трогал, и вот… А насчёт кошечки – это что, опять случайное совпадение?

- Прощайте, – сказал Ромес чёрным зверям. – Спасибо.

Одно из животных – уже знакомая Мегера – подошло к нему, положило мощные передние лапы ему на плечи и лизнуло в нос. Они стояли возле входа в правый коридор, где остался Таар. Ромес прощально поднял руку и махнул животным. Они безмолвно растворились во тьме.

Ромес не волновался перед тем, как открыть дверь. Он всегда знал: судьба в его руках, и в то же время от неё не уйдёшь. Её можно менять, но от неё не спрячешься. Что на этот раз окажется за дверью?

И всё же, входя, он набрал полную грудь воздуха, словно погружением  в пучину морскую.

За дверью была весна. Местами ещё лежал снег, но солнце уже стало ярким, радостным и очень-очень тёплым. Голубое небо смотрелось по-весеннему прозрачным. Невдалеке в ложбинке стоял беленький маленький аккуратный домик. Ромес направился к нему. Не успел он постучать, как дверь приоткрылась, и на пороге появился человек, в котором Ромес с большим трудом узнал Таара. На руках у Таара был полугодовалый ребёнок.

- Ром?! – изумлённо воскликнул Таар. – Вот так встреча! Ты же обещал вернуться скоро, а прошло уже больше двух лет!

- Да? Для меня самое большее прошло несколько часов.

- Но как же?.. Впрочем, мне в этом не разобраться. Да ты проходи!..

- Нет, я иду дальше, и чем скорее, тем лучше. А как ты? Рассказывай!

- Понимаешь, это такой мирок, где та, которая меня бросила, влюблена в меня по уши. И я очень счастлив. А вот это мой сын. Наш с ней сын! Ну-ка, малыш, взгляни на дядьку Ромку, который привёл папку к твоей маманьке! Мне здесь хорошо, Ром, и ни за какие сокровища мира я не уйду отсюда. Позвать мою жену?

- Нет, я тороплюсь. Мне надо продолжить путь, буду искать свой мир.

- Хорошо, иди. И да помогут тебе небеса!

Странной получилась эта встреча с близким другом. Оба растерялись. Между ними было время, которое прожил Таар и которого не заметил Ромес. Напоследок Ромес сказал:

- Когда-нибудь мы с тобой встретимся. Возможно, я приду к тебе в гости, а поэтому говорю: до свидания!

Ромес шёл день и шёл ночь, и главное было – не оглядываться. Он не оглянулся ни разу. В небе клином летели цветные остро отточенные карандаши, а где-то в ручье шелестела перфолента. Ничего страшного. Был еловый лес, а за ним – пустыня с кактусами, а за ней – тени льдов среди вьюги, а дальше – тёплое болото, пахнущее гнилью и серой, а потом… Но это не столь важно. В пещере, доверху заполненной чистой водой, у самого пола был люк. Ромес, пройдя сквозь воду, дёрнул за кольцо-ручку, люк открылся, и он вышел в ночь. Прямо перед люком росло большое кряжистое дерево, а под ним, небрежно развалившись, сидел ковбой в опущенной на глаза шляпе, в коричневой кожаной куртке с бахромой, в старых синих потёртых джинсах и в сапогах со шпорами. Он задумчиво жевал конец шейного клетчатого платка. Люк за Ромесом захлопнулся; Ромес оглянулся и позади себя увидел лишь обычный ночной лес. Ковбой указательным пальцем сдвинул шляпу, взглянул на Ромеса нагло-невинными широко открытыми голубыми глазами в трогательных стрелочках длинных ресниц и, не прекращая жевать кончик завязанного на шее платка, сказал:

- Привет.

- Привет, - ответил Ромес. – Что ты тут делаешь?

- Жду. Давно здесь никто не проходил. А теперь пришёл ты, - платок мешал ковбою говорить, и он его выплюнул.

- Зачем ты ждал и кого?

- Тебя. Я поведу тебя туда, где в синем море рождается синее небо, где из синей тучи летят синие молнии, где с синих гор бежит синяя река, где на синих деревьях распускаются синие цветы, где синие вершины и синие пропасти. Синей зимой на синем снегу лежат синие тени, а синим летом в синих полях цветут синие васильки. Это – страна мечты и надежды, сюда приходят те, кто умеет мечтать и надеяться. Я поведу тебя туда. Я – проводник. Твой. Только для тебя.

- Спасибо. Зачем это тебе?

- Каждый делает своё дело: ветер дует, солнце светит, льёт дождь и падает снег. Это всё так понятно. А я веду по мирам тех, кто мечтает и надеется. Чего же проще? Я здесь живу. Слабые миры изменяю я, сильные миры изменяют меня. Это понятно.

- А цель?

- Зачем? Разве у звёзд есть цель? Или у камня, или у воды? Просто где-то в мироздании есть я, и я веду по мирам. Чего же ещё? Я – случайный спутник на одной из миллиардов дорог одиночества. Одинокие не пренебрегают спутниками. Тот, кто приходит сюда, одинок. Отсюда он ещё может вернуться. Ты вернёшься? Подумай. Ещё не поздно.

- Я пойду вперёд.

- Тогда пошли, - ковбой встал, отряхнулся. – Моё имя – Синерок.

- Я – Ромес.

Они шли, взявшись за руки, чтоб не потеряться, сквозь ночные миры. Миры были разные, но все они тихо спали, звеня звёздами, лишь где-то далеко красиво и спокойно пели ночные птицы. Всё вокруг было хорошим и добрым.

- Когда настанет утро, всё будет по-другому, – сказал Ромес.

- Да, - согласился Синерок, - начнётся длинное-длинное утро. Кстати, совсем забыл… Хотя… какой пустяк! Вошедший в эти миры никогда не вернётся назад.

Была тихая ласковая ночь.

- И вошедший сюда никогда не умрёт.