Маленькое путешествие в Петродворец

Маленькое путешествие в Петродворец
30 октября 2011 г.

В этот день  с утра был сильный ветер, и  небо было хмурое, серое, неприветливое. Это был бы  совсем уже неприятный день, но все же не было дождя, для петербургской осени и это огромное преимущество. И  главное, это было воскресенье, выходной, и  все-таки это было путешествие, настоящее, хорошее,  хотя и маленькое, но обещавшее встречу с прекрасным.
Эту фразу – про встречу с прекрасным, хотя я и пишу с улыбкой, но построить иначе просто не могу – Петродворец это действительно всегда  встреча с прекрасным, Петродворец – это само  воплощение прекрасного.
И воздух, когда мы сошли небольшой компанией ( я, моя коллега по работе в КИТе Маргарита, ее мама  и маленький  сын Ваня) с перрона  Петергофского вокзала -  воздух был совсем другой, чем в городе, свежий, с залива, из парков, с их листвой, хвоей и цветами.    
Мы прошли небольшим  парком и  вышли в город – городок,  дома, все  не более пяти этажей, окрашены в пастельно желтый и голубой, иногда розовый цвет особнячки, про которые точно не знаешь еще, обычный ли это многоквартирный  дом, сообщество богатых собственников   или он и вовсе принадлежит одному человеку. Все кажется уютным, и  золотистый свет в окнах,  и  то, что никто никуда не спешит на улице  и само ощущение блаженства  неспешного выходного дня в небольшом  хорошеньком городке,  идти так приятно, и еще радостнее от ощущения, что мы скоро увидим чудесные парки Петродворца. Увидеть осенью парки петербургских пригородов – счастье, а Петродворец – красивейший из них, и самый радостный. Это парадиз, земной отблеск рая. Здесь живет счастье.   
Когда я гляжу из окна поезда на эти хорошенькие благоустроенные  коттеджи  вдоль железной дороги из Петербурга в Ораниенбаум, и на эти небольшие дома, мною невольно овладевают мечты о благоустроенной удобной, обеспеченной  и уютной жизни, с налаженным бытом и уверенностью и в своей профессиональной состоятельности, и вообще в будущем. В такие моменты я  напоминаю себе актера Вицина в роли  Бальзаминова,  которого время от времени далеко уносило мечтами в воображаемый мир, так что он  напрочь забывал о действительности.
Мечты Бальзаминова были, как и эти мои, тоже очень так себе и тоже о материальном благополучии, а в один момент он прямо говорит то, как представляю себе и я, уносясь мечтами в заоблачное будущее. Это происходит,  когда он объясняет матушке, что, собираясь привезти в дом  похищенную невесту, искренне считал, что все остальное само собой уладится и сделается иначе,  и гораздо лучше, чем есть на самом деле. 

Мы прошли по Новому Петергофу до парка Александрия – я, как ни удивительно, раньше совсем не знала этого парка. Удивительно это потому, что раньше, во времена моего детства, мы так  часто бывали в Новом Петергофе,  что я считала сам город родным.
Александрию – удивительный готический храм  Капеллу, и колодец,  и памятный камень садовому мастеру Эрлеру мы открыли весной 2010 года с моей подругой по работе на Леннаучфильме и по учебе во ВГИКе Дианой, когда приехали в Новый Петергоф, и  оказалось, что я позабыла дорогу к паркам.
Поэтому от вокзальной площади мы  пришли  прямо в Александрию, но так и не увидели коттедж и руинный мост и другие чудные места этого парка, а, полюбовавшись храмом, с удивлением узнав, что это православная церковь во имя святого Александра Невского,  отправились вниз  к заливу – нам так хотелось увидеть залив! 
И мы в тот раз дошли до залива, и любовались плещущей  о берег водой, и  вдыхали  свежий ветер, и рассматривали силуэты Кронштадта и Петербурга на синем горизонте.  И снова поднялись вверх по дороге в горку к храму,  и удивлялись, и любовались, и конечно, размышляли как здорово бы это вписалось в  идею нашего фильма ( с абитуриентских  времен ВГИКа мы  в любое время готовы говорить об этом применительно к разным своим идеям),  вышли из Александрии, повернули к знакомым местам и пошли гулять по Нижнему парку. И в то весеннее путешествие мы повстречали в парке серенькую белочку и восхищенно кормили ее орешками и не могли надивиться этому чуду, так что даже позабыли на время о своих великих трудностях и не менее великих творческих планах.
Но в этот раз мы пошли прямо  в Александрию, мимо прекрасной готической капеллы, мимо камня  садовому мастеру Эрлеру.
И тут посреди зеленого луга я увидела монумент, знакомый мне по фотографиям в интернете  - памятник «Работным людям – строителям Петергофа», небольшую стелу серого камня. Именно об этой стеле знатоки парка Сергиевка писали, что  она находилась в овраге Сергиевки, на постаменте, который  и сейчас расположен  недалеко от каменной валун-Головы. Хотя моя память почему-то  настойчиво подсказывает мне, что этот постамент появился немного позднее, чем я помню Голову и  место, которое она занимает в парке. Но я не уверена в этом до конца. И этот постамент и сам овраг  для стелы мне кажутся не совсем подходящими, но один из знатоков Сергиевки в интернете писал, что с точностью обмерил постамент и установил, что  пустая площадка пьедестала и основание памятника «Работным людям» совпадают по размерам. Да и овраг,  в низине которого течет речка Кристателька   искусствоведы  называют  главным  местом  расположения скульптуры герцога Максимилиана Лейхтенбергского. Герцог владел известнейшей в художественном мире картинной галереей в Мюнхене, и  привез в Россию крупную коллекцию произведений искусства.
 
В Александрии все было мне незнакомо и непривычно, и  Руинный мост, с большими  вазами из пудожского камня, и березовыми периллами, прямо  в камне, удивительный, большой, эклектичный. По ощущению – не из Петродворца, а скорее из Павловска, Пушкина, может быть, даже и вовсе из других  усадебных мест.
 И Фермерский дворец, и дворец Коттедж, с невероятно изящной, словно накрытой вуалью из  кружев верандой,  и вдали, на берегу остатки дворца, Нижней дачи Николая Второго,  и  мостик в китайском духе, с непременно плавающими рядом уточками.   

Каменный диван  в Александрии, – огромный валун с высеченным в нем  сиденьем со спинкой, который я впервые увидела на фотографиях в Интернете, все в том же моем любимом альбоме «Находки» в группе «Петергоф в старых фотографиях» в социальной сети «Вконтакте»,  мы отыскали без труда.
От прежде виденных мною природных каменных кресел это  отличалось тем, что сидение его как бы разворачивалось  под углом от середины, и таким образом образовывало треугольник. Хотя сам по себе камень, треугольный в плане в природе совсем не редкость.
Рита сказала, что по одной из версий  каменный диван  располагался на краю поляны, на которой  царственные особы играли в теннис.
Ваня отыскал в камне круглое отверстие и с гордостью продемонстрировал его мне.  Не понятно для чего оно предназначалось  – может быть, для зонта от солнца? Диван действительно замыкал собой поляну, но сама поляна  была   заросшая травой, заболоченная.
Не могу словами  передать чувство, которое вызывают у меня эти камни, которых коснулась рука мастера, но которые в то же время продолжают жить своей природной жизнью. 
Когда я гляжу на каменные изваяния, подобные этому – дошедшие до нас из минувших эпох практически как они есть, без реставрации и реконструкции, я ощущаю замирание сердца от причастности к ним, к тем людям, которые видели эти каменные скамейки, диваны, каменные пристани  почти так же как вижу их я  сейчас. И Каменная голова в парке Сергиеевка была, несомненно, самым невероятным чудом в этом ряду.
Мы шли вдоль берега залива, и я не могла оторвать взгляда от волн Финского залива, набегавших на камни, камни были розоватые, сиреневые, мокрые от воды, они сияли и  были насыщены цветом.
Поднялись вдоль ограды, разделяющей Александрию и Нижний парк, вошли в Нижний. Солнце к тому времени уже вышло, и хмурый день смягчился, стал теплее и нежнее,  и солнце  высветило золотом аккуратно стриженные зеленые газоны, и зеленые ели, и вишневую и багряную листву.
Мы спустились к  фонтанам, которые уже были выключены, прошли по парку. Осень была ощутима в том, что особенно ближе к берегу залива парк становился просторнее, прозрачнее, все пространство его было видно далеко по сторонам – цветы убраны, газоны  прибраны, дорожки выметены. Многочисленные ребятишки бегали вокруг  непривычно сухого фонтана-грибок ( я с детства знала, когда стоишь под его крышей – всегда идет дождик!). Сейчас  он казался совсем  маленьким, простым, почти игрушечным, словно стоял в детской песочнице.   
И тут наша маленькая компания расклеилась. Маргарита, которой с утра нездоровилось,  почувствовала себя совсем  плохо, и они с Ваней решили ехать маршруткой домой в город. Мама Маргариты отправилась в город отнести книжку знакомой. А я решила остаться и погулять немного еще по парку – мне так не хотелось уходить отсюда. Странно было сознавать,  как наша маленькая дружная компания, так славно путешествовавшая, вмиг распалась и я осталась одна.
Я спустилась вниз к заливу, и снова пошла вдоль берега, уже к пристани. Было удивительно видеть осушенные бассейны и в них  золоченых тритонов, которые обычно покоятся на глади прудов, а на деле венчают длинные и ветвистые  трубы, летом подающие к ним воду. Тритоны, как малая часть открывшихся взгляду  конструкций, выглядели невероятно непривычно.
Уже  вечер спускался туманной синевой, и залив был прекрасен, как прекрасен берег моря, которое мы видим так редко. Кругом парами, в компании и поодиночке прогуливались люди. Я невольно ловила обрывки разговоров, все это были приятные, хорошие разговоры, и  чудное ощущение тихого счастья и доброжелательности было разлито в  потеплевшем воздухе. Но сильнее всего я ощущала невероятное одиночество, вдруг охватившее меня. Пока мы идем куда-то по  дорогам пригородных парков с Дианкой, болтая и прикалываясь  на ходу о  нашей жизни в кинематографе, которая так до сих пор и не состоялась, и удивляемся белками, синичкам и сорокопутам, и даже воронам,  тут же забывая о  перипетиях жизни в кинематографе,  я, конечно,  помню, как мы гуляли здесь с родителями – еще бы я не помнила это, если мы приезжали сюда несколько раз за лето! Но помню легко, как  приятное воспоминание.
Разговоры, мысли о будущем и заботы  настоящем не дают мне уйти в воспоминания.
Сейчас же картины из прошлого вставали передо мной неостановимо, одна за одной. И то, чего я не помнила явственно, возникало в виде черно-белых фотографий из семейного альбома.  То, как с  приезжими из другого города гостями, родители и я  приходим в ресторан Шайба,  который, конечно назывался как-то иначе, более привлекательно. Потом, в после перестроечные годы  его снесли за несоответствие эстетике Петродворца. А сейчас, почти на его месте наворочены какие-то деревянные платформы с пластиковыми  столиками и стульями, которые, наверное,  больше отвечают петродворцовой эстетике.
Аттракционы в Петродворце – необычные, нарядно украшенные узорами расписные лодочки, и чудесный городок аттракционов – словно современное продолжение всех веселых петровских затей, они были достойным завершением петродворцового праздника. Не помню, когда их, не отвечавших эстетике,  не стало, как и Шайбы, и до сих пор вспоминаю их с благодарностью и грустью.   
И фотографии – где моя совсем молодая  мама, такая тоненькая, кудрявая, в длинной пышной юбке по моде того времени,  сидит со мной на коленях на бортике  фонтана Пушки на фоне Золотого каскада – архаичного, выстланного  шелково-золотистым листами, украшенного странно архаичной скульптурой.
А на других фотографиях - бабушка и дедушка, запечатленные молодым  папой, такие чинные, нарядные, замерли у римских фонтанов. И родная сестра бабушки, Мария Андреевна, бабушка Муся, такая печальная и прекрасная, замерла, опершись на перила балюстрады. 
Но ничего, я справлюсь, любящие меня, они со мной, в моих мыслях, в моем сердце.
Это завораживающее, затягивающее ощущение – я иду одна среди незнакомых, но не враждебных, скорее приятных людей, и несу в своем сердце разверзшуюся бездну воспоминаний, и мне надо выйти из них, вместо того, чтобы бесконечно повторять тургеневское «И все они…» 
И море, такое молочно серое, и  небо становится все более серебристым, сливаясь  с заливом, и утки у берега кувыркаются в воде и переворачиваются, и переговариваются между собой. Белая полосочка вдали и плавающий белый  маячок, совсем уже синие очертания Петербурга с одной стороны, Кронштадта – с другой. 
Уже спускается вечер, но гуляющие все не расходятся, им не хочется расставаться с красотою Петродворцового парка, и с приятным воскресным вечером, как и  мне. Я тоже все время останавливаюсь и фотографирую. Мне хочется  запечатлеть этот ускользающий  осенний чудный вечер. 
Уже темнело, но я решилась пойти в Верхний парк. И там были  гуляющие люди, и  было не страшно.  Мне хотелось увидеть осушенным фонтан  с тритонами, у  самого парадного входа в парк. Я помню его осушенным в детстве. Родители спустили меня вниз побегать по сухой чаше фонтана вместе с другими малышами, которые  там весело резвились. Но я боялась  круга бронзовых тритонов, вознесенных на пьедесталах и самого главного из них,  центрального, мне были видны лишь страшные когтистые передние лапы  чудовища и змеящийся хвост в свинцово-черной чешуе. Робея, я согласилась подойти к маленькому черному  водному дракону из свиты  – он вовсе не казался мне забавным, но к центру приблизиться не смогла себя заставить.         
Сейчас я прохожу мимо Нептуна, с трудом  припоминая  запутанную историю о том, как скульптура перемещалась из России в Германию и обратно, и  разглядываю его причудливую  свиту, водных коней-гиппокампфов и наяд, и вот уже виден мой страшный тритон – он чернеет в центре пустого бассейна, а по дну суетливо бегают вороны. Круговая свита  его  уже закрыта на зиму в деревянные ящички.   
Я снимаю ворон, тритона, и закат над оградой и силуэт храма, и быстрыми шагами направляюсь к выходу. Я знаю, идти еще порядком, и набираю скорость, сколько могу.  Иду мимо  удивительного высокого шатрового храма, прозрачной канавки, его окружающей, торговых рядов,  выхожу к родному  светящемуся  всеми  огромными окнами зданию бани.
Мы приезжали сюда из Сергиевки,  с дачи, каждую субботу, в детском отделении был чудесный полукруглый  бассейн-лягушатник, на стене, к которой он примыкал, было мозаичное панно с аистом. Точно такое же, чудесное, веселое, красочное панно  было  и в той бане,  куда мы ходили в городе. Есть ли оно сейчас? И какие чистые спускались мы  вниз, в просторный стеклянный вестибюль, чудесно пахнущий мылом, и пили воду из автоматов газированной воды, и,  направляясь к вокзальной площади, заходили в магазины, и шли на автобус 351,  который отвезет нас домой, на дачу.
Я с благодарностью и теплотой гляжу на бани, и  иду, иду дальше, еще поворот по ночному шоссе, иду по нему как возможно быстро с отчаянно  бьющимся сердцем. Но вот он миновал, и я выхожу  к готическому, удивительно прекрасному вокзалу – он напоминает мне о  моем Сильберте, о Шарле де Костере, готика, и сразу возникают  наши с Дианкой рассуждения о кино, мечты о наших фильмах, они не сбылись и не сбываются, но помогают выжить! поднимаюсь на платформу – она  под  изящным навесом с кудрявыми завитушечными колонками  и кронштейнами из металла, и вот уже поезд – я точно успела, он освещен, в нем люди, тепло. Все,  что я покидаю,  теперь стало тьмой за окнами, я возвращаюсь домой.
                10 января 2011 г.