Такаюки

                Такаюки*1

   - Сколько можно сидеть ночами в этой проклятой мастерской? Одних дров сожжено в плавильной печи столько, что ими можно в длинные зимние ночи согреть все дома деревни. Нет, чтобы заняться полезным делом - лепить чашки из глины, продавать их туристам, приезжающим к морю поглазеть на волны, фотографировать нас - простых людей, которых города и прогресс скоро проглотят вместе с лодками и рыбацкими сетями.
   Ворчание жены в маленьком саду, где она, сидя на циновке под персиковым деревом, кормила жидким куриным супом ребёнка, нисколько не трогало Такаюки. Он слушал её в пол уха и воспринимал это ворчание, как определённый ритуал, без которого в доме стало бы тихо и скучно.
   Такаюки смотрел в форму, где остывало, переливаясь оттенками красного, бордового и ярко-жёлтого, его новое творение. Он предвкушал, как через несколько минут, когда бронза остынет, его сильные кулаки раскрошат глиняную форму и он явит солнечному свету чашу, которая вечером, когда начнётся дождь, даст людям возможность насладиться глубоким чистым звуком. То, что дождь будет, Такаюки не сомневался, потому что с севера к заливу медленно, но верно приближалась огромная туча.
   - Мальчик мой! Было бы хорошо, если бы твой отец, одержимый несбыточными мечтами, сделался гончаром. Что скажешь на это, Хотару, сынок?
   Такаюки усмехнулся и покачал головой, не отрывая взгляда от густеющей и меняющей цвет бронзы. Его маленький сын ещё не умел разговаривать, а только ворковал, словно голубь, поселившийся под черепичной крышей старого дома. Ничего, скоро мальчик вырастет и будет помогать отцу в мастерской.
   Будто прочитав мысли мужа, Аими громче, чем обычно, произнесла:
   - Нет, Хотару. Ты даже не думай о бронзе. Ты станешь моряком, тебя возьмут на большой пароход. Там ты будешь работать, не жалея сил и, может быть, дослужишься до рулевого. Я ещё увижу тебя капитаном корабля. Плавильная печь лишит тебя будущего. Она приносит твоему отцу одни разочарования. Не хочу, чтобы ты стал таким же безумцем, как он.
   Такаюки посмотрел в сад через щель в стене хижины, которую он гордо называл своей мастерской. Эта постройка, как и дом с маленьким садом, крошечным прудом, где, сколько он себя помнил, плавали ленивые золотые рыбки, достались ему от отца, а тому от деда. Старые доски и брёвна, почерневшие от времени, выброшенные когда-то на берег морем, совсем рассохлись. Было видно, как Хотару, пока мать отвернулась, опустил маленькие пальчики в остывший суп. Потом он встал на колени и помогая себе одной рукой, а вторую держа на весу, пополз к пруду - кормить рыб.
   - Эй, Аими! Наш ребёнок сейчас утонет, - крикнул Такаюки.
   Жена встревоженно вскрикнула и перехватила Хотару у самой воды.
   - Вот же непоседа. Нет, чтобы, как твой отец, сидеть тихо и слушать ветер, приносящий с моря разные звуки, капли дождя и запахи тропических островов, так ты норовишь влезть в этот, кишащий рыбами, пруд. Быть тебе бедным рыбаком, а не капитаном. Или вот. Будешь смотрителем маяка*2.
   Такаюки снова улыбнулся.
   "Вот только что ворчала на меня, упрекая за то, что вожусь с бронзой день деньской и тут же ворчит на мальчика. Ну, кто виноват, что парень похож на ртуть или на горячий, разогретый жаром пламени металл, текущий по наклонному желобу в форму?, - подумал он. - Ох уж эти женщины!"
   Тем временем, чаша остыла, и Такаюки разбил глиняеую форму. Целую минуту он любовался лепестками цветов на бронзе и иероглифами, которые составляли слово "Котоне*3".
   "Конечно, ещё придётся поработать резцом, чтобы убрать наплывы металла, но главное не это, - размышлял Такаюки, задумчиво вертя чашу в руке. - Посмотрим, как она будет звучать?"
   От нетерпения услышать пение бронзы у него затрепетало в груди сердце.
   "Зачем ждать ливня?, - спросил он сам себя и заторопился, - Скорее, скорее!"
   Такаюки оглянулся. В углу мастерской стоял большой чугунный ковш с водой, в котором он охлаждал литьё, когда спешил сделать очередную безделушку на продажу. Он ещё раз проверил записи деда и отца. В старой рукописной книге были зашифрованы секреты изготовления чаш. Тень досады пробежала по лицу мастера.
   "Нет, чтобы оставить мне рецептуру добавок, какое дерево использовать для огня, состав глины для форм, сколько песка добавить в смесь. Им нужно было напустить тумана, чтобы каждое следующее поколение рода Хидзёси мучилось, добиваясь совершенства", - подумал Такаюки.

*1 Такаюки - японское имя. Означает - "Движущийся к вершинам".
*2 Хотару - имя, означющее Светлячок.
*3 Котоне - яп. Арфа.

   Мастер прикусил язык. Упрекать предков - дурной тон и неуважение. Духи умерших, обитающие в саду, всё слышат. Он даже в мыслях старался избегать упоминание фамилии Тоётоми, которую император дал роду Хидзёси, поднявшемуся к вершинам власти из среды сельских самураев. Преданность основателя рода великому Ода Набунаги сыграло с кланом злую шутку. Во время битвы за Осаку большинство членов семьи погибли, и род Тоётоми почти угас. Прадед Такаюки выжил, бежал в глушь, отдал морской пучине свой меч и затаился, сделавшись прилежным учеником деревенского кузнеца. Он оставил мечты о воинской славе и стал одержим тонким звуком бронзы.
   "Наверное, эта одержимость и передаётся по наследству в нашем роду вместе с этой лачугой, старой печью и запасами руды", - думал Такаюки, подвешивая на длинной верёвке чашу за литые петли к потолочной балке.
   Он налил воды в пустую бутылочку из-под саке, влез на табурет и, осторожно наклоняя сосуд, позволил первой капле пролиться вниз.
   Тонкий чистый, необыкновенной красоты тихий звук раздался под сводами мастерской.
   - Неужели? - изумлённо прошептал Такаюки.
   "Или слух подвёл меня?" - подумал он, снова наклоняя бутылочку.
   Ещё несколько капель пролилось в чашу.
   "Получилось, получилось!", - мысленно ликовал мастер.
   Он обернулся на шорох. В проёме открытой перегородки стояла Аими, держа на руках сына. Она с уважением смотрела на мужа. Чёрные волосы оттеняли бледное, красивой формы, лицо. Крылья тонкого носа трепетали от едва сдерживаемого частого дыхания. Она слегка запыхалась в быстром беге. Полные, цвета красной розы, губы, приоткрылись в слабой улыбке.
   "Какая она красивая, подумал Такаюки. - Следующую чашу я назову Аими*1".
   - Что это было? - спросила женщина.
   - Это было то, на что я потратил всю жизнь. Я разгадал секрет клана Хидзёси и теперь могу подарить духам побережья новые голоса.
   - Неугомонный, - ласково произнесла Аими. - Правильно люди называли твоего отца и деда сумасшедшими.
   - Пусть их, - легко согласился Такаюки и спрыгнул вниз. - Как там дождь, далеко?
   Аими оглянулась.
   - К вечеру будет точно.
   - Тогда, прошу тебя, не мешай. Мне нужно успеть сделать ещё несколько чаш, - сказал Такаюки, подбрасывая в печь сухие куски дерева, отобранные заранее.
   - А ребёнка оставь в покое. Придёт время и он сам выберет, что ему нужнее - тайны звука или рыбацкая сеть.
   Не обращая больше внимания на жену и сына, он принялся счищать кору с толстых сухих веток вишни и груши про запас.
   - Все вы Хидзёси безумцы, - тихо сказала Аими.
   Она подошла ближе, погладила мужа по вспотевшей спине, посмотрела на груды мышц, приподнимающих смуглую кожу на  плечах и запястьях. Ожоги от горячего металла чернели на теле мастера пятнами неправильной формы.
   - До дождя не успеешь.
   - Должен успеть, - сказал Такаюки, не оглядываясь.
   Вечером уже в сумерках начался дождь. Жители деревни: рыбаки, не успевшие свернуть сети, приезжие торговцы рыбой, оценивающие на берегу у лодок вечерний улов, женщины, готовившие ужин в своих домах, туристы, заполнившие в эту пору единственный ресторанчик в центре деревни, поднимали головы и прислушивались.
   К звуку, похожему на звон соприкасавшихся мечей, к которому все уже привыкли и, который поднимался от многочисленных бронзовых чаш, подвешенных одна над другой под крышами домов, прибавился новый.
   Это был волшебный переливающийся звук, похожий на звучание сямисэна*2.

   *1 Аими - яп. имя, означающее Красота любви.
   *2 Сямисэн или атэдзи. Написание иероглифами означает - "три оттенка струн",  японский щипковый трёхструнный музыкальный инструмент.