14 октября

              Сон около 8 утра 14 октября в Измайловской квартире
             ____________________________________________
    
     Намерен прочесть публично наизусть стих.
Уже выступили другие чтецы, а я,
не известный ни организаторам, ни широкой публике и потому не объявленный в программе, 
самочинно решаю прославиться здесь любимым искусством, неожиданно для себя и окружающих).
     Времени на выбор стихотворения практически нет.
Спешно пробегаю в памяти те из коротких, что наверняка прочту без запинок и ошибок.
     Вдруг осеняет (как можно было забыть!?): конечно, - "Сон Попова"!
     Хотя это - самая длинная вещь в моём репертуаре (20 минут),
но - необыкновенно выигрышная
(живой разговорный язык, на редкость легко воспринимаемый на слух,
остроумие, вечная актуальность для российского слушателя, малая известность),
к тому же, - помню его наизусть безошибочно,
мастерски читаю, всегда с блеском и нескрываемым удовольствием.
     Завлекаю слушателей загадочным объявлением:
"Сейчас я прочитаю вам фантастически интересную вещь! Не уходите!". Ждут...
     Но! Никак не устанавливается необходимая мне абсолютная тишина.
Как это всегда бывало на моих уроках в школах,
неустанно осаживаю каждого нарушителя:
"Тише! Я сейчас начинаю читать!".
Кричу другому: "Это - хамство!".
     Коренастый среднего роста юноша в сером пиджаке
проводит девушку в коридоре между двумя каре столов
к свободным местам и, нисколько не сдерживаясь,
в полный голос ведёт с ней беседу.
Разгневанно подбегаю к нему: "Это - омерзительно!" Не действует.
Усиливаю нападение: "Вы - омерзительный человек!!!".
В то же время отдаю себе отчёт:
точнее, а потому менее обидно, было бы сказать, "не переходя на личность":
"Ваше поведение - омерзительно!!!" ...
     Время идёт, но тишины всё не могу добиться.
Трачу уйму усилий, энергии, душевных сил на борьбу
с каждым разрушителем необходимого условия своего ожидаемого триумфа чтеца -
безмолвного внимания.
Кто-то кашляет, кто-то чихает, кто-то роняет вещи, кто-то обращается к соседу,
кто-то, шаркая или гремя мебелью, переходит на другое место.
И каждый получает мою взбешенную, страстную реакцию усмирения ...
     Некоторые неторопливо удаляются.
Ладно, пусть останутся хоть пятеро, даже трое: лишь бы заинтересованные.
И, на самом деле, - замечаю нескольких упорных
(в том числе, одну знакомую девушку в коричневой кофточке),
терпеливо ожидающих перформанса.
Я успел уже в коротких промежутках между борьбой с шумом пару раз объявить
заглавие этой сатирической поэмы А.К. Толстого, но дальше никак не продвинусь ...    
     Неожиданно число слушателей заметно увеличивается.
     И, наконец, - вот она: долгожданная благословенная тишина.
Она сейчас будет заполняться звуками моего голоса,
столь любимого близкими и друзьями и почти всегда узнаваемого в телефонной трубке
даже мало знакомыми людьми ...
     И - только приготовился исполнить первую строку - 
"Приснился раз, бог весть с какой причины ... " -
дверь напротив меня, в конце зала, неслышно распахивается
и столь же неслышно с достоинством входят размереннымм неторопливыми шагами
один за другим два высоких вельможи в кудрявых белых париках на гордых головах,
у каждого с макушки парика спускаются вниз спереди и сзади
по одной длинной узкой,тоже белой, косичке.
     Эта пара проходит почти весь зал и первый вельможа спрашивает,
ни к кому не обращаясь,  не слишком громко, но слышно всему залу:
     "Здесь будут читать Пушкина?", делая ударение на последнем, а не первом, слове ...

     И ... опять покой нарушен ...

Проснувшись, сразу формулирую себе вывод:
"Живые люди - помеха исполнительскому искусству".
И - вслед за этим - второй: "Прав был Глен Гульд!".
И - последний: "Надо всё-таки, наконец, сделать
аудио-запись всего моего репертуара
"Жемчужины русской и советской классической прозы и поэзии" ...   

А немного позже вспоминаю:
"Как всё-таки приятно наблюдать, как ты доставляешь живым людям
(если они не отвлекаются и не мешают тебе!) удовольствие
своим исполнительским творчеством!